Я запрещаю этому быть на Земле

Горга сидел, согнувшись, отперевшись руками на колени, опустив голову. Кисти рук его безвольно свисали. На него больно было смотреть.

–… это не возможно… не возможно… – повторял он, отрицающее качая головой.

– Доктор! – набрала я вызов.

– Я уже вызвала его, – всхлипнула Карина.

Саша, закусив губу, продолжала изучать файлы на его экране.

– Что с ним? Что он нашёл? – всхлипнула Карина.

– Это же целая лаборатория! – отшатнулась от экрана Саша.

–… это не возможно… не возможно… – повторял Горга.

– Какая лаборатория? – оторвалась от Горги я.

– Никакой это не гарем! – крикнула Саша со злости. – Это лаборатория! Они держат их здесь как подопытных кроликов!

– Кого? – не выдержала я.

–… это не возможно… не возможно…

– Не может быть! Великий Космос! Они выводят гибридный вид! – сквозь слёзы пояснила Карина. – Плуумпалов – полущашуров. Горга нашёл лабораторию.

– …не возможно….

– И это… это… ущебры, – закончила мысль Саша.

– Что? – я оторвалась от Горги и подошла к экрану. – Ты хочешь сказать, что ущебры – это гибридный вид?

– …не возможно…

– Щашуры используют девушек умпалов для выведения своего гибридного потомства, способного колонизировать эту планету, – Саша закрыла лицо руками.

Повисла гнетущая тишина. Я поздно сообразила, что монотонное повторении Горги тоже затихло. Я бы не успела остановить его.

– Они же девочки!!! – подскочил он с обезумевшим взглядом. – Они ещё совсем дети!!! Как можно!?!

Он вырвал кресло вместе с креплениями и швырнул его в стену картотеки. Кресло разлетелось на куски, сбивая всё на своём пути.

– Они же девочки!!! – орал Горга.

– Доктор! – заорала перепуганная Карина, увидев, наконец, в дверях Ройзу.

– Дети совсем!!! Как можно!?!

Горга рухнул на колени, когда доктор выстрелил в него разрядом парализатора.

– Как… можно… – прохрипел он, теряя сознание.

Этот обезумевший от боли взгляд будет преследовать меня всю жизнь. Надо оставаться профессионалом. Надо оставаться профессионалом. Надо собраться и продолжить…

Рядом, забившись в угол, сидя прямо на полу и уткнувшись головой в колени, плакала Карина. Только у Саши хватило силы воли помочь доктору транспортировать Горгу в санчасть. У меня ноги дрожали и не слушались. Я бы не дошла и до конца этого мерзкого инородного коридора.

Надо оставаться профессионалом. Надо собраться и продолжить… но как это сделать? КАК?

Я ломаю людей

Эти наивные, переполненный болью глаза будут преследовать меня в кошмарах. Потому что забыть такое невозможно!

Зачем!?! Зачем позволили этому мальчику столкнуться с таким? За что!?! За что это Горгушеньке? За что это Пашке? За что это Саше, Карине, Ройзе? За что!?! Зачем мы вообще полезли в этот ад? Зачем мы пустили этот кошмар в наш мир? Как можно так? Этого не должно быть! Это всё не имеет право существовать в нашем мире! Вся эта инопланетная иномирная гадость должна сидеть в своей чёрной дыре и не иметь права прикасаться даже к краю нашей жизни! Нельзя такое впускать! Даже в краешек сознания нельзя впускать! Кышь!!! Пошла от меня! Не сметь касаться наших жизней! Не сметь касаться нашего мира! Прочь! Ступай обратно в бездну! Зачем мы это сделали? Зачем я это сделала!?!

В лицо мне били струйки воды, но даже они не могли замаскировать поток моих слез. У меня не было больше сил сдерживать эту плотину напряжения. Я разрыдалась. Я орала в голос, стараясь выдавить с этим криком всю накопившуюся во мне грязь этих фактов. Я рыдала в голос, надеясь, что шум воды заглушит мои крики. Я не могу больше это выносить! Я не могу больше смотреть в глаза Саше, Горге, Ларисе…

Не могу, не могу, не могу больше! Не могу смотреть, что делает эта информация с такими хорошими, такими замечательными людьми! Если бы я не наседала на Сашу с этими доказательствами, Горга бы не стал смотреть все эти жуткие моменты записей. Ему не пришлось бы узнать этот кошмар, не пришлось бы впустить это в себя! Это не искалечило бы его психику. Ему бы просто не пришлось…

