Сказки бабушки Параски. Ярмарка в Крутоярах

Кульбачиха: Оставался бы навечно!

Кульбач: Чё тебе ответить встречно?

Подворье Еросима с заднего двора примыкало к двору мясника Ефтея, того самого «богатея», которого незадолго до этого поминали недобрым словом Северина и Ставрона. Сам Ефтей с женой Макарией и приятелем пимокатом Юстином были во дворе, когда со стороны соседей послышались крики Кульбачихи. Юстин в недоумении посмотрел на хозяев.

Макария: То Кульбачка в гневе снова?

Ефтей: Муж с женой ведь. Что ж такого,

Коль повздорят иногда?

Макария: В их почтенные года

Из-за ревности сражаться?

Спать уж порозень ложатся!

Ефтей: Ты в окошко подглядела?

Как им спать – семейно дело!

Я ведь тоже обозлюсь —

В дальней горенке валюсь.

Кульбачи, разделённые забором, продолжали словесную дуэль.

Кульбач: Верещи на всю окрестность!

Кульбачиха: Ты мою не трогай честность!

Ты свою давно растратил,

Опохабил, изнахратил.

Старики ругались, стоя по обе стороны местами разрушенного тына, пока особо не пытаясь сблизиться для более тесного выяснения отношений.

Кульбач: Защищаясь, атакую?

Расскажу щас, посмакую

Про твои, жена, проделки.

Не один хлебал с тарелки!

Всё моё отсутствие —

Время для беспутствия.

Ты в тот час одна лежала?

Мож другого ублажала,

Коль ослаблен был контроль?

Исповедаться изволь!

Нам подробность знать угодно!

Кульбачиха: Опозорил принародно!

Кульбач: Сам с позором тем живу!

Кульбачиха: Доберусь ведь, дед, порву

На три тысячи кусков!

Кульбач: Щебетливей голосков

Я не слыхивал досель.

Голосишь – как свиристель!

Кульбачиха: Хошь на драку натакáть?

Крена: Чтоб ты кинулась скакать?

Вроде как вниманье мужу?

Кульбачиха понемногу закипала. Метла из палки для опоры в любой момент могла превратиться в орудие возмездия.

Кульбачиха: Изукрашу всю наружу!

Кульбач: Во, какая першпектива!

До чего же ты ретива!

Но подобные прыжки

Всколопýчат нутрь кишки,

А тогда – конфуза жди!

Еросим: Дед, ей-Богу, не вреди!

Не гневи старушку зря.

Кульбач: Ну а бабка что за фря?

Чё к чему метлой махать?

Кульбачиха: Чёрта старого брехать

Отучить ведь невозможно!

Цельный век грешит безбожно.

Кульбач: Я грешил всегда словесно,

Ну а ты, жена – телесно!

Тут уж бабка окончательно взвилась и перешла к активным действиям. С метлой наперевес она кинулась в сторону своего двора, чтобы достать обидчика, позволившего сомневаться в её непогрешимости и втаптывать в грязь незапятнанную женскую честь. Однако Еросим поспешно загородил собой дырку в заборе.

Кульбач: Бабка, ты не егози

И метёлкой не грози!

Кульбачиха: Струсил? Сразу же в кусты?

Кульбач: Про кусты что ль знаешь ты?

Я-то думал, лишь про сено.

Придержи Кульбачку, Крена!

Щас из юбок скаканёт,

Да метлой меня проткнёт.

Силовна была в восторге. Она, наконец, дождалась настоящего спектакля. Пусть её место было не в первых рядах партера, а где-то на галёрке, разворачивающееся действие отлично представлялось для обзора. До зрителей долетали даже отдельные реплики. Хотя без слов было понятно, что здесь имела место ссора двух супругов. Причина заварушки ускользнула от ослабшего слуха Силовны, но мало ли сколько и каких «увесистых» поводов могло накопиться за целую жизнь? Любая подойдёт!

Миньша так и выражался: «С поводом увесистым спор уж не назвать простым! Но воинственный настрой всяку утварь двинет в строй! Хорошо, коль проорутся, до битья не доберутся! А как скарб запустят в бой? Тут сосед со всей гурьбой кинется их разнимать. Кульбачу бы дохромать до кончины в целости. При такой-то смелости, он всегда найдёт причину превратить в костёр лучину!».

