Иллюзия вторая. Перелом

Есть ли в этом смысл? Есть, конечно же, есть.

Смысл как в песне, которую поешь с удовольствием, как в нотах, которые складываются в приятный звук.

Одна нота, сама по себе, мало что значит. Один куплет – без припева, без второго куплета – тоже не очень существенен. И, конечно же, петь песню хочется, петь песню необходимо, но не для того чтобы чисто, без фальши пропеть последнюю ноту. Последняя нота ничего не сможет изменить. Последняя нота, даже спетая чисто и безупречно, не поменяет расстановку веса в этих мешках. Ну разве что самую малость. Она, последняя нота, сама по себе не так уж и важна, ибо может быть спета внезапно, и совсем не по воле самого человека.

Но важна вся песня целиком, и спеть её хочется чисто, хрустально – спеть звеняще, спеть от начала до конца, спеть, пройдя и низкое звучание тромбона, и высокое – пения птиц…

Это и есть смысл. Мелодия. Целиком. Во всем объёме.

Каким интеллектом должен обладать человек, отнюдь не случайно узревший и пытающийся понять устройство этого мира?

Какой внутренний свет, питающий человеческий разум должен присутствовать в нём для того чтобы рассмотреть и разгадать это – бесконечное и зеркальное, невидимое глазу, но слышное сердцу?

Какая проницательность должна быть заключена в человеке, постигшем это безмерно сложное и запутанное, но цельное и взаимное содержимое этих мешков, составляющих собой не что иное как внутренний мир самого человека?

Кем должен быть этот наблюдатель, пытающийся понять самого себя, а значит и понять целую, непонятую доселе Вселенную, в которой уже сосредоточены ответы на все существующие вопросы?

Наша Вселенная уже рождена и она конечна, она смертна, как и любой возникший в ней вопрос, но одновременно с этим она – бесконечна, как и любой, найденный в ней ответ. Бесконечность, ограниченная контурами чего-то – вот её суть, бесконечность в контурах тела – человек, в контурах пространства – весь мир, Вселенная, а бесконечность в контурах одного мгновения – … Об этом позже.

Но принципиальной разницы никакой…

Каким же совершенным инструментом познания является человеческий мозг, который смог, который каким-то непостижимым образом нашёл дверь в этот мир, приоткрыл её, глянул, ахнул от удивления и тут же сформировал в своем видении более-менее привычный человеческому взгляду порядок – порядок и временной и пространственный – ведь другого порядка человек не знает и не может знать, ибо он сам его часть.

И поэтому в картине, которую увидели мои глаза и которую совершенно по-своему интерпретировало мое сознание, мешки были разложены в пространстве, они изменялись во времени, а может быть и бесследно проходили в нём. Но на самом деле не было здесь ни времени, ни пространства, ибо действия и поступки, человеческие чувства и размышления не подвластны им и не зависят от них, они постоянны с течением одного и не меняются в перемещениях другого. И пространство этого мира, и время, произвольно текущее в нём – всё это было почти гениальным произведением, всё это было созданием одного единственного – главного органа восприятия человека – его мозга.

Именно этот орган, приоткрыв сюда дверь и удивленно распахнув человеческие глаза, сразу же, тут же, не отходя от двери начал формировать привычный ему мир, начал рисовать привычную глазам картину, и делать это с одной единственной целью – понять. А понять он может только то, из чего создан сам – только изменяющуюся во времени и занимающую определенный объем в пространстве материю. Ту материю, из которой он сделан.

И мой человеческий мозг тут же сформировал из действительной реальности нечто на неё очень похожее и понятное ему самому, однако, не теряющее своей собственной реальной сути и не жертвующее своим смыслом; сформировал трехмерный пространственный мир действий и чувств, по образу и подобию того мира, в котором сам мозг, а следовательно, и сам человек, существует.

Но одного он не мог изменить!

Мир действий и поступков продолжал питаться тем же, чем и питался до своей трансформации в понятную мозгу концепцию – он питался воображением самого человека.