Они не выдерживают этого. Горга, Лариса, Карина, Саша, Ройза, переломанный Влад, как тот солнечный мальчик Пашка, забитый камнями. Они не выдерживают этого вторжения в нашу счастливую спокойную жизнь этой чужой реальности с переломанными законами, с вывернутыми наизнанку смыслами. Это я заставила их увидеть всю кошмарную глубину извращённости этого мира. Они ведь видели только непонятные осколки этого ада. Я заставила их задуматься, что эти осколки значат. Я заставила их осознать всю полноту этой гадости! Я ломаю хороших людей! Я калечу их! Но, мне одной было с этим никак не справиться. Простите меня.

Я как могла, защищала их от всей полноты этого ужаса. Но они же команда. Они делятся друг с другом, зовут друг друга на помощь. И они не Флоренс. Они быстро осознают с чем столкнулись и делают выводы. Не радостные выводы. Убивающие их выводы.

Это я заставила их осознать всё это, докопаться до самого дна этой помойной ямы, этого ада! Я заставила их сложить кусочки головоломки и увидеть, что она означает. Это жуткая пытка чужой реальностью! Это бесчеловечно!

Простите меня! Простите меня! Это я заставила вас впустить весь этот ужас в ваше сознание! Вы же могли просто ничего этого не знать! Простите меня! Простите меня!

Я сидела, подставив лицо струям воды, и не знала, что мне теперь делать. Как с этим справиться. Просто сидела в надежде, что вода может растворить и смыть весь этот кошмар. Не знаю, как долго.

– Дара, подойди в лабораторию доктора. У Ройзы есть… новости.

Голос Саши вывел меня из оцепенения. Я выскочила из под душа, и целый водопад обрушился с меня на пол. Я даже не разделась. Я только сейчас заметила, что залезла под душ как была, в форменном комбинезоне. Что со мной твориться? Надо успокоиться и быстро привести себя в порядок! Люди продолжают работать. Я-то что себе позволяю раскисать?

Этот. Нет, лучше брюки. Что я делаю? Я же не костюм выбираю, я просто оттягивала момент встречи со взглядами команды станции. Что за малодушие? Я чувствую себя виноватой в том, что случилось с Горгой. И я очень устала. И я боюсь услышать, что сейчас скажет доктор. А голос Саши не обещал ничего хорошего.

Подавленный монотонный голос, которым Саша сказала про новости от доктора, не предвещал ничего хорошего. Что доктор обнаружил? Что жрец всё-таки умпал? Что всё было напрасно? А что с этими открытиями Горги? Неужели, это окажется правдой? Не может такого быть! Просто не может!

«Дарирадость Светлова». Шеврон куртки отразился в зеркале. Дари радость. Моё собственное имя сейчас звучит жестокой насмешкой.

Что же, хватит прятаться. Я быстро собралась и пошла к ним. Лишь на пару минут позволив себе оттянуть момент встречи с правдой, задержавшись на смотровой палубе.

Серо-бурая неприветливая планета казалась заляпанной какой-то грязью, пылью. Казалось, стоит её хорошо отмыть, оттереть, и она станет живой, сине-зелёной. Один мой старый друг, как-то рассказал, что есть люди, способные разговаривать с планетами. Вот бы кто-нибудь поговорил с этой.

Она не была надменно-равнодушной, как многие планеты, с чужой нам цивилизацией. Она была такой же вымученной как мы все. Обессиленной. И она ждала помощи. Или это просто моё личное восприятие. Я приложила ладонь к стеклу и вздохнула. Какой избитый стереотипный жест поддержки. Что я делаю? Планета же не приложит свою ладонь с другой стороны стекла.

Дети наших партнёров

– Нет, – покачала головой Саша на мой вопрос. – Это точно щашур. Но дело вот в чём: он не просто присутствовал там, маскируясь под их жреца, как мы подумали. Они и есть жрецы – щашуры. Все они.

– То есть… умпалы захвачены щашурами? – уточнила я, когда смысл этого заявления дошёл до меня. – Щашуры всё это время были на планете и были их жрецами?

– Да, – кивнул доктор.

– Самое паршивое, что это было заметно с самого начала, – нервно рассмеялась Саша. – Я даже помню, как Пашка, рассказывая о выходе жреца произнёс: «он вышел к своему электорату, как цеплагр торжественно выстреливающий перед собой своими же ногами». Как я могла не заметить этого сходства?