Силовна: Миньша, глянь-ка, чё творится!

Кульбачиха пузыриться.

Миньша: Знать, кипит, коль пузырит!

Аль из тучек не искрит,

Если хмарность к непогоде?

Чё-то часто в этом годе

Громыхает там гроза!

Силовна: Дед же, старый егоза,

Бабке песенки всё пел.

Вот котёл и закипел!

Миньша: Подмешал дедок дрожжей —

Понеслась и без вожжей!

Если брага перезреет,

Если баба озвереет,

То того и жди – рванёт!

А не сеявший – не жнёт!

Силовна: Глянь, корячится с метёлкой!

То затеется с прополкой.

Дед от этого и лыс!

Миньша: Шевелюру возраст сгрыз.

Ты меня вон не щипала,

За чупрыню не трепала,

Но уж светится калганчик:

Только дунь на одуванчик!

Силовна: Ты поглянь-ка, как взбесилась!

Миньша: Что ль собакой укусилась?

Силовна: Дедом, старым кобелём!

Миньша: Дед как треснет костылём,

Дак куды её метёлке?

Силовна: Энти прутья хуже колки!

Миньша: Прут – не спица, не пронзит!

И с чего она бузит?

Силовна: Кабы слышать я могла!

Миньша: Под забором бы легла,

Ни словца б не пропустила.

Аль зашла бы, погостила.

Силовна: Дал советчика Создатель!

Миньша: Долго мается старатель,

Чтоб с песком блеснул лоток.

Коль удачлив хоботок —

Самородок зачерпнёт!

Нет – дак чёрта всё клянёт!

Тот металл свой держит крепко.

В огороде зреет репка —

Вот тебе и урожай!

Силовна: Ты меня хоть не пужай!

Заговариваться стал?

Миньша: Чист мой разум, как кристалл!

Кульбачихе всё никак не удавалось пробраться через Еросимов заслон.

Кульбач: Перекрыли все ходы?

Кульбачиха: Доберусь до бороды!

Еросим: Не дразни, Кульбач, гусей!

Сделают тебя лысей.

Крена: Да! Зачем старушку злить?

Кульбач: Бороду не дам голить!

С бородой-то я – пророк!

Хошь ишо добавить рог? —

В темя целься для удара!

К прежней шишке будет пара!

У Кульбача ещё не прошла шишка от предыдущей драки. Вообще-то, бесконечно переругиваясь и подтрунивая друг над другом, Кульбачи не скатывались до драк. Конечно, бабка частенько хваталась то за сковородник, то за скалку, но махалась больше для острастки. Дед всегда успевал увернуться или отразить атаку костыльком. В результате всякое сраженье оказывалось небольшим развлечением для обоих. Утомительным оно могло быть только для Еросима и Крены, которым уже порядком надоело разнимать и мирить соседей, а вот Силовна с Миньшей по-прежнему оставались неизменными благодарными зрителями Кульбачёвских представлений.

Последнее сражение оказалось не столь невинным. Кульбачиха застала пьяненького Кульбача заснувшим за столом на груди у местной вдовушки Повелихи, да так сладко похрапывающим, что даже слюна истекла из открытого рта на нарядное платье гостьи. Повелиха тоже спала, откинувшись на спинку стула. И ещё бы им было не уснуть, если сама Кульбачиха добавила в дедову самогонку маковый отвар, чтобы дед не шибко увлекался попойкой, а зашедшая к бабке для ворожбы Повелиха не отказалась от стопочки, предложенной Кульбачом. Водился за ней такой грех: любовь к выпивке.

Увидев своего благоверного, сладко припавшего к пышным прелестям вдовы и обслюнявившего платье на её груди, бабка пришла в ярость, хватив в меру своих старческих сил подвернувшимся под руку чекмарём3 Кульбача по макушке, хоть и вскользь. Проснувшаяся Повелиха убежала, а Кульбач не стал разуверять супругу, что внезапно сморивший сон не способствовал грехопадению. Напротив, он всячески поддерживал в бабке бушующее пламя ревности и с гордостью носил полученную шишку, хвастаясь перед соседом «боевым» ранением.

