Ещё не вечер. Рассказы. Новеллы. Повести

– Что же в этом плохого?

– Плохо то, что любое физическое ограничение индивидуума приводит к ограничению умственному.

– Прекрасный довод современного отца. – Она искренне рассмеялась. – не думала, что ты у нас еще и философ. Александра приблизилась к нему вплотную и обхватила его за шею.

– Брось, пожалуйста, эти штучки! – мрачно сказал он и рывком снял ее руки с себя. – О, настоящий бирюк. По-моему, тебе сейчас нужна компания, – она подняла руки, чтобы поправить спутавшиеся волосы, и ее упругая грудь заколыхалась в такт движению. – Очень соскучилась по тебе.

– Нет, Шура, оставь… – судорожно выговорил он от того, что в горле жутко пересохло. – Может, у тебя проблемы с женщинами? – язвительно спросила она. —

– У меня нет проблем с женщинами, просто я устал.

Что ж, как хочешь, – разочарованно пожала плечами «роковая женщина» – Для меня

это только акт милосердия. Сам знаешь! Он промолчал.

– Итак, ждем вас в половине восьмого. Не забудь. Она кошачьей поступью дошла до двери. Обернувшись, виновато произнесла: – Конечно, мне не стоило так к тебе навязываться…

Он посмотрел в синюю глубь бассейна и поймал себя на мысли, что хочется дьявольски хочется выпить. Но не водки, а пива. Он вспомнил, что у него на кухне, в холодильнике, имеется маленький запас «Очаковского».

– Андрей! – окликнул он сына, проходя мимо его комнаты. – Время подкрепиться! Жду!

В ответ ни звука. Тишина. Он взглянул на циферблат часов. Без двух минут полночь. А может, парень уже поел и видит десятые сны? Все возможно! Поздновато, конечно, для ужина, но сын никогда не отказывался разделить с ним вечернюю трапезу. Выпить стакан горячего чая и съесть большущий кусок холодной ветчины, обильно политый сверху кетчупом.

Он постучал в дверь комнаты сына. Сделал он так не из деликатности. А потому что не мог поступить иначе: в сердце Маркина вошло острой иглой обыкновенное беспокойство отца. Он заглянул в комнату сына. Она оказалась пустой. Он не стал ее закрывать. Решил, что оставит Андрею записку или поговорит с ним завтра утром, по-мужски. Да, народная поговорка не врет. «Маленькие детки – маленькие бедки, большие детки – большие беды.» Просто прямое попадание в цель.

На кухне ему бросилась в глаза записка, лежащая на столе. Тривиальное послание, предназначенное специально для него, гласило: «Папа! Я похищен. Моему здоровью пока ничего не грозит. Но если ты не выплатишь похитителям сто тысяч „зеленых“ в течение последующих трех дней, мое тело будет тебе доставлено в гробу. Прощай… Твой сын Андрей». И еще предупредительная строчка внизу: «В милицию не обращайся. С тобой свяжутся по телефону».

Это был удар ниже пояса. Предательский удар в пах, которого он совсем не ожидал. Его жизнь после всех треволнений только начала налаживаться. И вдруг, в один единый миг, все полетело к черту. «Человек – это звучит гордо!» – ворвалась в мозг избитая фраза великого пролетарского писателя. Маркин истерически захохотал. Он не мог остановить этот смех загнанного в угол идиота. Потом, окончательно выбившись из сил, опустился на корточки между буфетом и холодильником и затих. Он чувствовал себя маленьким, ничтожным, забитым существом. «Человек – это звучит гнусно!» – то и дело про себя повторял Валерий, не сознавая четко, что думает. – Подонки. Твари.!!» Да, он был жестоким к жене, сыну. Но он никогда не был бесчеловечной самовлюбленной мразью! Тогда за что такая кара? За что Бог пытается раздавить его? Он так просто не сдастся. И либо погибнет на поле брани, либо лягут на нем эти недоделанные недоумки, сделавшие за какие-то секунды из него бомжа. Ублюдки! Не на того напали… Он, задыхаясь от ярости, медленно побрел к себе в кабинет.