– Ну, значит, не всё так плохо! – обрадовалась я, наконец, до конца осознав, что всё это значит. – Мы поймали их с поличным! И доказали, что они захватили умпалов! Всё получилось!

– Это ещё не всё, – осадила меня Саша. – Горга обнаружил, что женихом на обряде был не ущебр, а сам жрец – щашур. Он выделил это на четырёх записях. Как жрец щашур якобы приходит благословить жениха, а потом меняется с ним местами. И вся эта церемонии с переодеваниями всей этой компании создана для отвлечения внимания этой подмены. Они меняются одеждой, все эти хороводы водят и в итоге, на ложе жениха оказывается жрец – щашур. Это Горга и разглядел.

– Великий Космос! – побледнела Карина. – Вот почему они их так наряжают! Никакая это не статусность! Это маскировка! И на носилках таскают, что бы невеста не заподозрила, что над ней генетические эксперименты ставят!

– Подождите! Стоп! – остановила нас Флоренс. – Это не умпал. Это, по-вашему, щашур? И он только что скрещивался с умпалом? Что вы тут навыдумывали, извращенцы?

– Это так, дорогая, – прервал повисшую тишину Ройза.

– Но эти ваши ущебры же нормально ходят! – ткнула в экран пальцем капитан.

– Они полукровки, – простонала Заноза. – Они искусственно выведенные полуумпалы – полущашуры. Поэтому и размножаться сами не могут. Они все от рождения стерильны.

– Но как? Ведь условия планеты для проживания щашуров не подходят? – вспомнила я. – Им же азот и кислород в атмосфере нужен для дыхания.

– Вот они и выводят подрасу, способную жить в условиях планеты, – вздохнула Саша.

– А этот-то как дышит? – я указала на отдыхающую в гнезде особь, только что вернувшуюся с не очень романтического свидания с прекрасной дамой.

– Через эту корону на голове, – предположила Карина.

– Да, – подтвердил доктор, – я тоже думаю, что это дыхательный аппарат. А эта одежда – это его защитный скафандр. И теперь он в своём ложе подключился к системам жизнеобеспечения и восстанавливается.

– Мне необходимо связаться с послом. Срочно! – я застонала. – Где же этот ремонтник?

– И что ты ему скажешь? – безжизненно произнесла Саша.

– Стойте! – подскочила я. – Выходит, умпалы захвачены и порабощены щашурами. И щашуры пытаются вывести гибридную расу для проживания на этой планете. Мы защищаем право умпалов на собственный путь развития, а щашуры у нас под носом их уже захватили! И убедили нас, что это и есть нормальный путь развития умпалов!

– Но это не возможно! – не желая смириться с очевидным, покачала головой Карина. – У них даже основа клеток на разных металлах основана. Как фтористые соединения щашуров вообще могут…

– Поэтому им эта лаборатория и нужна, – безжизненно пояснила Саша. – Поддерживать нужный баланс в организмах обречённых матерей, что бы дети успели развиться.

– Я же сразу заметил, что такое количество соединений фосфора и фтора… они не вырабатываются в организмах умпалов естественным путём. И с пищей в такой концентрации они поступать в организм просто не могут, – потирая виски пальцами, растерянно объяснял доктор. – Но мне даже в голову не пришло, что им могли вводить эти вещества искусственно. Что бы поддержать развитие плода.

– Подождите, – взмолилась я, – я ничего не понимаю. Какие лаборатории?

– Горга искал записи облика раздетого ущебра, – вздохнула Карина, – а нашёл на записях щашура. А потом он нашёл доказательства, что именно щащуры были на ложе жениха в момент проведения обряда зачатия. А потом… потом он нашёл на записях помещения этих гаремов. Только это мы считали это гаремами, а он рассмотрел моменты насильного введения беременным каких-то инъекций. Это не гаремы. Это лаборатории.

– Бедный мальчик. Горга всю ночь над этим проработал, – вздохнул доктор. – И не выдержал.

– Как он сейчас? – поинтересовалась я.

– Спит. Я держу его на частотах погашения сна. Что бы мозг не мучил его такими сновидениями.

– Лаборатории. Щашуры пытаются скреститься с умплами? – смысл этих слов медленно, но всё же начал доходить до меня. – Что за бред?

