bannerbanner
Дети больших дорог. 1,5 года в пути, 32 страны, 100 городов
Дети больших дорог. 1,5 года в пути, 32 страны, 100 городов

Полная версия

Дети больших дорог. 1,5 года в пути, 32 страны, 100 городов

Язык: Русский
Год издания: 2018
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 6

В моей же голове мысли по-прежнему формулировались исключительно на великом русском, хотя на пятый день путешествия я начала привыкать к английскому, что не могло не радовать.

В ходе прогулок по городу наткнулась на галерею «Эрарта», в которой мне довелось поработать пять лет назад в Санкт-Петербурге. Наверное, это была одна из самых интересных и творческих работ: в мои обязанности входило написание художественных текстов к картинам современных художников. Иначе говоря, я смотрела на абстрактный рисунок, вдохновлялась тем, как смешались краски на холсте, и выдавала субъективное впечатление в виде красивой словесной миниатюры. К сожалению, позже концепция сайта поменялась, и все тексты убрали еще до того, как я успела сохранить их на долгую память.

На мой взгляд, современное и концептуальное искусство – вовсе не одно и то же. Концептуальное – это повесить кастрюлю на люстру и заставить зрителя ломать голову над тем, что это значит. Современное искусство делается здесь и сейчас, и в большинстве случаев по достоинству оценить его могут не только искусствоведы, но и обычные люди без соответствующего образования.

С этими мыслями я вернулась к Бену, попрощалась с ним, и отправилась искать следующего хоста7 – Лэвина. Он тоже жил один, но намного дальше от центра Цюриха – в пригороде. Тем не менее, и ему было чем похвастаться: соседний дом принадлежал Тине Тернер, что как бы подтверждало престижность всего района. Лэвин работал механиком и мечтал управлять вертолетом, для чего собирался весной поехать в Штаты – учиться в Америке на порядок дешевле, нежели в родной Швейцарии.

Об этом и о многом другом он рассказал мне на набережной у озера рядом с домом.

– Я хотел бы летать.

– Какая необычная мечта.

– Я бы назвал это планами. Учиться в Калифорнии выгоднее во всех отношениях, но я не представляю, как буду жить вдалеке от этих гор…


Мы пили местное пиво и до самой темноты сидели у причала, наблюдая за тем, как в домах на другом берегу зажигаются огни, а на небе появляются звезды. Мне кажется, это была одна из самых красивых ночей в моей жизни. Там и тогда я влюбилась в Швейцарию, которая навсегда осталась в моем сердце туманами и тишиной, разряженным воздухом и наступающей осенью.

Утром Левин, встревоженный моим печальным опытом автостопа из Венеции в Цюрих, купил мне билет в Женеву. Перед тем, как сесть в поезд, я пообещала, что мы обязательно встретимся в Калифорнии через год. Спустя десять месяцев я написала Лэвину, однако не заметила в его ответе энтузиазма. Возможно, он был занят или завел отношения с ревнивой женщиной, но разговор довольно быстро исчерпал себя, и встреча в Сан-Франциско так и не состоялась.

Итак, я ехала в Женеву, оставляя за спиной невозмутимый Цюрих, спрятанный за витражами Шагала. Ужас, который я испытала, узнав, что задуманную кругосветку придется совершить в одиночку, понемногу прошел. Я начала наслаждаться возможностью быть предоставленной самой себе. Размышляя, куда свернуть – направо или налево, я самостоятельно выбирала направление. Лишенная возможности говорить по-русски, я говорила по-английски, изучая язык в два раза быстрее. Оставшись наедине с собой, я начала узнавать себя. Каждый новый день был непохож на предыдущий, и я, наконец, почувствовала себя живой.

Приехав в Женеву, я не стала сдавать рюкзак в камеру хранения: удовольствие стоило 9 франков, то есть, два йогурта и два круассана. Как выяснилось, это было правильное решение – с моим хостом Рафаэлем я встретилась всего через пару часов. Поведала ему о своих дорогах, он, в свою очередь, весьма честно высказался о том, что о русских думают швейцарцы: «Для нас русские – это богатые толстые мужики. Здесь русские именно такие. Россия – это водка и икра».

