
Полная версия
Сон Брахмы
– Что сейчас со мной происходит в той волне, из которой я пришел?
– ПС говорил, что все остается так, как и было в тот момент, когда ты впал в наркоз, из которого он перетащил тебя сюда. Не исключено, что твое сознание видит сон о твоем пребывании здесь. Не могу поручиться, что этот сон похож на то, что здесь происходит, но что-то общее вполне может быть.
– Так что же, оно умрет, когда закончится сорбент углекислоты? В сорбере осталось, часа на два сорбента. Сделай что-нибудь! – вскрикнул я.
– На два часа? – переспросил Слава. – Сейчас побегу его разбужу, – добавил он с иронией, – Успокойся и пойми, время здесь ни при чем, его нет во сне Брахмы. То, что сейчас происходит с нами, – просто процесс, отражающий стирание информации о бывших, во время прошлого Дня Брахмы, событиях. Вариантов и стратегий стирания бесчисленное множество. Каждый такой вариант – это и есть волна выполнения. По крайней мере ПС так сообщил мне. Нет общего времени для волн выполнения. Например, здесь стираются события за 2006 год, а прибыл ты из 2014, так что у нас в запасе еще 8 лет, а вовсе не два часа, спешить некуда, – добавил он.
Эти рассуждения не то что убедили меня, а как бы отвлекли от заботы о «своем» теле. Я махнул рукой на то, что понять все равно невозможно, тем более, что мое новое тело полностью вытеснило из оперативной памяти воспоминания о прошлом. Удивляло только то, с какой легкостью, мое сознание вытеснило прежнее сознание, которое управляло этим телом.
– Куда девалось сознание этого тела, в котором я сейчас нахожусь?
– Никуда не девалось. В настоящее время то, что ты называешь «Я», является грибом распознавания, как и в прошлой волне, и эти грибы идентичны, за исключением стопки копий шестой сети от момента отделения этой волны от предыдущей. Стопка протяженностью в 19 лет. Со временем твоя шестая сеть установит с ней связь и все вспомнит.
– А где же моя стопка копий за период от бифуркации до прибытия сюда? Почему же я все помню, хотя эта стопка должна была остаться в прошлой волне?
– А ты ничего и не помнишь, кроме полета сюда и содержания событий, связанных с контактами с пасторами. Это события целиком продукт деятельности ПС. Он и встроил эту пустышку в твою стопку копий. Я знаю о ее содержании от него же.
– Как это не помню? – начал я и запнулся. Действительно, я помнил только то, что сказал Слава и какие-то обрывки о недавнем участии в эксперименте, сути которого я не понимал. Сколько я не напрягался, я не мог ничего вспомнить за период между концом восьмидесятых годов и теперешним моментом. Кроме того, мое внимание привлекли слова «пастор Слава» и «пустышка». Получается, что пастор Слава все-таки существует, а моя смерть в пустыне и полет в новую волну – это пустышка?
– Так кто ты? Разве ты не пастор Слава? – подвел я итог своих сомнений.
– Конечно нет, – ответил он с удивлением. – Я – твой приятель Слава Новоселов собственной персоной. Да, я не похож на того чудака, которого ты знал в своей прежней волне, но ведь и ты тоже не похож на того, кем был. При бифуркации живая материя немного трансформируется. Копия волны должна немного отличаться – такова особенность бифуркации. Почему? Не знаю, может быть потому, чтобы спящий Брахма не видел два одинаковых сна одновременно, – усмехнулся Слава. – Неживая материя копируется в мельчайших деталях. Вот посмотри на эту кирху, – Слава указал рукой на видневшееся у меня за спиной здание католического собора, – она осталась, в целом, такой же, какой была в восьмидесятые годы. Конечно, ее отремонтировали и привели в порядок, а также перенесли орган из консерватории, что напротив.
– Боже мой, мы сейчас на улице Ляпунова? – разволновался я. – Почему же я сразу не узнал?
