Обезьяний ящик

Стихи Аси (Майи Неми) заслуживают особого внимания. Естественно, это рифмованные тексты автора романа. Стихотворения талантливо и безупречно стилизованы Надеждой Муравьевой (в книге упоминаются такие женщины-поэты начала прошлого века, как М.Лохвицкая, З.Гиппиус, Л.Вилькина, Л.Столица, А.Герцык и др.).

В основе интриги романа (я не говорю о его любовной и детективной составляющих) лежит самая известная в истории русской литературы мистификация: вспыхнувшее метеором на небосклоне символистской поэзии (какие-то дамские словечки, простите) загадочное имя загадочной Черубины де Габриак. Это звучное имя – маска-личина-псевдоним Е.И.Дмитриевой (в замужестве – Васильевой; 1887-1928). Создателем этого феномена (авторство стихов Васильевой приписывалось некоей «полуфранцуженке-полуиспанке») был Максимилиан Волошин.12 Именно он всячески модифицировал-пропагандировал стихи таинственной незнакомки. Эта невинная на первый взгляд игра привела к дуэли между Волошиным и Гумилевым (Волошин выстрелил в воздух, Гумилев промахнулся), а главное – переломила жизнь молодой поэтессы, впоследствии так и не оправившейся от скандала-разоблачения… Читатель, вот где сокрыта тайна прелестного образа Аси-Майи… Брюсов не выдавал чужие стихи за свои (в отличие от Галахова), но издал анонимно якобы «дамский» сборник «Стихи Нелли».

Самой драгоценной в романе для меня как специалиста по русской литературе конца XIX–начала XX вв. явилась реставрация-реконструкция московского символистского интеллектуального быта. Все сделано с большим знанием предмета, его пониманием и, я бы сказал, сочувствованием-эмпатией (дивные словечки той поры: «теург», «визионерка», «телефонировал», «кейфовать», «румынский оркестр»; существовавшие в реальности «Литературно-художественный кружок» и «Общество свободной эстетики», топография Москвы начала века, житейские реалии и т.д.). Все точно и правдоподобно. Читатель, роман всенепременно понравился бы протагонистам той эпохи – Брюсову, Белому, Волошину.

Такое «воскрешение» баснословной эпохи требует не только специфических познаний, но и усердных скрупулезных штудий. Жена Ю.М.Лотмана, блистательный знаток Серебряного века, З.Г.Минц незадолго до смерти сказала, мол, предыдущие поколения ученых (литераторов – добавим от себя) «выбросили» из науки (и литературы) совесть, а нынешнее – «выбросило» труд. Так вот, в романе Надежды Муравьевой много исследовательского писательского труда.

Наша эпоха весьма напоминает Серебряный век: слом сознания, политических, литературных, поведенческих стереотипов, системы ценностей, языка, мировидения, миропонимания. В романе «юноши со взорами горящими» самозабвенно ведут разговоры о России, о народе, о Марксе, о Фрейде, о путях насильственного изменения «режима» (анархисты-коммунисты). Читатель, это ничего Тебе не напоминает, а?

Вот, те «мальчики» «проболтали» небывалую в человеческой истории Российскую Империю. Ее жаль до слез. Помнишь, читатель, хрестоматийную фразу Сони из чеховского «Дяди Вани»: «Мы увидим небо в алмазах». Героиня пьесы, если бы она выжила в трех русских революциях, осталась бы жива в Великой (первой мировой) войне, пережила красный террор, то увидела бы «небо в алмазах» на восьмом десятке жизни сквозь решетку «столыпинского вагона» для заключенных. Мои дедушки-бабушки принадлежали к этой поросли русских людей.

Мое поколение «проболтало» Красную Империю, ушедшую на дно, как взорвавшаяся атомная субмарина. Ее не жаль. И сейчас русские мальчики ведут полубредовые, озаренные кровавыми сполохами, разговоры, уповая на мистико-большевистскую утопию. По словам замечательного, безвременно ушедшего питерского поэта Виктора Кривулина: «Это – продолжение горячечного спора, затеянного еще Вл.Соловьевым и подхваченного лагерными дискуссиями на Соловках и Колыме, в русском Берлине, Праге и Париже».13

