Другой «Идиот»: истинный и правдивый, печальный и фантастический. Книга 1. Князь Мышкин: Крест и Голова

Нет, не надо так уж слишком верить словам Ипполита, что князь «никогда не лжет». Еще как лжет! Такую способность князя с легкостью лгать, причем на бессознательном уровне, ранее отмечала и Е. Местергази: «То, что поначалу казалось в Мышкине христианской добродетелью, очень скоро на деле обернулось подменой – и не то, чтобы князь сознательно лгал (он всегда говорил, что думал), нет, ложью оказалось то духовное основание, которое сформировало личность князя». 1)

Особо отмечу, что в статье Е. Местергази нет даже и намека на масонство князя, выявленное моим исследованием; да и вообще до появления моей работы ни один достоевед в мире ни разу не заподозрил Мышкина в принадлежности к вольным каменщикам. Тем не менее исследовательница верно определила природу лживости князя – духовное основание, само оказавшееся изначально лживым. Однако в чем же конкретно заключалась лживость этого духовного основания – Е. Местергази оставила без ответа, без доказательств и без примеров из текста.

В первый раз князь обманул Парфена, когда тайно сбежал из Москвы вместе с Настасьей Филипповной, на тот момент невестой Рогожина. Понятно, что Мышкин исполнял не свою волю, а волю испуганной предстоящим браком Настасьи Филипповны. Но по отношению к Рогожину такой поступок князя стал подлостью.

Во второй раз князь предал своего «брата» Рогожина, когда жил с Настасьей Филипповной целый месяц в одних комнатах. Мы знаем, что никаких плотских отношений меж ними не было. Тем не менее князь, проживающий с любимой женщиной Рогожина… да еще и лгущий потом буквально Парфену в глаза, что жил с ней «розно» и даже «в разных городах»… Ну и что после этого должен был думать Рогожин о своем единственном друге? в одних комнатах

Ложь и предательство князя – вот что день за днем стало разъедать Рогожину душу. Вот с чем не мог он смириться. Ну и, конечно, ненависть к князю подогревалась ревностью, сильно подогревалась. В итоге мысль об убийстве князя начала все чаще приходить Рогожину в голову. А вместе с ней и мысль о безверии.

Приехавший в Петербург за вновь сбежавшей Настасьей Филипповной, Рогожин не сомневается: князь, еще три месяца назад уверявший его, что останется в Москве и никогда уже не вернется в Петербург, снова солгал ему и вскоре непременно здесь объявится. Он ходит высматривать его на вокзал.

День за днем он бродит по своему мрачному дому, в котором холод и тишина, и все чаще останавливается перед картиной. Кто изображен на ней? Мертвый Иисус, душа человечества. Однажды Рогожин назвал князя своей душой. «Князь, душа ты моя», сказал он ему тогда, «брось их; плюнь им, поедем! Узнаешь, как любит Рогожин!»

Предательство князя, ревность, насмешки Настасьи Филипповны, безысходность любви, всё обрушивается на Парфена огненной болью. А может, и правда бог мертв, если допускает такие страдания человеку? И как верить в мертвого бога?..

Неожиданный визит Ипполита только добавил Рогожину душевных терзаний. Ипполит вдруг почувствовал, что этот угрюмый хозяин дома, так странно остановивший его перед картиной с изображенным на ней мертвым Христом, – что этот мрачный Рогожин так же близок к самоубийству, как и сам Ипполит (курсив мой):

Этот намек Ипполита достоеведами всегда пропускался мимо ушей. А ведь Ипполит сказал правду, не зря этот слишком проницательный юноша стал так неприятен Парфену, что тот буквально вытолкал его из дома. Рогожин, судя по его реакции на этот намек, и впрямь собирался покончить с собой после убийства князя. А зачем ему было бы жить после этого? Ведь Настасья Филипповна никогда не простила бы ему смерть князя.

– А на эту картину, – пробормотал, помолчав, Рогожин, точно опять забыв свой вопрос. я люблю смотреть

– На эту картину! – вскричал вдруг князь, под впечатлением внезапной мысли, – на эту картину! Да от этой картины у иного еще вера может пропасть!