– Ты просто запомнил ее в другой окраске зданий. До девяностых годов на окраску зданий не обращали внимания. Тратиться на окраску зданий считалось показухой. Да и денег не хватало – все уходило на оборонку. Теперь на оборонку тратится неизмеримо меньше. Этого достаточно, так как нашим бывшим противникам не до военных приготовлений, своих проблем хватает. Ты, Старик, не поверишь, как все изменилось в девяностые годы. Станцию на Луне строим. Да что станцию – целый городок, с китайцами на паях.
Сделав усилие над собой, я отложил расспросы о лунной станции на будущее. Меня больше интересовало мое личное текущее положение. Например, что мне делать после того, как мы расстанемся со Славой. Каково мое положение и обязанности в этом незнакомом мире? Мои тревожные мысли прервало новое несчастие – в кармане пиджака раздалась трель мобильного телефона.
В растерянности я вопросительно посмотрел на Славу.
– Наверно, твоя жена звонит, – озабоченно сказал он. – Скажи ей, что ты улетел в командировку в Белград. Это обычное дело, она не удивится. Впрочем, я сам ей отвечу.
Я вынул из кармана телефон и увидел на экране довольно миловидное лицо незнакомой женщины. Под фотографией значилось имя моей жены из прежней жизни. Я показал экран телефона Славе.
– Это моя жена?
– Да, – со смехом сказал он. – Ну, брат, попал ты в переделку.
Слава забрал у меня телефон, нажал кнопку на нем и сказал: «Привет, мы сейчас в Белграде в гостинице. Петя вышел на часик, а телефон забыл. Днем еще вылетели, срочная командировка. Он не успел позвонить… Да-да, позвонит обязательно». Возвращая мне телефон, Слава сказал: «Она не удивилась, ты часто так делаешь. Заказчик у нас в Белграде, часто приходится ездить. Мы с тобой, Старик, сейчас над важным проектом трудимся. Твою оптическую модель нейрокомпьютера внедряем на тамошнем метеоцентре». На метеоцентре в Белгороде? Мою модель? Ты шутишь», – разволновался я. Перспектива оказаться полным профаном, в дополнение ко всем прочим несчастьям в этом новом мире, ошеломила меня.
– Да не в Белгороде, а в Белграде, в столице Сербии. Ах да, – Слава хлопнул себя по лбу, – Сербия и Черногория теперь входят в СССР, на правах союзных республик. Когда у американцев не получилось разрушить Союз, они попробовали сделать это в Югославии. Вернее, планы разрушения Союза и Югославии реализовывались параллельно, но только в Югославии у них получилось запустить гражданскую войну. Когда дело дошло до угрозы ввода натовских войск в Югославию – сербы запросили включения их в состав СССР.
– Они и Ельцина просили об этом уже после того, как он разрушил Союз. Слава богу, что его тут у вас прихлопнули, – в сердцах сказал я, и, в первый раз с момента моего прибытия сюда, рассмеялся. – А что, Лукашенко, и правда, теперь генсек? – мне Слава говорил о какой-то волне, в которой Лукашенко стал генсеком.
– Какой Лукашенко? – не понял Слава, – и Ельцина никто не прихлопывал, как ты выразился. Сейчас он, наверно, на пенсии. С должности секретаря МГК КПСС его вычистили еще в июне 87 года. Если его и прихлопнули, как ты выразился, то это в какой-то другой волне выполнения. Он говорит, что их бесчисленное множество. Да… – протянул Слава, – рассказать бы нашему Ельцину, что в одной реальности его прихлопнули, а в другой мечтают, чтобы прихлопнули, то наверно десять раз бы перекрестился, что убежал от этой участи при очередной бифуркации и теперь может квасить потихоньку на государственной даче в полной безопасности.
– Я думаю, что если бы он это узнал, то точно бы рехнулся. Не знаю, как я до сих пор сохраняю рассудок на фоне всех этих событий, – сказал я.
