Другой «Идиот»: истинный и правдивый, печальный и фантастический. Книга 1. Князь Мышкин: Крест и Голова

Этого святого почитали не только христиане – тамплиеры (и масоны) также величали его как своего покровителя. И не случайно именно его день рождения, 11 июня (24 по н.с.), вольные каменщики выбрали в качестве официальной даты регистрации своей организации: «Иоанн Креститель был святым покровителем как тамплиеров, так и масонов. В частности, Великая Ложа Англии была основана 24 июня – в день Иоанна Крестителя». 1)

В какой день родился Мышкин?

Ну, а теперь, установив, что собравшиеся у Лебедева на ночное торжество масоны тайно отмечали приходящийся на 11 июня (по ст. ст.) день рождения масонства, совпадающий с днем рожденья Иоанна Крестителя, нетрудно догадаться, что именно этот день также является и  О котором он сам случайно вспомнил за несколько минут до полуночи: «завтрашний день – день моего рождения как нарочно приходится». 11 июня днем рожденья князя Мышкина!

СНОСКИ К ГЛАВЕ 19:

Пикнетт Л., Принс К. Леонардо да Винчи и Братство Сиона. М.: Эксмо 2005. – 544 стр. 1)

ГЛАВА 20

Разговоры собравшихся у Лебедева на ночное празднество масонов чрезвычайно показательны. И очень интересны присутствующим там подросткам. Они слушают эти взрослые разговоры не просто с восторгом, но даже с наслаждением. Вот, к примеру, Костя Лебедев – в продолжение некой беседы он «стоял подле Коли и Ипполита, и один вид его лица показывал, что он , и , хоть еще часов десять сряду» (курсив мой). одушевленного готов простоять здесь на одном месте наслаждаясь слушая

А вот как торопиться ни словечка не упустить из этих разговоров занятая на кухне приготовлением закуски Вера Лебедева: она «только что на минуту могла оторваться от дела, – являлась на террасу и изо всех сил слушала споры о самых и для нее вещах, не умолкавшие между подпившими гостями» (курсив мой). горячие отвлеченных странных

Что же это за разговоры такие, которые не просто дозволяется слушать детям, но ради которых детей даже нарочно не стали укладывать спать? Что это за горячие споры, от которых Костя Лебедев приходит в остолбенелое наслаждение, а Вера Лебедева боится упустить из них даже словечко?

«Быть или не быть?»

Разумеется, темой всех этих горячих споров могли быть наиболее активно на тот момент продвигаемые масонами вопросы, не раз озвученные и в романе: женский вопрос, социальный вопрос, польский вопрос, и т. д. Не случайно ведь тот же Коля Иволгин уже спорил с Лизаветой Прокофьевной как раз на подобную тему («Женский вопрос? Этот вот мальчишка <…> и тот уж намедни спорил, что это-то и значит „женский вопрос“»).

Одной из важнейших тем, которую озвучил Лебедев, стало неясное будущее русского масонства, находящегося в России под запретом и ведущего не слишком активную подпольную жизнь. Да и как это не обсуждать, коли сам праздник обязывает. Вот Лебедев, замаскировав эту тему под знаменитый Гамлетовский вопрос, и обращается к пришедшему князю (курсив мой):

Быть или не быть? Вне всякого сомнения это вопрос дальнейшего существования масонства: быть ему в России или уже никогда не быть? Возродиться его былая мощь или заглохла здесь навсегда? Современная тема!

И не просто так ответа на этот вопрос все ждут именно от князя. Все знают, что он приехал в Россию с некой миссией, что он в определенном смысле эмиссар западных старших «братьев». Кому же и отвечать на этот вопрос, как не ему?

– … Но, князь, если бы вы знали, . Помните у Гамлета: Современная тема-с, Вопросы и ответы… <…> Приближьтесь, князь, и решите! Все вас ждали, все только и ждали вашего счастливого ума… какая тема в ходу «Быть или не быть?» современная!

