Сон Брахмы

– Хватит про аберрации, объясни мне лучше, что я тут делаю. Ведь это твои проделки? – прервал я Славу, наблюдая, как контур рта в откосе зеркала расщепляется и схлопывается в такт его речи. Подобие рта приняло самодовольный вид.

– Так точно, – произнес Слава беззаботным голосом. – Но про аберрации ты напрасно не хочешь слушать. Просто я хотел объяснить, как используя это явление волновой оптики, я сформировал образ глаза и даже рта, для того чтобы привлечь твое внимание и локализовать твое местоположение. Очень хочется похвастаться, – добавил он нарочито ворчливым тоном.

– Итак, – снова прервал я его, – зачем я здесь?

– Сегодня ты получишь аудиенцию у Хайнеса…

– Сегодня? Когда? Зачем я ему вообще понадобился? – снова прервал я артикуляцию контура в зеркале.

– Да, сегодня лучше, хотя можно и завтра. А организовал я приглашение от одной из принцесс, которая пользуется твоими приборами и слушала твой доклад в Индии. Она же пригласит тебя к Хайнесу, чтобы принять тебя по высшему сорту. Она любимая племянница Хайнеса, он ее немного балует.

– Принцесса, которая пользуется нашими приборами? Что за чушь? – недоверчиво спросил я.

– Она врач, а принцесса по совместительству, – контур рта в зеркале насмешливо изогнулся, – В двадцать первом веке принцессы стараются не отставать от времени. Она открывает клинику в столице и я посоветовал ей пригласить научников из разных стран для политесу. Ну, конечно, не сам посоветовал, а через одного из двойников. Так что успокойся, твой визит чисто парадный, все под контролем. Скажешь несколько приветственных слов и халас. Халас – это любимое словечко у арабов, означает «разговор об этом окончен», – рассмеялся Слава. Когда Хайнес спросит, что бы ты хотел посмотреть в его владениях, попроси его о посещении его личной фермы. Когда будешь возвращаться после осмотра фермы, скажи водителю, чтобы он свернул сразу за воротами вправо. Дальше поезжай прямо, пока дорога не упрется в пустыню. Останови машину и скажи, что хочешь прогуляться. Важно, чтобы это было между 18.30 и 19 пополудни.

– Личной фермы короля? Что за чушь! Прогуляться в пустыне? Зачем это?

– Я же говорил тебе, что пора начать действовать. Есть только одно место на Земле, где ты можешь сделать следующий шаг в своем развитии. Поэтому мне пришлось организовать небольшую аферу с твоей поездкой сюда.

– А что должно случиться в этом месте? Как-то это все несерьезно. Похоже на какую-то историю про пиратов и остров сокровищ, – разочарованно протянул я.

– Да действительно, – усмехнулся Слава, – но что поделаешь, я не виноват, что твоя базовая точка находится рядом с фермой Хайнеса, а это особо охраняемая зона. Тут все взаимосвязано: чтобы попасть в эту restricted area нужен статус, а статус ты можешь получить только через официальный визит, а официальный визит с таким статусом требует билетов бизнес-класса, пятизвездочной гостиницы и прочей ерунды. Положение обязывает, ничего не поделаешь, Старик. Но попасть в это место для тебя и для нас жизненно необходимо и неизбежно, или неизбежно и поэтому жизненно необходимо, – выбор на твое усмотрение.

– Для кого это – «нас»?

– Для меня и Славы, и всей команды.

– Это какой команды – противоапсарной? Неужели все это правда? Ей-богу, не могу поверить, что ты это все серьезно говоришь.

– Противоапсарной? – захохотал Слава, – ну ты мастер выдумывать новые слова. Это словечко даже получше, чем гашековское «иштвансупруги». Полезай в ванну, только не мешкай – за тобой уже выслали авто из гаража Хайнеса. Осторожно, не брызгайся! Ну вот! Мне в рот попала вода – голос поперхнулся и раскашлялся. Все, выключаюсь, – Слава явно уклонялся от дальнейших объяснений.