– , – неожиданно подтвердил вдруг Рогожин. Они дошли уже до самой выходной двери. Пропадает и то

Я намекнул ему, уходя, что <…> может быть, вовсеот моего как кажется. На это он ответил мне очень угрюмою и кислою гримасой, встал, сам сыскал мне мою фуражку, сделав вид, будто бы я сам ухожу, и просто-запросто вывел меня из своего мрачного дома под видом того, что провожает меня из учтивости. он и сам не так далек «последнего убеждения»,

Несчастный Рогожин

Нет, Рогожин отнюдь не кровожадный маньяк. Он гонит от себя свои страшные мысли об убийстве, сопротивляется им, как умеет, старается изо всех сил. Сам себя пытается остановить.

Пришедший к Рогожину князь почувствует всё – как вздрогнет Рогожин, отворив ему дверь, как предложит обменяться крестами, как сведет к своей матушке за благословеньем. Матушка, скажет Рогожин, «вот мой большой друг, князь Лев Николаевич Мышкин; мы с ним крестами поменялись; он мне за родного брата в Москве одно время был, много для меня сделал».

Однако мы знаем, чем этот визит закончился для Рогожина – очередным предательством князя. Пообещав Парфену, что, выйдя от него, не пойдет к Настасье Филипповне, а поедет в Павловск к Аглае, князь тут же нарушил свое обещание – прекрасно давая себе отчет, что Рогожин уж точно не поверил ни одному его слову, а значит, будет следить за ним до конца (курсив авт.): на этот раз

«Несчастный человек»… Понимал ли князь, что в немалой степени это сделал Рогожина таким? Конечно, понимал. Однако ни одного слова сострадания Рогожину мы от него не слышим. Мы слышим только робкие и очень короткие муки совести: «За несколько горячих и сердечных слов в Москве Рогожин уже называет его своим братом, а он…» – и Мышкин, устыдившись, оборвет себя на полуслове. он

Но увы. Как мы знаем, это короткое раскаянье не помешает ему тут же предать Рогожина снова – нарушив обещание, пойти к Настасье Филипповне. «О, я бесчестен!» – будет укорять он себя дорогой, «с негодованием и с краской в лице», «какими же глазами буду я смотреть теперь всю жизнь на этого человека!»

Нормальными глазами будет смотреть. Обычными. Как всегда. Еще и свое «братское прощение» пришлет Рогожину, после того, как, доведенный до белого каления последней подлостью князя, тот бросится на него с ножом…

СНОСКИ К ГЛАВЕ 13:

Местергази Е. Г. Вера и князь Мышкин. Опыт «наивного» чтения романа «Идиот». / Роман Ф. М. Достоевского «Идиот»: современное состояние изучения: Сб. работ отечеств. и зарубеж. ученых / Под ред. Т. А. Касаткиной. М.: Наследие, 2001. – 560 с. – Стр. 291—318. 1)

…Рогожин непременно пойдет , к тому дому, на Петербургской, и будет непременно сторожить там его, князя, давшего ему еще утром честное слово, что «не увидит ее», и что «не затем он в Петербург приехал». И вот князь судорожно устремляется к тому дому, и что же в том, что действительно он там встречает Рогожина? Он увидел только несчастного человека, душевное настроение которого мрачно, но очень понятно. Этот несчастный человек даже и не скрывался теперь. туда

ГЛАВА 14

Коля Иволгин

Удивительно, как при всем декларировании сострадания в качестве главного принципа жизни, а также при всей своей вроде бы любви к детям князь проявляет чудовищное равнодушие ко всем, и к детям в том числе. В романе есть только один человек, к которому князь действительно испытывает настоящее чувство, – это Настасья Филипповна. Вот для нее он готов на всё. Ну, и разве что к Аглае он тоже проявляет некую сильную симпатию, хотя при этом чуть ли не каждый день и задается вопросом, кого же он все-таки любит – ее или Настасью Филипповну?

Все же остальные люди, включая Рогожина и детей, для князя не очень-то и не существуют. Равнодушное и потребительское отношение к ним просматривается в Мышкине на каждом шагу. Та же швейцарская Мари, жалости к которой он так усердно учил деревенских детей, – а ведь его собственная жалость к ней не стоила и гроша, я докажу это в других главах.

Конечно, какое-то чисто человеческое любопытство, кратковременный интерес, вынужденная необходимость – подобные факторы заставляют князя эмоционально реагировать. Но все эти чувства поверхностны. Например, он глубоко равнодушен к чувствам Рогожина, совершенно его не жалеет и не щадит. Ему глубоко наплевать на больного Ипполита. Точно так же равнодушно и потребительски он относится и к милому подростку Коле Иволгину.