Питался точно также, как привычная человеку трехмерная Вселенная питается временем и пространством, а когда, по тем или иным причинам еда заканчивается – этот нежный, как цветок мир разрушается и погибает…

Мешковина, из которой был соткан мешок с ленью, да и сам паук, царственно восседающий на нём, выполняли одну общую задачу – все они, как солнечный парус – ловили свет. Не только тот общий свет, который ниспадал с несуществующего потолка этого мира, но и то, едва уловимое свечение, исходящее из приоткрытого мешка с вниманием или из распахнутого мешка с интересом. Даже полностью завязанный мешок с движением, прямо через свою мешковину, испускал нечто неосязаемое, невидимое, но явно оседающее на паутине лени.

Немного поодаль притаился мешок с забвением – этот был даже покрупнее мешка с ленью.

Такой себе отстойник. Последняя инстанция. Именно туда стекало всё, что удалось поймать лени. Всё, что паук смог схватить своими мешковинчатыми лапами. Всё, что ему удалось удержать до того – самого последнего момента, когда любое начинание, покинувшее мешок с интересом и уже немного подпитавшись вниманием с другого мешка, отвоевав часть запутавшегося в паутине действия затрепыхается в паутине забвения, задыхаясь и умирая.

Да, этот мир был велик. Не огромен, а именно велик – велик по своему наполнению, велик как правда, ибо она – одна, и она достаточно редкий – а значит, и ценный гость. А вот лжи вокруг может быть сколько угодно, но и ценится ложь в полном соответствии со своей распространённостью.

Этот мир справедливо выставлял свои собственные оценки человеческому существованию. Эти оценки были верны и правдивы, ведь зависели они не от взяток и договоров, а лишь от того, чиста или запятнана была совесть у обладателя этого мира. Совесть не только в привычном человечеству смысле – этот поступок хорош, а этот – совсем наоборот, а со-весть – совместное ведание того что есть; совесть, как внутренний бог; совесть, которая оценивает не только поступки, не только то, что ты сделал по отношению к себе или к другим, но и то, что не сделал, то что отложил на потом, то о чём забыл – то, что ты с любовью отправил в мешок с забвением. Оценивает даже тех, чьё время прошло и никогда не вернется, ибо оно потрачено и невосполнимо.

Эти пустоты несделанного и забытого и составляли основу наполнения мешка с забвением. Возможно, он был пуст, и казался полным лишь визуально, ведь забытое и вовсе не может существовать. Ни в мыслях, ни в какой другой из всех существующих реальностей.

И раздувался этот мешок с забвением на солнечном ветре всего лишь от своей собственной значимости – словно человек-пустышка, важно надувающий щеки, но по сути своей ничего не значащий.

Ноль.

Чистый вакуум.

Бессмысленность. Бесплодность и, следовательно, полная бесполезность.

12

– Я не буду возражать ни против твоих мыслей, ибо я не могу возражать против самого себя; ни против твоего сна, ибо он уже закончился, а возражать прошлому по меньшей мере глупо, – Артак счастливо засмеялся, – насколько я могу судить, твой сон был полезен не только твоему духу, но и телу, а значит – он был необходим, – дракон провёл своей лапой по моему лицу снизу вверх, словно задирал в театре кулису для того чтобы получше рассмотреть сцену и действующих на ней персонажей.

Он приподнимал дымную завесу моих полупрозрачных век и ласковым движением сдувал пелену этого волшебного, всё еще длящегося перед моими глазами наваждения.

– Я прав или нет? – вопрос был риторический и Артак продолжал смеяться, но уже одними глазами, а их солнечный, жёлтый свет омывал моё лицо почище любого природного родника.

Окончательно очнувшись я приподнял больную ногу и покрутил в воздухе своим голеностопным суставом. Вправо – влево, вверх – вниз. Немного по кругу в обе стороны. Не почувствовав никакого дискомфорта, я вежливо обратился к дракону:

– Вы считаете что прошло достаточно времени для стабилизации моих внутренних часов?

– Откуда мне знать? – Артак украдкой глянул на мои часы и я тут же сделал тоже самое.

Часы, как и прежде, показывали ровно 10 часов утра и ни одной секундой больше.