– Это не бред, – покачала головой Карина. – Им это удалось, она посмотрела мне в глаза и произнесла: – Ущебры.

– Что!?! Ущебры? – Флоренс помотала головой, словно отгоняя от себя эту мысль.

– Да, это кажется не возможным, но межвидовые дети этих абсолютно разных цивилизаций тем не менее, существуют, – устало признал факт доктор. – Не знаю, порадует ли вас этот факт, но мне удалось найти на этом гнезде биоследы двух особей ущебров. У нас будут их биоматрицы. Сканирование уже идёт. Но уже сейчас ясно, что это жизнеспособная версия тех несчастных младенцев.

– Это какой-то нескончаемый кошмар! – покачала головой Карина. – Как можно додуматься делать такое?

– Да уж, – вздохнула я, – в азарте желания застукать цеплагров с поличным на планете, как-то не приходит в голову, чем всё это может обернуться.

– Эта информация может спасти свободных умпалов или доказательств опять не достаточно? – подняла на меня измученные глаза Саша.

– Дай мне несколько минут в себя прийти, – взмолилась я. – Я же тоже не железная. Мне надо вернуть способность равнодушно и без эмоций проанализировать все эти факты. А я сейчас не способна на это.

Она понимающе кивнула.

– Да нам уже торопиться не куда, – безжизненно ответила она. – Решение о нашем закрытии вынесено. И на заседание комиссии Совета Миров мы ничего передать не успеем. Ремонтника нет. О нас все забыли. Я пойду, попробую отдохнуть. Нет, доктор, не надо! Я сама.

Почувствовать себя сильной

«Нам надо узнать, как защитить себя». Слова Шеломина судорогой пробили моё сознание, увязшее в этой трясине противоестественных фактов. Мерзкая, холодная липкая слабость затопила меня. Не могу больше! Это невыносимо!

Аппарат доктора, конечно, славная вещь, но он притупляет восприятие. Не то, что бы он тормозил мозговую деятельность, но он делает меня толстокожей и равнодушной. А у меня слишком мало времени, что бы пренебрегать хоть одним из органов чувств.

С трудом заставив ноги слушаться меня, я встала и вышла из зала. В спорткомплекс! Я не дойду до своей каюты. Спортзал был пуст. Я залезла под душ, смывая с себя это мерзкое ощущение беспомощности. Никогда! С нами такого никогда не случиться! Никогда! Мы сможем этому противостоять! Мы сильнее! Мы найдём защиту!

Я вышла из душа и минут сорок терзала тренажёры, прорабатывая каждую мышцу. Мне необходимо было почувствовать себя сильной и здоровой. Необходимо было выдавить из каждой мышцы, из каждой клеточки моего тела остатки этой мерзкой слабости.

Это не наша судьба! Ни через сто пятьдесят лет, ни через тысячу, ни через миллион лет. С нами такого никогда не будет! Я запрещаю даже думать о таком! Я вожусь со всей этой мерзостью, изучаю всю эту нечеловеческую, немыслимую, невозможную гадость для того, что бы с нами такого не случилось никогда! Вот зачем я это делаю! И мне надо быть сильнее этого! Без всякой успокаивающей аппаратуры. Я сильнее аппаратуры! Я человек!

Только прочувствовав всё моё тело, разогретое, наполненное силой и легкостью, я удовлетворённо остановилась. Ещё раз приняла душ и решительно вернулась к работе.

Люди рождаются, что бы быть счастливыми. Это наше назначение – наполнять вселенную счастьем. Быть счастливым – это наше право от рождения. Но всегда должны быть те, кто защищает это право человечества на счастье. На счастье, не отравленное страхом. Сейчас это я.

Искажённая картина действительности

Я открыла мой несчастный, замученный, столько раз поправленный и всё равно не доделанный отчёт. Ремонтник должен прилететь с минуты на минуту. Как же я зверски устала. Но надо внести все поправки. Надо успеть.

Как быстро значение одних и тех же фактов меняют смысл и значения. От каждой новой информации. От каждого добавленного в общую мозаику кусочка. Итак, мне надо перепроверить каждый пункт отчёта и внести поправки.

Где же этот ремонтник? Я должна была выслать отчет двадцать минут назад! Неужели они до сих пор не заметили, что с нами нет связи? А если я опоздаю? Эта мысль прошибла меня током, заставив похолодеть. Если я не успею передать отчёт послу до заседания? Если Совет Миров обо всём этом не узнает? Нет! Даже думать об этом не буду! Надо отвлечься, пообедать.