Заемный процент

Лебедев открывает и еще одну, весьма актуальную на тот момент в масонской среде, тему – кредиты! Правда, с учетом присутствия детей, да и вообще на всякий случай, он называет всех присутствующих не масонами, а включает их в единый реестр к атеистам (курсив мой):

Как видим, ответ Птицына исполнен чисто масонских аргументов: всеобщая солидарность и равновесие интересов – любимые лозунги вольных каменщиков. Характерно и то, что, по мнению ростовщика и «процентной души» Птицына, эти самые всеобщая солидарность и равновесие интересов должны явиться миру исключительно вследствие системы массового кредитования, т.е. все того же ростовщичества!

Таким образом, обирание граждан посредством заемного процента извращенно преподносится Птицыным как всеобщее социальное счастье.

– … Я вызываю теперь, чем вы спасете мир и нормальную дорогу ему в чем отыскали, – вы, люди науки, промышленности, ассоциаций, платы заработной и прочего? Чем? Что такое кредит? К чему приведет вас кредит? вас всех всех атеистов: Кредитом?

<…>

– Да хоть ко приведет, – заметил Птицын. всеобщей солидарности и равновесию интересов

Закон разрушения и дьявол

Начатую Лебедевым тему развивает Евгений Павлович Радомский. В диалоге с Ганей Иволгиным он рассуждает о двойственности человеческой натуры – об инстинкте самосохранения и об инстинкте саморазрушения, уверяя, что оба они одинаково нормальны (курсив мой):

В основе рассуждения Радомского лежит широко известный масонский принцип – двойственность человеческой натуры, одинаковая ценность добра и зла. Именно в русле этой бинарности и высказывается Евгений Павлович: нормальность закона сохранения он чисто по-масонски соотносит с нормальностью закона саморазрушения, что с точки зрения христианства не может быть равно другу другу. Ибо жизнь, а значит, и закон самосохранения дан человеку богом, а самоубийство как вариант саморазрушения осуждается в христианстве.

На самом деле вся эта демагогия насчет нормальности саморазрушения, для пущей убедительности возведенного Радомским в некий закон, все эти скользкие рассуждения нужны только лишь для того, чтобы вслед за узаконенной (масонами) нормальностью разрушения внушить слушающим мысль и о нормальности (насилие извне). само- разрушения

Смотрите, с какой ловкостью Евгений Павлович проделывает этот хитрый трюк. Положив на одну чашу весов нормальность -сохранения, Радомский, казалось бы, на другую чашу весов должен положить противоположное значение – нормальность -разрушения. Однако этого не происходит. Вместо этого закон сохранения (закон своей воли) Радомский внезапно уравновешивает законом (законом чужой, внешней воли). И только после этого, для маскировки идеи, приставляет под конец закон разрушения. само само само- разрушения само-

Вот чем Радомский занимается – закрепляет в сознании подростков мысль о законности разрушения! А что это такое – закон разрушения, декларируемый масоном Радомским? Это революции, перевороты, бунты, свержения, гражданская и мировая война – право на разрушение других государств. Это убийство, ограбление, насилие, мошенничество, вымогательство и т. п. – право на разрушение другого человека. Вот какие «истины» декларирует Евгений Павлович. Вот что слушают и чему учатся присутствующие при таких беседах подростки.

Наконец все эти рассуждения о двойственности человеческой натуры и праве человека на зло уперлись в то, ради чего они, собственно, и затевались, – в право дьявола на владычество миром в той же мере, что и право бога на то же владычество, а значит, и в право человека на поклонение дьяволу (курсив мой):

Нервическая реакция Ипполита только подчеркивает его откровенный намек на тот факт, что именно масоны являются пропагандистами сатаны. Как говорил в своей известной книге В. Брачев, «и сами братья не всегда считают нужным скрывать своего отрицательного отношения к христианству. «Мы, масоны, – говорят они, – принадлежим к роду Люцифера. Треугольник вместо креста. Ложа вместо церкви». Не удивительно, что сатанинские ложи на Западе не такая уж и редкость». 1)

– Да разве мало одного только чувства самосохранения? Ведь  – нормальный закон человечества… чувство самосохранения