– Но до тех пор, пока ваши часы не начали ходить в привычном темпе, я бы ещё подождал, – дракон хитро улыбнулся и по его морде пробежала какая-то чувственная, пронзительная, но одновременно коварная волна, – впрочем, думаю, что момент стабилизации ваших внутренних часов мы ни в коем случае не пропустим.

– Ход часов напрямую связан с моими внутренними процессами?

– Конечно, а как же иначе… Они же на вашей руке. Да и внешние проявления всегда были, есть и обязательно будут всего лишь отражением процессов внутренних. И если ваши часы стоят на одном месте, то и время внутри вас ещё не перестало буксовать своими колесами, оно ещё продолжает прокручивать их на одном и том же месте. А может быть и в нескольких местах одновременно.

– И когда оно наладит свой бег его можно будет наконец-то измерить, полагаясь на мою температуру? – мне не давало покоя утверждение дракона что мерой времени, как и мерой любой энергии может являться самое обыкновенное тепло.

– Можно, – Артак кивнул головой, – конечно, можно, в этом, как и в любом другом мире возможно абсолютно всё, но ответьте мне – зачем? Человеческое тело способно выжить в таком бесконечно малом температурном диапазоне, что измерить само время – эту мать всех существующих энергий, измерить его простым теплом всё же достаточно проблематично, – дракон усмехнулся, – вот если бы речь шла о звёздах или даже галактиках! Если бы речь шла о крупных, массивных объектах, то всеми остальными проявлениями времени можно было бы просто-напросто пренебречь, настолько они были бы незначительны. Тогда можно было бы мерять его – отпущенное им время, одной лишь температурой, почему бы и нет? Ведь в сердце звезды, даже если брать не самую горячую, но самую близкую к Земле звезду – ваше привычное, человеческое Солнце, – Артак кивнул головой в сторону небольшого подъездного окна, за которым проглядывался солнечный диск (он висел как-то низко, по-зимнему, несмотря на то что сегодня было 8 июля и лето в самом разгаре, а времени, как известно, было уже 10 утра), – так вот в сердце звезды, похожей на Солнце температура может достигать 15 миллионов градусов, тогда как на её поверхности всего лишь 5-6 тысяч. Разброс температур, а значит и разброс энергий, при которых живет Солнце, составляет миллионы градусов, и тут мы легко сможем подсчитать количество времени, хранящегося в самом Солнце, то есть количество той энергии, которая дает Солнцу возможность жить, – Артак опять ухмыльнулся, – а что уже говорить о галактиках… В центре галактик температура может достигать и миллиарда градусов, тогда как сама галактика вполне может находиться в близкой к абсолютному нулю температуре. Вот это диапазон! – Артак в восхищении поднял лапы, – вот это пространство для измерений! Вот это размах! Амплитуда! Масштаб! А что там мерять в одном человеческом теле? Не смешите меня, – он фыркнул, продолжая внимательно рассматривать солнечный диск за окном парадного, – человеческое тело не способно выжить при изменении температуры даже на сотню-другую градусов, причем в любом из направлений – что в минус, что в плюс, – дракон ещё раз усмехнулся, – и если предположить для удобства, что человек живёт целых сто лет – это количество времени столь ничтожно во вселенском масштабе, что при любых измерениях им легко можно пренебречь, понимаете? И тем не менее… – Артак задумался и начал шептать себе под нос, – однако… Вполне возможно… Имея достаточно чувствительную аппаратуру… – дракон начал что-то прикидывать в уме и замолчал.

В подъезд потянуло холодом. Это было достаточно странно, учитывая что на дворе стояло красное, жаркое лето – самая пекучая его пора. Стояло точно также как и секундная стрелка на моих часах – недвижимо и вертикально.

Лето было строго вверху, как секундная стрелка, замершая на цифре двенадцать.

Какая-то, показавшаяся мне сначала важной мысль мелькнула в моей голове, но не задержавшись более чем на один всего миг, продолжила свой бег. Видимо, остановившееся физическое время всё же было не властно над миром мыслей. Они скакали как бешеные, не останавливаясь и не замирая ни на мгновение.

