Иллюзия вторая. Перелом

– Алфавитом? – неуверенно спросил я.

– Алфавитом тоже. Но был ещё один момент. Очень важный момент…

– Какой?

– Я подскажу, – в наш разговор внезапно вмешался Артак, – ведь тебе нужна помощь?

– Не отказался бы.

– Тебе ничего не напоминает такая фраза: «предположим, что эти три точки обозначают лошадь…», – дракон улыбался, видя что я пока ещё не понимаю к чему он клонит.

Я отрицательно помахал головой.

– А такая: «пусть Х обозначает количество коров…»

– Математика! – чуть не вскричал я! – Математика! Схематичное изображение со временем превратилось в математику!

– Да, – Артак был доволен моей сообразительностью, – да, именно так. Схематичное изображение чего бы то ни было превратилось в письменность с одной стороны, и в математику с другой. Но что это значит для нас?

– Что?

– Весь этот мир, – Артак расправил крылья, показывая ими в разные стороны, – весь этот мир – порождение магии. Плод самого настоящего волшебства. Волшебство правит этим миром посредством своих самых важных инструментов – и инструменты эти – Слово и Цифра. Нужно ли продолжать? – дракон засмеялся глубоко и долго, – с тех самых пор, когда игра света или камня подсказала древнему человеку возможность изображения трехмерной реальности в двухмерном пространстве – мир стал волшебным, но предсказуемым. Миром стало возможно управлять. Вот, собственно, и всё, – Артак прокашлялся, – и уж конечно, тот биологический вид, который умеет управлять реальностью, с легкостью одержит победу над любым другим видом, даже превосходящим его по численности и силе. Ведь теперь на стороне одного вида, то есть, на стороне кроманьонцев, была самая настоящая магия. И неандертальцам, впрочем как и всем остальным, ответить было нечем, кроме разрозненных частей той реальности, которой уже управляли кроманьонцы. Неандертальцы, как и все остальные животные стали жить в управляемом кроманьонцем мире, и их богом стал сам кроманьонец – единственное живое существо на планете Земля, посредством которого природа смогла наконец-то осознать саму себя, и глянуть на себя своими же глазами. Природа, пока ещё используя единственный доступный ей способ – способ случайного попадания, способ перебора миллионов, а то и миллиардов возможных вариантов – природе наконец-то удалось сотворить самое обыкновенное зеркало, каким являлся рисующий кроманьонец, научившийся изображать картинки на поверхности скалы, и в это самое зеркало она, природа, посмотрела глазами того же самого древнего кроманьонца. Природе, методом проб и ошибок, удалось создать нечто, способное осознать самое себя, создать нечто, способное осознать и её саму. А осознать возможно только то, чем являешься сам, и стало быть, кроманьонец и был точной копией самой природы. Конечно, не визуальной, глазной копией, но копией сознательной – мысленной прорисовкой, мысленным штрихом, одним лишь мазком природной кисти на огромном полотне всего мироздания! Кроманьонец был тем мазком, который смог осознать всё полотно на которое его нанесли, осознать его цельность и неделимость, осознать его совершенность и завершённость, осознать его природу…

– Ты сказал, – я перебил Артака, – что у природы был только один способ – способ случайного попадания…

– Да, именно так, – Артак кивнул головой, показывая что он понял мой вопрос, – Она и сейчас его использует. Все заболевания, мутации, изменения видов – всё это проявление того самого, древнейшего способа развития мира – способа случайного попадания. С каждым новым изменением, с каждой мутацией природа лишь пытается улучшить уже существующие модели биологических видов.

– Но если этот процесс ничем не контролируется, то произойти может всё что угодно, не так ли? И улучшение, и ухудшение, и неизменность, ведь так?

– Так, – Артак согласился.

– Но каким образом тогда и происходит развитие мира? Если мир изменяется, то он равновероятно и одновременно изменяется как в лучшую, так и в худшую сторону?

– Самым что ни на есть действенным образом, – Артак засмеялся так громко что мне пришлось заткнуть уши, – всё что стало хуже – просто исчезает, – произнес дракон, отдышавшись.

– Но почему оно исчезает? Почему?

