Танцы на снегу. Геном. Калеки

– У тебя есть разрешение?

– Да. – Я полез в карман, но космонавт покачал головой:

– Не сейчас… Все схвачено, все улажено, все разрешения, верю… Зачем оно тебе?

– Я не хочу здесь жить, – честно ответил я.

– Если бы ты сказал, что жить без космоса не можешь, я бы тебе всыпал ремня, – непонятно выразился старпом. – Но здесь жить… да, я бы тоже не хотел… Ты хоть представляешь себе, что такое – расчетный модуль?

– Это подключение мозга в режиме потоковой обработки данных, позволяющее осуществлять навигацию в гиперпространстве, – отчеканил я. – Поскольку быстродействие электронных вычислительных систем падает прямо пропорционально скорости корабля при превышении константы С, единственным методом навигации в гиперканале является использование возможностей человеческого мозга.

– Думать при этом ты не сможешь, – объяснил старпом. – Ты даже помнить ничего не будешь. Воткнули тебе шунт, ты отключился. Потом ожил, уже после посадки. Немного болит голова, и кажется, будто прошла минута, только борода выросла… впрочем, какая у тебя борода. Ну и? Что ж в этом хорошего?

– Я не хочу здесь жить, – упрямо повторил я. Раз уж этот довод старпому понравился…

– Оплата расчетных модулей прогрессивная, и за пять лет реального времени ты можешь скопить сумму, достаточную для поступления в космошколу, – продолжал старпом. – Тем более по возрасту ты вполне им сгодишься. Но есть такая беда – работа в потоковом режиме нарушает процессы мотивации и целеполагания. Ты не захочешь куда-то уходить. Понимаешь?

– Захочу.

– Только два процента лиц, работавших расчетными модулями, уходят после истечения стандартного пятилетнего контракта. Около процента прерывают контракт досрочно. Все остальные работают до… до смерти.

– Я рискну.

– Рисковый ты парень. – Старпом поднял рюмку и выпил. Я подумал и последовал его примеру. Во второй раз почему-то получилось хуже – я закашлялся, и старпом похлопал меня по спине.

– Возьмите меня, пожалуйста, – попросил я, отдышавшись. – Я ведь все равно наймусь. Не к вам, так к кому-нибудь другому.

Старпом поднялся. В его бутылке еще немного оставалось, но он будто внимания не обратил. Космонавты – они все чертовски богатые.

– Пошли.

Когда мы выходили, я подмигнул бармену. Тот улыбнулся и развел руками. Будто не слишком меня одобряет, но признает мое право решать. Очень хороший человек, наверное, потому, что в космопорте работает.

Через красивый вестибюль гостиницы мы прошли к лифтам. Охраннику старпом молча показал свой галактический паспорт, и тот не сказал ни слова. Рядом с лифтами был еще один маленький бар, даже не отделенный стеной. Там сидело человек пять девушек, все очень красивые и разные – азиатка, негритянка, беленькие. Они очень медленно пили кофе. Азиатка что-то сказала подругам, глядя на нас, те захохотали.

– Цыц, груз… – рявкнул старпом, багровея.

Девушки захохотали еще сильнее. Я косился на них, пока мы подымались в стеклянной шахте лифта на верхние этажи.

– Вначале посмотрим, что скажет доктор, – сообщил старпом. – Вашей медицине я не верю.

– Ага, – согласился я. – У нас хорошая медицина, но отсталая.

Вслед за старпомом я вошел в одну из дверей. Это был гостиничный номер, совершенно роскошный, в нем была видеостена, по которой шел какой-то исторический фильм. В кресле напротив стены развалился тощий высокий мужчина, держащий в руке тонкий бокал с каким-то напитком. Бокал очень походил на него, и я улыбнулся.

Вообще все складывалось здорово!

– Антон, – подталкивая меня вперед, сказал старпом, – посмотри парня. Хочет пойти с нами расчетным модулем.

Мужчина обернулся, отставил бокал и сказал:

– Идиоты молодеют. Ты ему хоть объяснил, что такое быть в потоковой системе?

– Объяснил. Да он и сам все прекрасно понимает. – Старпом ухмыльнулся. – Даже заметил, что «Аризона» стартовала на маршевых.

Антон покосился на стену, и та погасла, а свет в комнате стал ярче. Я заметил, что в номере окна тоже сделаны непрозрачными, как в баре. Наверное, космонавтам так не нравится смотреть на нашу планету, что они затемняют все окна.

– Раздевайся, – велел он.