В рабочем кабинете достал из бара бутылку водки, сел в кресло у письменного стола, и выпил залпом всю бутылку. Затем стал размышлять. Водка подействовала на него совершенно необычным образом: он расслабился, удобнее расположился в кресле и, казалось, задремал, но мозг его лихорадочно искал выход из тупика. Маркин просидел в кресле часа полтора с закрытыми глазами. Издалека очень смутно в его мозгу забрезжила разгадка дерзкого похищения сына. Он понял, что Андрей, пусть невольно, с какой-то стороны к этому похищению причастен. Вот только с какой?

Чтобы проверить свои подозрения, он подошел к столу и вынул из верхнего ящика ключ. Им он открыл сейф, который прятал под картиной Брюллова «Всадница». Сейф оказался пустым. Исчезли все золотые побрякушки, а с ними и десять тысяч «зеленых». Словно их корова языком слизнула. Об этих бумажках знали двое: он и сын. Как-то, по пьяному делу, сам проболтался Андрею. Сказал, что это деньги на черный день. Дурак! Хотел как лучше, а получилось как всегда. Конечно, в похищении замешаны кто-то из друзей сына. Прижали Андрея к стенке – он и раскололся. Может, били или пригрозили убить. А может уже…

Маркин почувствовал, как дрожь пробежала по спине… Нет, не может быть! В любом случае он с этими отморозками рассчитается! Сам. Сейчас уже неважно, что мальчишка им наговорил. Когда под задницей разжигают огонь – и здоровенные мужики сдают. Кому охота болтаться в грязном вонючем подвале с удавкой на шее?

Взгляд Маркина на миг остекленел. Как он раньше об этом не подумал? Он подскочил к столу и стал вытаскивать ящики один за другим и небрежно высыпая их содержимое на пол. «Не то, не то…» – шептал он, заметно нервничая и отбрасывая в одну большую кучу ненужный хлам. Вдруг взгляд его прояснился. Он нашел, что искал. Четыре небольшие фотографии, отснятые им лично. На них смеющийся сын вместе со своими друзьями. Андрюха со своими болванами охотно позировал ему. Было это в июле, три месяца назад. Вот они снялись возле дачи, неподалеку отсюда. Вот у бассейна… Паша Орлов, Леня Озеров, Олег Малко… Все вроде хорошие ребята, а сердцевина, самая суть их – гнилая… Он набрал хорошо знакомый ему номер. Дождался, когда на том конце сняли трубку.

– Здравствуйте, – сказал взволнованно Маркин. – Извините, что звоню в такое неурочное время. Да, я имею представление, что сейчас полтретьего ночи. Но моего сына нет дома. Понимаете, я не могу взять себя в руки, волнуюсь за него. Я сам не свой. Где он может болтаться? Где находится? Ему всего пятнадцать! А, на вашей даче. Это точно? Ясно, что не один! С друзьями? Нет, не надо им звонить. Спасибо за информацию. Спокойной ночи!

Теперь хоть что-то прояснилось. Он знал, что дача Орловых в десяти верстах от города. Это печальной памяти дом, в котором сам Орлов в недавнем прошлом едва не погиб. На дачу проникли воры. Сам хозяин оказался нежеланным свидетелем. Пришлось ему прыгать со второго этажа, чтобы спасти свою жизнь. В результате неудачного прыжка – перелом ключицы. Но жизнь, а это главное, он спас! А вот будет ли так счастлив и удачлив его сынок? Поглядим… Всякой человеческой падали слишком много живет на свете! Через пятнадцать минут Маркин покинул пределы своих сельских пенатов. Он выяснил, что Леня, Паша и Олег со вчерашнего вечера не были дома. Он знал, где всех их искать. А где один конец ниточки, там и другой. Он захвати с собой наган системы «браунинг» и две обоймы к нему. Ибо неизвестно, что может взбрести в их ослиные мозги. А жизнь единственного сына важнее жизней нескольких неудачливых придурков…