Я тоже не теряла времени зря, составляя впечатление о Женеве. Первое, на что я обратила внимание – люди: они улыбались друг другу, здоровались, желали удачи, причем даже незнакомцам. Довольно быстро я поймала себя на том, что улыбаюсь первой, теряясь, слыша в ответ французское «Belle journée, n’est-ce pas?«8*8. Мужчин в деловых костюмах заметно поубавилось, однако количество дорогих автомобилей осталось неизменным. Пока гуляла, встретила трех россиян, приехавших в Швейцарию по работе. Услышав мой план на ближайшую жизнь, включающий в себя кругосветное путешествие со стремящимся к нулю бюджетом, один из них подарил мне 20 франков. Таким образом, я стала, наверное, единственным человеком в истории, который, приехав в Швейцарию с 40 франками в кармане, через пять дней уехал с 45. Вообще на протяжении всего путешествия, стоило мне потерять точку опоры, рядом всегда появлялись отзывчивые люди, готовые помочь. Не знаю, как работает эта магия, но сбоев еще не было.

Встретившись с Рафаэлем, пошли к озеру. Я купалась прямо в джинсах, кожа моя пахла летом и солнцем, песок прилипал к мокрым ладоням, а Женева ластилась сонной кошкой. За несколько часов до осени вдруг безумно захотелось жить так, как живут здесь: говорить по-французски, ужинать на балконе, уходить из дома в пятницу вечером и возвращаться в субботу утром, будто тебе снова (всегда?) семнадцать, ездить на выходные в Гренобль. Хотелось так много, что не хватало слов, и в сердце рефреном звучала Вера Полозкова, рифмы которой всегда попадают в цель. Это ее стихотворение надолго стало моим дорожным гимном, пока однажды свободы не стало слишком много.

Всё бегаем, всё не ведаем, что мы ищем;Потянешься к тыщам – хватишь по голове.Свобода же в том, чтоб стать абсолютно нищим —Без преданной острой финки за голенищем,Двух граммов под днищем,Козыря в рукаве.Все ржут, щеря зуб акулий, зрачок шакалий —Родители намекали, кем ты не стал.Свобода же в том, чтоб выпасть из вертикалей,Понтов и регалий, офисных зазеркалийЧтоб самый асфальт и был тебе пьедестал.Плюемся люголем, лечимся алкоголемНаркотики колем, блядскую жизнь браня.Свобода же в том, чтоб стать абсолютно голым,Как големБез линз, колец, водолазок с горлом, —И кожа твоя была тебе как броня.

Глава 3.

Франция: о том, каким был мой первый раз

Я боялась уезжать из Швейцарии и боялась ехать во Францию. Перед глазами до сих пор стояла картина, как несколько часов подряд мимо меня проезжают машины, но никто не останавливается – всё-таки последние пятьдесят километров до Цюриха слегка подкосили мою психику. Ехать во Францию было страшно, потому что на каждом углу только и говорили о том, как французы ненавидят английский язык, а я по-французски знала лишь две фразы – «je t’aime» и «je veux manger»9. В принципе, достаточно для жизни, но недостаточно для поддержания диалога.

Переживала я напрасно: отправившись в путь ближе к девяти утра, в Лионе я была уже в полдвенадцатого. В первой машине, которая остановилась, ехали две француженки. Обе жили во Франции, а работали в Швейцарии – чудеса, доступные жителям пограничных городов. Плюсы очевидны: со швейцарской зарплатой и французскими ценами можно ни в чем себе не отказывать (билет на трамвай за 1.70 евро – да разве это деньги?). Второй водитель – двадцатитрехлетний мальчик с вьетнамскими корнями. Третий – итальянец родом с Сицилии, который заставил меня вспомнить всё, что я могу сказать по-итальянски. После чудесная женщина искренне попыталась меня обнадежить: «Не переживай, мнение о французах верно лишь отчасти. Во всех городах, кроме Парижа, население настроено весьма дружелюбно. Но вот парижане – те да, те действительно ненавидят всех, а не только англоговорящих».

В Лионе каучсерфинг не заладился в первый раз. Наверное, это был тот самый случай, когда два хороших человека почему-то не понравились друг другу. Сэми встретил меня у метро, и я сразу обратила внимание на то, какой он серьезный. Сначала я надеялась, что всё дело в воскресном похмелье, но и вечером ничего не изменилось – наше общение по-прежнему было весьма прохладным. Намного больше моему присутствию в доме обрадовался рыжий кот. Однако гулять по городу с котом не представлялось возможным, поэтому я осталась с Лионом один на один. Вписаться в местный пейзаж у меня не получилось – еще до того, как я успевала открыть рот, случайные встречные догадывались, что я из России. В конце концов, я смирилась и перестала удивляться, вместо этого испытала очень странное чувство нахождения в стране, где фраза «мерси боку» не звучит с легким налетом издевательства, а каждый второй с любопытством спрашивает, где мой «cherie»10.