– Оно вымирает, мой мальчик, – Артак положил лапу мне на плечо, – просто вымирает, и именно поэтому все изменения, которые могли ухудшить данный вид – просто не приживаются, а приживаются именно те, которые способны его улучшить, понимаешь? Это самый простой способ, который природа использует уже миллиарды лет – способ случайного попадания, а говоря другим языком – естественный отбор. И у этого способа только один недостаток, – Артак продолжал улыбаться, – он требует очень много энергии, другими словами, ему необходимо очень много времени чтоб появились какие-то результаты. Ибо, как вы совершенно справедливо заметили, изменения вида происходят совершенно случайным образом, и равновероятно появление, например, двухголового ребенка там, где в нём нет никакой необходимости…

– И что с ним произойдет?

– Он умрёт, – спокойно продолжал дракон, – умрёт, так и не успев оставить потомства, а следовательно – не успев передать свой генетический материал дальше по цепочке. А если он умрёт не сразу и даст потомство – в таком случае он вымрет уже как вид, но позже, если только его двухголовость не принесёт ему какое-то решающее преимущество для выживания…

– Но тогда получается что вся человеческая медицина, все попутки существующей цивилизации вылечить какое-либо заболевание или хирургически исправить мутацию тела – это прямое вмешательство в процесс эволюции?

– Конечно.

– Так значит, этого делать нельзя?

– Можно, – Артак смеялся одними глазами, – можно, потому что медицина – такой же процесс эволюции, как и любой другой. И уж наверное, она имеет свой собственный мазок на общей картине мироздания.

– Я понимаю.

– Очень важно то, что с того самого момента, когда природа, используя своё собственное творение – мозг кроманьонца – наделила его функцией абстрактного мышления – она дала ему власть над собой, и власть эта заключается в понимании природных процессов, и я бы даже сказал – она признала его право на непосредственное участие в написании природных законов, ибо до появления кроманьонца природа и сама не знала что она подчиняется каким-то там законам. Не знала, но с помощью одного из своих творений начала исследовать себя, что, в конце концов, привело человечество в ту точку, где мы все сейчас и находимся.

– Так мы перемещаемся не во времени? Не в пространстве?

– Конечно, нет! – Артак говорил громко, властно, – мы перемещаемся лишь в познании. И чем глубже в него мы погружаемся, чем дальше по нему мы уходим, чем больше исследуем – тем полнее живём и тем шире смотрим. И как бы люди не отмечали свои жизни прожитыми годами, упорно настаивая на движении именно во времени – это совершенно не так. Движение возможно лишь в познании, и никак иначе. Всякое другое движение – во времени ли, в пространстве ли – только иллюзия, только туман, только КАЖЕТСЯ…

Я смотрел на моего дракона с широко раскрытыми глазами, понимая что он прав, но был в силах произнести ни единого слова.

– Но мы отвлеклись, – Агафья Тихоновна вмешалась вовремя, и прищурив глаза, напомнила:

– А говорили мы о том что ваш личный горизонт познания будет расширяться с каждым новым, полученным вами знанием. С каждым правильным знанием, конечно. Ибо неправильное, вредное знание, с тем же успехом и с той же скоростью сузит границы вашего познания! Берегитесь его, как огня!

– Я могу потерять то, чего мне удалось достичь?

– На самом деле потерять вы ничего не сможете, – акула усмехнулась только ей известным мыслям, – познание никогда не сворачивается назад, как и ваш мозг – единожды раздвинув свои границы – более не в состоянии вернуться в границы прежние.

– Тогда мне ничто не угрожает?

– Не знаю, – Агафья Тихоновна развела плавники в стороны, – не знаю… Если какое-либо вредное знание захватит вас целиком, вы можете даже свернуть с дороги. Но направление вашего движения не изменится, просто вы будете дольше блукать. И хоть до горизонта, в принципе, невозможно дойти, однако, ваша дорога, ваше перемещение, ваш путь всегда ведет прямо туда.

– И я дойду?

– Каждый дойдет!

– И что тогда произойдет?

– Нет никакой необходимости пытаться заглянуть туда, где пока ещё темно. Туда, за горизонт. Нет необходимости заглядывать за край земли, даже если он сейчас закрывает собой Солнце. Всему своё время. Всё движется и изменяется, и ваша местность – та часть пространства, где вы сейчас, отнюдь не лишена света. Надо лишь присмотреться повнимательнее и вы сможете найти прямо здесь то, что пока ещё скрывает от вас горизонт…

– Но тогда зачем мне идти? Зачем стремиться к горизонту?