Парадное мероприятие, как и предсказывал Слава, прошло как по писаному: экскурсия по кабинетам госпиталя, церемония открытия, речь хозяйки, речи приглашенных гостей, многие из которых мне были знакомы, торжественный обед, снова речи – обычная рутина. Под конец хозяйка госпиталя объявила, что мы можем отдохнуть или сделать экскурсию по городу, а в пять часов пополудни его величество приглашает нас на официальный прием во дворец. Обстановка на церемонии была настолько привычной и обыкновенной, что напряжение, которое я испытывал, понемногу улеглось. Известие о приеме у Хайнеса прозвучало неожиданно ошеломляющим. Тревожное предчувствие охватило меня. «Не удрать ли мне отсюда?» – какое-то время я обдумывал эту возможность. Нет, – от судьбы не уйдешь, все это уже было, включая мои малодушные попытки избежать ее – это было абсолютно очевидно… Я поехал в гостиницу и просидел несколько часов в лобби, обреченно разглядывая декор мраморных колонн, нависавших над колоссальных размеров холлом. В начале пятого меня и еще нескольких гостей пригласили занять места в нескольких авто с синими номерными знаками – отличительным признаком машин из автопарка Дивана. Мы вышли из лобби и направились к машинам. «Погода портится», – сказал мне один из моих знакомых, профессор Каирского университета и показал в сторону делового центра города. В самом деле, силуэты небоскребов, ясно видимые утром, еле угадывались в какой-то серой пелене. В раскаленном воздухе явно присутствовала тончайшая взвесь пыли. «Песчаная буря начинается, вот незадача – завтра могут задерживать вылеты самолетов», – добавил он. Слуги-индийцы одновременно открыли двери авто и остановились с дежурно-восхищенными улыбками у закрытых дверей. Это они, наверно, попадались в фокус Славы, когда он пытался меня разыскать. «Попался я как кур в ощип, – с тоской думал я, разглядывая их лица. Вот стоят себе – улыбаются и не едут ни на какие приемы, которые неизвестно еще чем закончатся».

– Дорога займет около 40 минут, сэр, – прервал мои мысли водитель, – мы едем в загородное шале его величества…

– А зачем, столько машин, если мы могли бы уместиться в одной, – спросил я, чтобы как-то отвлечься от тревожных мыслей.

– Таков приказ из Дивана, – удивленно ответил водитель.

Собственно, прием запомнился только в общих чертах. Вначале нас усадили в просторном помещении, оформленном в арабском стиле – ковры, диванчики вдоль стен и массивные, разукрашенные резьбой, столики перед ними. Столы с напитками и закусками. Принцесса развлекала нас разговорами, ожидание прибытия Хайнеса висело, как туча над нами и делало разговоры и шутки несколько натянутыми. Наконец, из невидимого нам коридора послышались первые летучие признаки приближения его величества: приглушенные, взволнованные голоса, звуки быстрых перебежек слуг и пр. Взволнованное лицо молоденькой филиппинки появилось в проеме двери и исчезло со словами «His majesty!». Принцесса встала и пригласила нас жестом последовать ее примеру. Наконец, появился Хайнес и величественно последовал к богато сервированному обеденному столу, подарил нас милостивой улыбкой и пригласил занять свои места. Целая толпа груженных блюдами с пищей и напитками служителей стала на почтительном удалении от стола. Конечно, в другое время я был бы рад посмеяться над этим архаическим зрелищем, про себя, разумеется. Но в тот момент я был далек от этого, внимание мое было сильно отвлечено предстоящим посещением пустыни. В памяти осталось только смешанное с досадой удивление заурядности разговоров и угощений этого застолья. Все эти многозначительно-льстивые мины на лицах и напряженно-непринужденные позы… «Тьфу, стоило ехать так далеко», – подумал я и тут же спохватился: что-то грозное и невидимое приближалось ко мне со стороны пустыни. «Смотри, смотри и чувствуй, может быть потом все будет по-другому», – невольно подумалось мне.

Наконец, прием подошел к концу. Плавным взмахом руки, Хайнес вызвал движение в рядах служителей, завершивших вручение памятных подарков участникам приема. Что было в моем кейсе с подарками, я так и не узнал, но об этом позже. Затем он обратился с вопросом о том, нет ли у нас каких-то особых пожеланий, которые он может исполнить? Он сопроводил этот вопрос поощрительной и как бы удвоенно милостивой улыбкой, если только можно так выразиться. Я посмотрел на приглашенных. Сладкие и умильные выражения, и до этого плававшие по их лицам, сменились выражением скромного торжества. С меня хватит, подумал я и попросился на ферму, под предлогом интереса к экотуризму. Хайнес был несколько озадачен, но согласился и вопросительно посмотрел в сторону группы приближенных лиц. Один из них поклонился и что-то произнес озабоченным голосом по-арабски. «Погода неустойчива, – прокомментировал монарх, – если вы непременно хотите посетить ферму, то это нужно сделать в ближайшее время, так как завтра погода совсем испортится», – и он указал на пыльную пелену, которая была уже ясно видна даже на фоне водной поверхности залива. Я воспользовался предлогом и раскланялся. Слава Аллаху, великому и высокому, – ко мне никто не присоединился.