Князь сразу обратил внимание на этого доброго восторженного мальчика. Он вообще особо отличает детей. Да, он их любит. Ему, как страдающему духовно-нравственным недоразвитием, с ними комфортно. А еще они доверчивы, внушаемы и не отличают добра от зла. Пластичный масонский материал. На этом вся симпатия к детям у князя заканчивается – и начинается чудовищное равнодушие к их судьбам и личностям, а также полное отсутствие ответственности за свои поступки по отношению к ним. Не верится? Ну тогда посмотрите на Колю.

Князь всегда с удовольствием с ним общается – вернее, позволяет Коле иногда общаться с собой. А уж как он его уважает! Даже Лизавете Прокофьевне не позволил называть пятнадцатилетнего подростка Колю по-свойски мальчишкой, а прямо-таки потребовал от нее величать его по имени-отчеству («Нет, не мальчишка, а Николай Ардалионович, – твердо, хотя и довольно тихо ответил наконец князь»).

Но это все только внешнее. А чем больше снаружи, тем, как известно, меньше внутри. И вот мы уже видим, как Мышкин преспокойно заставляет Колю совершать неблаговидные поступки. Коля ведь запросто вхож к Епанчиным, его любит Лизавета Прокофьевна. Да и сам Коля настолько еще ребенок, мальчик, что совсем не ждет от такого замечательного князя подвоха.

Вот потому-то Мышкин, уехавший из Петербурга, этими хорошими качествами доверчивого ребенка и воспользовался. И однажды попросил Колю передать Аглае записку от него – втайне от домашних. Ой как нехорошо. Добрые искренние люди пустили в дом мальчика, верят ему, да и князю тоже верят, а он через этого мальчика в их доме тайные записки передает! И ведь сам же еще недавно морщился и говорил, что это нехорошо такие записки передавать, – это когда Ганя просил его точно так же тайком передать записку Аглае. Да и Колю, этого мальчика, который ему поверил, зачем плохому учить?

А еще Коля бегает к Епанчиным, чтобы шпионить для князя. И князь его ни разу не останавливает. И даже ни разу не говорит ему, что шпионить нехорошо. Например, на следующий день после скандальной истории с векселями Радомского вернувшийся вечером из Петербурга Коля сразу же поспешил к Епанчиным, просидел у них три часа, высмотрел все что мог, а уж оттуда бегом к Мышкину с подробным изложением обстановки («Там ужас что такое!»). И весь этот Колин подробный рассказ до такой степени был похож на откровенный шпионаж в пользу князя, что даже самому Коле стало неловко за себя перед князем, и бедный мальчик даже поспешил перед ним оправдаться: «Я, разумеется, не шпионил и допрашивать никого не хотел…»

Конечно, не хотел. Но шпионил. Уж очень хотелось Коле угодить своему замечательному взрослому другу. И Мышкин Колю – . не останавливал

Предложение Лебедева

О том, что князь использует доверчивого Колю как своего шпиона, прекрасно знал и Лебедев. Вот почему, когда генерал Иволгин украл у него четыреста рублей, Лебедев явился к Мышкину с весьма интересной просьбой – чтобы князь, воспользовавшись своим авторитетом, попросил Колю пошпионить… засвоим   родным отцом!

Лебедев, изучивший Ардалиона Александровича, был уверен, что тот дней через пять не выдержал бы и обязательно начал бы в пьяном виде во всем признаваться. И Коля все эти пьяные признания своего отца должен был, по поручению князя, подслушать и князю же передать (курсив мой):

Ну, и как же отреагировал на такое мерзкое предложение князь? А он, посопротивлявшись для виду не более пары минут, на эту абсолютно безнравственную по отношению к Коле просьбу… согласился (курсив мой):

Согласился бы Коля на такую низость – ради князя шпионить за своим отцом? Наверное, да. Он ведь к тому времени был под полным влиянием князя в непоколебимой уверенности, что Мышкин самый лучший человек на свете, который никому не желает зла. Как выразился об этом племянник Лебедева: «Вы, кажется, князь Мышкин? Коля мне про вас говорил, что умнее вас и на свете еще до сих пор не встречал…»

