Прости меня, мама. Роман

Она заплакала, но после некоторого молчания вновь принялась рассказывать, как активисты забирали сундуки, в которых находились девичьи и женские наряды, и всё, что было в доме, кладовой и под навесами во дворе.

– Они изъяли даже предметы, необходимые для ведения домашнего хозяйства: хомуты, верёвки, короба, овчины, кожи, плуги, мешки, сбруи. Погрузив на телеги, они увезли на лошадях всё, оставив в пустом доме большую семью с чугуном картошки и без хлеба. Не забрали только одежду четверых деток и одеяла для них, – вздрагивающим от волнения голосом говорила женщина.

Так хозяева крепкой усадьбы стали беспомощными и униженными перед вероломством активных сельсоветчиков, сделав в один миг настоящих тружеников нищими.

Пока в доме творилось насилие активистов, Зинаида отправила к брату Григорию своего младшего брата Кирилку, чтобы тот рассказал им о своём горе. Мама и сестра так и не дождались его обратно, потому что вскоре прибывшие трое красноармейцев приказали всем собраться и под ружьём повели их к ближайшей железнодорожной станции. С собой разрешили взять только самое необходимое: еду, одежду и одеяла для детей.

– Куда нас везли, точно никто сказать не мог. В дороге заболел двухлетний сын Иван. Он лежал на подстилке, был весь в жару, и его глаза были почти безжизненными. Всё время просил пить. Двое суток поезд издевательски медленно тянулся или стоял на путях, а конвоиры редко когда давали набрать воды. Моя мама качала сына, дав ему сухарик, но он только держал его в своей маленькой ручке, не в силах поднести ко рту. Остальные малолетние детки, как воробышки, прижавшись к бабушке, сидели у неё под крылом, – плача уже навзрыд, рассказывала Зинаида Кирилловна.

Её стал успокаивать муж, пытаясь остановить эти воспоминания, а дочь Алевтина, крепко обняв свою маму, говорила ей о своей любви, вытирая слёзы, капавшие на её руки из мокрых глаз матери.

Наконец, муж предложил своей жене покинуть беседу. И они действительно ушли, но только на время.

Примерно через полчаса Зинаида Кирилловна явилась одна. Она была спокойна, сказав:

– Иван, может быть наша беседа будет единственной и последней в моей жизни. Сорок лет я молчала. Теперь хочу о своей жизни рассказать всё. Если вам это интересно, я продолжу свой рассказ.

Попробуем пересказать то, о чём она нам поведала ему дальше.

Поезд, в котором Зинаида Кирилловна ехала со своей семьёй, останавливался редко. Вместе с ней были её отец с матерью и четверо детей.

Наконец, поступила команда «Выходи из вагонов!». Сотни людей спрыгивали с высокого настила и бежали к последнему вагону, чтобы забрать свои вещи.

Но к их удивлению, последнего вагона не оказалось, где-то в пути его отцепили. Так и остались люди без вещей и одежды! А был ноябрь месяц! Впереди зима! Горе-то какое!

Затем их, более тридцати семей, посадили на телеги и отвезли в лес возле какой – то деревни, выгрузив на болоте прямо под открытым небом.

Поначалу они жили в наспех сооружённых из тонких ёлочек шалашах под пристальным оком конвоиров, строя новый посёлок. Они расчищали леса, подрубая корни у деревьев и корчуя их.

Позже им выделили бригаду из местных мужчин для строительства бараков.

В построенных из сырого леса домах в каждой комнате помещалось по две семьи. Когда топили печь, по стенам бежали капли воды. Поначалу кормились тем, что находили в лесу: ягодами, грибами, ветками малины для чая.

Потом продукты им стали привозить, раздавая по установленным нормам потребления. Жили впроголодь. Мужчины уходили в леса, для женщин организовали бригаду, занимавшуюся переноской кирпича, а затем прорубкой дороги. Когда отдыхали, ели печёную рябину, плакали, да пели песни.

Была ужасная тоска по деревне, которую невозможно было выразить словами. Да и поздняя осенняя погода с низкими облаками, сбивавшимися в обширную лохматую тучу, плакавшую горькими дождевыми слезами, добавляла тоскливое настроение.

– А у моего Ванюшки болезнь не проходила, он покрылся коростой и таял на глазах. Ребёнок смог протянуть ещё две недели и умер на глазах у всех членов семьи. Моего горя в тот момент измерить было нельзя. Отец из остатков досок сделал маленький гробик, положил моего Ванюшку завёрнутого в пелёнку на его дно и дал нам с ним попрощаться. Потом заколотил гробик доской, обвязал его верёвкой и, взяв через плечо, понёс к заранее выкопанной им яме. Похоронили его за деревней, открыв счёт новому кладбищу на русской земле. Я и моя мама, прислонившись к берёзе, беззвучно и безутешно плакали, – не в силах сдерживаться вновь заплакала Зинаида Кирилловна.