Станция словно вымерла. Никого. Мне не в первый раз обедать в одиночестве, но сейчас это угнетало. Я пробежала взглядом меню и поняла, что не смогу ничего съесть. Даже пирожное не хочу. Хочу только одного ,что бы ремонтник поскорее прилетел!

– Саша?

Она сидела на диванчике на смотровой палубе и смотрела на эту серо-бурую неприветливую планету. Одна. Она кивнула мне, показывая, что не возражает против моего вторжения в её одиночество. Я села рядом с ней. У неё на коленях лежал планшет с открытой фотографией её Васеньки. Её пальцы ласково пробежали по контуру окаймлённой щитками головы. Она молчала.

– Знаешь, теперь всё сходится, – нарушила тишину я. – Консультант, когда объяснял мне принцип рабства, сказал, что рабовладелец – это, по сути, ущербный инвалид, использующих других как протезы отсутствующих у него способностей. Рабовладелец просто не в состоянии выжить самостоятельно! В случае с щашурами это так и есть. Они не способны сами выжить на планете. Не способны сами управлять умплами. И они создали этот гибрид, способный здесь жить и обслуживать их интересы. Ущебры не держали их в заложниках. Ущебры – их слуги и няньки. Щашуры их руками сдерживают развитие не нужной им здесь цивилизации гарапцалов. Контролируют их численность, не давая выйти за пределы популяции, которую они в состоянии контролировать. Ослабляют их всеми способами.

– Как давно, – с болью произнесла Саша. – Они успели захватить и перенаправить по другому пути развития остатки выжившей цивилизации.

– Выходит, когда двадцать лет назад Вайло доказывал, что это разумная цивилизация, они уже были захвачены.

– Да когда мы их обнаружили, они уже были захвачены! – воскликнула Саша. – Мы их открыли миру! А ущебры уже прекрасно знали о выживших. И скрывали это от всех! Что бы спокойно поработить некогда мощную цивилизацию.

– И за это открытие нас и вышибли из миссии. Мы вскрыли их тайную игру.

– Сейчас, мы вскрыли тайну посерьёзнее. Такое им Совет не простит, – Саша сердито посмотрела мне в глаза. – И они делают это уже сотни лет. Они уже были их жрецами, когда их изучал Вайло. Но он не увидел этого. Как не видели мы.

– Нам свойственно быть доверчивыми.

– Нет. У нас не было неуёмной журналистки, которой плевать на запреты и ограничения, наложенные на нас нашими… партнерами, – возразила Саша, продолжая машинально поглаживать пальцами изображение щетинистого чудовища на экране. – Ты права. Постоянными обвинениями и нападками, они заставляли нас смотреть только туда, куда нам было разрешено. Мы боялись шаг в сторону сделать, что бы не стало ещё хуже. Что бы не сделать хуже людям, с которыми мы вместе работаем, которых уважаем. Они нашли способ заставить нас бояться заниматься нашей работой – исследованиями. Они нашли способ сделать нас слепыми и пассивными. Хорошо, что ты заставила нас открыть глаза.

– Хорошо ли? – с сомнением вздохнула я. – Горге лучше бы всего этого не знать. Как его психика выдержит всё это?

– Карину сейчас тоже доктор восстанавливает.

– И Влад.

– И Пашка.

И добавила помолчав:

– Вот когда порадуешься, что Флоренс в этом плане не отличается сообразительностью. Хоть кто-то продолжает работать.

– Да, – согласилась я, – идеальный выбор капитана.

Мы невольно улыбнулись. Вымученно, через силу, но улыбнулись.

– А с виду у вас такая простая миссия – просто наблюдать и ни во что не вмешиваться.

– Так бы и было, – кивнула Саша, – если бы остальные тоже не вмешивались. А теперь мы просто не можем оставаться в стороне.

Мы помолчали. Я боялась задавать мучающий меня вопрос, но она почувствовала это и спросила сама.

– Осталось только доказать, что умпалы подчиняются порабощению не добровольно, да?

– Да, – вздохнула я. – Специалист по паразитарной психологии, с которым я консультировалась перед вылетом, это очень чётко сформулировал. Рабство основано на способности ущербного, не способного самостоятельно выжить, паразита, внушить более развитым и сильным индивидам, неверную картину восприятия действительности. Только внушив здоровым индивидам идею их ущербности, паразит может доказать, что он значимее остальных и навязать им свои условия. То есть, у нас два главных критерия: неверная картина мира и идея собственной ущербности. С умплами именно так и получается.