– … Чрез Нину Александровну можно бы подействовать; наблюдая и, так сказать, следя за его превосходительством постоянно, в недрах собственного его семейства. <…> к тому же тут и , так сказать, всеми недрами своей юной души, пожалуй, … Николай Ардалионович, обожающий вас мог бы помочь

– … Поверьте, что пяти дней не выдержитсам проговорится заплачет и во всем сознается, – и особенно если действовать ловко и благородно, за всеми, так сказать, чертами и стопами его… <…> , , чрез семейный и ваш надзор

– Такой цели , – сказал князь, вставая <…>. я, конечно, всегда готов способствовать

Мышкин и Ипполит

О том, что Коля шпионит для князя, знал и Ипполит. Это выясняется, когда Ипполит, устроив Аглае через Рогожина свидание с Настасьей Филипповной («Для нее же я в сношения с Рогожиным вошел <…> для ее же интереса ей личное свидание с Настасьей Филипповной устроил»), вдруг решил прийти к князю и предупредить его об этом. Дело-то было нешуточным, и даже могло оказаться опасным для Аглаи:

Нет, Ипполит ни за что бы не стал предупреждать, уж очень ему всегда хотелось как-нибудь побольней нагадить князю, да вдруг здоровье его сильно ухудшилось, и теперь, случись с Аглаей беда, Ипполит побоялся умереть с таким грехом на душе (стояние перед «Христом в могиле» сказалось и тут!). Вот он из последних сил и поплелся к князю, превозмогая жестокий чахоточный приступ:

Ипполит действительно сильно перетрусил из-за им же приготовленного свидания. И теперь изо всех сил старался это свидание отменить. Уж очень ему вдруг захотелось перед смертью самому . А вот в князе в этом смысле Ипполит, как видим, был совсем не уверен. стоить названия человеческого

Как не был уверен и в искренности мышкинского сострадании к нему. «Жаль на вас смотреть; вы бы кликнули меня лучше, чем самим трудиться», – говорит князь Ипполиту, который был страшно утомлен походом к нему. Но Ипполит знает цену его сочувствию – это всего лишь учтивость, не более того. «Ну, вот и довольно», – отмахивается он и добавляет с пренебрежением: «Пожалели, стало быть, и довольно для светской учтивости…»

Равнодушное отношение к больному и слабому Ипполиту обнаружилось в князе с первого же дня, когда тот впервые пришел с Антипом Бурдовским. То, что Ипполит вот-вот упадет от переутомления, видели все, однако срочно подать ему стул велел вовсе не князь, а Лизавета Прокофьевна. Не будь ее рядом, князь так бы и не догадался принести Ипполиту стул, пока бы тот совсем не упал.

И это не князь, а снова Лизавета Прокофьевна предложила оставить обессилевшего юношу либо у Мышкина, либо у нее, – князь же только подхватил ее решение. Вот и получается, что вся жалость князя – это только слова, а действий нет.

И никакая поездка князя к Ипполиту в Петербург с просьбой приехать к нему пожить в Павловске факта этого равнодушия не отменяет. Переехать к себе в Павловск он предложил Ипполиту совсем не из жалости, а из чисто практической цели – заставить Ипполита изменить свое мнение о нем в лучшую сторону. Зачем? Чтобы не мешал, не создавал трудностей, не настраивал Колю против. И ему это удалось. Пятимесячная ненависть Ипполита, переехавшего в Павловск, тут же начала проходить.

Да, была у князя такая особенность, это еще Рогожин подмечал, – все плохое и опасное, что отчетливо виделось в князе на расстоянии, тут же начинало расплываться вблизи под воздействием его обманчивой хрупкости, профессиональной искренности и несуществующей смиренности.

– … Я на вашем месте послал туда посторожить, чтоб уж так ровно ту минуту улучить, когда она с крыльца сойдет. Ну,; он , будьте уверены, … потому что всё ведь это относительно… Ха-ха! бы хоть Колю пошлите с удовольствием пошпионит для вас, то есть

– … Ну, до свиданья – на том свете, вероятно. Да вот еще что: я хоть и подличал пред вами <…> то зато теперь вам и день, и час, и адрес свидания сообщаю, и всю эту игру открываю <…> смотрите же, принимайте меры и скорее, если вы только стоите названия человеческого.