Шале находилось на искусственной косе, уходящей одной стороной вглубь залива, а другой – упирающейся в пустыню. Дорога, ведущая от шале к искусственному оазису, на котором располагалась ферма Хайнеса, лежала через пустыню, или сахра, как называют ее арабы. Водитель весело насвистывал, видимо пугающий вид дороги, переметаемой песчаной поземкой, был для него не в новинку. Стрелка приближалась к 18 часам. «Ну зачем мне эта ферма, чего тянуть? – подумал я и сказал водителю, – Давайте не будем заезжать на ферму. Повернем направо возле ворот, я немного прогуляюсь, полюбуюсь на пустыню и вернемся в город».

– Вы хотите прогуляться сэр? – встревоженно спросил водитель, – не советую. Ветер несет много песка.

– Я недолго, пять минут, не более. Просто хочу получить личный опыт для книги о Ближнем Востоке.

– Надеюсь, вы будете осторожны и не станете задерживаться.

– Иншалла, – механически ответил я.

Мы остановились, через лобовое стекло виднелась полузасыпанная песком, древняя асфальтированная дорога. Звучит странно, конечно, – этой дороге было не более 30 лет, но выглядела она именно, как чудом сохранившийся древний артефакт. Вполне возможно, что ее положили на каменистую основу пустынного грунта без всякой подготовки, под действием минутной нужды или просто от невежества, а потом просто забыли о ней. Края дороги были изрезаны глубокими трещинами, как будто демоны пустыни изгрызли этот чужеродный символ вторжения цивилизации. Водитель остановился, просто от того, что ехать дальше было ниже его достоинства. Эта дорога, теряющаяся в песке, дорога в никуда, была зримой метафорой моего состояния. Тревожился ли я о наступлении событий, которых я так безрассудно-любопытно ожидал и реализации которых способствовал? Наверное, нет. Так игра в жизнь часто становится важнее жизни… Стрелки часов показывали 18.00. Я открыл дверь и напутствуемый просьбами быть осторожным и надеждами, что Аллах будет благосклонен ко мне, вышел наружу. Пустыня сразу взяла меня в свои жаркие, сухие объятья. При такой жаре, пожалуй, лучше чем-то укрыться. Я снова открыл двери и надел пиджак, который захватил с собой на прием. Водитель одобрительно закивал головой и подал мне кусок белой материи. «Позвольте сэр», – проговорил он и ловко повязал ее мне на голове в виде арафатки, закрепив обручем. В пиджаке и арафатке солнечный жар не чувствовался так остро. Какое-то время, я бессознательно позировал перед водителем и самим собой, демонстрируя невозмутимость и выдержку бывалого естествоиспытателя. Затем отправился прочь от дороги в сторону неясно видневшегося вдали верблюжьего загона. Почва под ногами была твердой, но песок постоянно перемещался по ее поверхности, образуя локальные островки и мини-барханы вблизи возвышенных участков. Я отошел от машины метров на 200, но верблюжья ферма, к которой я направлялся, по-прежнему виднелась вдали в виде неясного контура. Я решил пройти еще метров двести, и если не достигну фермы, то поверну назад. Я обернулся и посмотрел на ожидавшую меня машину. Все как будто было в порядке. До фермы оставалось метров сто. Были ясно видны очертания крытого загона для верблюдов и палатка пастухов. Однако не успел я пройти и половины расстояния, как понял, что пожалуй, никакого порядка в моей ситуации нет, а напротив мне угрожает какая-то неясная опасность: внезапно все звуки исчезли, ветер прекратился и воздух превратился в какой-то вязкий, раскаленный кисель. Слабый, похожий на комариный писк, крик донесся сзади. Я обернулся лицом к машине и увидел водителя, который махал руками, попеременно показывая на запад и делая призывные жесты. На небосклоне с западной стороны виднелось небольшое темное облачко. «Чего он паникует? – подумал я. – Жарко правда, ну и что?» Водитель, кажется, был в отчаянии, что я не реагирую на его жестикуляцию и снова стал показывать рукой в западном направлении. Я повернул голову и чуть не вскрикнул от неожиданности – облачко, которое я видел только что, буквально за несколько минут превратилось в огромную бурую тучу, которая стремительно приближалась. Со стороны фермы послышались возбужденные восклицания. Несколько темных фигурок метались по загородке, срывали тент и сворачивали палатку. Одна из фигурок что-то кричала, явно обращаясь ко мне. Верблюды сбились в кучу и прижали головы к земле. Ощущение катастрофы охватило меня. Раздался металлический звон и внезапно поднялся бешеный вихрь. Струи песка винтообразно взмыли в воздух и мгновенно закрыли все вокруг. Стало трудно дышать, – пришлось сорвать арафатку, замотать ею лицо. «Песчаная буря, вот что это такое!» – мелькнула мысль, и я побежал по направлению к ближайшему убежищу – верблюжьей ферме. Я бежал довольно долго, пока не выдохся. «Наверно, я пробежал мимо фермы», – в отчаянии подумал я и сел на раскаленную каменистую почву пустыни. К такому обороту дел, я был не готов. Лечь и лежать – так, кажется, поступают путешественники, застигнутые бурей. Только нужно найти какое-то укрытие от ветра, – думал я, ощупывая почву вокруг себя. Укрытия, конечно, не оказалось. Нужно встать и искать укрытие, боже, как глупо потеряться в двух шагах от фермы и ста метрах от машины… Я брел наугад, садился на песок и снова, подгоняемый инстинктом, вставал и брел. Кажется, еще недавно я сидел в кондиционированном салоне автомобили или беспечно шагал к верблюжьей ферме. Сколько же времени, на самом деле, прошло с этого момента? – я попробовал рассмотреть циферблат, но было слишком темно.

