Ещё не вечер. Рассказы. Новеллы. Повести

Светлана недоуменно посмотрела на Сергея, молча спрашивая его, кто этот импозантный чудак, так галантно встретивший ее.

– Это Светик, досточтимый Андрюша Попов, – соврал Киреев, указывая на Воронцова, – мой однокурсник по журфаку, о котором я тебе много рассказывал… Его интересные статьи о лисьей охоте неоднократно печатались в различных журналах, в том числе и в «Огоньке», да ты и сама их читала.

– А-а… – протянула Светлана, – вспоминая и одновременно подавая руку Воронцову.

Степан Михайлович, начавший свою профессиональную юридическую деятельность с расследования половых преступлений и приучивший себя сохранять хладнокровие в любой ситуации, сейчас ощущая на себе то огромное плотское тепло, исходившее от этой весьма очаровательной представительницы прекрасного пола, как ни странно, почувствовал сильную истому, разливающуюся по всему телу. Хотя надо сказать, полуночной, напряженный образ жизни следователя заметно для его сорокалетнего возраста сказывался на его интимных отношениях с законной супругой. «Вот это женщина! – подумал следователь. – Нимфа, как еще сказать.»

– Спокойствие, только спокойствие, – стал мысленно сопротивляться Степан Михайлович дурманящему воздействию Светланы. – Надо сделать вид, что я во власти ее очарования, и, пока Сергей готовит кофе, уединиться с ней в его опочивальне и немного пошушукаться.

– Светочка, – елейным тоном пропел Степан Михайлович, – давай не будем отвлекать Сережу от приготовления волшебного напитка, он вот вот закипит. Иначе он вспенится и расплескается по всей плите, а это плохая примета.

– Ха-ха! Давай.

Степан Михайлович встал, вышел из кухни и жестом увлек Светлану в спальню писателя. Войдя в спальню специально первым, Степан Михайлович сразу, как бы невзначай, плюхнулся в пухлое глубокое кресло, стоявшее возле ночного столика. Светлану он галантно пригласил присесть в кресло напротив. Затевая непринужденный разговор о всякой ерунде и вставляя в него ежесекундно безобидные шутки в адрес Сергея и Светланы, не забывая и себя, Степан Михайлович, закинув ногу на ногу и то и дело смакуя затягиваясь сигаретой, игриво скосив глаза, раскрутил, точно ребенок играет с волчком, лежащую на ночном столике массажную расческу, давно ожидающую свою неизвестную хозяйку. Изящная вещица закрутилась, застрекотала на гладкой поверхности столика, словно лопасти пропеллера, так быстро, аж зарябило в глазах.

– А, Вы, шалун! – улыбаясь, заметила Светлана.

– С детства мечтал стать вертолетчиком, или нет пилотом геликоптера! – заносчиво поправился Степан Михайлович, рисуясь перед очаровательной блондинкой.

– Хва-стун! – весело отмахнулась Светлана, любуясь стремительным вращением. – Все Вы мужики одинаковы.

– Бах-бах-бах, – загремела, завибрировала по столику расческа, замедляя свое вращение.

– А вот и кофе! – по-хозяйски бесцеремонно вторгся в спальню Сергей, держа в руках серебряный поднос с дымящимся в чашках напитком. – Ай-яй-яй! Не успел я заняться кухней, как они уже в уединении воркуют как голубки, – иронично заметил он.

– Ой, Сережа, а я обыскалась! – вдруг побледнела Света, уставившись в сторону ночного столика. – Это же моя любимая расческа, подарок мамы, – соврала она последние два слова. Губы ее затряслись, от нее повеяло холодом, в глазах появилась ненависть, которые как бы говорили, что окружающие мешают ей совершить спасительный, пусть даже дьявольский обряд. Она судорожно протянула руку. Но следователь Воронцов, внимательно наблюдающий за ней, опередил ее. «На ловца и зверь бежит», – мелькнуло у него в голове. Теперь спасительная вещица была в его крепких руках.

– Отда-а-ай!!! – разнесся по квартире гулким эхом пронзительный крик Светланы. И тут же, – я прошу тебя отдай, – умоляющим, безвольным тихим голосом произнесла она.