Ошибка Лизаветы Прокофьевны

А еще Коля и сам не заметил, как из отвлеченно-философских и таких интересных разговоров с князем уже начал усваивать основные масонские истины. Например, постулат о красоте. Или масонское понятие о христианстве. Все эти разговоры Коля с увлечением передавал Ипполиту, быстро смекнувшему что к чему (курсив мой):

Как видим, прошло всего лишь полгода, а Коля уже прочно находится под сильнейшим воздействием князя.

Странноватые перемены в Колином миропонимании, в его высказываниях о боге и религии заметила и Лизавета Прокофьевна. Это случилось в тот день, когда полгода спустя к перевезенному в Павловск князю (после припадка в гостинице) пришла компания Антипа Бурдовского с требованием разделить с «сыном Павлищева» наследство. Возмущенная цинизмом и беспринципностью этих людей Лизавета Прокофьевна назвала их не верующими в Иисуса Христа сумасшедшими, а потом вдруг накинулась на Ипполита, о котором она уже много знала со слов Коли (курсив мой):

Лизавета Прокофьевна ошиблась. Она ведь не знала, что Коля вот уже полгода переписывается с князем. А потому ей и в голову не пришло, что полгода отсутствующий князь и был для Коли тем самым источником духовного разврата безбожием. Вместо этого она видела, что князя рядом с Колей нет, а чье-то чужое негативное влияние в нем с каждой неделей явно усиливается. Поскольку Коля постоянно оказывал помощь больному Ипполиту, а тот был атеист и даже нарочно бравировал этим, то Лизавета Прокофьевна и сделала ошибочный вывод, что источник заразы Ипполит.

Это несправедливое обвинение глубоко потрясло Ипполита. Он очень любил этого хорошего доброго Колю и никогда не причинил бы ему зла, тем более сознательно. И ни за что не стал бы разрушать в Коле веру в бога, прекрасно понимая, что и его собственный атеизм – это, скорее, акт отчаянья, а вовсе не то истинное убеждение, которым следует поделиться. Больше того: именно за то, что Мышкин отвращал Колю от бога, Ипполит и ненавидел князя.

А вот к Лизавете Прокофьевне он был преисполнен глубочайшего уважения. И теперь, услышав от нее столь ужасное обвинение, он был потрясен до глубины души, не мог прийти в себя от мысли, что Лизавета Прокофьевна могла о нем так плохо подумать. «Я не развращал Колю», – очень серьезно говорит он Лизавете Прокофьевне. И снова: «Я его не развращал! <…> Я не развращал никого… Я хотел жить для счастья всех людей, для открытия и для возвещения истины…»

Как мы знаем, «жить для счастья всех людей» у Ипполита не получилось, он слишком рано умер. Но до самой своей смерти он будет беречь Колю от собственного безверия – «только его и оставляю», как успеет он сказать Лизавете Прокофьевне.

СНОСКИ К ГЛАВЕ 14:

Иванов В. Ф.. Православный мир и масонство / http://www.rus-sky.com/history/library/ivanov.htm / дата обращения 04.10.2016. 1)

– … Господа, – закричал он громко всем, – князь утверждает, что мир спасет красота! <…> Какая красота спасет мир? Мне это Коля пересказал… Вы ревностный христианин? , что вы сами себя называете христианином. Коля говорит

Князь рассматривал его внимательно и не ответил ему.

– … А ты у меня не усмехайся, пачкун! (накинулась она вдруг на Ипполита) сам еле дышит, а других развращает. (она опять указала на Колю); он про тебя только и бредит, , ты в бога не веруешь, а тебя еще высечь можно, милостивый государь, да тьфу с вами!.. Ты у меня этого мальчишку развратил ты его атеизму учишь

ГЛАВА 15

Десять рублей для генерала

Нет, жалость и сострадание, а также любовь Мышкина к детям, о которых так много говорит в романе сам князь, на Колю не распространяются совершенно. Его князю не жалко до такой степени, что такое равнодушие уже начинает граничить с жестокостью. А ведь, казалось бы, такой замечательный искренний мальчик, «верный Коля», как характеризует его Ипполит.

Отцом Коли был генерал в отставке Ардалион Александрович Иволгин, алкоголик, всеобщее посмешище и позор семьи, которого в приличных домах давно уже не принимали. Жена его Нина Александровна из-за него постоянно плакала. Ганя на него злился. А Коля отца просто любил и очень за него переживал, следил за ним, приводил его домой, укладывал пьяного спать.