– Вы мыслите старыми образами, – акула погладила меня по руке своим шершавым плавником, – перемещения возможны лишь в познании, и чтобы двигаться вперед, туда, – она неопределенно махнула головой, – совсем не обязательно вставать с места. Всё, что вам необходимо есть и здесь. Всё есть, всё присутствует, всё наличествует, всё бытует! Абсолютно всё!

Я, в который уже раз, опять молча кивнул головой и не произнес ни слова. Артак, чувствуя мою заинтригованность и заинтересованность, но так же заметив и небольшую долю нерешительности, произнес ободряюще:

– Ваша первейшая и единственная задача – храбро оставаться у поверхности, – дракон говорил спокойно и тихо, не напрягаясь, – у наружности, где вы собственно и находитесь, у очертания реальности, на её пороге, то есть, у входных врат мироздания. Такова судьба человека, и поверьте мне, такая судьба далеко не у каждого из живущих, – Артак обласкал меня теплым взглядом, – предназначение человека всегда быть у образа, у отражения, у той кажущейся людям реальной, но всё-таки – только видимой видимости действительности. И хоть эта кажущаяся реальность ясно прорисовывается каким-то своим боком на личной ступеньке развития каждого живущего – человек не должен ни в коем случае отрицать эту ступеньку, но он и не должен довольствоваться ею, – Артак закрыл свои глаза, а мои при этом вспыхнули жёлтым огнём, – не нужно пытаться перепрыгнуть через неё, не нужно пытаться высунуть шею и заглянуть в пока ещё недозволенное. Для этого надо иметь определенную выдержку, для этого необходимо обладать терпением и, безусловно, для этого необходимо обладать храбростью и отвагой. И ваша храбрость, уверяю вас, всегда будет достойно вознаграждаться.

– Чем? – быстро спросил я и тоже опустил веки.

– Если гость достаточно долго стоит у ворот, не пытаясь войти силой, но и не уходит восвояси, – голос Артака звучал прямо в моей голове, – его вряд ли начнут гнать в шею.

– Согласен, – я кивнул головой.

– Скорее всего, к нему выйдут и спросят чего он ждёт, не так ли?

– Так ли, – я улыбнулся, уже зная что дракон скажет дальше.

– А если возник вопрос, – Артак усмехнулся, – то ответ на него уже существует где-то рядом, и уж, наверное, тот, кто спросил – его получит.

– Получить – получит, но задаст ли он новый вопрос?

– Задаст, конечно же, задаст, а разве бывает по-другому?

– Я не знаю.

– Ваше Имя станет отпирающим ключом, а ваша Форма – ваши звуки, слова, желания и действия – послужат гарантией ответа.

– Но…

– Но у каждых врат свой привратник, и сразу перескочить через два, а то и три забора не получится, – Артак говорил терпеливо, не торопясь.

– И это значит…

– Это значит, – добавила Агафья Тихоновна, – это значит, что взобравшись на самую высокую гору, взойдя на самую острую вершину – шаг за шагом, ступенька за ступенькой, пролёт за пролётом, лестница за лестницей, дверь за дверью, ворота за воротами, – она понизила голос до шепота, – поднявшись туда и неторопливо оттуда осмотревшись, вы наверняка увидите не только ровное предгорье с копошащимися там людьми, но вооружившись ещё и мысленным зрением – сумеете увидеть и фундамент – основу всей скалы, её основную опору. И кто знает…

– Что? – в нетерпении воскликнул я.

– Кто знает, – повторила не спеша акула, – может быть одна из ваших мыслей и станет одной их таких опор…

– Кто знает… – повторил эхом Артак в моей голове.

– А пока что…

– Ступенька за ступенькой, шаг за шагом, день за днем, ворота за воротами. И помните что ворота открываются только по очереди, – добавил Артак, – и наша теперешняя остановка – Существование – как же оно прекрасно, – он засмеялся звонко, словно рассыпала серебряные монетки на золотой пол, – как же оно прекрасно!

– Чем же?