– Они считают себя недоущебрами, – кивнула Саша. – И это подкрепляется их ощущением собственной ослабленности и беспомощности. Кроме внешней пропаганды.

– Да. Верно подмечено, – кивнула я. – И с искажённой картиной мира всё сходится. Щашуры через ущебров смоги внушить им, что вне города им не выжить, что весь окружающий мир представляет угрозу для них и только в концлагере городов они могут чувствовать себя в безопасности, что вся в изобилии растущая пища для них не подходит и они должны голодать и травиться этим ядом, что только жрецы и ущебры могут решать как им жить и что делать. И вся система самозащиты внедрённой паразитической системы на лицо. Те, кто осмеливаются думать иначе – опасны, и от них нужно избавляться. Подсаженная программа боится быть обнаруженной и изгнанной, поэтому при любой опасности её обнаружения, включается агрессия. Они избавляются от инакомыслия руками самих же умпалов. И то, что рожать жрецов престижно – это как раз к искажённой картине мира относится. Потому что, даже ежедневно видя, что жены жрецов умирают в ужасающих количествах, что некоторые просто исчезают в никуда, что они инвалидами остаются, даже если выживут, – они всё равно верят, что это хорошо.

Я остановилась на самом сложном для меня вопросе.

– Но щашуров сложно назвать беспомощными, – нашла изъян в сложившейся мозайке Саша. – Они в состоянии обеспечить себе технические средства для выживания. Они не зависят от умплов.

– Нет, – отрицательно мотнула головой я. – Они должны быть ущербными. И они должны осознавать свою ущербность, прятать её. Нормальным, здоровым, полноценным индивидам не зачем унижать и принуждать к чему-то других. Здоровые, развивающиеся личности ищут в других единомышленников для сотрудничества. Творцы ищут таких же творцов как они. Рабов ищут только рабы.

– Сейчас ты скажешь, что они всё равно должны были понять, что это рабство, – вздохнула Саша и опустила взгляд на своего Васеньку.

– Это единственное, что я так и не могу объяснить, – призналась я. Есть виды, которые ещё просто не развились до уровня осознанности. Они как дети, которые не могут самостоятельно оценить реальную картину мира. Но именно то, что умпалы – это гарапцалы, перечеркивает такое оправдание для них. Это вид, достигший в своём развитии очень больших высот осознанности. И это всё теперь вписано в их генетику. У них нет шанса взрослея не переходить на другой уровень осознанности. Просто нет шанса! Но фона насилия нет. Они не осознают, что это насилие. И это меня с ума сводит.

– Может дело в этих ядах? – предположила Саша, поглаживая изображение Васеньки. – Доктор говорил, что это вещество блокирует их развитие. Может это и на способности трезво мыслить сказывается? Свободные же всё осознают.

– Возможно, – кивнула я. – Эти обречённые, они же голодали несколько дней перед тем как вы их забирали? Так ведь?

Саша кивнула.

– Значит, они делали выбор уйти из города, когда действие ядов уже ослабевало. Наверно, ты права.

На это просто невозможно было смотреть. Она с такой нежностью смотрела на этого инопланетянина. И не возможно было даже мысль допустить, что миссию могут закрыть, что свободных могут насильно вернуть в города как результат вмешательства людей в их «правильную жизнь роя». Мы просто не имеем право проиграть!

– Пойду, внесу это в отчет, – поднялась я. – Где этих ремонтников носит?

Я бросила взгляд на планету за окном. Рядом с ней нагло висели корабли наших наблюдателей.

Специалист по подростковой психологии

Яды. Да, это может быть следствием действия яда. Но столько лет… Со временем, организм адаптируется и учится бороться с любым воздействием. И должны быть моменты, когда ситуация выходит у щашуров из-под контроля. Когда накапливается определённая масса умпалов, адаптировавшихся к яду и восстановивших способность думать. Но таких всплесков по реконструкции, сделанной Кариной и Ларисой, нет. Значит, это не только яды. Что за неразрешимый ребус?

Почему умпалы терпят это? Почему они приняли своё рабство? Теория с подменой образа бабочки на навозного жука, конечно, хороша, но… Не могут же они как дети наивные вечно верить в этот подлог? Не могут же они не осознавать, что им плохо?