– Совсем? – спросил я.

– Нет, сапоги можешь оставить.

Он, конечно, иронизировал. Кто же носит сапоги в куполе? Я разделся догола, сложив одежду на стуле, который мне подвинул старпом.

– Какой у тебя шунт? – спросил Антон. – «Нейрон»?

Какие все-таки молодцы были мои родители! У нас в классе почти все с «Нейронами», гадкая штука. Я сказал, что у меня «Креатив».

– Серьезный парень, – согласился Антон, доставая маленький чемоданчик. – Становись вот тут. – Я послушно встал, развел руки, как он велел. Антон извлек из чемоданчика шнур, предупредил: – Сейчас закружится голова.

Голова у меня и так кружилась, но я этого не сказал. Корабельный врач – Антон точно был корабельным врачом – подключил к нейрошунту шнур, потом разложил и установил передо мной сканер на треноге.

– Нервы крепкие? – спросил он.

– Угу.

– Это хорошо.

Видеостена снова заработала. Только теперь на ней был я. Сканер тихонько зажужжал, покачивая детекторной головкой. Изображение на стене стало меняться.

Вначале с меня будто содрали кожу. Я даже скосил глаза, чтобы убедиться, что она на месте. Вокруг моего изображения замигали какие-то надписи и цифры. Не на лингве – на незнакомом языке.

– Питаешься хорошо? – спросил Антон.

– Ага.

– Хрен там хорошо… Ладно, тебе не мешки таскать.

Теперь с моего изображения содрали все мышцы. Остались кости и все внутренние органы. Я зажмурился, чувствуя, как подкатывается тошнота.

– Желудок часто болит? – спросил врач.

– Нет. Никогда не болит.

– Зачем врать-то? Видно же… Павел! Ты что, водкой его поил?

– Как принято. Выпили по рюмке.

– Экипаж кретинов… Мальчик, у тебя были положительные мутации?

– Ага. Набор «инферно».

Глаз я так и не открыл, но слушал, как Антон объясняет старпому:

– Видишь, увеличены органы иммунной системы? Почки модифицированы для вывода нуклидов, защищены щитовидка и тестикулы. Мальчик может неплохо держать радиацию. Ну и обычные мелочи – аппендикс полностью заполнен лимфоидной тканью, усилено сердце…

– Слушай, Антон, меня сейчас стошнит. Избавь меня от зрелища освежеванного ребенка!

– Да как скажешь…

Я снова открыл глаза и посмотрел на собственный скелет. Скелет был даже симпатичный, только какой-то очень уж жалкий.

– Руку ломал? – спросил врач.

– Правую, – признался я. В моей медицинской карте даже записи об этом не было, и я надеялся, что никто и не узнает.

– Ничего, неплохо срослось, – милостиво согласился Антон. Достал ручной детектор, подошел и, уже не глядя на экран, стал водить по мне датчиком.

– Пойдет? – поинтересовался старпом. Он сидел в покинутом Антоном кресле, флегматично допивал напиток из его стакана и курил сигарету.

– Соматика приличная, – признал Антон. – Сейчас проверим шунт на поток… ты в туалет давно ходил, парень?

– А? – не понял я.

Антон поморщился:

– Ладно, может, и пронесет.

– Ох, пронесет! – весело подтвердил старпом.

Антон крепко взял меня под мышки, приподнял и посоветовал:

– Держись.

…Наверное, команду он отдал по своему шунту. Потому что отключился я мгновенно. А когда через мгновение пришел в себя, голова болела, а руки слегка подергивались. Антон все так же крепко держал меня на весу. Ноги у меня были мокрые, по полу елозила черепашка кибер-уборщица, временами натыкаясь на ступни.

Я обмочился!

– Иди в душ, вон та дверь, – велел Антон. – Вымойся и одевайся.

Он морщился, но вроде бы не злился. Я схватил одежду и бросился в ванную; красный как рак, понимающий, что все кончено. Хорош расчетный модуль, у которого сфинктеры не держат… Поливая себя из душа, я мрачно думал, что стоит сразу уйти. Даже не возвращаясь в комнату.

Но я все-таки вернулся.

Антон снова сидел в своем кресле, чемоданчик был собран, по стене шли замысловатые цветные узоры. Старпом курил. Пол был чистый и сухой.

– Простите, – пробормотал я.

– Да я сам виноват, – неожиданно ответил Антон. – Слишком долго тебя гонял в потоке.

– Долго? – не понял я.