– Отдам не все. Сначала правду, – невозмутимо и спокойно ответил следователь. – Квартира на Садовой?…

– Да, да это я. Это я ЕГО убила. У меня в сумочке был фен, такой французский маленький, знаете, – сбивчиво заговорила длинноволосая блондинка. – Я ЕГО сначала напоила, уложила спать, а потом два проводка к рукам и в электросеть. А старичок, того, попался задиристый, на ладан дышит, пора о душе думать, а ему лоху тупоголовому, бабу молодую подавай… – руки Светланы затряслись мелкой нервной дрожью, глаза покраснели и забегали из стороны в сторону.

Четко следуя криминалистической тактике, следователь без труда расположил подозреваемую Светлану к даче правдивых показаний и признанию в убийстве кассира общака Зеленова, что было сразу соответствующим образом запротоколировано. Очаровательная блондинка оказалась вовсе не Светланой Белкиной, которой представилась доверчивому писателю, а залетной путаной Ольгой Васько. Она назвала некое криминальное авторитетное лицо по имени Петр Сергеевич, по наводке которого совершила это ужасное преступление. Ею были названы и иные лица, причастные к делу, и места их наиболее частого появления. Нити преступных связей потянулись к западным соседям, некогда бывшим с Россией в одном союзе. Из подробного рассказа подозреваемой отчетливо вырисовывалась борьба между преступными кланами…

По окончании допроса следователь сдержал свое слово и положил перед болезненно угнетенной и побледневшей блондинкой два маленьких размером чуть больше рябиновой ягоды полиэтиленовых шарика. Внутри каждого находился спасительный для женщины белый порошок. Светлана немедленно дрожащими руками достала из сумочки обычный парфюмерный набор, раскрыла его и высыпала на зеркальце содержимое полиэтиленовых шариков. Разделив его на восемь «дорожек», женщина через свернутый в трубочку клочок газеты стала нетерпеливо втягивать в себя через нос долгожданный наркотик. Через несколько секунд под действием порошка с лица Светланы начала сходить синюшная бледность, уступая место прежнему здоровому румянцу. Она расслабилась. Ее лицо выражало счастливую отрешенность от суетного мира.

«Восемь доз за раз, – отметил про себя Воронцов, – ну и глубоко же ты, голубушка, завязла в этом болоте. Тяжело же будет тебя оттуда вытащить…»

Воронцов встал и отдал распоряжение о задержании Белкиной (Васько). Вся душа его ликовала от успешно проделанной работы, хотя он и чувствовал огромную усталость в теле.

Сказались последние бессонные ночи, давал о себе знать застаревший радикулит. Дожидаясь дежурной машины, Воронцов медленно прохаживался взад вперед по комнате, задерживая свой взгляд на вокруг стоящих книжных шкафах, и отвлеченно размышлял, предвкушая 15%-ную надбавку к небольшому окладу за мастерски раскрытое преступление силами следствия. Он азартно ежеминутно тер ладони и самодовольно улыбался. «Вся жизнь построена у меня по расписанию… – думал он. – По существу, так и надо, нельзя раскисать, стоит только сделать себе поблажку и пиши пропало, заживо ложись в гроб. Он вспомнил любимые строчки Лермонтова, созвучные его душе:

Я каждый день Бессмертным сделать бы желал как теньВеликого героя и понять Я не могу, что значит отдыхать!

Да, жить – это значит гореть, только так, не иначе! Сгорать до последней нервной клетки на любимой работе. Все верно, – подумал Степан Михайлович, – великий поэт напророчил ему судьбу, сколько себя помнит, отдыхать так и не научился. Только на первый поверхностный взгляд это дело казалось простым, обыкновенной бытовухой, а копнул поглубже и ниточка повела к известным бандитстким группировкам. Да, поначалу оно казалось кое-кому из моего начальства совсем темным, неразрешимой загадкой, а на поверку ларчик открывался просто, проще некуда, стоило только повнимательнее присмотреться к деталям. Он всегда утверждал, что разгадка самых запутанных дел в большинстве случаев лежит на поверхности, как тут не вспомнить знаменитый рассказ Эдгара По «Потерянное письмо»! Так бывает, правда, не всегда, но повторяю, в большинстве случаев стоит только потянуть за ниточку и развяжется весь клубок. В данном деле ниточкой, за которую следовало потянуть, были женские волосы, найденные в квартире Зеленова. Найдя их и установив хозяина печатной машинки, отыскать даму которой они (волосы) принадлежали не составляло большого труда. Нужно было только понадежнее расставить сети, что он и сделал. Короче это была задача не со многими неизвестными, а с одним, что намного облегчило работу следователя. Раз были известны А и Б, Икс – можно было запросто вычислить. Что же касается нашей милой Блондинки, то ее как всегда подвела обычная женская слабость постоянно прихорашиваться и придавать особое значение своей внешности. Она считала себя неотразимой и имела одно единственное хобби влюблять в себя мужчин. Результат – забытая на месте совершения преступления расческа. В каждом деле есть своя изюминка и своя случайность. Привычка – вторая натура и она помогла ему поймать рыбку на крючок. Он вспомнил оригинально сделанную массажную расческу с секретом. Сначала она привлекла его внимание своим замысловатым узором ввиде змеиной головы, которая напомнила ему похожую татуировку у него на плече. В юности делаешь много глупостей. Рассматривая и крутя в руках расческу и по привычке играя как школьник, он резко нажимал на ее подушечку со свистом выпуская из нее воздух. При очередном нажатии на тыльной стороне расчески внезапно открылась потайная крышка с изображенной змеей и из нее выкатились шарики. Это были те самые шарики, два из которых он несколько минут назад дал Светлане…