– Здесь нет толпы, – дракон медленно зевнул, – ибо далеко не каждый добирается сюда.

Я быстро открыл глаза, оглянулся вокруг, и снова закрыл их:

– Но здесь никого нет!

– Вот именно, – Артак открыл глаза, мысленно приглашая меня сделать то же самое.

Я открыл глаза и посмотрел в зеркало у моих ног.

Сильный, жёлтый, бьющий с зеркала свет, практически ослепил меня.

Это был свет моих глаз. Это был свет глаз дракона.

Непривычные ощущения в районе спины привлекли мое внимание.

– Что там такое? – Агафья Тихоновна повернулась ко мне.

– Лопатки чешутся? – лениво спросил меня Артак.

– Да, что-то в этом роде.

Он кивнул, ничуть не удивившись.

– Крылья. Всего лишь крылья. Сильные драконьи крылья.

Я резко повернулся к дракону и вытаращил на него глаза от удивления!

– Крылья? Но зачем они мне?

– Вы в вечности друг мой, – потрепал Артак меня за щеку, – вы в вечности, или в Существовании, называйте это как хотите, а вечность ой как длинна! Я бы даже употребил другое слово – она бесконечна. Своими ногами не обойти. Никакой жизни не хватит. Ни человеческой, ни драконьей, ни даже любой другой, хоть и вечной. Так что крылья вам пригодятся. Для вашей же скорости и мощи.

– Но у меня же есть ты!

– Я никуда не денусь, – спокойно проговорил дракон, – мы с тобой в любом случае уже неразлучны. По крайней мере, до нашего полного слияния, – он улыбнулся открыто, как улыбаются заинтересованному ребенку или любимому домашнему животному, – да и пока твои крылья вырастут, пройдёт еще немало событий.

– Слияния?

– Да, именно так.

– Меня с тобой?

– Да, да, ты не ослышался.

– Но каким образом?

– Самым что ни на есть простым и результативным, – Артак усмехнулся, – мысленным.

– Как это?

– Мысли очень свободны и летучи. Они возникают то здесь, то там, – он махнул лапой в неопределенном направлении, – мысли не привязаны ни к какому определенному месту, то есть они свободны от пространственного рабства, но они так же не подвержены и временным изменениям, то есть свободны и во времени. Мысли существуют в другой реальности – в реальности, недоступной человеку. Но они способны проникать и сюда, – Артак обвел глазами пространство, – в человеческий мир. И именно поэтому ими так трудно управлять, ибо мысли – дети совершенно другого мира.

– И что из этого следует?

– Я могу принять форму любой мысли, – продолжил дракон, – абсолютно любой человеческой мысли… – он неторопливо растягивал слова, словно подсказывая мне ответ.

Я внимательно смотрел на Артака, пытаясь угадать ход его рассуждений. Артак улыбался.

– Ведь я и есть любая твоя мысль, – добавил дракон, – впрочем когда речь идет о мыслях, то определить их принадлежность к какому-то конкретному человеку достаточно сложно, – он засмеялся.

– Подожди, подожди! – его смех сдвинул меня с точки раздумий, – значит ли это что мы уже есть одно целое?

– Конечно! – выдохнул Артак, – конечно, да! И разделяло нас лишь…

– Лишь моё непонимание этого простого факта, – быстро закончил я.

– Ну я бы так не сказал, – он улыбнулся и возразил, – разве может разделять отсутствие чего-то? Чтобы разделять, необходимо иметь прежде всего то, чем разделять. Разделять же пустотой, разделять отсутствием чего бы то ни было – не получится ни при каких обстоятельствах. Разделять может что-то реально существующее, не так ли?

– Действительно, – теперь уже улыбнулся я, – я не подумал об этом.

– И разделяло нас лишь… – Артак повторил свою заключительную фразу и замолчал в ожидании.

Я задумался. Что нас могло разделять в таком случае? Что же?

Прошло некоторое время, прежде чем я был готов к ответу.

– Нас разделяла лишь моя мысленная связь с человеческим телом, моя уверенность в том что это тело – и есть я, – неуверенно проговорил я, обращаясь к дракону.

– Браво! – казалось, Артак был полностью доволен моим ответом, – браво, браво! – повторил он несколько раз, – следовательно, нас разделяет всего лишь несуществующая иллюзия, ведь прочной и неразрывной связи тебя и человеческого тела на самом деле нет.