В первый же день, когда князь был приведен к Иволгиным на жительство, он был предупрежден Ганей, что денег в долг генералу не давать, поскольку попьет:

Просьба вполне понятна: напьется и опять будет позорить жену и детей, выставлять семью на посмешище. Понимал это князь? Конечно, понимал. Он ведь и сам уже видел Ардалиона Александровича, видел и несчастные, измученные глаза его жены Нины Александровны.

Практически с такой же просьбой, что и Ганя, обращается к князю и Коля, прибежавший к Мышкину с запиской от отца. «По лицу Коли видно было, как было ему тяжело передавать» эту записку. В ней генерал, допивающий последнюю бутылку в кафе-биллиардной, просил у князя в долг на продолжении выпивки.

Подобных записок от отца разным людям Коля передавал уже тысячу раз. Дома его за это уже давно ругали и категорически запрещали делать это впредь. Коле за отца тоже было ужасно стыдно. Но он был совсем юный мальчик, а потому, прекрасно понимая, что передачей этих записок он причиняет своей семье зло, тем не менее каждый раз никак не умел справиться со своей жалостью к отцу. В итоге порочный круг только ширился, и Коля теперь вынужден был вдобавок просить, чтобы эти записки оставались втайне: «Князь, голубчик, пожалуйста, не говорите потом про меня здесь нашим, что я вам записку передал!».

Измученный жалостью к отцу и чувством вины перед плачущей матерью, Коля пытается пойти на заведомо ложный компромисс – он просит князя хоть и дать генералу денег, но совсем чуть-чуть, мелочь («да вот что, пожалуйста, с ним не церемоньтесь: дайте какую-нибудь мелочь, и дело с концом»).

Как видим, Мышкин дважды получает одну и ту же просьбу от членов семьи Ардалиона Александровича – денег не давать. Что было делать князю в такой ситуации? Как поступить? Как просили. Либо денег совсем не давать (Ганя), либо уж если и дать, то мелочь, пустяк, на который генерал не смог бы напиться (Коля).

И пусть даже Ганина просьба прошла мимо ушей князя. Допустим. Но вот прямо сейчас он видит перед собой несчастные глаза подростка, которому одинаково жалко и отца, и мать, и который еще слишком юн и податлив, чтобы не идти на поводу у губительной страсти своего отца. Этот несчастный ребенок очень доверчив. Он верит, что его взрослый и умный друг поступит правильно и не причинит зла ни ему, ни его семье.

Неужели сердце князя не дрогнуло? Нисколько. И никакие его просьбы насчет денег он даже не собирался выполнять. Выслушав Колю, князь всего лишь обрадовался, что получил нужные сведения, где ему найти генерала Иволгина, и что благодаря этой записке у него теперь был предлог обратиться к генералу с просьбой отвести его к дому Настасьи Филипповны:

И вот Мышкин идет в кафе-биллиардную, находит там генерала (который и без князя «был уж почти что готов») и без колебаний дает Ардалиону Александровичу на пропой не какую-то там мелочь, как умолял Коля, а целых десять рублей!

В результате и без того уже сильно пьяненький генерал выпивает на эти деньги еще две бутылки («спросил новую бутылку <…> затем спросил другую, докончил и ту»). Понятно, что генерал после такой щедрости князя был окончательно «готов».

Зачем же Мышкин так поступил? Почему не пожалел несчастного Колю? Потому что жалость к Коле не входила в его текущие планы, вот и всё. Князю требовалось, чтобы Ардалион Александрович отвел его к Настасье Филипповне. Вот за это он и дал ему десять рублей. Прекрасно зная, что они будут тотчас же пропиты генералом.

Ну, а уж что там будет с Колей и Ниной Александровной, какие слезы и стыд им снова придется из-за этого пережить, – это князю было до лампочки.

– Просил у вас отец денег? – спросил вдруг Ганя.

– Нет.

– Будет, не давайте. А ведь был даже приличный человек, я помню.

– Это два шага, – законфузился Коля. – Он теперь там сидит за бутылкой. <…> Тысячу раз клялся этих записок не передавать, да жалко; да вот что, пожалуйста, с ним не церемоньтесь: дайте какую-нибудь мелочь, и дело с концом.

– У меня, Коля, у самого мысль была; мне вашего папашу видеть надо… по одному случаю… Пойдемте же…