– Степан Михалыч, карета подана! – иронично заметил, войдя в комнату, дежурный водитель Захаров.

– Ну, что же, – радостно воскликнул Воронцов, – больше тут оставаться нет смысла, едем. Выводите задержанных! Отвезем в следственный изолятор Киреева и Белкину.

Следственная бригада с задержанными вышла на вечернюю улицу. Вся дорога от подъезда до дежурного «уазика» была усеяна красными и желтыми листьями. Накрапывал нудный дождь. Неожиданно, ослепив их фарами, мимо на бешеной скорости промчалась черная «девятка». Послышались два легких хлопка. Светлана вскрикнула и прижав руки к груди упала на мокрый асфальт. Она не дышала…

12

На следующий день в половине двенадцатого следователь Воронцов после совещания у прокурора о вчерашнем ЧП пришел в ИВС (изолятор временного содержания).

– Степан Михалыч, вот ваш подследственный Киреев! – ввел в комнату допросов дежурный изолятора Коржов по-мальчишески робеющего писателя, за ночь постаревшего на десять лет.

– Ну, здравствуй, творческая душа! – приветливо и многообещающе протянул руку Сергею следователь. – Впредь повнимательнее выбирай себе знакомых! Ты признан непричастным к делу. Ты свободен!..

Сентябрь 1996 года

Жизнь кувырком3

(криминальный рассказ)

Сергей Распопов

Игорь Фатхуллин

Снег повалил сильнее. Пронизывающий до костей ветер гнал по небу свинцовые тучи. Вот он, налетев с шаловливой резвостью, нарушил извечную тишину старого кладбища. От отогнутых прутьев ограды тянулись припорошенные снегом следы, которые заканчивались у могилы. Снег с надгробия был сброшен, и на мраморной поверхности его четко выделялась своим рельефом хризантема. Мужчина, стоящий возле могилы, зябко поежился, поднял воротник пальто.

«Прости, милая!» – произнес он тихим голосом, грустным взглядом окинул скорбного ангела и положил на белый мрамор плиты дюжину алых роз. Затем широким шагом направился прочь. Та женщина, к которой он приходил, снова осталась в одиночестве: мертвое – мертвым живое – живым. На гробовом ее памятнике значилось: Маркина Инна Васильевна, 1964 – 2002. Только одно имя осталось от человека – маленькая горстка пыли в безбрежном океане памяти.

Не дойдя до кладбищенских ворот, Маркин опустился на скамейку, что стояла под большой елью, снял шляпу, развязал галстук. Щемящая тоска сдавила его сердце. Он достал из кармана сигареты и глубоко вдохнул в себя ароматный дым «Мальборо».

«Никуда не годится так раскисать!» – подумал Валерий, хотя его не покидало ощущение близкой катастрофы. Это тревожное чувство угнетало его всю первую половину сегодняшнего дня. А сейчас оно сделалось еще острее. Маркин поймал себя на мысли о смерти. Он думал о ней все предыдущие три дня. С того самого звонка в входную дверь его квартиры. Это был очень странный звонок.

В пятницу утром, в семь часов, он брился в ванной, когда в дверь позвонили. «Кто это может быть в такую рань?» – раздраженно подумал Валерий. Его друг Митька Морковников, такой же, как он, художник, перебивающийся от заказа к заказу, свободная личность, богемный острослов, не мог к нему прийти. Это он знал точно. Потому что неделю назад Димка, споткнувшись на крыльце дачи очередного заказчика, у которого он расписывал стены в стиле «модерн», сломал лодыжку и сейчас он лежал на вытяжке на ул. Пирогова в земской больнице. Тогда кто же мог к нему заявиться в такую рань?