Кульбач: Вишь, как бабка «подобрела».

Чекмарём надысь огрела —

Хоть помри, хоть прикемарь!

Еле сдюжил тот чекмарь.

Как не треснул от удара?

Вот зловредная судара!

Сейчас «зловредная судара» опять покушалась на дедову голову.

Кульбачиха: Доберусь и до башки!

Кульбач: Ну к чему эти прыжки?

В вашем возрасте, мадам,

Этот срам не по годам!

Еросим: Дед, пожар не утвори!

Кульбач: То у бабки из ноздри

Полыхнёт в любой момент.

Еросим: Прекращай аксперимент!

Кренины дочери, Даня и Оря, заслышав шум, бросили свои игры и теперь высовывали из-за дома любопытные рожицы. Пятилетний Мятрошка сперва напугался и хотел было заплакать, но, посмотрев на весёлые лица сестёр, начал смеяться.

Даня: Братик, ты не хохочи!

Пусть дерутся Кульбачи.

Ведь они же понарошку.

Оря, уведи Мятрошку.

Оря: Надо – так сама веди!

Ты-то хитрая, поди!

Лишь тебе одной глядеть?

Даня: Тихо! Хватит тут галдеть!

Во дворе Ефтея Юстин, похохатывая, прислушивался к шумной ссоре Кульбачей. Из-за высокого забора он мало что видел, но зато Юстину, в отличие от Силовны, было прекрасно слышно, в чём заключалась причина скандала. Не взирая на протестующий жест приятеля, Юстин подкатил чурку к ограде, чтобы полюбоваться на Кульбачихины выпады.

Юстин: Вон чё старая творит!

Дед без бритвы будет брит!

Ефтей: Ерунда! Лишь крик пустой.

Ведь заряд-то – холостой!

Драка любит дураков!

Юстин: Где ты видел голубков,

Чтобы вечно ворковали?

Мы-то тоже воевали,

Хоть словесно, но уж жарко!

С воркованья да до карка —

Воробьиных три прискока.

А причин найдётся скоко,

Чтоб ругаться да мириться,

Миловаться, материться!

Дед-то тоже клят и мят.

Часто старые шумят?

Ефтей: Я за ними не слежу.

В лавке время провожу.

Аль в коптильне. Дел-то – во!

Мне, Юстин, не до того.

Кульбач продолжал подзадоривать супругу.

Кульбач: Ну ты, бабка, заводная!

Кульбачиха: Шутка что ль очередная?

Ну, давай, злодей, шути!

Кульбач: Двор соседский подмети.

Прям как дворник на посту!

Кульбачиха: Я тебя щас подмету!

Кульбачиха сделала очередную попытку добраться до деда. Но дед был неуязвим, и бабка в гневе заколотила метёлкой по изгороди.

Кульбач: Во, задели бабью честь!

Начинает бабка месть

Обозлённо, злополучно!

И оружье тут сподручно.

Еросим: Чё в запале ухватила,

Тем с душой бы колотила?

Кульбач: Выход есть из положенья!

Под рукой вооруженье:

В доме – веник и ухват,

Во дворе – метёлка.

Кульбачиха: Гад!

Вот охальник, вот подлец!

Будет этому конец?

Ты, Еросим, не мешай!

Кульбач: Бабка, мир не нарушай!

Я в сражении с тобой

Применю кулачный бой.

Чё метёлкой замотала?

Лучше б села, полетала.

Тем бы норов остудила.

Кульбачиха: И когда же я блудила?

До тебя аль при тебе?

Так как Еросим загородил собой проход в заборе, Кульбачиха решила перелезть через изгородь, но зацепилась пышными оборками своих юбок. Крена кинулась спасать бабкины подолы.

Кульбач: Не застрянь на городьбе!

Чё ты, бабка, там пишшишь,

Чеботками мельтешишь?

Все места запретные

Стали несекретные

Для всеобщего обзора.

Век живу посредь позора!

Не испытывай судьбу!

Оседлала городьбу?

Дак на кол не взгромоздись,

Ребятишек постыдись!