Совершенно случайно попала на фестиваль, где были музыка, танцы и вино – в общем, всё, что делает человека счастливым. Там же познакомилась с двумя черными мальчиками – Максом и Каннедсом. Откровенно говоря, я не очень доверяю африканцам, причем не только из-за негативного опыта в Венеции, но и потому, что именно они чаще всего продают на улицах наркотики. Однако танцевать хотелось просто безбожно, тем более что на площади проходил мастер-класс по сальсе и бачате, так что я решила верить в лучшее. Мне повезло, и ребята оказались положительными героями, с одним из них я договорилась встретиться на следующий день.

Незадолго до этого я узнала, что Антуан де Сент-Экзюпери родился и жил в Лионе, поэтому твердо настроилась найти скульптуру Писателя и Маленького Принца. Вcё утро мы с Максом провели в тщетных поисках монумента, в существовании которого я уже начала сомневаться. Как же я радовалась, найдя его! Оказалось, и Принц, и Экзюпери – высоко, так высоко, не меньше четырех-пяти метров, и над ними летят самолеты… Для того чтобы не пройти мимо в стотысячный раз, нужно смотреть не под ноги, а в небо – вот и весь секрет.

В целом Лион показался мне очень старым господином, который большую часть времени проводит, задремав в саду под ярким послеполуденным солнцем. Я могла бы нежно влюбиться в этот город, встреться мне люди, которых позже я назову важными: наши впечатления напрямую зависят от тех, кто разделил их с нами. Даже самый красивый город покажется пустышкой, если в нем не нашлось ни одного человека, который понимает с полуслова.

Утром третьего сентября я выехала в Марсель. Когда садилась в первую машину, к французу Кристофу, нас догнал Чибук – мальчик из Лиона, который тоже ехал автостопом в Марсель. Он выскочил из придорожных кустов и, не дав водителю опомниться, уговорил взять с собой. Так я обрела своего первого попутчика. Впрочем, уехать вместе дальше пятнадцати километров от Лиона у нас не получилось. Простояв на одном месте минут сорок и пропев несколько раз «пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам» (песню Чибук знал благодаря тому, что когда-то давно учил русский), мы пожелали друг другу удачи и разошлись. На свой страх и риск я вышла на хайвэй11, где почти сразу меня подобрал дальнобойщик Алексон, направляющийся в Марсель через расположенный неподалеку городок. Всё-таки в Европе намного проще путешествовать в гордом одиночестве, особенно если ты девочка.

Алексон говорил исключительно по-французски, поэтому общались мы с помощью переводчика. В придорожном Макдональдсе он накормил меня и голодного черного котенка фастфудом – последнему перепал чизбургер. Никогда не видела, чтобы коты ели булки с такой жадностью. Наверное, умей он говорить, попросил бы еще картошки фри и колы.

Вообще ехать с Алексоном через его ключевые точки было самой большой ошибкой того дня, потому что замученная и уставшая я оказалась в Марселе только в шесть вечера. Выйдя довольно далеко от центра, я оказалась в каких-то доках, и в голове практически мгновенно заиграли песни из мюзикла про графа Монте-Кристо: «Марсель, привет тебе, заветный берег счастья, Родина моя. Марсель, ты обо мне не позабыл, ты днем и ночью ждал меня…». Меня Марсель не ждал, меня ждал Бруно – мальчик из Бразилии, который собирался вернуться домой через месяц. Он пригласил меня на ужин к своим друзьям-студентам. Во главе с польскими девочками мы лепили вареники в интернациональной компании португальцев, бразильцев, марокканцев и французов. Я тогда снова ощутила счастье и поняла, что научилась безошибочно определять такие моменты, при воспоминании о которых внутри становится тепло, сколько бы лет ни прошло. Жизнь – это такие дни.

Новый день ознаменовался новыми встречами. Первым на контакт со мной попытался выйти мужик с багетом. Рассказав о том, какая я красивая, он предложил провести время в его доме. Вторым был инструктор по фитнесу Эдди, активно убеждавший меня в своем французском происхождении (на самом деле он был арабом). Эдди пошел дальше – поняв, что я не планирую оставаться в Марселе, он предложил поехать в Андорру вместе на его машине. Разумеется, я отказалась. В принципе очень много людей ежедневно пытались составить мое личное счастье, так что порой не вляпаться в неприятности было довольно сложно.