На загородной даче Орлова все как будто спокойно. Но это только на первый взгляд. На всякий случай он оставил свой «Ниссан» метрах в семистах от кирпичного двухэтажного коттеджа. Валерий сходу перемахнул через изгородь, секунд десять дал себе отдышаться. ОН здесь для того, чтобы правосудие восторжествовало! Он пришел, чтобы мстить! Он прислушался и различил какие-то звуки. Изнутри коттеджа донесся неясный шум, в котором его чуткое ухо уловило чьи-то вскрики. Ему померещилось самое страшное. Вся эта недорезанная сволочь измывается над Андреем? Измываются или пытают малыша? Как спасти родную плоть? Родную кровиночку? Вытрясти из этих тварей душу?

Выбив стекло на первом этаже, он вихрем ворвался в дом. Первый, кто ему встретился на пути, был совершенно голый приятель Андрея – Леня Озеров. Что подумал несчастный отец при виде голого парня? Леня не успел ничего сообразить, как пуля, выпущенная из браунинга, попала ему в лоб. Леня упал как подкошенный. На выстрел выбежал из комнаты сам «хозяин» коттеджа, семнадцатилетний «плейбой» Павел Орлов. Он тоже был в чем мать родила. Две пули мгновенно разнесли бедняге череп. Из ближней комнаты послышался отчаянный вопль. Маркин бросился к двери, распахнул ее ногой и открыл огонь на поражение прямо с порога. Он не целился: ему было наплевать на всех, кто находился в этот момент в комнате. Он жал на спусковой крючок, пока не раздался щелчок, возвестивший о том, что обойма пуста. И только тогда перевел дух…

Глазам Валерия предстала мрачная картина: На двуспальной кровати лежал парень с кровавым пятном на спине. Из – под него высовывалась тоненькая ручка с колечком. И парень и девчонка были мертвы. Маркин, подошел к одру смерти и перевернул парня на спину. И тут из его гортани вырвался неистовый крик: – Этого не может быть! Не может быть! Андрей! Сынок! Он обхватил голову руками и сжал ее что было сил. Маркин не плакал. Он стонал, сначала тихо, потом завыл во все горло в смертельной тоске, и этот вой был похож на вой смертельно раненого зверя… Обезумевший отец в последний раз взглянул в лицо сына. Затем он достал из кармана сотовый телефон. – Алло! Милиция! Примите срочный вызов…

Он им все объяснил. С полчаса ждал их приезда, и, когда услышал характерную сирену милицейского патруля, выстрелил себе в сердце…

Единственным выжившим был четвертый участник этой «тухлой компании» – Шестнадцатилетний Олег Малко. Он каким-то чудом сумел улизнуть из комнаты и спрятаться на кухне. Парень во время следствия показал: афера с похищением Андрея Маркина была задумана и реализована самим Андреем. Потому что сынку провинциального Рубенса очень хотелось гулять по Парижу. И не одному, а со своей школьной подружкой – Катей Д. Очень ему хотелось покрасоваться перед девчонкой, показать из себя рубаху – парня. А папочка денежки зажал. Захотелось сыночку сытной, веселой, красивой жизни, короче говоря, праздника. Ведь юность самолюбива и не признает компромиссов…

Октябрь 2003 года

Зигзаги удачи4

(криминальный рассказ)

Игорь Фатхуллин

Сергей Распопов

1

Полная бледная луна пряталась за свинцовыми облаками. С севера дул сильный пронизывающий ветер. Никому бы в голову не пришло в такую погоду выходить ночью на улицу, да еще шататься в полнолуние – по дальнему сельскому кладбищу.

Чот достал папиросу и попытался ее прикурить, но порыв ветра загасил пламя. Он повторил попытку, но опять безуспешно. Он смачно выругался, припомнив черта, чего умные люди на кладбище никогда не делают, да еще после полуночи.