Выскочив с намыленным лицом из ванной, он спросил: «Кто там?» В ответ ни звука. Это его насторожило. Он бросился в спальню и достал из ящика трюмо наган. Дрожащими руками вставил обойму. На его лице выступил мелким бисером пот. Маркин не был трусом, но не минуло и месяца с того дня, как был застрелен Яков Поляков, преуспевающий тридцатилетний бизнесмен, живший с Валерием на одной лестничной площадке. Поздним вечером, за час до полуночи, Яша подъехал к дому на своем шикарном «мерсе». Ничего не предвещало драмы. Не дойдя до собственной квартиры нескольких ступенек, Поляков был буквально нашпигован свинцом, выпущенным киллером.

И все-таки Валерий рискнул открыть дверь. С наганом чувствуешь себя если не героем, то по меньшей мере нормальным человеком. За порогом – ни души! Возможно, посетитель просто не дождался. Ушел….

Жизнь после кошмара с Поляковым вошла в свое естественное русло. Но тревога не исчезала, а, наоборот, стала его истошной болью. Вчера ему ночью опять приснилась Инна, она его звала, о чем-то предупреждала. И сегодня он поспешил на свидание с ней. Он не посещал могилы жены, почитай, с похорон Полякова. Яшка покоится здесь недалече. Думал ли он о смерти? Предчувствовал ли ее? Говорят, что те люди, кому суждено покинуть этот мир, предощущают свой уход. Но только правда ли это? Может, все пустая фантазия? Досужий вымысел? Говорят, что человека охватывает невыносимая тоска, он мается, не находит себе места, суетится. За все берется и тут же начатое бросает. Так ли? Что переживала Инна в последние дни своей жизни? Спешила, как и все, жить? Маркин горько усмехнулся. Теперь, когда прошлое оживало перед ним со своей повседневной суетой, он все чаще вспоминал старую поговорку: «Время – лучший лекарь!»

…Он довольно быстро охладел к жене. Его интересы и ее были слишком различны. Он полностью посвятил себя работе, мозг его постоянно находился в творческом горении, свершениях, творческих поисках. Жена была совершенно другого склада.

Она была той бабочкой, которую прельщает только внешняя сторона окружающего мира. Она стремилась видеть в жизни один праздник и погибла потому, что реальная изнанка жизни груба, очень схожа с дерюгой, которою укрываются от холода в студеные зимние ночи. Как часто он слышал набившую оскомину фразу: лодка любви – разбилась о быт. Они продолжали делать вид, что в их жизни все в порядке, все по-прежнему. Но, оставаясь вдвоем, а это случалось все реже, старались не смотреть друг другу в глаза. Валерий мучился про себя, но упорно не хотел жену как женщину. Они продолжали спать вместе, в одной постели, но между ними не существовало ни физической связи, ни тем более духовной близости. «У тебя, муженек, все что осталось от мужчины – это усы!» – пыталась уязвить его Инна, когда находилась не в настроении. В последние дни перед смертью у жены появилась скверная привычка вымещать свое мелкое раздражение на нем. В тот раз он не вытерпел и ударил ее. Влепил звонкую оплеуху. Ему стало обидно за себя, за свой неудавшийся брак, что разваливался на глазах у обоих не по дням, а по минутам. «А ты, б…, не имеешь никакого права меня судить!» – кричал он в бешенстве.

Конечно, в этом бедламе были виноваты оба. Это стало ясно сейчас, по про-шествии полутора лет, а тогда он во всем обвинял жену – так легче жить, если рядом есть кто-то, на ком можно безбоязненно свалить собственную вину. Теперь он был уверен, что поступал так скорее для оправдания собственной совести. Же= на лицом и телом была хрупким ангелом. Она всегда отличалась непредсказуемым характером и какой-то болезненной ревностью, и это притом, что он сквозь пальцы смотрел на ее измены на стороне, на постоянный флирт с другими мужиками. Ему было наплевать, с кем она в постели.

Они все чаще ходили в гости или приглашали гостей к себе. «В свое уютное семейное гнездышко» – смеялся он, откупоривая очередную бутылку. Он приучал себя пить. Возможно, от безысходности, от безвыходного положения….Однажды он пригласил в гости Бориса и Ольгу – молодую чету.