Однако, если «новые» мальчики «проболтают» молодую, больную, но выздоравливающую, наливающуюся соком свободную Россию-Барышню, то случится вселенская (на сей раз) катастрофа, которая утащит в свою «черную дыру» не только мальчиков и дедушек, но все человечество, весь мир. Ох, зря детям достойные дяденьки рассказывают жестокие сказки о «левом повороте», ох, зря…

В чудесном романе Надежды Муравьевой есть чудесные неточности. К примеру, убийство Столыпина произошло за год до описываемых в книге событий, а смерть Эмиля Верхарна, гениального бельгийского поэта, учителя Брюсова – спустя четыре года; журналы «Весы» и «Золотое руно» уже не выходили; молодой поэт никак на журнальные гонорары не мог купить квартиру в Москве (просто-напросто мало платили; по-настоящему большие деньги (1000 рублей за печатный лист) получали прозаики Горький, Леонид Андреев и Сологуб). Смею думать, плутовка-писательница сделала эти «ошибочки» специально, чтобы дурачить литературных дедушек.

Отмечу еще интереснейшую игру с фамилиями персонажей. Лазаревский, Муромцев, Поляков и др. – подлинные фамилии активных персон той незабвенной эпохи.

И последнее. Вопреки коммунистическим безумствам, тюрьмам, расстрелам, чудовищному прессингу гуманитарии сумели сохранить культуру. Когда-то я писал: «Древняя Русь, история античности, всего древнего мира, история западных философии и искусства, изучение Серебряного века (в первую очередь) – это были добротные «убежища» от советской власти со всеми ее неописуемыми и очень опасными прибамбасами». Не стало советской власти, не стало, как мне казалось (и не только мне), и гуманитаристики. Вместе с Красной Империей, как я думал, ушла под воду великая русская гуманитарная культура. (Вообще-то произносить смазливые слова (Набоков) «культура», «духовность» следует с чрезвычайной осторожностью, чтобы не «рассыропиться», как говаривал Базаров). Еще недавно представлялось, что «катакомбные светы» (Брюсов) передать НЕКОМУ. Неправда, мы передали культуру в хорошие, добрые руки. Это я о книге Надежды Муравьевой «Майя». Ее первый роман – не первый «блин», который, как известно… Душевно желаю молодой писательнице милостей Аполлона и козы Амалфеи… Прекрасная книга, обворожительная, с тончайшей стилистикой, проникновенным психологизмом, выверенным вкусом. Это не «дамский или барышнинский» роман, а… РОМАН… Dixi.

14 сентября 2005 г.

Старый Мститель, или Новый граф Монтекристо

Фредерик Форсайт.

Мститель.

Роман. Перевод с английского

В.Вебера. М., Издательство «Эксмо».

2007. 384 С. Доп. тираж 5100 экз.

Читатель, любишь детективы и политические триллеры? Да? Замечательно! Нет? Не верю. Не слушай тех, друг мой высокий, кто говорит: читать ТАКОЕ – низко. Неправда это. Такие советчики или высоколобые дураки (таких пруд пруди), или самоутверждающиеся лгуны (таких еще больше).

Поговорим о последнем (2003 г.) романе англичанина Фредерика Форсайта, только что вышедшем в русском переводе. Как всегда, несколько фраз об авторе. Писатель родился 25 августа 1938 г. в г. Эшфорд (графство Кент). Высшее образование получил в университете Гранады (Испания). Несколько лет был пилотом Королевских военно-воздушных сил. В молодые годы Форсайт работал корреспондентом различных информационных агентств и периодических изданий. В 1967 г. имя Форсайта становится известным публике в разных странах: он освещает войну между Нигерией и Биафрой, находясь в самой гуще событий.

В 1971 г. он выпускает свой первый роман «День шакала», получивший воистину мировую славу, признанный лучшим политическим триллером «всех эпох и народов». Трудно поверить, но роман стал учебником в Академии КГБ: нелегальные методы работы, тайное пересечение границ, приобретение фальшивых документов и т.д. Писатель по сей день гордится этим. В середине 1970-х первые главы романа были опубликованы в таджикском «русскоязычном» журнале «Памир». Публикацию последующих частей жестко запретила московская цензура (пресловутый Главлит). Люди читали роман в оригинале и пересказывали тем, кто не владел английским. Я тогда служил в Пушкинском Доме и отлично все помню. Кстати, такая же история приключилась с «Улиткой на склоне» братьев Стругацких (журнальная публикация была резко остановлена).