– Чот! Леший что ли тебя утащил? Живей тащи наше барахло, – раздался из темноты сиплый голос.

– Тут я, уже несу.

Он захлопнул дверь кабины и полез в кузов фургона. Отыскав вещевой мешок, он спрыгнул на землю и, закинув на плечо, косолапой походкой поспешил за бригадиром. Маленькое сельское кладбище густо заросло дикой малиной и вишней. Людям тяжело было продираться между могил сквозь раскидистый орешник. То там, то тут они натыкались на молоденькие осины. Сапоги вязли в раскисшей от сентябрьских дождей жирной кладбищенской земле.

– Стойте! – властно рявкнул бригадир. – Незачем ходить дальше. Вот хорошая могила. Начнем с нее.

Чот с напарником как по команде остановились. Бригадир достал фонарь и осветил памятник.

– Забелина Ольга Николаевна, – вслух прочитал Чот. – Ну вот, мир твоему праху. Ты-то нам и нужна. Сейчас мы тебя обработаем.

С фотографии улыбалось совсем юное девичье лицо.

– Всего 17 лет прожила, – сказал напарник Чота.

– Кончай разговорчики, – прошипел бригадир. – Чем скорее закончим с ней, тем быстрее похмелимся. Не нравится мне это место. Коттеджный поселок близко. Могут услышать.

Напарник Чота засуетился возле мешка, доставая электрокабель и две отрезные машины, именуемые в народе «болгарками».

Чот, потянув один конец кабеля, поспешил к автомобилю. Забравшись в кузов фургона, он подключил вилку к небольшой дизельной электростанции, запустил двигатель. Старый мотор пофырчал немного, словно не хотел стать четвертым подельником этой компании. Через полминуты он заклокотал и затрещал так громко, что у Чота заложило уши. Парень быстро выскочил наружу и плотно прикрыл двери, чтобы грохот мотора не разнесся по округе и не разбудил чутких поселковых собак.

Он вернулся к могиле, там вовсю кипела работа. Надрывно визжали «болгарки», заглушая друг друга. Дорогой голубой мрамор не хотел поддаваться вандалам и покидать свое законное место.

Вынув фонарь, Чот обошел могилу по периметру. Роль ограды здесь выполняли тяжелые золотистые цепи, подвешенные на пяти черных столбах. От предвкушения легкой наживы вор алчно потер ладони, стоя возле короткой цепи, которая закрывала вход на могилу.

В руках его искусно заходила ножовка. Первые металлические опилки обсыпали ладонь. Свет фонаря обнаружил, что он в этот раз обманулся. Цепь оказалась стальной с бронзовым гальваническим покрытием.

– Эх, япона вошь, – выругался раздосадованный вандал, – для такой красавицы девчонки родственники денег пожалели. – И он рьяно принялся за следующую цепь.

Теперь ему повезло. Кладбищенский вор радостно оскалился. На его ладони маленькими звездочками заискрилась настоящая бронза. Он, словно истинный трудоголик, вошел в азарт и поднажал.

Натужно воя и пробуксовывая, аварийка подпрыгнула на последнем ухабе проселочной дороги и выехала на шоссе. Теперь она пошла легче и быстрее, без сильной тряски.

Ее пассажиры успокоились, пришли в себя. Все напряжение воровской работы было позади. Бугор аварийной бригады вслух стал подбивать выпавший им за эту холодную ночь общий барыш.

– Молодцы, браточки, – похвалил он подельников, подсчитывая на калькуляторе причитающуюся каждому долю. – Славно поработали. Шесть плит за ночь сдернули и четыре цепочки килограммов по полсотни. Это на две плиты больше, чем в прошлую пятницу.

– Шесть плит на троих – это выходит по две на брата. Покойничкам и то по одной достается, – с сарказмом заметил Чот, крутя баранку.

– Ну уж на твою могилу, Чотушка, и одной не поставят, – усмехнулся бугор.