– Это надо обдумать.

– Это надо принять.

– А смерть?

– Смерть человеческого тела?

– Да.

– Смерть человеческого тела насильно разрушает эту иллюзию – иллюзию единства человека со своим телом, но разрушает насильно, понимаешь? Насильно! Если человек на протяжении всей жизни своего тела не смог осознать его иллюзорность, не смог вырваться из его тюрьмы – смерть даёт человеку новое тело, она предоставляет ему ещё один шанс – смерть даёт возможность пройти путь с начала. Конечно, для этого будет необходима энергия, и время тут как тут – в распоряжении нового соискателя истины.

– Смерть распоряжается временем?

– И смерть и время – плоды одного дерева – плоды иллюзорного восприятия действительности.

– Выходит что смерть – благо?

– Если она желанна и ожидаема – то да.

– Разве смерть может быть желанной?

– Конечно. Для человека, полностью прошедшего игру, как и для человека думающего; для человека, который всю свою жизнь искал своё же истинное зрение и воспринимал саму игру лишь как инструмент познания реальности; для человека, постигшего в этой игре запредельное и непознаваемое ранее – а именно – то, что на самом деле он вне её, то, что к игре относится лишь его тело, но не он сам; наконец, для человека, постигшего истинное, нерушимое, действительное и реальное. Для такого человека смерть его тела становится желанным, и что немаловажно – необходимым этапом его дальнейшего существования.

– Мы говорим о просветлении?

– Можно сказать и так, – Артак склонил голову, словно раздумывая, – смысл сказанного от этого не меняется.

– Значит достигнуть конца игры можно и при жизни?

– Можно, и более того – совершенно необходимо!

– И тогда останется только ждать смерти?

– Да, но ждать её не как врага, способного отобрать у тебя жизнь, а ждать как лучшего друга, который зовёт тебя в путешествие. Просто путешествие это будет налегке и весь багаж, в том числе и жизнь человеческого тела, тебе придется оставить дома.

– А остальные люди?

– Будут пробовать снова и снова, ведь смерть всегда принимает всех, сошедших с дистанции. Она даёт им новые тела и энергию для новой игры, после чего отпускает в очередное путешествие, надеясь на то что их следующая встреча будет желанна с обеих сторон.

– Энергию?

– Да, энергию. Время, другим словом.

– Ты сказал что пока вырастут мои крылья пройдёт ещё немало событий.

– Да, – подтвердил дракон, – именно событий, ибо «пройдет немало времени» я уже сказать не могу. Мы в Существовании!

23

– Его Величество Существование! – повторил я вслед за Артаком и Агафьей Тихоновной и опустился рядом со своей мудрой и, наверное, оттого и молчаливой подругой прямо на зеркальный пол.

Хоть мои глаза и выплескивали жёлтый драконий свет наружу, вне меня, но намного яснее, намного освещённее и прозрачнее от него становилось именно в моём внутри, то есть, в моей собственной голове.

Спина продолжала немного чесаться между лопатками, именно там, откуда у настоящих драконов растут самые настоящие крылья, однако, физические ощущения меня уже мало тревожили. Пожалуй, это чесание и было единственным оставшимся телесным ощущением.

Все остальные чувства были уже ЗА пределами физической материи, находились ЗА границей привычных ощущений, были ЗА порогом чувствования.

Всё было надежно сокрыто одной из тяжёлых белых дверей, находящейся в бесконечном коридоре этих самых дверей; было сокрыто той дверью, в которую я смело вошёл несколько мгновений назад и которая отделяла внутренний мир человека – этот единственный реальный, настоящий, действительный мир от внешнего – кажущегося реальным мира – мира грез и мечтаний, мира создаваемых человеческим мышлением химер и туманов.

Постойте, я сказал – отделяла?

Нет. Неверное слово!

Правильнее было бы сказать – соединяла.

Белая дверь надежно соединяла, сплавляла в нерушимое единство внутренний мир человека – хоть и присутствующий в каждом, но далеко не каждому доступный, с миром внешним, с миром проявлений внутреннего.