– Они только недавно переехали в наш город, – пояснил он жене. – Ребята пока тут никого не знают, вот я и решил свести их с нашим кругом друзей. – Хорошо, – кивнула Инна. – А я позову еще две-три пары. – А где мы проведем уик-энд? Он задумчиво потер подбородок. – Не в квартире же. Она хоть и просторная, но все-таки маловата для нашего бомонда.

– На дачу приглашай всю компанию. Там есть бассейн и все прочее…

В субботу вечером Ольга и Борис прибыли к ним на дачу первыми. Он предложил им поплескаться в бассейне. Борису было лет двадцать шесть, Ольге – года двадцать два. Ольга оказалась маленького роста, с хорошенькой веснушчатой мордашкой. Она даже не пыталась скрыть своего восхищения, когда увидела роскошный бассейн. Маркин отправился плавать с гостями, а Инна осталась хлопотать на кухне.

Он с юной парой все еще плескался в бассейне, когда приехали остальные приглашенные. Инна вывела друзей в патио как раз в тот момент, когда молодые супруги и Маркин выходили из воды. Маркин тут же отметил про себя, что у Яшки Полякова глаза при виде почти нагой Ольги вылезли из орбит, и подтолкнул локтем Инну. Желтое бикини Ольги оказалось абсолютно прозрачным – с таким же успехом эта юная одалиска могла стоять и голая где-нибудь на диком пляже или в художественной студии. Ольга стянула с себя резиновую шапочку, и ее золотистые волосы рассыпались по плечам. Она тут же заявила, что ей необходимо переодеться….

Поздно вечером, когда все уже напились до чертиков, Борис вдруг обратился к жене: – Послушай, кисенок, не пора ли позвонить нянечке? Узнай, все ли в порядке? Ольга повернулась к Маркину: – Откуда можно позвонить?

– Из моего кабинета, – сказал он, поднимаясь, – Идемте, провожу… Инна с трудом заставила себя не смотреть им вслед. Сидела как на иголках, не зная, что предпринять. Неожиданно Поляков подыграл ей. – Инна! – беспомощно развел Яшка руками. – У нас выпивка на нуле. Будь другом, приволоки что-нибудь. Пройдя на кухню, она незаметно для всех, проскользнула по коридору к кабинету Маркина. Дверь была чуть приоткрыта, из-за нее доносились голоса. Она заглянула в щелочку. Ее муж и Ольга стояли у письменного стола и оживленно беседовали. Их тела не соприкасались, но их разделяло не более нескольких сантиметров.

– Скажите, Валерий, – говорила Ольга, – как удается простому художнику так роскошно существовать? Двухэтажный коттедж с бассейном, пятьдесят соток прилегающих к нему угодий.

– Вы намекаете на то, что я живу не по средствам? – Ну, я не спрашиваю у вас отчета…

– Почему же, секрета никакого нет. Ко всему нужно прикладывать руки и голову. То есть – мозги. Дом мне достался от стариков, от матери и отца. Я достроил к нему второй этаж, когда появились деньги.

– Вы ведь поможете Борису, Валерий? – вкрадчиво промяукала эта симпатичная шлюшка, на которой, как сразу уяснил Маркин, штамп ставить было негде.

– Он у меня очень талантливый. Живописью занимается с детства… Валерий прекрасно изучил эту породу женщин. В отношении Ольги у него не было иллюзий. Он знал, что при первой возможности она постарается запрыгнуть к нему в постель.

– Помогите ему выбиться в люди, организовать собственную выставку. Помогите ему стать своим человеком в среде людей искусства. В вашей среде обитания. В вашем городе. Вы же это можете?

– Возможно, – ответил он. —Только ради вас… – Буду очень признательна, – промурлыкала Ольга и качнулась в его сторону, как будто оступилась на ровном месте. – Помогите же, ой, падаю… Он подхватил ее за миниатюрную талию. Их губы слились в поцелуе. Он принял ее игру: – Буду признателен, если еще раз предстанешь передо мной в своем бикини. – О да! И даже без него. О нет… – она вдруг, обернувшись, прикрыла рот ладонью. Смазливая мордашка исказилась от испуга…

Инна слепо кинулась по коридору. Глаза ее заволокло слезами. Пробежав через нижнюю веранду, она вылетела из коттеджа и вскочила в свою «Хонду»… Маркин сзади что – то истошно кричал, пытаясь ее остановить. Но жена словно ополоумела. Она мчалась на дьявольской скорости, более двухсот километров в час. Она даже не заметила, что выскочила на незнакомое шоссе, где прямо в лоб ей шел тяжелый бензовоз.