– Это почему ж не поставят? – обиделся Чот. – Что я не достоин? Разве я – кобель безродный, что ли?

– Пока ты загнешься, все твои братья в тюряге сгниют. А ты, если дураком не будешь, проживешь на воле с кубышкой до ста лет. И здоровье у тебя есть. Вон шея какая бычья.

Бугор добродушно похлопал Чота по мясистому загривку.

– Ты у нас рыжий, а рыжим всегда в жизни везет.

Аварийка подрулила к частному дому на окраине города. Бригада сгрузила добычу в гараж и пошла в дом обмывать воровскую удачу.

Из-за тучи в полдень выглянуло осеннее солнце, радуя горожан последними скупыми лучами. Люди жмурились от ярких желтых листьев, устилавших тротуары. Настроение у Чота было приподнятое. Сегодня он был при деньгах и важной походкой направлялся к своей знакомой Верке Горбатой.

У нее на квартире часто собиралась шумная веселая компания, где каждый желающий мог с девками и за картами с удовольствием промотать свои деньги.

Дверь Чоту открыла сама Верка, содержательница притона. Здесь у нее клиент мог заказать за деньги любые самые извращенные удовольствия. Но если он нарочно начинал играть не по установленным тут правилам, его ожидали большие неприятности. Его могли запросто подставить, то есть сдать ментам за темные делишки, сунуть перо в бок или поставить на кон его жизнь или задницу.

Чот подумал, что он посещает эту «малину» почти год – с ним давно могло тут приключиться всякое, но дьявол, которому он служит, пока хранит его. И парень переступил порог этой квартиры.

Он передал хозяйке сто рублей, символическую плату за посещение ее притона, и она их тут же, вероятно, трясясь от мысли, что он может передумать и уйти, положила в карман широкого платья – халата.

«Уродина!» – обозвал про себя хозяйку Чот, не только в переносном смысле, но и в прямом. Непропорционально огромная голова, с длинными светлыми лохмами и хищным клювом – носом, на очень тонкой шее, которую только стоит коснуться пальцем, и она сломается, была прикреплена к тщедушному тельцу 12 – летнего ребенка, с безобразным горбом на спине. Это при том, что Верке всего 30. Но выглядит она полной старухой. Почему-то всегда карлики и лилипуты (а в хозяйке этой чертовой квартиры едва было метр двадцать) выглядят старыми младенцами – от драмы, что была в их жизни, или по другой причине никто не знает?

– Ну! Кто сегодня у тебя? – спросил небрежно Чот, хлопнув хозяйку по маленькому мальчишескому заду.

Женщины всегда остаются женщинами, и внимание мужчины к такому невзрачному существу, как Горбатая, заставило ее вприпрыжку влететь в одну из комнат, будто у нее от радости выросли крылья.

– Сегодня у нас посетителей мало. Сашка Жук, да Журналист. Они засели за покер и с 9 утра режутся. Журналист почти полностью проигрался и все водки просит. На нем только трусы и майка остались. Обещался к часу Вовка Смирнец заглянуть, да что-то задерживается.

– С бабой, наверное, объясняется после вчерашней попойки. Баба его – зверь: судья и полицейский в одном лице. А из девок у тебя кто сидит?

– Одна Маринка только.

– Да, негусто. Скверно, мать твою.

– Зато она никому не отказывает, – заступилась за девку Верка Горбатая, – сделает все по первому классу, что только ни пожелаешь.

– Хочу водки.

– И все?

– И девку.

– Ты знаешь, Чот, у меня за все деньги вперед.

Чот вынул толстую пачку «деревянных».

– Вот это другое дело… Водки Чоту! – крикнула Верка и на пальцах объянила своему помощнику и телохранителю глухонемому Славке, что он должен сделать.