– Четверть часа. Уж больно любопытные показатели были. У тебя не восемьдесят четыре с половиной, как в аттестате, парень. У тебя девяносто и семь десятых. Великолепный показатель. С таким берут в военный флот, на пилотажно-капитанский.

Старпом, похоже, понял мой страх.

– Да принят ты, принят, – сказал он. – Если и впрямь хочешь, то мы тебя возьмем в расчетные модули.

– Хотя я бы посоветовал поберечь мозги, – заметил Антон. – Понимаешь, приятель, лобные доли мозга не любят потокового режима. Они… как бы это сказать. Засыпают. Начинают лениться. Со всеми вытекающими…

Он вдруг захохотал, я понял причину и снова покраснел.

– В общем, я бы тебе не советовал, – уже серьезно продолжил Антон. – Честно. Но если ты настаиваешь – возьмем с удовольствием. У нас и так нехватка модулей.

– Я… я готов.

– Тебе нужно уладить какие-то дела? – спросил старпом.

– Да, наверное.

Я же не знал, что все решится так быстро!

– Тогда приходи завтра утром. Старт будет вечером… впрочем, тебе это без разницы.

Я закивал, пятясь к двери.

– Подожди! – вдруг велел Антон. – Хочу объяснить тебе еще одну вещь, мальчик. Сейчас мы разговариваем с тобой, и нам это приятно. Потому что ты умный, славный паренек. Который вполне мог бы стать нашим коллегой… настоящим коллегой. Но если ты станешь расчетным модулем – все изменится. Мы будем относиться к тебе совсем по-другому. Даже когда после первого рейса ты выйдешь посмотреть на инопланетный порт: еще веселый, любопытный и настоящий. Но мы больше не будем с тобой болтать, шутить и улыбаться. Потому что видели десятки и сотни таких, как ты, поначалу – умных, славных, хороших. И если относиться к вам как людям, после того как вы встали в поток, то никаких нервов не хватит.

Меня словно отхлестали по щекам. Я сглотнул какой-то комок – потому что мне нравился и старпом, и даже этот ехидный язвительный врач.

А сейчас они смотрели на меня очень серьезно и…

Словно я на родителей, когда они рассказали мне про Дом Прощаний.

– Как член экипажа и совладелец корабля, имеющий в нем свой пай, я очень хочу взять тебя в расчетную команду, – сказал старпом, откашлявшись. – А вот как человек, у которого свои пацаны подрастают, я бы тебе не советовал приходить.

– Я приду, – прошептал я.

– Вот, возьми. – Старпом подошел ко мне, протянул несколько сколотых листов. – Это наш контракт приема на работу в качестве расчетного модуля. Контракт стандартный, один в один рекомендованный Гильдией. Но ты все-таки его изучи как следует. Дальше – тебе решать.

Я схватил листки и выскочил за дверь. Голова гудела, немножко чесалась кожа над ухом, вокруг шунта. Это от волнения.

А еще мне было не по себе оттого, что и старпом, и врач говорили чистую правду. Оттого, что они были хорошие люди.

И оттого, что я собирался их всех обмануть.

Глава 2

Провожать меня поехал только Глеб. Прогулял школу и поехал.

Он почти до конца мне не верил. Хотя увидел и пустую квартиру, откуда унесли муниципальную мебель, а то, что принадлежало родителям, – в маленьком контейнере складировали в подвале.

– Ты псих, – сказал Глеб, когда автобус подъезжал к космопорту. Он начал верить. – Будешь дебилом. Ты что, старых модулей не видел?

– Они вовремя не вышли, – сказал я. Чемоданчик с вещами я держал на коленях. Как я узнал из контракта, у меня было право на двенадцать килограммов вещей.

– И ты не выйдешь. За пять лет мозги спекаются. – Глеб вдруг облизнул губы и сказал: – У меня билет имперской лотереи, ты знаешь?

Я знал. У Глеба был один шанс из двадцати выиграть бесплатное обучение на любую специальность. Он собирался стать пилотом, конечно же.

– Хочешь, я его тебе отдам?

– Тебя родители убьют, – ответил я.

– Нет. Не убьют. Я уже поговорил с ними. Я могу переписать билет на тебя. Хочешь?

Билет имперской лотереи – это здорово. Я о нем и не мечтал… зато нейрошунт у меня «Креатив», а у Глеба – только «Нейрон».

– Спасибо, Глеб. Не надо.

Он растерянно заморгал жиденькими белыми ресницами. Глеб очень светловолосый и бледный. Это не мутация, это наследственность.