В последний миг, возможно, она и поняла, что слишком стремительно мчится навстречу своей смерти. Пытаясь избежать столкновения, Инна вывернула руль вправо и нажала на тормоз. Ее зеленая «Хонда» по инерции проехала еще два десятка метров. Ровно столько, чтобы свести счеты с ее жизнью. Огненное пламя вырвалось из-под бензовоза, и поглотило обе машины.

Ехавший за нею Маркин видел, как за секунды до взрыва выскочил водитель проезжающего мимо грузовика, парень лет двадцати, с обезумевшими от ужаса глазами. Пытаясь обмануть смерть, он бросился бежать к оврагу. Он почти пересек шоссе, когда огненный смерч разметал и его. Такого ада Маркин за всю свою жизнь не видел. Он склонил голову на руль и заплакал….

Быстро летит время. Оно лечит любые, самые незаживающие раны.

Потихоньку зарубцевалась рана и на душе у Маркина. Он все чаще утешал себя мыслью, что трагический случай с Инной, был предопределен свыше. «Так, видно, было угодно богу, – корил он себя, когда оставался один в опустевшей квартире, – Он забирает к себе самых лучших, только пустоцвет не нужен никому» И чувствовал при этом облегчение, хотя чувство вины не покидало его ни на минуту. Под пустоцветом он, конечно же, подразумевал себя.

Спустя три недели после смерти жены Маркин впервые в жизни напился до чертиков. Это произошло в субботу, а в воскресенье – впервые переспал с проституткой. Секс – лучшее лекарство от стресса. Долго оставаться без женщины он не мог и не хотел. Аскетизм был ему внутренне чужд: он шел вразрез с его темпераментом. Да и кто бы взялся его судить сейчас, когда он по воле страшной случайности сделался вдовцом?

Питался Валерий последнее время в ресторанах и всевозможных забегаловках. До полуночи засиживался в барах, пытаясь забыться, но образ покойной постоянно преследовал его. Даже во сне. Гнетущее чувство раскаяния настигло его слишком поздно. Оно грызло его изнутри, но не позволяло ничего вернуть назад. Если бы он мог хотя на минуту вернуться в прошлое…

От этих мучительных мыслей ему хотелось биться лбом об стену… Любовницу найти несложно. Так, Александра, она приходилась Маркину свояченицей, смазливая и бойкая бабенка, часто намекала, что согласна его утешить. На тайные встречи с ней он не решался. Была в ней какая-то душевная нечистоплотность. А более всего он боялся, что грязные сплетни о нем волной потекут по городу и дойдут до его пятнадцатилетнего сына. По опыту знал: свояченица не держит язык за зубами…

Возвратившись с кладбища, Маркин не знал, как убить время, куда себя деть. Он налил себе виски, вышел к бассейну, и, усевшись в шезлонг, вытянул ноги и закрыл глаза. События прошедшей недели нахлынули на него.

Вдруг послышался шум приближающегося автомобиля, а вскоре задребезжал звонок входной калитки. Он не шелохнулся. Ему не хотелось никого видеть. Но вскоре в доме послышались шаги, затем кто-то произнес:

– Валерий, ты где? Он вздрогнул, услышав голос свояченицы. – Я тут, Шура, выходи к бассейну…

– Почему ты не подошел к калитке? – удивленно спросила она. – Не думал, что это ты. Иначе обязательно подошел бы… К тому же, у тебя свой ключ. Ты здесь такая же полновластная хозяйка, как и я.

– Скучаешь?

– А как ты думаешь? – он поморщился, будто ощутил зубную боль.

– Закралось подозрение: не назвал ли ты полный дом зеленоглазых шлюшек, справив поминки по жене и вывесив над дверью красный фонарь?

– Ты же меня знаешь?

– Да, я знаю мужчин, – многозначительно заявила свояченица. и добавила: – Приезжай с сыном к нам завтра ужинать!

– С удовольствием.

– А кстати, как Андрей?

– Полагаю, нормально. Что ему сделается? Я записал его в секцию баскетбола. Поначалу он не был от этого в восторге, но сейчас страстно увлекся. Появились новые друзья. Похоже, он ими верховодит. Сколотил шайку таких же, как сам, тинэйджеров. Господи, что за слово? Язык вывернешь. Мы в наше время просто именовались подростками. Но я счастлив, что он не один. А то он помешался на компьютерах.