Синг-Синг

Мисс Форсайт при выходе из таверны встретилась с Мортоном, который приветствовал ее ласково, но с очень грустным выражением на задумчивом впалом лице:

– Вы больны, Мортон? спросила мисс Форсайт, удивленная страдальческим выражением лица Мортона.

– Нет, ничего… Так что-то не по себе.

– Ну пока до свидания, я иду в церковь.

– Угодно, я вас провожу?

– Нет, зачем; я дойду одна.

Мисс Форсайт сошла с лестницы на улицу, а Мортон с грустью посмотрел ей в след и тихонько побрел назад. По случаю воскресенья все кругом было тихо. Таверна хотя была и открыта, но только до той минуты когда раздастся колокольный звон. Мортон, не находя себе нигде места, порешил идти в буфет и отвести душу беседой со Сниффом, который принимал все большее участие в его судьбе. Проверяя свое чувство к мисс Форсайт, Мортон убедился что эта женщина стала для него дорогим существом. Но как заслужить её расположение и заинтересовать ее. После длинной ночной беседы на «могиле Индийца» она редко пускалась в беседу с Мортоном и большею частью проводила свое время сила у окна своей комнаты или читала. Нукси часто передавала что мисс Форсайт «мечтает» по целым часам, неподвижно устремив взор в сельский ландшафт. Ну как она уедет на простясь прежде чем он решится объясниться с нею? «Нет, этого она не сделает, я этого не заслужил!» успокоивал он себя сидя с потухшею сигарой у окна. Снифф, покончив с уборкой буфета, пред эакрытьем таверны, подошел к Мортону и, положив руку на плечо приятеля, ласково спросил его:

– О чем, добрый человек, задумались?

– О том что стоит ли так жить как я живу?

– Стоит, только надо уметь жить… Вот и я когда-то хотел повеситься на березе, но раздумал вовремя, взялся за ум, стал работать как вол, женился и сделался порядочным гражданином, семьянином и, как мне думается, даже счастливым человеком.

– Ну, а когда нет цели? когда все в вас как-то спуталось…

– Понимаю. Вы влюблены, мой друг?

Мортон вскочил точно ужаленный:

– Кто вам это сказал?

– Вы сами… довольно посмотреть на ваше лицо. Не трудно догадаться кого именно вы любите… да, вот вопрос: любит ли она вас?!

Мортон присел и молчал.

– Значит не любит? Скверно, совсем скверно!

– Да, не везет мне… вот второй раз как я терплю крушение…

– Хватайтесь за соломенку и плывите…

– То-есть?

– Выпустите весь ваш запас силы воли и постарайтесь забыть… заглушить все!

– Постараюсь. Путь мой с молодости был тернист, ну, а где посеяны тернии, там не могут расти, цвести и благоухать цветы… Потом, я просто боюсь говорить о своей любви, так как она приносит несчастие: мне и той кого я полюблю… Я это уже испытал.

Снифф нагнулся к Мортону и сказал тихо, но выразительно;

– Вы пролили чужую кровь за женщину?…

– Да, простонал еле слышно Мортон.

– Бедный… бедный вы человек!.. Пожалейте себя и не губите себя во второй раз; ну, что вам эта слабая, разбитая душой и телом мисс?

– Все в настоящую минуту! вырвалось у Мортона.

– А потом, когда эта минута пройдет?

– Она никогда не пройдет. О, я всем существом своим чувствую что я не даром столкнулся с этою женщиной! Какой-то голос говорит мне что и я для неё составляю что-то роковое… Я глубоко верю в то что небесное правосудие не допустит нас опять метаться по свету без руля… без назначения.

– Вы хотите жениться на этой… незнакомке?!

– Да, если она согласится.

– Ну, а она знает ваше прошлое?

– Я несколько намекал. Может-быть догадывается…

– А! теперь мне все ясно: да неужели вы не понимаете что эта гордая женщина никогда не решится… не может полюбить вас?

– Почему непременно не может.

– Потому, что вы… вы…

– Не договаривайте, я понимаю вас, но скажите мне откровенно: неужели вы сразу поверили этому негодяю О'Лири?

– Я раньше знал.

– Как!

– Очень просто: ящичек с деньгами… с сахаром выдал вас.

Мортон хлопнул себя ладонью по лбу.

– Вы опытнее меня в жизни, ведь я, право, старый ребенок, скажите мне, Снифф, что мне делать?