Позднее вышли такие мировые бестселлеры Форсайта, как «Псы войны», «Кулак Аллаха», «Икона» и другие. Все книги «английского затворника» захватывающе интересны. Оторваться от любой из них, по-моему, выше читательских сил. В конце 1990-х годов в России вышло четырехтомное собрание сочинений писателя.

Приоткрою занавеску исповедальни: кое-что о сюжете. Герой Вьетнамской войны (в романе приводятся поразительные сведения, о рукопашных боевых действиях, специально обученных американских «тоннельных крыс» с вьетконговцами в подземных пещерах) Келвин Декстер в результате… теряет дочь и жену. Он – великий воин, получивший великолепную подготовку. Канадский магнат Стив Эдмонт, боевой летчик в годы Второй мировой войны, теряет садически убитого … внука. Он стар, потому нанимает Декстера (тот сам рвется в бой), чтобы отомстить, захватить убийцу и… Сюжет сжат, как пружина, и на последней странице… Действие происходит в разных странах и на разных континентах: США, Канада, Вьетнам, Камбоджа, Босния, Хорватия, Панама и др. Главная схватка Декстера и боснийского террориста… происходит в придуманной автором стране: Республика Сан-Мартин (от имени генерала, освободителя Аргентины, Чили и Перу от испанского владычества Хосе де Сан-Мартина (1778-1850).

В числе персонажей романа – реальные политики: президент Буш, Колин Пауэлл, Кондолиза Райс, бандитствующие сербские боевики и их лидеры, руководители американских спецслужб, продажные латиноамериканские чиновники.

В романе «Мститель» есть «вставной роман». ЦРУ готовит «проект “Сапсан”», направленный на физическое уничтожение в Афганистане главарей… Один сюжет плавно перетекает в другой, и, сливаясь, они прокладывают, к радости читателя, новое русло. В конце концов в результате захвата … хитроумная операция ЦРУ оказывается…

Откуда в заголовке граф Монтекристо? Келвин Декстер (как Эдмон Дантес) яростно мстит врагам, причем не только своим, как герой романа Дюма, но и чужим, совершая частное правосудие-возмездие.

Роман «Мститель» издан в новом тысячелетии и посвящен новым, небывалым по масштабности и жестокости атакам международных террористов на устои и принципы человеческой цивилизации.

В книге также широко освещается и глубоко исследуется политика как предмет и феномен. Особое внимание писатель уделяет чрезвычайно возросшей роли спецслужб в современном мире. Несколько ярких страниц посвящено невероятному усилению могущества американских спецслужб после террористического нападения на Нью-Йорк 11 сентября 2001 г. Клинтон всячески пытался ограничить их полномочия, Буш, наоборот, разрешил им всё, вплоть до тайных убийств людей, причастных к террору. Автор прямо обвиняет экс-президента США в…

Высокопоставленный сотрудник ЦРУ Пол Деверо готовит акцию на территории другой страны. Декстер, который хочет передать в руки правосудия агента.., ему мешает. Их поединок держит читателя в напряжении до финала романа. Как в отменном триллере, все проясняется лишь на последней странице.

Во многих интервью писатель пояснял, что он придумывает сюжеты книг, но все остальные «аксессуары» подлинные. Форсайт встречается с киллерами, изготовителями фальшивых документов, террористами, торговцами оружием, сотрудниками спецслужб и т.д. Кстати, в романе «Мститель» подробно излагается несложная и совершенно безупречная методика, позволяющая избежать пеленгации мобильного телефона. Помнишь ли Ты, читатель, что президент Ичкерии Джохар Дудаев был убит точно направленной ракетой во время разговора по мобильному телефону, его преемник Аслан Масхадов был обнаружен и убит в селе Толстой-Юрт только потому, что бездумно отправлял SMS-сообщения.

Центральной темой романа я назвал бы террор и терроризм. Читатель, может быть, Ты помнишь нашумевшую на весь мир в последние годы прошлого столетия работу американского политолога Ф.Фукуямы «Конец истории»? Автор утверждал, мол, коммунизм повержен, посему истории в обыденном понимании не будет, западный мир «цивилизует» (мирным путем или насильственным) «отсталые» страны и т.д. Увы, в последние годы старый мир подвергся таким террористическим ударам, что, кажется, «новая» история только начинается, кровавая, жестокая, непредсказуемая. Автор с горечью размышляет о грядущих террористических нападениях.