Снова честности лишишься.

Вот теперь покопошишься.

Юбок-то, поди, с десяток?

Развлеченье для ребяток!

Крена, заметив, что её ребятишки прибежали посмотреть на застрявшую на заборе бабку, шуганула их прочь.

Крена: Ну-ка, живо, детвора,

Скройтесь в дальний кут двора!

Увидев засевшую на изгороди Кульбачиху, Силовна залилась дребезжащим смешком.

Силовна: Ой, держи, помру до срока!

На заборе как сорока

Угнездилась и сидит!

Миньша: Дак не всякая родит,

У которой брюхо бочкой.

Силовна: Юбка, видно, с оторочкой:

Пышная да сборчатая,

Снизу вся узорчатая!

Миньша: А теперь узор сквозной.

Очень ладно в летний зной!

Проезжавшие мимо на высокой пролётке двое посадских мужиков, а это были кумовья и одновременно свояки, женатые на двух родственницах Сидо́рий и Евла́м, огорошенно уставились на презабавную картину: сидящую на заборе Кульбачиху с разлохмаченной метлой в руке. Волосы у бабки растрепались, чепец сбился на ухо, лицо исказилось гневом. Всё это делало почтенную, можно сказать, благочестивую старушку похожей на бабу-ягу.

Евлам: Погляди-ка, кум Сидорий,

Кто там виснет на заборе?

Ну-у, хана тем подолам!

Сидорий: Кульбачиха, глянь, Евлам,

Машет в сторону дедка.

Не достанет с далека!

Евлам: Эти ссоры Кульбачей —

Прям услада для очей!

Дед, старушке подмогни!

Сидорий: Неудобно, кум! Стегни,

Да поехали отсель.

Евлам: Во, забава! Карусель!

Сидорий: Столько силушки отколь,

Раздери её куко́ль4?

Евлам: Нет, ты погляди!

Сидорий: Евлам,

Чё глядеть? Опять бедлам!

Им Ерось не даст подраться.

Евлам: Но дозволит наиграться!

Сидорий понукнул сытую лошадку, и кумовья не спеша поехали дальше, оглядываясь на двор, где продолжалась громкая ссора.

Кульбачиха: Дайте мне сничтожить гада!

Кульбач: Не пускает что ль ограда?

Подолишки распусти,

Дунь шибчее и лети!

Кульбачиха: Это ты специалист!

Так поддашь – трепещет лист!

Еросим: Ну, зачем же эдак бурно?

Выражайтесь всё ж культурно.

Кульбач: При совместном проживаньи

Появляются названья

Очень нелюбезные,

Вовсе не помпезные.

Кульбачиха: Будет деду щас культура,

Да пощипанная шкура!

Кульбач: Помолчала б, грешница,

Старая перéшница!

Где уж бабке быть учтивой!

Родилась на свет строптивой.

А теперь хоть сколь перечь.

Не сумел тогда стеречь.

Волной волюшкой блудила,

Да романы заводила!

Кульбачиха: Сам гуляка, чтоб ты сдох!

Язычище б твой отсох!

Извалял, злодей, в грязи!

Кульбач: Ты метёлкой не грози!

Извалял! Дак грязь – не сало!

Как засохла – так отстала.

Да прикрой хоть рванью ляжки!

Отправившийся на ярмарку местный обыватель Терести́н ещё издали увидел засевшую на заборе Кульбачиху, а подъехав поближе, расслышал и взаимные оскорбления Кульбачей.

Терестин: Вот вам, снова забавляшки —

Не стихает вечный бой!

Дед присел за городьбой,

Бабка на колу торчит,

Непотребное кричит.

Чем её уел дедок?

Он теперь уж не ходок!

Знать, давнишние грешки

Пучат старой потрошки.

Что за ревность в их лета?

Это просто смехота!

Терестин не спешил проезжать мимо. Кульбачиха же переживала очередной приступ ярости.

Кульбачиха: Доберусь до охламона!

Терестин: Нет на бабку угомона!

Юбка в дырьях до свеченья,

А супругу – развлеченье!

Это зря он бабку злит.

Ведь дождётся, та вспылит

И обратно за толкушку

Да за дедову макушку.