– Все волны – липа, – деловито заверил меня Слава. – Наша только настоящая, хотя ее правильно было бы называть не волной, а кинолентой, а нас с тобой персонажами фильма, которым выпала неслыханная удача родиться заново в новой эре. По крайней мере, так говорит ПС.
– Какой ПС? Ах да, Пастор Слава? Кстати, когда ты последний раз с ним встречался? И как эти встречи у тебя происходят?
– Обычно он мне снится во сне, где-то под утро. Когда он впервые появился? Этого я не помню. Кажется, это было всегда, – я видел один и тот же сон, как будто мы сидим с умершим отцом где-то в горах и беседуем о жизни. Постепенно я к этому привык, тем более, что говорил только я, а он молчал и только кивал головой. Как-то я спросил, как ему живется, хотя я всегда понимал во сне, что он уже умер. И тут он начал отвечать, что он вовсе не отец, а, собственно, моя проекция в другом мире, обладающая самосознанием. Рассказал мне также про мир пасторов, который, как и наш мир, находится в сознании Брахмы, который в настоящий момент спит. Вначале я относился к этому, как к занятному сновидению. Потом, когда он мне начал давать дельные советы и предсказывать события, я понял, что это не сон, а какая-то разновидность реальности. – Помолчав немного, он продолжил: «Нельзя сказать, что я во все это верю на сто процентов, но теперь уже поздно отступать, да, я думаю, он мне и не позволит сделать это».
Последние слова он произнес медленно, как бы произнося вслух свои тайные мысли и опасения. Это ошеломило и встревожило меня. Сам факт существования в этом фантастическом мире кого-то, кто, занимая в нем прочное и бесспорное место, понимал меня, внушало пусть и призрачную надежду, что я не растворюсь и не исчезну в нем. Казалось, что мой собеседник понял меня. Он встряхнул головой, как бы отгоняя сомнения, похлопал меня по плечу и вдруг продекламировал: «О, братья, довольно печали! Будем гимны петь светлой радости!» – не волнуйся, Старик, это я так… теперь с твоим прибытием сомневаться уже не приходится – нас ожидает невероятное и беспримерное приключение!
– Приключения – это хорошо, но как я тут устроюсь? Ведь я тут у вас самозванец и ничего в своей роли не понимаю. Как я ее буду играть?
– Не волнуйся, никто ничего не заподозрит. Ты у нас человек известный, а как ты знаешь, большому человеку нужно только надувать щеки. Все течет само собой, да и я всегда под рукой. Шестая сеть скоро восстановит связи с базой знаний твоего тела и ты станешь вполне в теме. Слава меня дал мне детальные инструкции по твоей адаптации.
В целом все обстоит так же, как и в прежней волне. После того, как его точку восприятия перебросило в ту волну, он явился ко мне во сне и дал мне наставления по тому, что я должен делать. Неделю тому он сообщил, что перебросит тебя в мою группу. Сказал, что ты знаешь, что нас ждет в будущем и как это будущее реализовать.
– Ничего я не знаю ни о какой группе. Это, наверно, какой-то бред про апсар и битву с Индрой. Боже мой, куда мне от этого деваться! Я вижу, что этому безумию не будет конца, – в отчаянии сказал я и тупо уставился на контуры кирхи, темневшей вдали, такой знакомой и такой далекой…
– Но ты же член этой группы де-факто. Сегодня ты дебютировал в этом качестве, правда, не совсем удачно, – заметил Слава.
– Слава говорил, что группа должна состоять из 18 супергероев, которые должны бросить вызов Индре и что я будто бы должен войти в это число. Иначе, как бредом, я это никогда не считал. Ну какой из меня супергерой? А эти женщины? Что тоже героини?