Вечером мы с Бруно пошли на пляж, где проходила встреча каучсерферов – путешественников, оказавшихся в городе проездом, как я, и тех, кто живет в Марселе постоянно. Два запомнившихся знакомства: Мари, русская девочка из Дрездена, и побывавший в Сибири Жан-Франсуа. Мари я встретила через три года в Вене, куда она переехала из Германии. Жан-Франсуа запал мне в душу своими историями о путешествии по России, главным впечатлением от которого стала секта Виссариона. С этим же французским мальчиком, старательно изучавшим русский язык среди сибирских морозов, случился забавный диалог:


Ж.-Ф.: где твой дом?

Я: нет у меня дома…

Ж.-Ф.: …одна хибара.


На обратном пути мы опоздали на автобус, а следующий должен был прийти только через полтора часа. Таким образом, мы обеспечили себе добровольно-принудительную прогулку по ночным улицам. Кстати, в Москве после полуночи я чувствовала себя намного более комфортно: прибрежный Марсель – далеко не самый безопасный город Франции, и его криминальная составляющая в темное время суток кожей ощущается на каждом углу. Тем не менее, мне понравилось на юге страны. Возможно, потому, что море было теплым, а календарное лето продолжалось (в Европе осень официально начинается 21 сентября).

Глава 4.

В стране Бориса Скосырева

Утром я выехала в Андорру. Почему я вообще решила туда поехать – история, заслуживающая отдельной книги. Итак, прекрасное. В 1933 году простой русский парень Борис Скосырев, авантюрист и сорвиголова, впервые приехал в эту маленькую, затерянную в Пиренеях страну. Не теряя времени даром, Борис предложил свою кандидатуру в качестве короля Андорры. Самое умопомрачительное, как вы уже догадались, заключается в том, что население отреагировало с энтузиазмом. Правда, правил Скосырев недолго, всего несколько дней, но за это время успел написать конституцию. Ну разве не изумительно?

Сев в первую машину в семь утра, в Андорре я была уже в полчетвертого. Не так уж плохо, когда преодолеть автостопом требуется более 500 км, 150 из которых приходятся на серпантин. У одного из моих водителей была парализована половина лица, и говорил он только по-французски. Думаю, после поездки с ним я буду безусловным победителем любых игр, где нужно жестами объяснить слово. Еще 120 километров по серпантину я ехала с двумя лихими арабскими мальчиками, которые направлялись в Андорру за сигаретами – там их можно приобрести намного дешевле, чем во Франции. Наверное, мальчики собирались купить последние сигареты в своей жизни – старую, разваливающуюся машину они разгоняли почти до 100 километров в час, не сбавляя скорости на поворотах. Ах да, чуть не забыла – арабские песни они слушали на кассете. НА КАССЕТЕ, Карл. Через кассетник. Может быть, это была машина времени?

Ощущение, что я сломала пространственно-временной континуум, не покинуло меня и в самой Андорре: на улицах до сих пор можно найти пользующиеся популярностью телефоны-автоматы, а домов выше двух-трех этажей попросту нет. Кажется, что делать здесь абсолютно нечего, но зимой на горнолыжные курорты приезжает множество туристов, в том числе русских, они же приезжают на шопинг летом. Русских в Андорре любят. Может, из-за либерала Бориса, оставившего след в истории страны, может, из-за вклада в экономику (страна живет исключительно за счет туризма). Когда я в поисках вай-фая набрела на огромный торговый центр, русскоязычный персонал сердечно встретил меня, подарил скидочную карту, налил чистейшей горной воды и отправил в вип-зал на мягкие диваны. Но недолго я радовалась счастью обладания интернетом – «Вконтакте» был заблокирован! Заблокированы были и следующие десятка два анонимайзеров, с помощью которых я пыталась войти на сайт, прежде чем мне это удалось. При этом и Facebook, и Livejournal работали идеально. Ни до, ни после я не сталкивалась с подобным.