Глава 14

По-видимому, обезвоживание моего организма достигло критического уровня. Временами мне казалось, что меня окружает спокойный городской пейзаж. Мелькали обрывки воспоминаний о пережитых ранее путешествиях: дорога к пирамиде Солнца в Мехико, узкая улочка перед фонтаном Де Треви в Риме, аллея при входе в студенческий кампус университета Rey Huan Karlos в Мадриде. Последняя галлюцинация была особенно устойчивой – «Вот тебе и Рей Хуан», – подумал я, разглядывая гигантский рекламный треугольник, укрепленный на высокой металлической ферме. «От Хайнеса прямо к Королю… Не может быть, чтобы Слава завел меня в эту каменистую пустыню только затем, чтобы уморить жаждой. Постой, что-то он говорил про короля», – пытался я вспомнить. «Нет, скорее я вижу именно эту галлюцинацию, потому что только что говорил с арабским королем…» Мои мысли путались все больше и больше… «Слава! Где ты?» В ответ только вой и жар насыщенного песком ветра. Силы оставили меня, я присел на горячий камень и положил голову на колени… Следующее возвращение сознания сопровождалось резкой сменой обстановки. Пустыня куда-то исчезла, а я уже не сидел на камне, а куда-то шел. Пустынный ландшафт сменился безбрежным черным пространством. Жар заметно спал, хотя был еще достаточно силен. Поверхность земли, или чего-то похожего на землю, скорее угадывалась, чем была видна. «Куда же я иду в полной тьме? – подумал я в замешательстве. – Вдруг следующий шаг приведет меня в пропасть?» Я остановился. Кто-то мягко коснулся моего плеча. Я обернулся: рядом со мной стоял Володя – мой старый и единственный друг, который трагически погиб несколько лет тому. С его появлением непроницаемая чернота немного расступилась. Я четко видел его серьезное и отрешенное лицо.

«Я умер? Как хорошо, что я тебя нашел. Я всегда верил, что мы встретимся», – сказал я, испытывая интенсивное состояние облегчения и даже восторга.

Как все-таки отлично устроен мир! Оказывается, смерть – это что-то вроде посещения стоматолога – немного помучался и ты снова можешь радоваться жизни. Володя и, может быть, много других дорогих мне людей, снова восстанут из мрака воспоминаний, станут доступны для восприятия… Все эти мысли вихрем пронеслись в голове. Тем временем, по-прежнему не говоря ни слова, он пошел вперед, кивком приказав мне следовать за ним. Я двинулся за Володей и даже обогнал его на полшага, чтобы спросить: «Где мы и почему ты молчишь?»