– Тут никакого геройства не требуется. Это как любительский спорт – главное не победить, главное участвовать. Любой, даже самый заурядный человек несет в себе неизмеримую сложность и мощь, которая при должной синхронизации способна сдвинуть горы. Да, горы, причем не в фигуральном, а натуральном смысле. Ведь что такое гора? Просто скопление атомов, которое обособилось от окружающего ландшафта в ходе тектонических процессов в земной коре. Почему она неподвижна, в то время как все составляющие ее атомы находятся в непрерывном движении?
– Слушай, оставь меня в покое. Мне не до гор и причин их неподвижности! Ну при чем тут гора, когда речь идет об этих дамочках, если ты только их имел в виду в качестве двигателей гор?
– Нет, ты ответь, почему предметы неподвижны, в отсутствии внешних сил или при их недостаточности для преодоления гравитации, сил трения или сил сцепления с другими телами?
– Потому что движение атомов хаотично и равнодействующая всех моментов движения атомов в теле равна нулю.
– А почему это движение хаотично? Откуда это следует?
– Ниоткуда не следует, это факт. Ну, если хочешь, то это следует из изотропии пространства.
– А изотропия откуда следует? Подумай! ПС говорит, что из того, что пространства просто не существует. Пространство – это просто один из фиктивных параметров объекта, который существует в пустоте и безвременье.
– Он мне тоже это объяснял. Но к чему ты это вспомнил?
– К тому, что если только немного нарушить эту изотропию, то любой объект придет в движение за счет тепловой энергии атомов. Верно?
– Да, придет в движение и охладится, – немного подумав, сказал я. – Только как это возможно?
– Слава говорит, что это возможно для группы из восемнадцати человек, находящихся в состоянии синхронизации. Но пока у нас не получается.
– Ах, вот чем вы занимаетесь? – недоверчиво протянул я, и в моем сознании мгновенно всплыла картина группы замороженных существ, лежащих в неком подобии летающей тарелки, которую я видел в межзвездной дали, во время своего безумного перелета. Мне перехватило дух от предчувствия неотвратимости судьбы. Я замер, не в силах сказать ни слова.
– Что, что случилось? – с беспокойством сказал Слава, заглядывая в мои глаза.
– Восемнадцать говоришь? – ответил я, пытаясь вспомнить количество людей, лежавших на полу «летающей тарелки», виденной мною во время безумного полета. Между опорными колоннами верхней раковины было три трапециидальных стенки и напротив каждой из них лежал один человек. Так как опорных ферм было три, то колонн должно быть 6, а, значит, общее число людей в тарелке равно восемнадцати, и один из них был я или то, что останется от моего «я».
– Да, восемнадцать. Это как-то следует из законов резонанса между описанием мира отдельными программными объектами, которыми, в конечном итоге, являются люди. Каждый из них генерирует свое описание, но оно сильно отличается от того, что генерируют остальные. Однако они должны быть как-то согласованны, образно говоря, водитель автомобиля и пешеход, который переходит дорогу перед ним, должны видеть приблизительно одно и то же. Это достигается усреднением и сохранением описаний в описании самого большого в нашем мире объекта – Земли. Это усреднение тем сильнее, чем меньше разница в пространственных координатах объектов, то есть чем ближе они друг к другу находятся. Так вот, Слава говорит, что описание мира Землей имеет пучности и минимумы, наподобие интерференционной картинки, причем они как-то хитро организованы. В этой картинке пучности образуют треугольные и шестиугольные сетки. Если шесть равносторонних треугольников вложить в круг, то получится восемнадцатиугольник. Такая структура может локально создавать некое собственное описание мира, при условии гармонизации описаний внутри между тройками. Как-то так… – Слава развел руками.
– А мне он объяснял это наличием шести апсар в окружении Индры.
– Апсар? – захохотал Слава. – Нас восемнадцать человек и каждый имеет свою версию относительно этого числа. Как-то я спросил у него, какая из версий правильная? Знаешь что он мне ответил? Все они ложные, так же как бесчисленное число способов описания реальности, которой нет. Знаешь, Старик, – сказал он, проникновенно заглянув мне в глаза, – если пространства, как такового, нет, и все мы вместе со звездами и галактиками находимся в одной точке, как говорит Слава, то черт ли в том, что из его слов правда, а что нет. Просто играй свою роль. Выхода ведь все равно нет. Наше отличие от всех остальных, – и он снова повел рукой вокруг, показывая на двигавшуюся вокруг нас вечернюю толпу, – состоит в том, что они играют свою роль по неведению, а мы осознанно.