Зрители со всех сторон:

Нила ловит ртом ворон,

Миньша, хитрая лисица,

Взгляд отводит, но косится.

Оглядываясь по сторонам, Терестин увидел, что не он один любуется «сражением» Кульбачей. За происходящим спектаклем наблюдали Нила с Миньшей, а из-за забора заднего двора Еросима выглядывала ещё чья-то голова.

Терестин: Это кто же там? Юстин?

Вилизар: Эй, здорово, Терестин!

На спектаклю загляделся?

Терестин не заметил, как его нагнал другой посадец – лавочник Вилиза́р.

Терестин: Сам куды так приоделся?

Вилизар: Дак на ярмарку, куда ж.

Сидя сиднем, не продашь!

Кульбачи опять шумели?

Вот привычку заимели!

Терестин: Эти безобразия

Для разнообразия.

А иначе жизнь скушна,

Как порожняя мошна.

Что до неприличия —

Дед лишён двуличия.

Вилизар: Но при том актёр отменный!

Терестин: Как и бабка – страж бессменный.

Вилизар: Старики – они ж как дети:

Их рассудок не в ответе.

Терестин: Из торговли в торг тя прёт?

Вилизар: Лавка и меня дерёт:

Закупи, перепродай,

Заплати, на лапу дай.

Терестин: Знаю! Сам крутился мутно.

Ну-у, поехали попутно!

Зацепившись разговором о премудростях коммерческого предприятия, Терестин и Вилизар поехали дальше. А Кульбачиха, оказавшись, наконец, на земле, ничуть не успокоилась и продолжала устало прыгать возле забора, пытаясь достать деда колючей метёлкой. Тот же, специально дразня супругу, то приближался к забору с другой стороны, то отскакивал. Казалось, что старики уже выдохлись, и сама ссора утратила прежний накал, но Кульбач всё никак не унимался, видимо, замышляя ещё какую-то пакость для кульминации. Силовна с Миньшей продолжали любоваться на соседские выкрутасы.

Силовна: Нет, ты глянь! И смех, и грех!

Весь подол уж из прорех.

А смогла бы – исказнила!

Миньша: Пуст орешек! Шутки, Нила!

Не куснуть пчеле пчелу!

Расхлобы́скала метлу,

А до деда не достала.

Силовна: Всю как есть поисхлестала.

Как у них недружественно!

Миньша: Но, однако, мужественно

Оборону держит дед!

Даже на кол не одет!

Не теряет он лица.

Силовна: Хорошо глядеть с крыльца.

А поблизости – чай, страх!

Миньша: Страх, когда обвал в горах.

Камнепад совсем не тот,

Что насыпан у ворот.

С-под копыт – земельный ком.

Если пыль лежит вершком —

То припудрит в тот же слой.

Поединок их незлой.

Нету озверения,

Больше придурения.

Не «терявший лица» и занозистости Кульбач продолжал хорохориться, а Кульбачиха яриться или просто демонстрировать это чувство. Крена с Еросимом в полной растерянности топтались у пролома в заборе, не позволяя сблизиться распоясавшейся чете Кульбачей. Они то начинали смеяться, то пугались, что бабке всё-таки удастся дотянуться до деда.

Кульбачиха: Как посмел такое брякнуть?

Дайте мне паршивца шмякнуть

По спиняке охламона!

Кульбач: Драки нонче вне закона.

Коль дошла ты до битья,

Нарушается статья.

А за это светит срок.

Заберут тебя в острог.

А потом на склоне лет

Волчий выпишут билет

За твоё рукоприкладство.

Допускается злорадство

В виде шуток незатейных,

Аль каких затей шутейных.

Кульбачиха: Пусть бы чёрт с тобой шутил!

Сколь ты кровушки попил!

Чтоб те пить, да захлебнуться,

Чтоб уснуть, да не проснуться!

Кульбач: Дак такой конец – подарок!

Комплимент твой больно жарок

От любви ли, от вины?

Разобраться мы должны.

Поддержи меня, Еросим.

Щас мы с бабки строго спросим.

Бабка, в злобе не дрожи

И метёлку положи.