– Тиккирей, я честно…

– Глеб, я вечером буду в космосе.

– Это будешь не ты, – прошептал Глеб.

Когда автобус остановился у гостиницы, он вяло протянул мне руку. Я ее пожал и спросил:

– Зайдешь?

Глеб покачал головой, и я не стал спорить. Долгие проводы – лишние слезы.

Меня ждал космос.

* * *

Я не знал, где живет старпом и остальной экипаж корабля. Поэтому пошел в номер к доктору.

Дверь снова была не заперта, и дверь в ванную распахнута. Антон стоял у зеркала, в одних трусах, и брился древней механической бритвой. Будто нельзя заморозить все волосяные фолликулы раз и навсегда.

– Ага, – сказал он, не оборачиваясь. Я видел только отражение его глаз в зеркале, но мне показалось, что их выражение изменилось. – Ясно. Номер семьдесят три. Там капитан.

– Кто пришел? – раздался голос из комнаты. Тонкий, девичий.

– Это не к нам, – отозвался Антон. Но из комнаты выглянула смуглая девушка – одна из тех, что вчера смеялись. При виде меня она вначале улыбнулась, а потом помрачнела. Наверное, она была совсем голая, потому что замоталась в простыню.

– Здравствуйте, – сказал я.

– Какой ты дурачок, – сказала девушка. – Господи, ну откуда берутся…

– Замолкни, груз! – процедил я. Получилось. Почти как у старпома. Девушка замолчала, часто моргая. Антон на миг прекратил бриться, потом бритва продолжила движения. Вверх-вниз.

А я повернулся и пошел в семьдесят третий номер.

Капитан был младше и старпома, и доктора. Наверное, он окончил какую-то очень известную космошколу, если ему доверили командовать кораблем. Крепкий, красивый, в парадной белой форме.

– Тиккирей, – утвердительно сказал он, когда я вошел. Почему-то я понял, что он видел запись моего вчерашнего обследования, и мне стало стыдно. Перед Антоном или старпомом не было стыдно. А перед настоящим капитаном, который, даже сидя один в номере, оставался в парадной одежде, – стыдно.

– Да, капитан.

– Значит, не передумал?

– Да, капитан.

– С контрактом ознакомился?

– Да, капитан.

Контракт я читал до трех часов ночи. Он и впрямь был стандартным, но я все проверил.

– Тиккирей, может быть, ты думаешь нас обмануть? – предположил капитан. – Сделать два-три рейса, выбрать планету посимпатичнее и там сойти?

– Разве я имею на это право? – очень натурально удивился я.

– Имеешь, конечно, только что это тебе даст? – Несколько секунд капитан пристально смотрел на меня. – Ладно, не будем тянуть.

Он сел за стол, быстро проглядел мои бумаги, проверил подлинность печатей ручным сканером, подписал контракт и вернул мне один экземпляр. Протянул руку:

– Поздравляю вас, Тиккирей. Отныне вы член расчетной группы космического корабля «Клязьма».

Мне не понравилось то, что он назвал меня не членом экипажа, а членом расчетной группы. А еще больше не понравилась фраза «Только что это тебе даст?». Но я улыбнулся и пожал ему руку.

– Вот тебе подъемные. – Капитан достал из кармана несколько банкнот. – Они не оговорены в контракте, но это добрая традиция – к первому старту. Только постарайся не…

На секунду капитан замолчал, потом засмеялся:

– Да нет, ты не напьешься, я думаю.

– Не напьюсь, – пообещал я. Вчера, после водки, меня стошнило в автобусе. А может быть, это случилось еще и из-за проверки моей работоспособности…

– Сбор в пять часов внизу, в вестибюле, – сказал капитан. – Да, и… Это опять же не оговорено, но если тебя там не окажется, я не стану подавать в суд. Просто порву контракт.

– Я буду.

– Хорошо, Тиккирей.

Я понял, что разговор окончен, и вышел из номера. Внизу, в баре, было так же немноголюдно и бармен был прежний. Он улыбнулся мне, а я подошел и положил одну банкноту на стойку.

– Это за вчера. И… у вас есть молочные коктейли?

– Конечно, есть. – Бармен выдал мне сдачу. – Приняли?

– Приняли. У меня оказались очень хорошие показатели. Правда.

– Здорово. Только ты вовремя завяжи с этой работой, ладно? С чем тебе коктейль?

– С апельсином, – сказал я наугад.