– Ну хорошо, не надо мерять время внутри меня, но внутри звезды, внутри галактики, внутри Вселенной? Это реально? – я ждал ответа с лёгким замиранием сердца, ибо не было на свете ничего более захватывающего чем постичь одну из тайн времени, и ничто я не хотел бы познать с такой же увлечённостью и с таким же интересом.

– Да. Но есть одно но… – дракон поддел мой подбородок когтем, – пространство и время внутри таких массивных объектов постоянно смешивается друг с другом, они тасуются как колода карт, уравновешивая друг друга – и всегда будет существовать какая-то погрешность, какая-то, пусть минимальная, но неточность, ибо избрав своим общим вселенским мерилом энергии температуру, и измеряя её с точностью до градуса, мы никогда не сможем уверенно сказать что мы собственно меряем – пространство или время.

– Но как же так получается?

– Пространство и время, а если сказать проще – материя и энергия, что собственно одно и тоже, находятся в постоянно перекрученном, спутанном, исключительно совместном состоянии. И каким-либо образом меряя энергию, то есть время – мы всегда будем захватывать в своих измерениях и какой-то участок пространства, то есть материи. Ведь при тех колоссальных температурах часть самого пространства постоянно перетекает во время, как, собственно, и наоборот. Или, говоря другими словами – материя безостановочно превращается в энергию, а энергия порождает всё новые и новые материальные объекты. Они текут как два рукава одной и той же реки, соединяясь в один огромный, раскалённый поток, и уже этот единый поток – взрывами колоссальной силы – выбрасывает из себя иногда расплавленную материю, которая, теряя по дороге тепло стабилизируется и превращается в то неизменное, через что люди смотрят и в чём живут – в то пустое, но от этого не менее значимое пространство – живая материя превращается в ту самую, не менее живую и уже готовую к использованию пустоту, к которой пришпилены сами планеты. А иногда – превращается в само время, которое, остывая по мере удаления от центра событий, становится тем, чем вы с успехом пользуетесь – время становится стабильным и мертвым, – дракон кивнул на мою руку, на запястье которой болтались часы, – вот точно таким, как на твоих наручных часах.

– Оно мертво?

– Оно охлаждено, оно стабильно, оно недвижимо. А недвижимо – всегда мертво. Время, которое используют люди в своих расчетах – искусственное, и оно становится таким ровно в тот самый момент, когда человек возомнил себя возможным измерить его и придумал эту несуразную шкалу – секунды, минуты, часы. Нет их в природе и никогда не было.

– А если нагреть? – я понимал что говорю чушь, однако дракону так не казалось. Он кивнул своей большой головой и усмехнулся.

– Нагреть что? Ваши часы?

– Ну… Я не знаю…

– А не знаете, так не говорите. Вы этим утомляете Агафью Тихоновну, – Артак кивнул на устало сидевшую на ступеньках акулу, – ей не хватит всей своей акульей жизни чтобы сказать даже то, что она знает точно, а тут ещё вы со своими предположениями, – он рассмеялся, а акула, повернувшись ко мне произнесла:

– Нет, нет, что вы, я совсем не устала, – Агафья Тихоновна застегнула свой плащ, видимо и она ощутила тот уличный холод, который медленно тянулся снаружи, – я не устала, но думаю, нам было бы неплохо пройтись и размять, так сказать, конечности.

– Мне уже можно встать?

– Ещё немного терпения, – Артак остановил мой порыв, – ещё немного. У нас есть время закончить разговор, а там глядишь, и вернется ваша способность безболезненно двигаться. Я чувствую, что это уже вот-вот произойдет, – он потянул носом влажный, немного терпкий, холодный подъездный воздух и кивнул головой, – вот-вот. Имейте, в конце концов, терпение.

– Ну хорошо, – я посмотрел на Агафью Тихоновну, словно извиняясь за свою несостоятельность и повернулся к Артаку, – ну хорошо, – повторил я и понизив голос до шепота повторил свой вопрос, – а если нагреть?

– Что нагреть?

– Ну звезду или галактику…

– Если температуру объекта поднять, или наоборот, понизить, одним словом – изменить, ещё на сотню-другую миллионов градусов, это изменит количество перетеканий из одного в другое. И наоборот. Представьте себе кипящий бульон, которому вы сообщили дополнительную энергию – что с ним будет? – Артак не ждал моего ответа, – он начнет кипеть еще интенсивнее, – дракон перешёл на шепот, словно сообщал мне какую-то тайну, – и кстати, понизите вы или повысите температуру – тоже нет никакой разницы.