Не твоё имущество.

И своё могущество

У себя распространяй.

Кур соседских не гоняй!

Перестанут ведь нестись.

Будет прыгать-то! Окстись!

И чего старуха скачет,

Злобный норов свой артачит?

Вы видали кобылицу?

Раскудрит тя, рукавицу!

Кульбачиха, наконец, поняла, что это опять очередной дедов розыгрыш с желанием повеселить соседей. Внезапно вспыхнувшая злость постепенно улетучилась. Кульбачиха огрызалась скорее по привычке. Тем более ей было не привыкать изображать попранную добродетель.

Между тем дед не унимался. Приходилось подыгрывать, и ссора стала похожа на безмерно затянувшийся спектакль. После очередного бабкиного наскока, Кульбач сам метнулся на забор, как бы спасаясь. Бабка тут же выдала частушку.

Кульбачиха: Это разве не позор:

Взвился заяц на забор

И залился петушком,

Спутав курицу с горшком.

Кульбач: До чего ж ты склáдная!

Как шинель парадная.

Ордена навесила

И закуролесила.

В полнолунье рождена?

Еросим: На мундирах ордена.

Либо к саблям прилепляют.

Кульбач: На метёлки не цепляют?

Чтобы орден, да с мечами!

Еросим: Ой, беда мне с Кульбачами!

Ордена – не гири всё-тки!

Вы бы смолкли посерёдке,

Чтоб скандал не утворить.

Мне опять же вас мирить.

Старики, не отягощённые домашними заботами, могли переругиваться до бесконечности, но Еросим на сей раз не располагал таким временим, а завтрашний отъезд на ярмарку требовал серьёзной подготовки. Поэтому ему хотелось как можно скорее закончить надоевшую комедию, примирив Кульбачей.

Кульбач: Ссора ссорой. Следом мир.

Хоть худой и весь из дыр,

Только, знаешь, примиренье

Слаще мёда и варенья.

До зубовной ломоты!

Я не перейду черты.

Это бабка вон ершится —

Вшой в коросте копошится!

Кульбачиха: Сам-то хуже въедлив, дед.

Лысой маковке привет

Передать охота палкой.

Кульбач: Не скачи, старуха, галкой,

А ходи степенно павой.

Вот тогда и будешь правой!

Дальше следовала частушка, сопровождаемая кривлянием Кульбача.

Кульбач: Дятел, красненький берет,

Ты открой-ка нам секрет,

Чё ты долбишься, стучишь,

Не щебечешь, ровно чиж?

Если дом Ефтея был за задним двором Еросима, то скорняжница Светлина проживала по одному порядку с гончаром, то есть её дом был третьим при въезде.

Светлина была женщиной нестарой, но уже овдовевшей. Она тоже готовилась к поездке на ярмарку, отложив горкой шубы и полушубки. Ехать Светлина намеревалась с детьми: шестнадцатилетней Милорáдой, да с сынком Лéкстой, который был младше сестры где-то года на три с хвостиком. Других помощников у вдовы не было. Домовничать же Светлина оставляла старую тётку Улисию, или Улиту, как её звали на Посаде, попросив старушку пожить у них, пока хозяйка в отлучке. Обе женщины, припав к окну, смотрели на Кульбачихины манёвры.

Улита: Всё шумят два заполоха?

Вместе тесно, врозь им плохо!

Так и шараборятся?

Светлина: На потеху ссорятся.

Оба ж языкастые,

Только не клыкастые.

Прикусить язык-то нечем!

Улита: Коль друг друга не скалечим —

То народ повеселим!

Дед-то скользкий, как налим.

Бабка шустрая – как пуля!

Светлина: Ихни драки, тётя Уля,

И на драки непохожи.

Улита: Бабка лезет вон из кожи,

Чтоб до дедушки добраться.

Часто им случалось драться?

Светлине не хотелось сплетничать о соседях.

Светлина: Хоть старушка грозная,

Драка несурьёзная.

Улита: Всю метёлку испластала!

Жаль, до деда не достала!

Светлина: Ладно, дел-то вон – гора!

Выезжать хочу с утра,

Как повозку загружу.

Щас тебе всю обскажу,