Бармен поморщился, наклонился ко мне. Заговорщицки прошептал:

– Скажу по секрету, самые вкусные молочные коктейли – это самые простые. Например – с шоколадом и щепоткой ванили.

– Давай, – так же шепотом ответил я.

Это и впрямь было вкусно. Я так и просидел в баре до пяти часов, оставив чемодан за стойкой у бармена, чтобы не следить за ним. Пару раз сбегал в туалет, чтобы не повторилось вчерашнего конфуза. Хотя, наверное, на корабле все это как-то продумано.

Последний коктейль я допил впопыхах, поглядывая на часы. Пожал руку бармену и выскочил в вестибюль.

Весь экипаж уже собрался. Капитан, старпом, доктор. И еще два человека, которых я не видел, – наверное, навигатор и карго-мастер.

– Опаздываешь, модуль, – холодно сказал доктор. Он свое обещание сдержал – для него я уже не был славным мальчиком.

– Простите, больше не повторится, – сжимая ручку чемодана, сказал я. Старпом молча взял у меня из рук чемодан, прикинул вес, вернул.

– Идем, – сказал капитан. Все повернулись и двинулись к шлюзу, к которому уже был пристыкован микроавтобус.

На меня даже внимания не обращали. И дверь автобуса закрыли, едва я успел переступить порог. Старпом и доктор сидели рядом, карго и навигатор – тоже. Рядом с капитаном было свободное место, но на него он очень аккуратно положил свою фуражку.

Я прошел в конец автобуса, сел на свободный ряд кресел.

Капитан поднял и надел фуражку.

Автобус покатился по оранжевому такыру.

«Клязьма» была стандартным сухогрузом, такие к нам непрерывно летают. Керамическая туша двухсот метров в длину, похожая на слишком вытянутое яйцо. При посадке она выдвигала опоры, но по сравнению с кораблем они были почти невидимы – такие маленькие. Казалось, что «Клязьма» лежит прямо на песке, сплавленном за многие годы в твердую каменистую корку. Грузовой люк был уже закрыт, но вдали еще пылила колонна большегрузных грузовиков, загружавших в корабль обогащенную руду.

– Последний рейс в этот гадючник, – сказал старпом. – Слава тебе, Господи…

– Зато какой пай, – негромко возразил тот, кого я считал навигатором. Это был негр, пожилой, полный, с очень добрым лицом.

– Да, пай хорош, – согласился доктор. – И хороший модуль наняли.

– Еще надо проверить, – кисло возразил старпом.

– Хороший, хороший, – повторил доктор. – Что я, тестировать разучился?

Обо мне они говорили так, словно я был покупкой, валявшейся на заднем сиденье. Я сцепил зубы и промолчал. Наверное, это такое испытание. Чтобы убедиться, серьезно я настроен с ними работать или начну ныть и возмущаться.

Автобус пристыковался к шлюзу – спустившейся сверху прозрачной трубе. Вшестером мы едва втиснулись в маленькую кабинку лифта. Меня прижало к капитану.

– Простите, капитан… – сказал я.

Он молчал. Старпом тронул меня за плечо и холодно подсказал:

– Разрешите обратиться, капитан…

– Разрешите обратиться, капитан, – повторил я.

– Разрешаю.

– А где остальные члены расчетной команды? Они вернулись раньше?

Мне вдруг стало страшно. Я подумал, что у них вообще нет модулей и, значит, моим мозгам придется работать непрерывно.

– Они не сходили с корабля, – ответил капитан.

Больше ничего я спрашивать не стал.

Из шлюзовой камеры, довольно большой, со скафандрами в застекленных нишах, какими-то приборами на стенах и принайтованным к полу флаером, все немедленно стали расходиться по своим делам. Капитан бросил, ни к кому не обращаясь:

– Старт через пятьдесят минут, через сорок всем быть в сети.

Я стоял, разинув рот и ничего не понимая. А мне куда идти?

Пальцы доктора цепко взяли меня за плечо.

– Иди за мной.

Мы поднялись в лифте, прошли по коридору. Доктор молчал, он был серьезен и сосредоточен.

– Извините, а что я должен буду делать?.. – начал я.

– Для твоей работы тебе вовсе не требуется что-либо знать, – отрезал доктор. – Ты – «мозги в бутылке», понимаешь? Входи.

Он подтолкнул меня вперед, и я первым вошел в небольшой зал. Тут был стол, и большая видеостена, и мягкие глубокие кресла. В креслах сидели люди – остальные расчетные модули. Их было пятеро – трое немолодых, один средних лет и один паренек лет семнадцати.