Внешний, видимый мир доступен каждому, но далеко не каждому необходим. Потому как ничего нового он не несёт и по своей сути является лишь отражением мира внутреннего. Причем не физическим отражением или простым копированием форм и очертаний, а реальным отражением вашего внутреннего Я, реальным отражением человеческой сути – сути, подчас самому человеку и неподвластной и непонятой.

Внутренний мир человека доступен каждому, но лишь тому, кто действительно осознаёт его наличие.

Внутренний мир доступен абсолютно каждому мыслящему человеку.

А значит и внешний мир – мир-проекция, мир-кажимость, мир-следствие от реальности, мир-точка, следующая за каждым предложением – точно так же доступен каждому думающему. Доступен – значит подвластен. И единственная разница – мир внешний совершенно нет необходимости осознавать, ибо он видим и так. Вместо осознавания его можно пощупать, потрепать, прикоснуться к нему руками – дотронуться до него и даже попытаться что-то в нём изменить. Теми же руками.

Но без осознания мира ВНУТРЕННЕГО, без глубокого понимания действительной всамделишной причины существования мира внешнего, без правильного, причинно-следственного порядка в мыслях – без этого знания всё сделанное в мире внешнем, все внешние изменения – всего лишь изменения отражения, а не самой причины – все они напоминают уборку снега на высокой горе. Сколько не убирай – снег будет появляться столько раз, сколько необходимо будет человеку для того чтобы понять и принять – уборка снега ничего не меняет. И наоборот – изменение самой скалы меняет абсолютно всё. Стоит приблизить её к Солнцу и снег сойдёт сам. Стоит сравнять её с землей – и снег с некогда недоступных вершин уйдет в землю потоком свежей, ключевой воды.

Причина внешнего, окружающего – всегда внутреннее, человеческое, и следствия проявления этого внутреннего – физические проявления видимой материи. И никак не наоборот.

Тогда, может быть, стоит отбросить воображаемую лопату и заняться изменениями внутренними?

Заняться изменениями самой скалы?

Или, хотя бы, заняться изменением её местоположения по отношению в Солнцу или к его теплу?

Почему же мир внешний, кажущийся человеку таким реальным, мало того, что каждому виден, в отличие от мира внутреннего, так ещё и одинаково выглядит для каждого? Люди видят одни и те же леса и озера, одни и те же дома, люди видят одинаковые улицы и одних и тех же людей и животных на них…

Почему?

Ведь внешний мир должен быть таким же разным, как различны и люди его породившие. Ведь внешний мир – лишь следствие миров внутренних – таких неодинаковых, неоднородных, уникальных миров.

Внешний – материальный, осязаемый чувствами мир – самое последнее из человеческих заключений и злоключений, этот внешний мир – как точка в конце уже написанного и прочувствованного предложения. И сколько людей и животных, сколько растений, сколько песка и камней – столько и предложений.

И сами предложения настолько разные и по длине, и по смыслу – разные по написанию и красоте, разные по языкам и интонациям – они могут быть настолько же непохожи друг на друга, насколько разнообразна сама природа… Но складываются они в целый и неделимый текст – и каждая фраза в нём на своём месте, каждое предложение уникально и несет в себе свой собственный смысл…

И только точка в конце! Точка в конце любого предложения одинакова для всех – одинакова, как одинаков внешний мир – этот мир-следствие, мир-двойка, мир-отражение – она одинакова и иллюзорна, как иллюзорны и все живущие – суть зеркала, да и не зеркала даже – изображения, голограммы, иллюзии настоящего.

И с той же самой точностью, как одинакова для миллиона или миллиарда разных, написанных предложений точка, так и внешний мир одинаков для всех.

А если быть ещё более конкретным и последовательным – во внешнем мире, в этом зеркале отражений миров внутренних есть что-то своё от каждого человека и точно так же, как точка в конце предложения интонирует и определяет, как она подчеркивает его смысл – так и внешний мир даёт свою, исключительно правдивую интерпретацию каждого отражённого. А миллионы слившихся воедино точек-миров; миллионы написанных предложений – каждое с уникальным и неповторимым словесным наполнением, определяют этот общий, видимый глазу мир, в котором и живут все наши отражения. Но смыслы и интонации всё равно у каждого остаются свои собственные, нигде и ничем не копируемые.