– Кто это вам сказал? – крикнул вдруг Евгений Павлович. – Закон – это правда, но , сколько и , а пожалуй, . Разве в самосохранении одном весь нормальный закон человечества? столько же нормальный закон разрушения и саморазрушения

– Мысль коварная и насмешливая, мысль шпигующая! – с жадностью подхватил Лебедев парадокс Евгения Павловича, – мысль, высказанная с целью подзадорить в драку противников, – но мысль верная! <…> Да-с. Закон саморазрушения и закон самосохраненияв человечестве! до предела времен, еще нам неизвестного. <…> , а не с копытами и с рогами, вами ему изобретенными. Но не в нем теперь дело!.. одинаково сильны Дьявол одинаково владычествует человечеством ибо нечистый дух есть великий и грозный дух

– – крикнул вдруг Ипполит и захохотал как будто в припадке. Почему вы знаете, что не в нем теперь дело?

Шестьдесят католических монахов

Завершает этот список ночных бесед гадостная история Лебедева о том, как некто в XII веке съел в голодные времена шестьдесят католических монахов и еще шесть маленьких детей:

Эта история была воспринята присутствующими масонами со смехом («Да разве можно съесть шестьдесят монахов? – смеялись кругом»). На убитых и съеденных монахов посыпались насмешки. Например, Лебедев заметил, что «католический монах уже по самой натуре своей повадлив и любопытен, и его слишком легко заманить в лес или в какое-нибудь укромное место».

Князю веселое настроение собравшихся очень нравилось, в том числе и смех насчет съеденных монахов, и он «часто от души смеялся вслед за всеобщими взрывами смеха. Видно было, что он ужасно рад тому, что так весело, так шумно».

Правда, в какой-то момент Мышкин вдруг забеспокоился и дважды спросил Лебедева, с какой целью «он замешал тут монахов и что хочет этим сказать», к чему он ведет («…к чему вы ведете? – продолжал спрашивать князь»). Но ответа от Лебедева он так и не получил. Вместо него князю ответил Гаврила Иволгин, глумливо уточнив, «что в двенадцатом столетии только монахов и можно было есть, потому что только одни монахи и были жирны».

Всеобщее глумление над съеденными католическими монахами плавно перешло в приготовленную для гостей закуску. Но вот что удивительно: вдоволь похохотав над хорошо откормленными, по уточнению Гани, католическими священнослужителями, никто так и не задал Лебедеву вопрос: а кто их все-таки съел? Кто был этим людоедом? Никто этим даже не поинтересовался, как будто и без всякого Лебедева всем был известен ответ.

В одной из глав выше я уже высказывала предположение что этим средневековым людоедом был тамплиер (потому Мышкин и забеспокоился). Не случайно ведь Лебедев неожиданно характеризует людоеда как «человека религиозного и совестливого», наделив его раскаяньем и даже явкой с повинной.

Но можем ли мы найти подтверждение этому в тексте? Конечно, да. Об этом свидетельствует следующий факт. Когда Лебедев сообщает о муках совести, одолевших людоеда под конец его жизни, то далее, рассуждая о возможных вариантах раскаянья, он говорит следующее (курсив мой):

На первый взгляд, лебедевская реплика слишком туманна и содержит взаимоисключающие вещи. Ведь если , то значит прежде быть монахом. А если , то значит прежде монахом не быть! Что это еще за путаница такая? Однако путаница исчезает – если вспомнить, что тамплиеры были не только рыцарями, но еще и монахами. И тогда реплика Лебедева немедленно проясняется: бросить монашество поступить самому в монашество

1) «почему не просто бросить монашество» – это означает перестать быть тамплиером, сложить с себя полномочия рыцаря-монаха;

2) «поступить самому в монашество» – означает самому стать католическим монахом!

СНОСКИ К ГЛАВЕ 20:

Брачев В. С. Масоны в России: от Петра I до наших дней. – СПб.: Стомма, 2000. —337 с. 1)

– … Один из таких тунеядцев, приближаясь к старости, объявил сам собою и без всякого принуждения, что он в продолжение долгой и скудной жизни своей умертвил и съел лично и в глубочайшем секрете шестьдесят монахов и несколько светских младенцев <…>. До светских же взрослых людей, как оказалось, он с этою целью никогда не дотрагивался.