– Да, наверно, выхода нет, – сказал я и описал ему «летающую тарелку» с замерзшим экипажем. – По-моему, я побывал в будущем, которое нас ожидает, – добавил я.
Слава разинул рот и молча уставился на меня. После продолжительного молчания, он тихо сказал: Вот как… а каким ты себя увидел в той тарелке? Таким, как сейчас или таким, как был в прежней волне? Ну да, конечно таким, как раньше, иначе ты бы себя не узнал, – ответил он сам себе. – Непонятно…
– А остальное понятно? Как вы должны попасть в эту штуку? Ведь это же уму непостижимо, чтобы сделать такую конструкцию и вывести ее в космос! Или ты что-то знаешь из того, что мне неизвестно?
– Да как тебе сказать, – задумчиво протянул он, – ПС много раз говорил, что наша группа на пороге грандиозного превращения, которое начнет развиваться с твоим прибытием. Это твое видение, может быть, и есть образ финальной части превращения. Но почему в этой группе оказалось твое прежнее тело?
– Да что там тело! А вся эта история с летающей тарелкой и замороженным экипажем – она что, тебя не удивляет? Это что же значит, что нам придется замерзнуть?
– Конечно, с технической и биологической точки зрения это невозможно, но, может быть, это какая-то аллегория? Хотят убрать нас за пределы Земли, а, может, и Солнечной системы, чтобы дождаться момента пробуждения Брахмы после окончания его сна. Только как это возможно? Кто построит и выведет эту конструкцию в Космос? Ну ладно, Старик, будем решать проблемы по мере их появления. Может быть, все обойдется, – без особой надежды в голосе протянул он.
– Слушай, – внезапно вспомнил я фразу, которую он произнес раньше, – а почему каждый из вас имеет свою версию относительно того, почему вас должно быть восемнадцать? Что, вся группа состоит в контакте с ПС?
– Наверное, да, хотя я не знаю точно, – ответил он. – Ты, наверно, заметил, что группа наполовину состоит из женщин. Никто из них не говорит правды. Ни того, почему они пришли в группу, ни того, почему никого нового принимать не нужно. Все хором утверждают, что нас должно быть восемнадцать. Из этого я делаю вывод, что ПС проник в их сновидения так же и каким-то образом подтолкнул их всех друг к другу, а потом привел ко мне. Они говорят, что все началось, как тренинг по холотропному дыханию. Была какая-то чисто женская группа холотропщиков. В ходе практики у них начались совместные сновидения, в которых им являлся мужчина, который учил их правильному дыханию. Причем, строго индивидуально с запретом сообщать технику дыхания остальным. Не поверишь, но ПС принимал мой облик в их сновидениях. Можешь представить сцену, когда они меня встретили наяву, да еще все одновременно, – Слава расхохотался, – Умора, какие они вдруг стали принимать друг перед другом осанки. Самое смешное, что на тот момент я ничего не знал ни об этой группе, ни о том, чем они занимаются. Меня просто попросил один знакомый помочь ему отремонтировать аудиоаппаратуру в Доме культуры, в котором эти холотропщики арендовали помещение. Потом они, видимо, обменялись впечатлениями и явились ко мне с предложением возглавить практику в их группе. ПС сказал, что я должен согласиться и привести в эту группу тебя. Семь остальных мужчин привели женщины. Кто-то из них мне нравится, кто-то не очень, но ПС говорит, что это не имеет никакого значения и совершенно не важно, что они самые обычные люди.
– А что это за маска, которая была на мне и в чем суть ваших занятий?