– Ничего себе! – я присвистнул от удивления, – но если мы нагреем бульон ещё сильнее, то есть сообщим ему дополнительную энергию – и он выкипит быстрее, а как такое возможно, если мы дали бульону дополнительное время в виде энергии, и вдруг, ни с того ни с сего, того же времени стало меньше? Он выкипел за секунду и всё? Куда же делось само время?

– Не забывайте что время – энергия отрицательная, – Артак засмеялся, – тёмная, как называют её люди, а тёмная – значит неизвестная. Поэтому и получается всё с точностью до наоборот. Но оно, время, никуда не денется, равновесие системы будет сохранено, время просто перейдёт в другие, уже положительные формы энергии – оно испарится, сжимая в своих объятиях пар, оно растворится в окружающем пространстве… Да мало ли что с ним произойдёт. Одно точно – существующее равновесие нарушить невозможно. Ни при каких обстоятельствах. Любая попытка нарушить равновесие тут же включит определённые механизмы которые это равновесие восстановят, и сделают это сразу, в то же самое мгновение.

– Хм…

– Можете себе представить, – дракон наконец убрал свой коготь с моего подбородка, – что в ядре того же Солнца, при реакциях ядерного синтеза, а ядерный синтез – это процесс слияния ядер определённых веществ для появления новых элементов, так вот, при реакции синтеза внутри Солнца – в энергию превращается всего лишь 0,7 % задействованной в этом процессе материи, и именно эта мизерная часть энергии позволяет жить всей солнечной системе, представляете? Этот минимум дает человечеству весь необходимый свет, всё необходимое время, даёт всю необходимую энергию.

– Неужели так мало?

– В центре галактик, вблизи черных дыр, в энергию превращается уже около 10% вращающейся там материи, – дракон тоже ощутил холод, тянувшийся с улицы, и как любое холоднокровное животное, немного передвинулся в сторону Солнца, а значит, и в сторону тепла.

– А в материю? Энергия точно также легко может стать материей, как и наоборот?

– Вы наверное хотите спросить, в состоянии ли время синтезировать пространство? – Артак сузил свои яркие, солнечные глаза и сделал небольшую паузу в разговоре, – да, конечно, – выждав небольшую толику застывшего и неподвижно стоящего, абсолютно недвижимого времени, сказал он, – да, в состоянии. Время точно так же может извлекать из своей, пока еще непонятной человечеству сути куски пространства, как и пространство вполне в состоянии, при возникшей необходимости, вычленить из себя пару-тройку столетий или миллениумов, – Артак говорил и поёживался, казалось даже, он становился меньше от той, ничем необъяснимой, осенней прохлады, сочившейся прямиком с улицы.

– Вы хотите сказать…

– Я хочу сказать что точно так же, как уже известная человечеству трехмерная материя и изученные виды энергии, так и пространство со временем – практически ничем не отличаются друг от друга, разве что плотностью. Ведь материя – это всего лишь плотно сжатая и аккуратно, кирпичик к кирпичику, сложенная энергия. И только внешние условия, например – температура, давление, скорость, да мало ли что, провоцируют перетекание материи в энергию и наоборот. Попытка замкнутой системы «пространство-время» сохранить своё равновесие во что бы то ни стало является причиной всего происходящего, всех внешних условий и проявлений, видимых человеческому глазу. Я бы даже сказал, – дракон опять перешел на шёпот, видимо чтобы его лучше было слышно, – я бы даже сказал не «внешних условий», ибо они вторичны и само время их и формирует, я бы сказал так – только внешние надобности, внешние необходимости, только насущные потребности в чём-то конкретном и определяют именно то что появится в данный момент – кусок времени или кусок пространства. Кусок или отрезок. Отрезок – как часть бесконечной прямой.

– Внешние надобности? В чём?