– … Кто же толкал его идти доносить на себя? Почему не просто остановиться на цифре шестьдесят, сохраняя секрет до последнего своего издыхания? Почему не просто и жить в покаянии пустынником? Почему, наконец, не  бросить монашество поступить самому в монашество?

ГЛАВА 21

Отрубленная голова

Отрубленная голова – важнейший тамплиерский (масонский) символ. Неудивительно, что он представлен в романе целых шесть раз и в самых различных вариантах. Отсеченная голова дважды упоминается в репликах Лебедева, дважды существует в рассказе князя про казнь преступника Легро и дважды становится объектом искусства.

Говорят, что после разгрома ордена хамовников в начале XIV века при обысках в резиденциях тамплиеров были найдены отрубленные головы разной степени сохранности. При этом многие из этих голов имели совершенно непотребный вид – с приделанными к ним ногами и вторыми лицами. У одной головы, как пишет Оддвар Ольсен, «было четыре ноги, две у передней части лица, две у задней»; другая голова была «с двумя лицами»; были и какие-то «древние забальзамированные головы»; была даже голова, у которой лицо было «синеватое и в пятнах, с бородой наполовину из черных, наполовину из белых волос, похожей на бороды некоторых тамплиеров»; цвет всех этих голов «также менялся от белого к синему, красному, коричневому и черному». 1)

Чьи это были головы? Почему они сохранялись в таком виде? Отделяли ли их от тела после смерти человека, или срубали с плеч живых людей, – неизвестно. Но есть версия, что тамплиеры использовали эти головы в магических экспериментах, оккультных ритуалах, спиритических сеансах и алхимических опытах.

Тайну всех этих голов так и не удалось раскрыть. Вот только английские масоны и по сию пору зачем-то «хранят в Великой Ложе в Лондоне более 200 черепов»… 2)

Иоанн Креститель

На чью же голову намекает Достоевский целых шесть раз? Поскольку речь в романе идет о «рыцаре бедном», то ответ очевиден – на голову Иоанна Крестителя, о чьем дне рождения (Рождестве) и объявил Келлер, явившись ночью на террасу к Лебедеву. И действительно, именно этот ответ подразумевается в реплике самого князя: «Я в Базеле недавно одну такую картину видел. <…> Я когда-нибудь расскажу – очень меня поразила» (имеется в виду «Усекновение главы Иоанна Крестителя» Ганса Фриса).

Известно глубочайшее почитание тамплиерами Иоанна Крестителя, но прежде всего поклонение его отрубленной голове. Как пишет М. Таранов: «Тамплиеры поклонялись голове Иоанна Крестителя. Во время своего пребывания на Востоке рыцари-храмовники <…> заразились так называемой мандейской ересью, которая объявляла Иисуса ложным пророком, а Иоанна истинным мессией. Отрубленная голова Иоанна была символом этой веры». 3)

Графиня Дюбарри

Известна трогательная история о том, как Лебедев по три раза за ночь встает молиться «за упокой души графини Дюбарри», которая была гильотинирована. Весь его рассказ пронизан жалостью к несчастной, когда палач «ее за шею под нож нагибает и пинками подталкивает», а она «и не понимает, что с ней происходит, от страху», сопротивляется палачу «на потеху пуасардок парижских» и умоляет дать ей еще несколько секунд жизни: «Минуточку одну еще повремените, господин буро, всего одну!» Вот от этого «графининого крика, об одной минуточке» у Лебедева «точно сердце захватило щипцами».

Почему масон Лебедев, с удовольствием рассказывающий историю о съеденных монахах и младенцах, вдруг по три раза за ночь встает помолиться о графине Дюбарри? Прежде всего потому, что пять недель тому назад у Лебедева умерла тяжелыми родами жена. Он не носит крепа на рукаве, но очень переживает это горе. Не справляясь с потерей, он напивается к вечеру, а «на ночь плачет», не может уснуть и «ночью раза по три молиться встает», стоит в слезах «на коленях» и молится так истово, что лбом «стучит по получасу».