– Если ужь до этого дошло, так объяснитесь с мисс, но осторожно.

– Духу не хватает, я не уверен в успехе…

– Вы глупости говорите, смешно было бы видеть вас, такого гиганта робеющим пред слабою, тщедушною бабенкой.

– Ах, это слабое и тщедушное создание одарено великою душой… Она мученица… святая.

– Мученица!.. святая? Ну, мой друг, если так, то она согласится быть вашею женой, так как только такие женщины способны сделать подвиг и протянуть руку каторжнику. Знайте что и моя жена, моя добрая честная Сюзи, урожденная мисс Сусанна Гопкинс, тоже сделала подвиг и Богу угодное дело, тем что она не отвергла меня мошенника и протянула мне свою руку с её честным и незапятнанным именем. Не будь Сюзи Гопкинс, Джо Снифф пожалуй давно висел бы на виселице или гнил бы в вечной каторге, в каменной могиле – в «доме вечного молчания» на горе…

Снифф вынул пестрый фуляр и начал прикладывать его ко лбу на котором выступил пот от ораторских усилий. Мортон встал и протянул Сниффу руку.

– Жребий брошен, я сегодня же сделаю мисс Форсайт предложение.

Час спустя после этого интимного разговора, мисс Форсайт, возвращаясь из церкви, на повороте лесной тропинке увидала Мортона, который сидел на небольшом пригорке под тенью развесистого дерева.

– Это вы меня поджидали? спросила она.

– Да, мисс, ответил Мортон вставая.

– Какой вы внимательный!.. ну, впрочем, я у вас не в долгу, я за вас молилась, Мортон…

– О, я это чувствовал, благодарю вас, мисс.

– Я устала и хочу присесть.

Мисс Форсайт села, сняла шляпу и положила ее к себе на колени; Мортон отодвинулся к ногам её.

– Много народу было в церкви? спросил он.

– Много. Я от души рада что так провела утро.

– И проповедь была?

– Да. Пастор говорил на тему: «Господь испытуегь Своих излюбленных.»

– Как вы поддаете, мисс… я… из числа ли этих испытуемых?

– Я думаю.

– А вы?

– Не знаю, только мои испытания кончатся лишь с последним вздохом.

– Нет, этого быть не может! Я не верю чтобы человеку суждено было постоянно нести тяжелый крест и тщетно ждать облегчения. Неужели вы будете мучить себя без конца, без отдыха?

– Да, пока судьба не решит иначе.

– Хотите я дам вам в руки ту судьбу которая должна решить для вас все иначе?

– Каким образом?… И откуда это вы взяли себе право раздавать другим судьбу?

– Видит Бог что я не могу иначе говорить!.. Неужели вы не понимаете или не хотите понять что сама судьба устроила нашу встречу там… ночью, на могиле Индийца?!

– По вашему судьба, по моему случай, не все ли равно?

– Нет, не все равно: случая можно избегнуть, но не судьбы, от неё никто не уйдет. Я убежден что само Небо послало вас для меня предвестником новой жизни…

– Много чести, поверьте что Небо в этом случае распорядилось бы иначе еслиб имело в виду осчастливить вас. Я же счастья принести не могу. Вы готовы верить и жертвовать собою, я же махнула рукой на все и чувствую что ни одна жертва с моей стороны не будет угодна Небу и не принесет никакой пользы другому.

– Вы можете сделать все для меня. Я уверен что если вы согласитесь быть моею женой…

Мортон вдруг умолк и отвернулся. Мисс Форсайт не скоро ему ответила, и когда заговорила наконец, голос её заметно дрожал:

– Благодарю вас от души. Я верю в искренность вашего чувства; не скрою от вас что я чуяла подобную развязку, но потому-то именно и тороплюсь уехать отсюда. Образумьтесь, Мортон, какая я вам жена, помощница в жизни? Не искушайте меня, я готова все сделать для вас, но соединить мою жалкую жизнь с вашею, этого я не могу! Нет, я не хочу сделать преступление.

– Это вы называете преступлением?!

– А что же это будет по вашему, если я с таким приданым как моя совесть соглашусь на брак с вами?

– Это будет доброе дело.

Мисс Форсайт вздрогнула, она вспомнила слова Нукси и прошептала отрывочно:

– Доброе дело… да я-то способна ли совершить такое доброе дело?..