– Мы идем к месту, где может висеть Вселенная, в которой мы жили, – ответил он, голосом таким же бесстрастным, как и его лицо.

– Может висеть? Как это?

– Может быть, ты сейчас это увидишь, – сказал он и указал рукой прямо перед собой.

Манера поведения моего друга резко изменилась. Мягкая и предупредительная при жизни, она сменилась на властную и безапелляционную. Неопределенное и драматическое положение, в котором я находился, не оставляло мне сил обдумывать сущность и причины этой перемены, но все же загадочная манера, в которой проходил наш диалог, была так тягостна, что я не удержался и спросил: «Ну объясни мне, что это значит? Если я умер, то где я? В Бардо тибетских лам и ты даешь мне наставление по поиску Предвечного Ясного Света?»

– Да, то, что ты чувствуешь, похоже на то, что ламы называют Бардо, точнее, это похоже на вторую стадию Чикай Бардо и ты можешь увидеть свет, но это не будет Предвечным Ясным Светом. Момент видения Ясного Света уже упущен.

«Вторичную Ясность?» – эти термины, как бы сами всплывали из каких-то, безнадежно забытых, уголков сознания, что удивляло и одновременно беспокоило меня. «Впрочем, чему тут удивляться, если все так странно переменилось», – подумал я, и одновременно понял, кто такой Володя. Во второй стадии Чикай Бардо умерший видит Часовых Вечности в образе любимых, друзей, богов, дэвов. «Ты – Часовой, я должен порадоваться и обратиться к тебе, чтоб ты открыл Великую тропу», – спросил я.

Вместо ответа Володя вновь указал рукой в прежнем направлении. Тьма в этом направлении была так же непроглядна, как и в любом другом.

– Ты можешь и должен увидеть, иначе тебя ждут переживания похуже сцен убийств и пожара.

– Какого пожара? А, в Доме Профсоюзов? – я вздрогнул от неожиданности. «Так вот почему так темно, это черный дым!» – в панике подумал я.

– Это дым в Доме Профсоюзов и мрак песчаной бури, одновременно. Это также мрак и жар из соседнего Бардо Хониид – мира кармических наваждений, куда ты попадешь, если не разглядишь света.

– Так где же я умер – в пустыне или в Доме Профсоюзов?

– Ты умер в обоих местах, но где бы не закончилось Бардо Жизни, Бардо Смерти начнется тут.

– А ты? Что ты тут делаешь?

– Я – это твое ожидание Часового в облике друга, и в этом качестве я напоминаю тебе о свете Вторичной Ясности.

– Так существует этот свет или ты только цитируешь Книгу мертвых, которую я когда-то читал? С тобой ли я говорю или сам с собой?

– Конечно, сам с собой, как и всегда. Все, с кем ты общался в жизни, были лишь зеркалом, которое ты любил или ненавидел, в зависимости от того, отражались ли в нем лучшие или худшие стороны твоей натуры. Однако переход между жизнью и смертью существует на самом деле. Можно условно называть его переходом от Бардо Жизни к Бардо Чикай. Первую фазу Бардо Чикай ты не осознал, поскольку сцены убийства в Доме Профсоюзов отвлекли твое внимание. Ты очнулся во второй фазе и должен определить, как потечет поток выполнения. Это и значит увидеть тот или иной свет.

– Поток выполнения? Боже мой, так ты Слава, а не Володя, – сказал я, вглядываясь в его лицо и со страхом ожидая, что знакомые и милые черты друга заменятся на лицо мужской или женской ипостаси пастора. Однако, перемен не последовало.

– Я – Часовой, в каком бы облике ты меня не видел. Я – процесс, который происходит во время смерти. Но так как ты знаешь природу этого мира, как сна Брахмы, то свет Вторичной Ясности для тебя откроет необычный путь. Но для начала ты должен его увидеть, – и Володя снова указал мне направление.

Я вновь стал вглядываться в темноту и, наконец, на пределе напряжения зрения увидел вход в какое-то помещение. Продолжая вглядываться, я начал различать нисходящую лестницу, ведущую в огромный вестибюль. Непроизвольно я стал пробовать спуститься по этой лестнице, пробуя ногой очередную ступеньку и не веря в ее существование. Голос Володи вернул меня назад: «Нет, это не та дорога. Смотри еще».

– А что это за лестница и вестибюль и как я могу их не видеть?