Форсайт кратко и ясно излагает историю всемирного террора от анархистов в царской России и Ирландской республиканской армии и вплоть до «Аль-Каиды». Его интересует психология террора. Автор приводит мудрые суждения старого разведчика-англичанина о желании многих и многих уничтожить Америку: «Трудящиеся Третьего мира не испытывают к вам ненависти; вас ненавидят псевдоинтеллектуалы»; «Твоя страна для них постоянный упрек. Она богата, а они бедны, сильна, а они слабы, энергична, а они ленивы, стремится к новому, а они цепляются за старое» (С. 287, 288). ЦРУшник хорошо усвоил урок англичанина: «Ненависть всегда шла первой, следом появлялась идея, цель, потом методы ее достижения и, наконец, самооправдание. А ленинские “полезные дурачки” всегда это проглатывают» (С. 286-287). Идеологи терроризма сами не направляют самолеты на цель, не закладывают бомбы, не взрывают себя и ни в чем неповинных обывателей; все эти ужасы они с радостью видят по телевизору. Их абсолютно не интересуют проблемы палестинцев, да и вообще чьи-либо, помимо собственных. Их цель: тотальное устрашение всех и вся. Писатель прямо говорит о том, что будущих международных террористов, потратив огромные средства, выкормили США и ЦРУ. Люди, которые кормились из их рук, после поражения СССР в афганской войне и падения коммунизма, повернули оружие против своих бывших «патронов», нацелившись на западную цивилизацию и христианство (С. 244-246).

Террористы, по мнению Форсайта, подразделяются на пять категорий: «К высшей относятся теоретики, которые обосновывают, планируют, вдохновляют террористический акт. Следующими идут уполномоченные, практики, без которых не сработают никакие планы. Они занимаются поиском исполнителей, их подготовкой, аккумулируют финансовые средства, закупают все необходимое. Третья категория – исполнители… Четвертая – активные сообщники, которые выводят киллеров на цель… А в самом низу – народная толпа, тупая, глупая, салютующая тирану, восхваляющая убийц» (С. 254-255).

Вот такая книга, заставляющая читателя не только следить за сюжетными перипетиями, но и думать, думать, думать и о себе, и о мире, в котором мы все обретаемся. Враг незрим, но он везде.

21 сентября 2005 г. Петергоф.

Скальд Скалдин, или Воскрешение Лазаря

А.Д. Скалдин.

Стихи. Проза. Статьи.

Материалы к биографии.

Составление, подготовка

текста, вступительная статья

и комментарии Т.С.Царьковой.

СПб. Издательство Ивана Лимбаха.

2004. 528 С. Тираж 2000 экз.

Читатель, потолкуем по-свойски о совершенно изумительной книге. Вышла она год назад, но последние экземпляры тиража еще можно купить в специализированных книжных лавках. Друг мой, Ты, естественно, спросишь: а кто такой Алексей Дмитриевич Скалдин. Вопрос резонный. До выхода этого увесистого тома даже историки литературы конца XIX-начала XX веков имели о Скалдине весьма поверхностное и туманное представление. Отвечаю несколькими фразами: Скалдин – «последний петербургский символист». Его удостаивали своей дружбой Вяч.Иванов, Андрей Белый, Блок, Михаил Кузмин, Гумилев, Есенин и др. С полным основанием его можно назвать «научителем» Андрея Платонова, обэриутов (прежде всего Даниила Хармса). Вот так. Какие люди жили в Петербурге…

Кратко о жизни Скалдина. Будущий писатель родился 15 октября 1889 г. в семье деревенского плотника. Окончив всего лишь церковно-приходскую школу, путем многолетних упорных штудий он сумел преодолеть «тоску по мировой культуре» (Осип Мандельштам). До революции он жил в Петербурге, упорно «строил»» карьеру по страховому делу, достиг важных чинов.

При жизни Скалдин издал две книги: сборник «Стихотворения» (СПБ., 1912) и роман «Странствия и приключения Никодима Старшего» (Пг., 1917). Стихи очень густые, вязкие. Роман, по словам Т.С.Царьковой, «остается неразгаданным и неизученным» (С. 12). Пятнадцать слов о книге. Бежав от красного террора в Саратов, писатель читал там курс лекций «Философия человеческого действования». Уточним: духовного действования и недействования.