– ПС посоветовал проводить занятия в измененном состоянии сознания, чтобы ускорить процесс тренировки. Нужно было выбрать что-то легальное. Сначала мы хотели использовать ингаляционно закись азота, а потом он предложил перейти на ксенон.
– И тут ксенон! – воскликнул я. – Может я все-таки вижу галлюцинации под ксеноном и все это мне мерещится?
– А что, наркоз, в котором ты сейчас пребываешь в прежней волне, тоже ксеноновый? Тогда понятно, почему мы его здесь используем – чтобы тебя перетащить! ПС сказал, что нужен именно ксенон, иначе у него не хватит сил тебя сюда перебросить.
– Да где же вы его берете в таких количествах? Ведь это же страшно дорого!
– Три рубля литр. Мы купили сорок литров жидкого ксенона по случаю.
– По случаю, сто двадцать килограмм ксенона! – воскликнул я, – да ведь это же 20 килограмм золота!
– Тише, не кричи, – понизил голос Слава, – показывая глазами на сидевших за соседними столиками посетителей, которые с любопытством повернулись к нам после моего восклицания. – Ну какие килограммы золота? Ксенон, по сути, побочный продукт работы газоразделительных заводов. Спрос на него мизерный, а себестоимость пустяшная. У нас хозтем на два миллиона, можем себе позволить.
– Боже мой, вот бы мне столько ксенона, я бы мог крупное животное в клатратный анабиоз погрузить! – масштабы возможностей моего двойника в этой волне поразили мое воображение настолько, что я на время потерял чувство реальности происходящего.
– Какой анабиоз, ты о чем? – не понял Слава.
Я начал было объяснять ему о том, что ксенон при небольшом давлении переводит воду в связанное состояние и позволяет замораживать-размораживать биологические ткани без криоповреждений, что открывает дорогу к практическому бессмертию… но, внезапно остановился и замер на полуслове. Я испытал, что-то вроде инсайта. В моем сознании, как вспышка, образовалась связь из слов Славы о возможности создания локальной изотропии пространства в группе из 18 человек, неизбежной левитации этой группы и охлаждении тел участников этой группы, ксенонового клатратного анабиоза, и моего видения «летающей тарелки».
– «Вдруг вспыхнуло гигантское солнце и полетело прямо мне в переносицу со скоростью девяноста трех миллионов миль в секунду. Ослепленный, страшно перепуганный, я уперся в стекло витрины, чтобы не упасть», – процитировал я Сэлинджера. – Не помнишь, какая скорость теплового движения атомов? – пробормотал я.
– Какое солнце в переносицу? – Слава озадачено уставился на меня.
– Это описание инсайта, внезапного озарения, из одной книжки. – Так какая скорость?
– Что-то около полукилометра в секунду, а что за озарение?
– Полукилометра в секунду? Это значит, что если эта группа и вправду способна хотя бы немного уменьшить анизотропию пространства и повысить вероятность колебаний атомов своих тел в вертикальном направлении, то она неизбежно взлетит в небо! В идеале, при полном снятии анизотропии, она может взлететь на высоту в 15–20 километров, причем начальная скорость превысит скорость звука. Если группа сможет распространить этот эффект на конструкцию, типа той, которая мне привиделась, то конструкция взлетит вместе с ними. Конечно, в ходе этого полета будет израсходована энергия теплового движения атомов, из которых составлены их тела и они попросту замерзнут, но это как раз то, что нужно, так как замерзание будет одновременным и тотальным. Вся вода в клетках мгновенно замерзнет, не успев образовать кристаллы. Это что-то сродни витрификации – мгновенному охлаждению, которое позволяет сохранять в жидком азоте срезы тканей. Если они будут дышать ксеноном, то они впадут в клатратный анабиоз, пусть и частичный, и смогут пребывать в нем хоть тысячу лет.