Тяжкая смерть жены, ее безвинные предсмертные мученья и ощущение своей вины – все это задело Лебедева так сильно, что в своих беспокойных ночных молитвах он стал невольно вспоминать и другую невинную страдалицу, жертву масонских политических игрищ – мадам Дюбарри. Смерть этой немолодой, испуганной, никому не опасной и даже не слишком умной женщины была настолько страшна и чудовищна, что на жалость пробивало даже таких жестокосердных людей, как Лебедев.

Жалость к мадам Дюбарри заставляла Лебедева жалеть и молиться за всех остальных подобных ей безвинных масонских жертв (курсив мой):

И действительно, подобных показательных жертв на масонском счету в тот период революционной Франции было чрезвычайное количество.

– … Я не просто за одну графиню Дюбарри молился; я причитал так: «Упокой, господи, душу великой грешницы графини Дюбарри », а уж это совсем другое; ибо великих, и образцов перемены фортуны, и вытерпевших, которые там теперь мятутся и стонут, и ждут <…>. и всех ей подобных много таковых грешниц

Голова на блюде

История гибели Иоанна Крестителя широко известна, изложу ее лишь вкратце для понимания дальнейших событий в романе «Идиот». Царь Ирод Антипа за открытое обличение своих неблаговидных поступков (оставление законной жены и незаконное сожительство с Иродиадой, которая на тот момент и сама была замужем) приказал схватить пророка Иоанна и бросить его в темницу. К моменту своей гибели Иоанн пробыл в тюрьме уже полтора года. Неизвестно, что Ирод собирался делать с ним дальше – держать ли в застенке пожизненно, или выпустить через годы, или все-таки спустя годы казнить. Очевидно одно: в день своего рождения Ирод казнить Иоанна Крестителя не собирался.

Однако Иродиада – видимо, опасающаяся, что живой пророк каким-то образом все-таки сможет воздействовать на царя и тогда он бросит ее, – подговорила свою дочь Саломию так станцевать перед Иродом и его гостями, чтобы царь пришел в невероятный восторг. Так и случилось. Ирод воспламенился от танца до такой степени, что при свидетелях пообещал Саломии в награду все, чего бы она ни пожелала. И она пожелала – голову Иоанна Крестителя на блюде…

Голова на блюде! Этот скорбный Иоанновский символ (который, повторюсь, является важнейшим элементом масонской символики) внезапно включает в свою реплику Лебедев. Это происходит в тот момент, когда пытающийся отвести от себя подозрения в краже лебедевского бумажника генерал Иволгин предлагает Лебедеву себя обыскать, но тот отказывается. Об этом он и рассказывает князю (курсив мой):

Вспомним, ради чего библейский Иоанн отдал себя на смерть. Он в прямом смысле слова сложил свою голову за чистоту нравственного закона. Лебедев же использует этот трагический образ ради глумления над несчастным стариком, которого он очень скоро сведет в могилу.

– … Слушай, говорю, генерал, если бы кто другой мне это сказал про тебя, то я бы тут же собственными руками мою , положил бы ее и сам бы всем сомневающимся: «Вот, дескать, видите эту голову, так вот этою собственною своею головой я за него поручусь, и не только голову, но даже в огонь». Вот как я, говорю, за тебя ручаться готов! голову снял на большое блюдо поднес ее на блюде

Лжесвидетельство князя

Упоминание о духовном подвиге Иоанна Крестителя (с чего, собственно, практически и начался рассказ Лебедева о пропавшем бумажнике), не заставило князя задуматься о том, на какие бессовестные поступки он был готов ради корпоративной масонской этики, предписывающей по возможности скрывать непотребства «братьев». Во-первых, он согласился с тем, чтобы Коля шпионил за своим родным отцом. А во-вторых, Мышкин сам предложил вместо масона генерала Иволгина обвинить в воровстве неповинного Фердыщенко, то есть лжесвидетельствовать (курсив мой):