Сотни печатных листов сочинений Скалдина исчезли в печах НКВД. Его перу принадлежат стихотворения «Голгофа» и «Крест». Все это сбылось…Три безвинных ареста (1923, 1933; по сфабрикованному делу – участие в «контрреволюционной народнической организации; последний арест 28 июля 1941 г. – уже война шла – по обвинению в «клевете на граждан» (!!!!!; срок 8 лет). Исследовательница совершенно справедливо предполагает, что свидетельство о смерти писателя в «Карлаге» в июле 1943 г. поддельное, он был расстрелян, как и многие «контрреволюционеры», в первые месяцы войны…

Книга, о которой мы беседуем, практически полное собрание сочинений Скалдина, перу которого принадлежат очень глубокие рассказы и статьи. В книгу включены дневниковые записи Скалдина и материалы об арестах. Вступительная статья и комментарии – выше похвал. Конечно, такую книгу трудно читать в метро, она требует вдумчивого аналитического чтения и стоит того. Читатель, воспари из низин в горние сферы, не пожалеешь. Не все же время Донцову-Бушкова-Доценко читать.

Татьяна Сергеевна Царькова, доктор филологических наук, зав. Рукописным отделом легендарного Пушкинского Дома, потратила 15 лет жизни на «воскрешение» убитого и забытого Писателя (не одну юбку в архивах до дыр протерла). Это, без преувеличения, научный труд труднический и подвиг подвижнический.

29 сентября 2005 г. Петергоф.

Улица безъязыкая (Маяковский), или Улица говорливая

В 1991 г. произошла, может быть, чуть ли не самая масштабная катастрофа в мировой истории: рухнула Красная Империя, ушла на дно Красная Атлантида. Эти тектонические сдвиги, естественно, повлияли и на обыденный, бытовой, разговорный язык.

Такое уже было после 1917 г. Язык изменился мгновенно. Помнишь ли Ты, читатель, что слово «спекуляция» до революционных событий было философским термином (спекулятивная философия). В обиход прочно вошли слова «бывшие люди», «лишенец», «старорежимный», «контра» и множество других.

В результате «перестройки» люди потеряли идеологические ориентиры. То, что было ужасным, стало прекрасным. К примеру, на родину возвращается прах белого генерала А.И.Деникина (1872-1947), именем которого пугали октябрят-пионеров, да и взрослых. Люди утратили душевный и мыслительный «покой», жестко-принудительно насаждавшийся советской властью: Бога нет, социалистическая демократия – лучшая в мире, КПСС – наш рулевой, мы живем лучше всех на свете и т.д.

И вдруг это все было взорвано. Ушла в прошлое уверенность в себе, в завтрашнем дне. При советах, если ты не писал и не читал «антисоветскую литературу», не зарабатывал много денег, не якшался с иностранцами, жизнь была предопределена навечно: работа, семья, дети, квартира, пенсия, похороны и всё…

Все это миновало, и возникло великое «КАК БЫ». К примеру, повсюду слышится: «Я как бы поступил в университет» (благо, университетов развелось, как блох на моей собаке). Ежели поступил, то причем тут «как бы». Представьте, что в былые годы кто-то вдруг сказал: «Я как бы вступил в КПСС». Улица совсем не «безъязыкая», она говорит-журчит так, что заслушаешься. Вселенское «КАК БЫ» – символ нашего неустойчивого, пузырящегося, наливающегося новым соком нового времени. И я, Читатель, как бы ничего не имею как бы против «КАК БЫ». Мы не управляем языком, язык управляет нами.

Теперь о пресловутом «БЛИН». Это сакральное слово можно услышать буквально на каждом шагу. Я, блин, написал статью о… К чему этот странный эвфемизм – ума не приложу. Куда энергичнее и сочнее звучит дивное слово на букву «б», возлюбленное протопопом Аввакумом, Пушкиным, Есениным, восходящее к протославянскому языку, однокоренное с «блудом».

Что еще бросается в «ухо». Все перестали склонять числительные, включая теле и радио – журналистов. К ДВЕСТИ рублей я прибавил сто и купил… (нужно: к двумстам рублям…). Это слышно на каждом шагу. Читатель, я совсем не ворчу, не воздеваю очи к небесам, не жалуюсь на утрату культуры речи. Отнюдь, это скоро станет нормой, как, к примеру, банкнот (было «банкнота»), жАлюзи, договорА и т.д.