Слава молча выслушал меня, затем потупил голову и произнес: «Если к этой штуке приделать горелки, несколько бочек солярки и окислителя для медленного подогрева, то она не упадет на Землю, и может улететь хоть в дальний космос. Все сходится, если только и вправду можно добиться снятия анизотропии пространства. До сих пор все его пророчества сбывались, наверно, сбудется и это».
Слава замолчал. Глядя на его поникшую голову, замолчал и я. Все как-то слишком уж складно сплеталось в один тугой узел, который запутывался все больше и больше, делая все более и более очевидным абсурдное несоответствие масштаба предстоящих событий, и обыденности, и даже ничтожности нас, как их участников.
Глава 16
На следующие утро я проснулся от шума кофемолки и звона посуды, доносившихся через дверь спальни. «Кофе? Что за черт», – пробормотал я, оглядывая незнакомую спальню и пытаясь сообразить, где я провел ночь. Кофе, который я всегда терпеть не мог, был верным признаком того, что я нахожусь не дома. В гостинице? Но комната не была похожа на гостиничный номер. Я встал и подошел к окну. За окном открывался вид обычного спального района моего родного города. Горожане стекались ручейками к подземному переходу, над которым возвышались столбы с большими объемными буквами М. Какая-то дама, в красном спортивном костюме, неспешно прогуливалась с собакой вдоль газона… Метро! В моем сознании пронеслись обрывки событий вчерашнего дня: тренинг в спортзале, беседа в уличном кафе и поездка в метро вместе со Славой к нему домой. Испытывая легкое головокружение, я уселся на стул – другая волна выполнения Сна Брахмы! Вот где я нахожусь. В моей прежней волне метрополитен так и не был построен, оставшись пустым мечтанием, погребенным горбачевской катастройкой. В последней надежде я встал и легонько подпрыгнул. Ощущения падения были совершенно реалистичными. «Нет, это не сон», – обреченно подумал я и вновь уселся на стул, испытывая страшную тяжесть, которая почти физически давила мне на плечи. В том грузе кошмарных и неправдоподобных воспоминаний, впечатлений и переживаний, почти неразделимых в своей огромности, ощущалось еще что-то неуловимое, но очень важное. Что-то отдельное от остальных мыслей, толпившихся в моем сознании и требовавших внимания. Я закрыл глаза и постарался отразить атаку сцен из пустыни и безумного полета сквозь Вселенную. Мало-помалу мне удалось вспомнить события на тренинге, последующую беседу со Славой и ужин у Славы дома. Но было еще что-то, что произошло между ужином и моим пробуждением утром настоящего дня. Сосредоточившись на том периоде, я вдруг вспомнил. Воспоминание относилось к забытому фрагменту диалога с моим покойным другом Володей в пустыне. Этот фрагмент всплыл во сне сегодня ночью. В этом сне Володя совершенно отчетливо сказал мне перед тем, как толкнуть меня в каплю белесого тумана: «Следуй за этим звуком, он приведет тебя ко мне». При этом он поднял с земли сухой обломок ствола кустарника и резким движением закрутил его между ладонями. Раздался звук, похожий на шум работающей кофемолки, и древесная труха посыпалась на песок… Точно такой же звук продолжался и сейчас. Вдруг он усилился и раздался звук открывающейся двери. Я открыл глаза и повернулся к ней – на пороге стоял Володя с кофемолкой в руках. Лицо его было добрым и понимающим. Я подошел к нему и мы молча обнялись. Он был совсем не похож на того полупризрака, который твердо и бесстрастно руководил мною в пустыне. Теперь в обличье обычного человека с сотней признаков, отличающих реальную личность от воображаемой, начиная от легкой щетины на щеках и теней под глазами, до клетчатой рубашки, выдержавшей уже не одну стирку, и брюк со следами стрелок. Странно, но факт превращения Славы в Володю не очень взволновал меня и даже обрадовал. Эти превращения стояли в одном ряду со всеми предыдущими фантасмагориями последнего времени. В конце концов, человека всегда больше волнует не то, что было, а то, что будет.