– Это последнее, что ты видел в коридоре Дома Профсоюзов. Это галлюцинация, как следствие отравления угарным газом. Закрой и открой глаза и снова смотри в этом направлении.

Я повиновался. Закрыв глаза, я увидел быстро мелькающие сцены пожара, падающих из окон людей, которых добивала беснующаяся толпа… В ужасе я опять открыл глаза и вновь окунулся в пышущий жаром мрак. Володи я уже не видел и даже не ощущал его присутствия. В отчаянии я сел на землю. Перемена положения тела произвела фантастический результат: жар и мрак вдруг исчезли. Оглядевшись, я понял, что сижу на полу в каком-то коридоре. Над головой текла черная река дыма, которую выносило в разбитое окно. Из этого же окна на меня лился поток холодного чистого воздуха. За окном был смутно видный контур чего-то, напоминающего чахлый куст. Не поднимаясь, я пополз к окну. По мере приближения к кусту, сумрак вокруг меня постепенно рассеивался, и вскоре стало ясно видно сплетение тонких ветвеобразных прутиков, растущих из одного корня, издали, в самом деле, напоминающих куст. Природа этого сплетения из прутиков была неясна. Иногда прутики казалось продолговатыми кристаллами, присыпанными пылью пустыни, иногда остовом какой-то архаической конструкции, стоявшей здесь тысячелетия тому, иногда окаменевшей водорослью, оставшейся со времен потопа. На одном из ответвлений этого куста висел бесформенный лоскут паутины. Паутина казалась более освещенной, чем куст.

Я подполз поближе и, напрягая зрение, стал рассматривать лоскут.

– Погоди, сейчас я должен обратить твое внимание, что таких кустов очень много, – снова услышал я голос Володи, – Посмотри вокруг.

Действительно, вокруг меня и вдали виднелось множество таких дендритов. Странно, что я не видел их раньше. Казалось, было невозможно ползти по этим зарослям, и не наткнуться на один из них.

– Если тебе удалось увидеть один куст, то можешь увидеть и другие, тут нет ничего удивительного, – заметил Володя.

Вблизи стало видно, что лоскут – это просто клочок тумана, зацепившийся за ветки куста.

– Так это просто туман!

– А ты присмотрись внимательнее, – сказал Володя, – это самое важное из того, что тебе или кому-то другому приходилось видеть.

Я снова приблизил глаза к клочку тумана на расстояние в несколько сантиметров. Да, это был не туман. Это было скопление мельчайших частичек, каждая из которых, в свою очередь, безгранично делилась на субчастицы. Я видел одновременно бесчисленное множество необычайно мелких и, в то же время, безгранично подробных образований, которые мягко переливались белесо-голубоватыми тонами. Чем больше я вглядывался в этот туманный объект, тем подробнее я его мог рассмотреть. Наконец, я почувствовал, что этот туман втянул меня внутрь себя и теперь вокруг, сколько хватало взора, клубились мельчайшие частицы светящегося тумана. Я растерянно обернулся: пустыня и Володя исчезли и утонули в этом тумане. Я протянул руки, ощупывая пространство вокруг себя, в надежде натолкнуться хотя бы на куст, но тщетно – нигде не было ничего, кроме тумана. Более того, внезапно я осознал, что внизу тоже нет ничего, кроме тумана.

– Володя, – крикнул я, – как мне отсюда выбраться?

– Никак. Ты всегда был и будешь там. Это твоя Вселенная, а капли тумана – это галактики, или то, что называется галактиками. Присмотрись еще, попробуй увидеть то, из чего состоят капли.

– Мне кажется, что если я еще раз попробую что-либо разглядеть, то мне конец. Я и так не знаю, жив я или нет, и стоит мне войти вглубь капли, то это определенно прикончит меня, – в отчаянии ответил я.

– Напротив, чем больше ты будешь входить в эту каплю, тем живее ты будешь. Сейчас ты бесплотный дух и все, что относится к плоти, материи, пространству и времени для тебя просто туман. Ты сейчас узнаешь ответ на вопрос – что такое жизнь.

– А вдруг я не пойму или не попаду туда, куда нужно? Вдруг в капле, которую я буду рассматривать, нет моей звезды, или она есть, но это не Солнце?

– Все они одинаковые, и ты обязательно попадешь куда нужно.

– Нет, подожди! Как это – я дух?

– Ты человеческий шаблон с пустым классом координат и времени.

– Что это за шаблон? Кастанедовский? А кто стер мои координаты?