Первую ночь в Андорре я провела в доме двадцатидвухлетнего кубинца Рубена, который работал в Burger King и знал английский еще хуже меня (хотя казалось бы, куда уж хуже…). Если бы проблема была только в языковом барьере! Я не фанатичный поборник чистоты и совсем не ханжа, но то, в каком состоянии находилась его квартира, как минимум удручало. Удивляться не приходилось, так как еще во Франции я заметила, что люди не разуваются, заходя в дом. В Андорре ничего не изменилось – и хозяева, и гости могут пройти в ванную или в спальню в уличной обуви. Кроме того, Рубен вел себя, как подросток лет пятнадцати, причем очень проблемный, поэтому на следующий день я сбежала к испанцу Альберто. Первой моей мыслью, когда я его увидела, было то, что вместе нам будет скучным. Виной всему был костюм Альберто, в котором он выглядел, как типичный представитель офисного планктона. О, как же я ошибалась. Вечером мы пошли отмечать день рождения его подруги. Всего на празднике было семь человек, включая меня.

После ужина ребята начали кидать кубик. Алгоритма выбора я так и не поняла, но каждые две минуты кто-то из компании залпом пил ликер. Говорили все по-испански, и понимала я только цифры, которые громко и с восторгом выкрикивались за столом: uno, dos, tres, cuatro!12 Вопреки распространенному стереотипу о том, что русских хлебом не корми – дай выпить, я почти не пила, и, зная собственный организм, в игре не участвовала. Тем не менее, я с удовольствием и с восхищением смотрела на девочек, опрокидывающих по три рюмки подряд, и на мальчиков, ничем не запивающих коньяк, а после смело садящихся за руль спорткара. Боже, как они пили! Если бы Венечка увидел это, то в истории про долгий путь в Петушки, без сомнения, появились бы новые персонажи. Тот, кто был там, уже никогда не посмеет сказать, что русские – самая пьющая нация.

Позже мы поехали в ночной клуб, где случайно встретили и Рубена (видимо, культовых злачных мест в Андорре-ла-Велья не так уж и много). На следующий день Альберто пригласил меня посетить термальные источники. Вот уж ради чего стоит ехать в Андорру! Если рай есть, то я была в нем на протяжении пяти часов, периодически перемещаясь из джакузи в сауну и обратно, забывая обо всем в теплой воде на фоне утопающих в облаках гор.

Рано утром уехала в Барселону, оставив Альберто записку. Обратила внимание, что все мужчины, у которых я останавливалась, были одинокими успешными холостяками в возрасте ближе к тридцати, каждый жил в огромной квартире и наслаждался жизнью. Немного таких я встречала в России. Здесь же то ли спрос на хороших мужчин невелик, то ли еще что. Так что теперь вы знаете, куда ехать за женихами.

Глава 5.

На юге Испании

Из Андорры я выезжала мучительно: ввиду национального праздника на улицах было много полиции, а трассу, ведущую в Испанию, периодически перекрывали. Пришлось пройти несколько километров, прежде чем обнаружилось место, с которого реально уехать. Зато в конечном итоге до Барселоны я доехала всего на одной машине – с испанским дедушкой, который плакал, слушая португальские песни. Более того, Винсент довез меня прямо до подъезда, выпил со мной и моим хостом пива на террасе («ну и что, что за рулем, одну баночку можно»), написал мне свой адрес и попросил прислать открытку из Дании. Не знаю, откуда в его горячем сердце мечты о холодной и далекой скандинавской стране… Обещанную весточку я отправила из Копенгагена примерно через полтора месяца.

Моим хостом был вьетнамский мальчик Ньонг, семья которого переехала в Будапешт, когда ему было восемь лет. Всю жизнь Ньонг прожил в Венгрии, однако три месяца назад ему захотелось перемен, и он переехал в Испанию. В Барселоне мой новый товарищ снимал комнату в квартире, при этом его соседи крайне негативно относились к идее каучсерфинга, поэтому им я была представлена как старая подруга. С такой ситуацией я позже столкнулась еще несколько раз, и могу с уверенностью сказать, что почувствовать себя комфортно в обстановке подозрительности и недоверия достаточно сложно.

В Барселоне со мной не происходило ровным счетом ничего особенного: я много спала, много ходила по городу, последовательно и очень по-туристически изучала столицу Каталонии, по вечерам пила сангрию с Ньонгом, неизменно слыша злосчастное «на здоровье» вместо тоста. На сегодняшний день я поняла, кого следует в этом винить. Готовы? Субтитры и польский язык. Я своими глазами видела, как на экране телевизора очередной русский мафиози из американского боевика выдает именно эту фразу. Почему? Потому что так говорят в Польше, а все славянские языки для тех, кто не говорит хотя бы на одном из них, неразличимы. Na zdrowie, друзья мои.