– Да, да, проговорил Мортон, внезапно побледнев и задыхаясь, как будто ему не доставало воздуху в груди. Он провел рукой по лбу, на котором выступила холодная испарина, и сделав как бы физическое усилие над собой, прибавил: – я должен вам все сказать: пред вами бывший каторжник Синг-Синга…

К величайшему изумлению Мортона, слова его не произвели особенного впечатления на мисс Форсайт: она только слабо улыбнулась, как бы указывая что это для неё не тайна.

– Вы мущина, Мортон, для вас открыт весь мир и вам легко сбиться с толпой, из которой вы смело можете выбрать себе жену. Она не будет спрашивать кто вы и не будет особенно допытываться о вашем прошлом, которое похоронено вами вместе с вашими страданиями на веки в тюрьме. Вы в праве требовать многого…

– Я это всего откажус лишь бы не потерять вас, горячо заговорил Мортон, у которого глаза теперь загорелись необычным огнем, – умоляю вас, не отказывайтесь от этого доброго дела, поверьте, оно не так трудно как вы полагаете: само Небо в своем попечении о вас на каждом шагу дает нам случай делать добро, только люди в своем великом ничтожестве или ничтожном величии часто не понимают что в самом незначительном добром поступке кроется великое дело, великая благодать…

Говоря это, Мортон незаметно себе взял руку мисс Форсайт и крепко сжимал ее в своих, стараясь не глядеть ей в лицо и напрягая все усилия лишь на изобретение доводов которые могли бы убедить ее. Но в ту минуту как он с отчаянием видел уже что доводы эти истощаются и самому ему кажутся бессильными, случилось нечто неожиданное… Мисс Форсайт быстро вырвала свою руку, отвернулась от него, и громко зарыдав упала лицом в траву… Она вздрагивала всем телом, билась головой о земь, ломала себе пальцы…

– Корнелия!.. Корнелия!.. Ради Бога!.. восклицал перепуганный Мортон, подняв ее и усаживая рядом с собой.

Она прижалась головой к его груди, но слезы хлынули еще обильнее…

– О, несчастный!.. вырвалось у неё среди рыданий: – знаете ли вы… Знаете ли вы что я такое!!!..

IX. Исповедь Корнелии Форсайт

Мисс Форсайт родилась в Бостоне и рано потеряла отца, служившего бухгалтером в «Первом Национальном Банке». Маленькая Корнелия осталась на попечении своей матери, которая была учительницей городского училища для бедных и сирых детей. Мистрис Форсайт, имея небольшой капитал, воспитывала свою дочь на проценты. Окончив элементарный курс в школе Корнелия поступила в бостонскую учительскую семинарию, откуда вышла с дипломом и вскоре была утверждена в звании младшей учительницы городской школы, «Grammar School», VI участка города Бостона, с ежегодным окладом в девятьсот долларов. Таким образом судьба мистрис Форсайт и её дочери была обеспечена. Они работали дружно, каждая в своей школе, и были всеми уважаемы. Мисс Форсайт, достигнув восемнадцатилетнего возраста, стала известна всему Бостону благодаря своей замечательной красоте; бостонские джентльмены и денди сходили с ума от неё. Женихи являлись чуть не ежемесячно, предлагая красавице не только «хорошие имена», но и капиталы. Несмотря на это, никому из богатых beau мисс Форсайт не удалось после самого отчаянного и добросовестного flirtation повести ее к алтарю. Мисс Форсайт, окруженная целым роем поклонников, держала себя с изящною гордостью неприступной, весталки. Она отказала даже первому бостонскому денди, Морису Стоксу, который был лучшим женихом в городе: молод, недурен собою, хорошо образован, а главное, единственный наследник своего отца, богатого банкира Амонна Стокса Долгое время вся бостонская молодежь тщетно «добивалась» узнать, кто именно покорил сердце мисс Форсайт, как вдруг по городу разнеслась весть что неприступная красавица выходит замуж за молодого, неизвестного и небогатого адвоката Джемса Конроя. Пренебрегая богатыми женихами-денди, Корнелия полюбила такого же труженика и неимущего, какою была сама. Джемс Конрой стал героем дня, и все завидовали ему, особенно потерпевшие неудачу женихи. Один из этих джентльменов, чтоб отомстить Джемсу Конрою, взял да и назвал свою рыжую скаковую кобылу «мисс Форсайт». Прочая молодежь, узнав об этом, потребовала чтобы владелец рыжей кобылы переменил название лошади, так как эта выходка оскорбляет де не столько адвоката-жениха мисс Форсайт сколько ее самую. Чудак наотрез отказался исполнить требование поклонников красавицы-учительницы и получил в течение одного дня четырнадцать вызовов на дуэль… Мисс Форсайт, услыхав об этом и не желая чтоб из-за пустяков разгорелся скандал, написала владельцу рыжей кобылы что она ничего не имеет против названия лошади её именем и, напротив, «польщена этим трогательным и деликатным проявлением внимательности». Это произвело сенсацию и неожиданный поворот. Тонкой иронии этого послания никто не разобрал; напротив, умышлявшие на жизнь собственника рыжей кобылы взяли обратно свои вызовы и сожалели что каждый из них не догадался сделать раньте то что сделал первый корифей бостонского turf'а.