– Добрый день, расчетная команда, – сказал доктор.

Все пятеро зашевелились. Те, что постарше, кивнули. Мужчина средних лет что-то буркнул. А паренек поздоровался:

– Привет, док.

Они вовсе не выглядели дебилами. Скорее – людьми, увлеченными фильмом, который шел на экране. Что-то авантюрно-приключенческое, там как раз молодая красивая женщина доказывала кому-то, что она может переносить гипер, потому что ей специально пересажена игрек-хромосома. Вот же бред, как можно пересадить хромосому во все клетки сразу?

– Это ваш новенький друг, – сказал доктор. – Его зовут Тиккирей… если кому-то интересно.

– Привет, Тиккирей, – сказал парень. – Меня зовут Кеол.

Он даже улыбнулся.

– Ты сходил с корабля? – спросил док.

Кеол поморщился.

– Нет. Не люблю эту планету.

– Ты же вроде бы… – Доктор махнул рукой. – Ладно. Все по местам! Старт через сорок минут.

Поднялись все сразу. Экран погас. Из щелей выскользнули несколько черепашек-уборщиц и принялись елозить по полу. Я заметил, что кое-где рассыпан попкорн, обертки от шоколада и еще какой-то мусор.

– Мне помочь новенькому? – спросил Кеол.

– Я сам все объясню. Ты проследи за стариками.

– Хорошо, док, – сказал Кеол.

– Он самый сохранный из всех, – не понижая голоса, сказал доктор. Кеол даже не вздрогнул. И посмотрел на меня.

Я молчал, меня немножко колотило мелкой дрожью.

– Автобус еще не отошел, – сказал доктор. – Я попросил водителя выждать двадцать минут. Если хочешь, я провожу тебя в шлюз.

Во рту у меня пересохло, но я все-таки пошевелил языком и сказал:

– Нет.

– Это было последнее предложение, – сказал Антон. – Идем.

В зале было штук десять дверей, семь из них сразу выделялись – более широкие и какие-то массивные. В эти двери и уходили модули. Доктор подвел меня к крайней, заставил приложить руку к сенсорной пластине. Сообщил:

– Теперь это твоя бутылка.

Помещение и впрямь походило на лежащую бутылку… даже стены и потолок выгибались дугой. Здесь не было ничего, кроме странной штуки, походящей на кровать для тяжелобольного. Поверхность ее была гибкая, блестящая и упругая. Почти посередине – отверстие.

– Раздевайся, – сказал доктор. – Все вещи и одежду – сюда.

Я разделся, убрал вещи в стенной шкафчик, тоже запирающийся на сенсорный замок. Молча лег на кровать. Было довольно мягко и удобно.

– Значит, так, – сказал доктор. – Самые сложные процессы для модуля… понимаешь какие?

– Понимаю, – ответил я.

– Ходишь ты под себя, – сказал доктор. – Биде встроено в кровать и включается автоматически. Если у тебя нарушается работа кишечника, шунт начинает самостоятельно выдавать команды на периферийную нервную систему. Каждый час кровать массирует тебя. Раз в сутки нейрошунт выдает команды на сокращение мускулатуры, чтобы избежать мышечной дистрофии. Состояние здоровья контролируется непрерывно, если что – я прихожу и оказываю помощь. Так… Питание…

Он запустил руку под кровать и вытащил из какого-то гнезда шланг с расширением на конце.

– Это не питание, – увидев мои выпученные глаза, сказал доктор, – это мочеприемник. Приладь сам.

Я приладил.

Самое унизительное было именно в том, что доктор стоял рядом, давал советы и отпускал комментарии. Словно он был на меня очень зол. За то, что я все-таки отверг их советы и пришел на корабль…

Второй шланг, который он достал, как раз и был «питанием». Доктор быстро подобрал мне загубник, подходящий по размерам. Я взял его в рот.

– Питание жидкое, выдается небольшими порциями одновременно со стимуляцией сосательного рефлекса, – пояснил доктор. – Хочешь попробовать?

Я покачал головой.

– И правильно. Ничего вкусного. Полезно, легко усваивается… дает минимум отходов. Но не более того.

Потом он пристегнул меня поверх кровати четырьмя широкими ремнями, приговаривая:

– Запоминай порядок. В дальнейшем будешь делать все сам. Это вполне удобно, руки у тебя остаются свободными до конца. Потом ты всовываешь их в эти петли – они затянутся автоматически. Система простая, удобная, не меняется уже полсотни лет. Хочешь что-то сказать?