Каждый день переселенцы должны были отмечаться в регистрационном листе, но показать себя недовольными такой жизнью было нельзя. Таких переселенцев ждала ещё более суровая кара, для чего комендатура повсюду расставляла своих людей – «шептунов», осведомлявших о настроении спецпереселенцев.

Кирилл Артёмыч, отец Зинаиды, работал на лесозаготовках, приходил домой всегда усталый и угрюмый. Но он держался и молча выносил все трудности. Бабушка всячески старалась помогать дочери и заботилась о своих внуках и внучках. Так прошло несколько лет.

Однажды в спецпоселении заболело сразу более десятка детей и взрослых. Сказали, что эта была вспышка сыпучего тифа. Зинаида своих детей никуда не отпускала от себя, боясь заразиться, но заразились дети соседской семьи. Болезнь коснулась и дочери Галины. Она металась в жару по настилу, заразив младшего сына. Спасти обоих не удалось, они умерли в беспамятстве через неделю со дня начала болезни. Состояние Зинаиды было близко к помешательству. Хоронил их дед, не подпустив к умершим детям никого из женщин. Гроб соорудил один на двоих, закрыл его деревянной крышкой и отнёс на кладбище, вырыв могилу рядом с младшеньким внуком.

Спасти удалось только старшего сына Василия, которому тогда исполнилось десять лет.

Зинаида в её тридцать шесть лет превратилась в поседевшую и сгорбленную старушку.

Однажды, когда женщины мылись в бане, то мама Алевтина Александровна, посмотрев на свою дочь, сказала:

– Зинаида, какая ты худая? Хватит плакать и скорбеть по детям. Надо жить.

И этот настойчивый совет родной матери помог ей. Постепенно она перестала так часто ходить на кладбище, стала приходить в себя и даже поправилась.

Это заметил комендант спецпоселения, который узнав о её способности читать, писать и считать, в то время ему на службу был нужен именно такой человек, пригласил к себе в контору на работу.

Так перед самой войной ей повезло. В силу того, что комендант был неграмотным, Зинаида ему пришлась кстати.

– Вот тогда мне довелось читать много разного рода документов, и я поняла, что с нами сделала власть. Я пыталась понять, кому же это помешало, чтобы спокойно жили себе люди, работали, хлеб растили, за скотиной ходили, большую часть вещей обиходных сами себе делали, да ещё и обществу служили? Разве это было плохо? – задала она вопрос скорее самой себе и продолжила.

– В годы войны умерли мои родители, похороненные рядом с моими детьми, единственный оставшийся в живых сын Васенька тайно записался добровольцем на фронт и пропал. Погиб он или жив, я не знаю. Я думала тогда, зачем живу, когда нет моих детей и родителей со мной? Бог спас меня, познакомив там же с моим нынешним мужем, батюшкой Елизарием. Нас отпустили после войны на все четыре стороны. Батюшка привёз меня на святую землю уже почти двадцать лет тому назад. Вот и доченька Аленька выросла на радость нам. Вот только прошлое не отпускает меня от себя. Моё горе не должно уйти бесследно. Во мне живёт надежда увидеть моего сына или брата. Ведь объявился же тогда мой старший брат, разыскавший меня там, в поселении, но мне было страшно признаться в этом коменданту. Папу и маму я уже тогда там схоронила рядом с моими детьми.

Она заплакала и долго не могла успокоиться. Алевтина вытирая ей слёзы, сама беззвучно плакала. Оказалось, что она сама слышала это впервые, и для неё это было глубоким потрясением.

Чтобы как-то отвлечь женщин от их переживаний, Иван переключил своё внимание на батюшку, спросив:

– Зинаида Кирилловна, а как оказался там батюшка Елизарий?

На что она ответил:

– Да, тогда пострадали многие монахи. Здесь в Дивах он служил Богу, отсюда многих монахов погнали в лагеря.

Иван посмотрел на Зинаиду Кирилловну, и, заметив, что та перестала плакать, сказал:

– Мне очень хочется помочь вам разыскать в Ленинграде вашего брата. Если он ещё живой, то я обязательно это сделаю. Сохранилось ли у вас его письмо к вам?

– Да, сохранилось. Это единственная ниточка к моей прошлой жизни. Я сейчас схожу за ним, – сказав это, она ушла.

Минут через десять она вернулась, принеся конверт, из которого вынула лист бумаги.

– Ваня, эти дорогие мне листочки, я отдаю тебе. Они слабая ниточка, соединяющая меня с прошлой моей жизнью, с мамой и папой и, особенно, с моими умершими деточками, с теми лишениями, которые всем нам пришлось пережить. Ваня, надеюсь, что вы вернёте мне этот конверт и письмо, если не найдёте моего брата Кирилла Кирилловича Карелина. Правда, в письме он подписался другой фамилией… почему-то Самолётовым. Может это и не мой брат вовсе… А вдруг это наш Кирилка… Бога молю, Ваня, узнай там в Ленинграде… Буду ждать от тебя весточки с нетерпением…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.