Тем временем, мои ожидания разбивались о жестокую реальность. В моем мире Барселона была городом, в котором испанки танцуют фламенко, кожа плавится от жары, а страстные мачо выстраиваются в очередь с сотней роз в руках. Ничего подобного я так и не увидела, даже температура воздуха была весьма терпимой. Барселона показала мне другую свою сторону, ту, где в домах с высокими потолками до сих пор функционируют старые механические лифты, на улицах растут пальмы, толпы туристов стоят в очередях к достопримечательностям, архитектура поражает воображение, а женщины – сердце. Хороший урок: приезжая в новый город, ничего не ожидай и на что не надейся. Почти тюремное «не верь, не бойся, не проси». Самые потрясающие вещи случались со мной там, где я меньше всего этого ожидала, а те места, на которые я возлагала большие надежды, не отметились в моей душе ничем, кроме точки на географической карте.

Тем не менее, я не стану отрицать, что Барселона хороша. Даже несмотря на сотни маниакальных туристов в парке Гуэль, творение Гауди вызывает восхищение. Готический квартал тоже весьма колоритен, но после Венеции, которая вся – один сплошной готический квартал, удивиться не получилось. Из моих личных радостей – наличие ничем не примечательной площади Джона Леннона. Let it be.

В последний день я попала на национальный праздник Каталонии, по случаю которого, кажется, все местные жители взялись за флаги. Такое единство, что душа радуется, а все оттого, что дружить против кого-то всегда веселее: каталонцы вот дружат против всей остальной Испании, упорно отстаивая право на собственную независимость. Но по мне, статуса отдельной страны заслуживает Андалусия – подобной самобытности и специфичности я не видела ни в одном другом регионе страны.

После праздника я встретилась с Дэнни – одним из самых странных и специфичных каучсерферов, с которыми меня сводила жизнь. Его профиль на сайте пестрел неоднозначными отзывами, от полных любви до полных ненависти, сам же персонаж не переставал удивлять меня еще в рамках заочного интернет-знакомства. В реальности Дэнни оказался таким же безнадежным и волшебным, как Шурик – моя когдатошняя большая любовь. Они не только были похожи внешне, но и вели себя одинаково, здороваясь с незнакомыми людьми и посылая воздушные поцелуи барышням. Хвала богам, что я не приняла приглашение остановиться в его доме: общение очень быстро стало чрезмерно навязчивым, удушливым стал даже аромат сладкого дешевого парфюма, от которого следующие несколько часов я не могла избавиться, как ни пыталась.

Утром пятого дня я выехала в Валенсию, ни на секунду не жалея о том, что провести его придется не на улицах Барселоны, а в дороге. 350 км показались мне вечностью – я добиралась восемь часов, причем не без приключений. Мальчик Филиппе завез меня в небольшой испанский городок Сиджес, где мне пришлось лицезреть нудистский гей-пляж, пока он курил марихуану и всё время повторял «solo maria, solo maria»13. К тому моменту английский вокруг благополучно закончился, а по-испански я не знала ни слова, так что квест «прокатись по Испании автостопом» стал еще интереснее. Докурив, Филиппе привел меня к своему наркодилеру – престарелому гею, который подарил мне пачку печенья и банку «Фанты». Я все никак не могла понять, на что больше стала похожа моя жизнь – на сказку или на анекдот.

В Валенсии мне повезло оказаться в исключительно итальянском обществе. Гостил меня Даниэле – тридцатисемилетний итальянец, большой поклонник парфюма от Versace и романов Достоевского. Гремучая смесь. Называл он меня не иначе как «amore mia»14, и вдохновенно одевал в свою одежду, пока моя находилась в стирке. На вопрос, почему у него нет домашних животных, ответил: «У меня слишком маленькая квартира». Маленькая – это три спальни, две ванные комнаты и балкон». В те же дни у него останавливалась девочка Юля из Екатеринбурга, которая настолько плохо ориентировалась в пространстве, что постоянно звонила со словами «Привет! Я не знаю, где я. Как мне найти дом? Рядом со мной парк с утками/улица с магазинами/огромный кинотеатр». В результате каждый раз, когда мобильный телефон начинал издавать звуки, Даниеле нервно вздрагивал.

На страницу:
2 из 6