Чот, пропустив первую стопку, не удовольствовался ею. За ней пошла в глотку вторая, третья… И вот он почти в норме. Чувство сладостной дружелюбности и любви ко всему живому охватило все его существо. Чот даже взял на руки и приласкал хозяйкину кошку Дусю, хотя будучи трезвым и от этого всегда злым не раз и не два бил этих маленьких нежных животных ногами у себя в подъезде.

Журналист сидел понуро, выжидая, когда Чот наберет свою алкогольную норму.

Клиент уже был хорош, когда к нему вышла Маринка, в красно – черном купальнике.

– Не желаешь ли девочку? – спросила хозяйка.

– Какая же она девка? – усмехнулся он.

– В самый раз для тебя. Все сделает.

Маринка подбежала к парню и повисла у него на шее.

– Ты не бросишь меня никогда? – напрямую спросила она. – Я давно ждала тебя, мой милый.

Чот, окосевши, обнял девку за талию.

– Давай сыграем в секу? – предложил Журналист. – Мужик ты или не мужик?

– На хрен мне эта игра, у тебя все карты крапленые, – отмахнулся Чот.

– Ну давай сыграем, Чот, – взмолилась Маринка, – я поставлю на кон свои пятьдесят рублей. – Она вынула деньги из бюстгалтера.

– Ну если ты просишь, зайка моя, – похабно тиская девку, согласился он, – давай сыграем.

Игра пошла. Карты стали раздаваться. Чоту три кона везло. Он сбил слета триста рублей. Очень обрадовался и возгордился своим уменьем, подбадриваемый комплиментами Маринки.

За игрой он не замечал времени. В комнате появились новые люди, которые с интересом следили за азартной игрой. Чот разошелся в пьяном угаре и начал, просадив все деньги, играть в долг. Но карта не шла, тузы, как нарочно, не попадали ему в руки, а хитрые комбинации и слежка за игрой ему не помогали, поскольку он был сильно пьян. Он лез в долги все больше и больше, обещая вернуть все в ближайшее время.

Сильный стук в дверь, подобный толчкам землетрясения, разбудил Чота. Он протер глаза, которые едва отыскал на опухшем от недельного запоя лице.

– Кто там? Чего надо? – крикнул он с койки, на которой лежал.

– Я, Журналист. Открой, Чот. Дело небольшое к тебе есть.

Чот медленно спустил ноги с койки на пол, посидел полминуты, тряся головой, пытаясь прийти в себя и сориентироваться, где находится дверь. Рукой он ощупал край стола, пытаясь найти водку. Но водки не было.

– Чо-от, я несу тебе похмелиться, – раздался из-за двери искушающий «больного» человека голос.

Хозяин квартиры шатающейся походкой доковылял до двери, сдернул щеколду и тут же полетел назад, получив удар в челюсть.

– Скотина, когда ты будешь расплачиваться? – закричал Журналист. За его спиной стояли трое крепких амбалов.

– За что? – спросил Чот, выплюнув два передних зуба.

– Как за что? Где деньги?

– Какие?

– А карточный долг? Забыл? На тебе, мурило, четыре куска висят.

– Не помню.

Еще удар в живот, и Чота вырвало, чуть не вывернув наизнанку. Из глаз брызнули слезы и носом пошла кровь.

– Я тебя предупредил, дерьмо. Даю сроку два дня. Не вернешь – тебе хана. Ты нас знаешь…

Через два часа должник, очухавшись, едва дополз до телефона. От этого звонка сейчас зависела его жизнь…

2

Почти до первого проблеска зари я разглядывал картинки в иллюстрированном порноиздании, пока журнал не выпал у меня из рук.

Сон мой был глубокий, сумбурный, отрывочный. Одна сцена сменяла другую.

Мне снился Рай. Я входил в его чудесные врата.

– Ты кто? – властно спросил меня Апостол Петр, гремя ключами.

– Сергей Никонов, – робея, ответил я.

Взглянув на меня сурово из-под густых сросшихся бровей, он быстро пролистал книгу моей жизни и сказал:

– Ты не сильно грешен. Можешь проходить.