Я застал в живых людей, которые говорили на питерском изводе русского литературного языка (есть и московский вариант). Друг «насельников» Серебряного века, академик В.М.Жирмунский говаривал: Английский (ударение на первом слоге), библиОтека. Сейчас это просто смешно.

В Москве и Питере теперь говорят ПРАКТИЧЕСКИ одинаково, а раньше петербуржца и москвича можно было легко дифференцировать по устной речи. В Питере слова «дождь» произносили как «дошть», а в Москве – «дощ». В Питере говорили «булоЧная», а в Москве – «булоШная». У нас говорили «далекИй», «поцЕлуй», в Москве – «далеКай», «поцАлуй». Были фирменные питерские слова, не употреблявшиеся больше нигде в России, к примеру, «булка», «вставочка» (ручка, куда вставлялось стальное перышко). Все эти милые особенности давно раздавлены радио – телевидением. А жаль, очень жаль.

Продолжим разговор о процессах, происходящих в сегодняшней устной речи. В «перестройку» в русский язык хлынул небывалый поток иностранных слов: консенсус, пиарить, лизинг, франчайзинг, промоутер, маркетинг и т.д. К примеру, было дивное советское словечко «кадровичка», теперь сия почтенная должность высокопарно именуется «менеджер по работе с персоналом».

В русском языке нечто подобное произошло при Петре Великом, когда в обиход ворвалось колоссальное количество иностранных заимствований («варваризмов»): технические, научные, морские, бытовые и т.д. термины. Например, слово «галстук» – заимствование из немецкого языка, пришедшее к нам через польский.

Русский язык чрезвычайно пластичен и гибок. В нашем языке чуть ли не четверть слов заимствованы. Это очень хорошо. И все эти новомодные словечки наш язык или выплюнет, или переварит. Знаешь ли Ты, читатель, что в русском языке нет ни одного природного слова со звуком «ф»; все такие слова – заимствованы: фонарь, фокус, фон, фикус, фиоритура и т.д. Я еще встречал людей, которые в соответствии с древними произносительным нормами говаривали: каХВе, конХВета и т.д.

Обращаешь ли Ты внимание, Читатель, на то, что люди сегодня постоянно употребляют слово «короче». Это отнюдь не императивный призыв к сокращению длительности устного повествования: «Я пришел в библиотеку, короче, заказал нужную мне литературу, короче» и т.д. Словечко служит просто-напросто неким разделителем устного высказывания на фрагменты и… после каждого «короче» человек делает вздох. Вот и вся тайна сакральная.

Выше шла речь о великом «КАК БЫ». Но есть еще великое «ТИПА». Это словечко, в свою очередь, фиксирует некую неуверенность говорящего в оценке своего действия и высказывания: «Я, типа, подошел к тёлке (понятно?) и сказал, типа: “Мадемуазель, типа, осмелюсь пригласить Вас на полонез, типа”».

Давно уже абсолютной нормой, принятой радио – телевидением, стало словосочетание «по жизни». Впервые я услышал его несколько лет назад от одной прелестной молодой дамы: «По жизни Теодор Феофилактович любил собирать грибы» (примерно так). Чайковский по жизни был… Зачем это? Ума не приложу. Разумеется, можно сказать «в жизни» или вообще пропустить это словосочетание. Что поделать: магия языка, который развивается вне нашего веления-хотения.

Теперь о «матерщине», которую лингвисты стыдливо именуют «обсценной» («табуированной», «ненормативой») лексикой. Недавно найдены в Великом Новгороде берестяные грамоты, свидетельствующие о том, что наши предки «матюкались» будь здоров, не болей, не кашляй. Еще лет десять назад табуированные словечки употреблялись только как прямые и незатейливые ругательства. Высоколобые, пыльным мешком трахнутые интеллектуалы-словесники употребляли эти «маркированные слова», разумеется, не в прямом, оскорбительном значении, а для придания некоей пряности-остроты-эпатажности своим устным эскападам. В наше время обсценная лексика победоносно вошла в обиходный, обыденный, бытовой язык. Ныне нежные барышни в нежных разговорах закручивают такие «трехэтажные» конструкции, что и прапорщик-сверхсрочник зарделся бы, как мак, услышав такое. Грустно, но табуированная лексика в скором будущем станет нормой, как это произошло тридцать лет назад в английском языке. В любом голливудском боевике герои матерятся, как одесские биндюжники, в «дубляже» все это стыдливо маскируется. Вот так!