– В равновесии, конечно! Всё и всегда определяет равновесие системы. И если оно смещается в ту или иную сторону – система сама восстанавливает его всеми доступными ей способами. И создать или уничтожить кусок пространства или отрезок времени – самое простое и эффективное из того, что можно сделать.

– Отрезок?

– И про время и про пространство можно сказать – кусок или отрезок. Кусок времени или отрезок времени. Кусок пространства или отрезок пространства.

– Часть бесконечной прямой?

– Нет, что вы! – Артак присвистнул, – то, что вы говорите – всего лишь определение отрезка из школьного курса геометрии. Кстати, а вы знаете, что во всём многообразии природной фауны – лишь люди способны нарисовать прямую линию?

– И вы сказали – появится в данный момент? – я проигнорировал вопрос своего дракона, хотя он был довольно интересен, – значит ли это, что время первично? Впрочем, время, наверное, и должно быть первично, ведь оно – сама энергия, которая и формирует всё остальное!

– Я сказал – появится в данный момент, – дракон, глядя на меня, безразлично пожал плечами, – но с тем же успехом я мог сказать – появится в данном месте. От того что я поменяю местами пространство и время суть сказанного не изменится, не так ли? – Артак прищурился и его глаза наполнились смехом.

Он явно хитрил и что-то не договаривал.

– Да, вы правы, но ведь энергия сама по себе первична, не так ли?

– Если принять за аксиому то что вся материя образовалась в результате Большого Взрыва – то да. Тогда энергия первична. Тогда энергия породила всё что вы можете видеть, и даже то, что вы видеть не в состоянии. Но только в одном случае – если принять теорию Большого Взрыва как единственно возможную и абсолютно верную.

– А как было на самом деле? – я упорно настаивал на своем праве получить столь интересующий меня ответ.

Тогда мне казалось что получив ответ на один из фундаментальных вопросов человечества – что было раньше, и с чего всё началось – я сразу смогу понять если не всё, то очень и очень многое.

– А какая разница? Какая разница что было раньше? – Артак громко, в голос рассмеялся, – хватит уже играть в эти людские забавы – что было сначала? Что стало потом? Что будет дальше? Поймите, даже узнав верный ответ, если таковой и существует в природе – это не принесет никаких изменений ни лично для вас, ни для всего остального человечества. Да и было ли это «сначала» и будет ли это «потом»? Чем вас не устраивает настоящий момент? Ведь и «сначала» и «потом» сразу же ставят человеческую концепцию времени во главу угла. А она ошибочна, ибо всё, везде и всегда существует одновременно.

– Вы сказали – ответ, если такой и существует в природе?

– Я так сказал? – Артак театрально оглянулся и наткнулся взглядом на утвердительный кивок Агафьи Тихоновны, – я так сказал? – повторил он, всё ещё смеясь, – да, я так сказал! И что тут такого?

– Как это что? Как что? – я задыхался от переполнявших меня чувств, – неужели есть нечто такое, на что сама природа не знает ответа?

– Нет. Такого нету. Природа знает всё, – дракон усмехнулся, – но вы – пока ещё не природа, вам только предстоит ею стать. И вам это всё пока что просто-напросто не нужно! Природа же, по своей сути, гораздо многообразнее любого её варианта, который вы в состоянии представить. Природа гораздо многообразнее всего того, что вы представить даже не в состоянии. И заметьте, природа не требует у меня ответа с такой настойчивостью! Хотя и имеет на это право. Не требует ответа именно потому что она его прекрасно знает.

– Но я хотел лишь сказать…

– Я знаю что вы хотели сказать, – Артак ещё раз мельком пробежал глазами по Агафье Тихоновне, – вы хотели убедиться что ответ всё-таки есть.

– Да.

– Ответ есть. Но вы его получите сами, в своё время, которое ещё не пришло.

– Но почему?

– Потому что вы мыслите категориями такого человека, который пока ещё не в состоянии понять и принять то, что природа может ему сказать.

– Но почему? – я был настойчив.

– Потому что природа не может, она просто не в состоянии ответить на неверно сформулированный вопрос. На такие вопросы не существует правдивых ответов, а других у природы нет. На такие вопросы вы можете лишь придумать свой собственный, не имеющий ничего общего с реальностью ответ.