Пройдя беспристрастный суд Апостола, я теперь ведрами ел золотые яблоки и часами занимался плотскими утехами с юными отроковицами, которые в земной жизни остались девственницами.

Среди одной из них я узнал свою знакомую – недавнюю покойницу Таньку Петрову. Сидя на суку золотой яблони, вся обнаженная, она расчесывала свои длинные волосы и пела песню любви и радости Новой Жизни.

Я потянулся к пышному нетронутому телу своей бывшей одноклассницы и тайной платонической любви, ответ на которую я не смог получить на Земле. Но она, как я не тянул к ней руки, оставалась для меня недосягаемой.

Неожиданно из-за облаков Седьмого неба появилась яркая радуга, которая через мгновение превратилась в большую уходящую за горизонт дорогу.

У края этой дороги я увидел сгорбленную фигурку своей бабушки. Теплое чувство согрело мое сердце. Это была долгожданная встреча, о которой я и не мечтал.

Тело ее было окутано в белые надгробные ризы, но на голове ее я заметил шелковый рязанский цветной платок. Вот только шушуна не хватало.

– Бабушка! Моя милая, любимая бабушка! Почему ты остановилась там, между Седьмым небом и Райским садом? Почему ты не желаешь подойти ко мне поближе? Я почти забыл твой облик, но я так по тебе соскучился. Прости, бабушка, за мою скверную память. Молю тебя, спустись ко мне!

Она молча исполнила мою просьбу. Теперь я мог различать черты ее лица. Но даже и сейчас нас разделяло значительное расстояние – около 20 метров.

– Подойди еще ближе, пожалуйста, – сказал я, – чтобы можно было коснуться тебя, как в детстве, снова погладить каждую морщинку возле твоих глаз.

– Нет, – бабушка отрицательно махнула рукой. – Ближе подойти я не могу. Мне это запрещено.

– Но почему нельзя? Кто придумал такой нелепый запрет?

– Небесные силы свыше, – ответила она.

– Не может быть, – в отчаянии закричал я, – я верю в справедливость Бога!

– Бога, Бога… – повторило за мной райское эхо…

Я проснулся и вернулся в реальность. Мой мозг раскалывался, силясь объяснить пережитое. Но через несколько минут я успокоился, неожиданно вспомнив народное поверье: если умерший родственник не подходит к вам во сне, то вы еще немало поживете на этом свете.

Так непонятно начался мой новый день.

…Аварийно-техническая машина ГАЗ-53 мчалась со скоростью сто километров в час по широкому, заново отремонтированному шоссе.

– Когда мы будем на месте? – нетерпеливо спросил я Чота. Дрожащий голос с легким заиканием невольно выдал мое волнение.

– Минут через двадцать, самое большее через полчаса, – ответил он спокойно.

В отличие от меня Чот всегда был спокоен, что прямо говорило о его непревзойденном умении владеть собой в любой ситуации.

«Человек с железными нервами, – думал о нем я. – Что касается меня, то мое поведение ни в какие рамки не укладывалось. В данной ситуации я вел себя как идиот, если не сказать больше. Что меня подтолкнуло сегодня довериться Чоту и сесть к нему в машину? Что меня заставило ввязаться в очередную авантюру? Слепая уверенность, что намеченные планы сбудутся? Внутренний голос подсказывал мне, что на сей раз все будет иначе. «Наверное, Чот в этот раз провел меня, – не переставал сомневаться я, – пригласив только одну бабу для себя. И мне теперь, как последнему дураку, придется на него батрачить, то есть произнести пару тостов в стихах, чтобы эту блудную девку завести. Потом весь пикник выдавать анекдоты, и, чем пьянее будет девка, тем анекдоты я должен буду травить более сексуальные и откровенные». Такое негласное правило существовало между мной и Чотом. Сам он – рассказчик в художественном смысле – паршивый, двух слов связать не может. Хотя врун отменный и в ссоре за матерным словом в карман не полезет.