Мисс Корнелия познакомилась Джемсом Конроем на годичном балу у бостонского мера. Джемс Конрой пленился красотой мисс Форсайт, а она его умом, красноречием, ловкостью в танцах и т. д. Обычный flirt Конроя продолжался несколько месяцев, потом он сделал предложение и получил согласие мисс Форсайт, которая горячо полюбила своего будущего «руководителя в брачной жизни», как выразился пастор обручая Джемса Конроя с первою красавицей Бостона. Мисс Форсайт была самою счастливою невестой в Бостоне, хотя её мать не очень благоволила молодому адвокату. Мистрис Форсайт казалось что чувство Конроя к её единственной дочери и отраде в жизни было не прочно. Вдова словно что-то предчувствовала и не раз просила свою дочь «опомниться вовремя». На это бойкая и энергичная мисс Корнелия отвечала:

– Он мой кумир, я скоро буду его женой! ну, а потом я готова буду опомниться… но только от избытка счастья!

А тем временем Джемс Конрой успел очнуться от первого увлечения. Сын Англичанина-эмигранта, он был сирота, жил бобылем в одном из многочисленных boarding house'ов (кухмистерских с меблированными комнатами) Бостона и вел весьма разгульную жизнь до своей встречи с мисс Форсайт, которая, узнав об этом, просила его оставить своих друзей и остепениться. Подобная жизнь ввергла его в неоплатные долги, так что он очень стеснялся, и зная что за его невестой нет никакого приданого за исключением отцовского наследства в размере 3.000 долларов, с ужасом думал о том как ему разделаться с долгами, которые достигли 15.000 долларов. Кредиторы и ростовщики сильно притесняли его, особенно с тех пор как узнали что этот «прекрасный молодой человек» женится на бедной сироте и учительнице. «Корнелия первая красавица, рассуждал он про себя, – но за то самая бедная невеста, я тоже голыш и мне нечем упрочить будущность кроме небольшой адвокатской практики. Чем же мы жить будем?»… В виду разных соображений он откладывал день свадьбы в долгий ящик, что конечно тревожило подозрительную мистрис Форсайт. Готовый из денежных расчетов порвать все со своею невестой, но будучи нерешительным человеком, Конрой никак не мог заставить себя сделать это простым и открытым путем. После долгих колебаний и бесконечных разговоров с матерью мисс Корнелии, он решился повенчаться, назначил сам день свадьбы и стал рассылать с помощию мистрис Форсайт приглашения.

Рано утром в день свадьбы мисс Форсайт получила с посыльным письмо. Конрой писал что он, будучи занят дедами, не заедет к ней с утренним визитом. Венчание было назначено в четыре часа пополудни; мистрис Форсайт, удивленная содержанием письма, не удержалась чтобы не сказать дочери:

– Неужели он так занят что не мог заехать?

– Ах, мама, какая ты странная! ему просто некогда; наконец, ведь это последний день его холостой жизни, дай же ему как следует проститься с нею, весело шутила мисс Корнелия, расправляя кружева на венчальном платье, пока мистрис Форсайт обвязывала белою шелковою тесемкой небольшие беленькия коробочки со вкусными wedding cakee (свадебными пряниками).

Послышался звонок, влетели три молодые девицы, подружки невесты, не много позже съехались шафера мисс Форсайт. В три часа свадебный кортеж невесты, заняв места в пяти каретах, направился в церковь. Каково же было изумление шаферов невесты когда они узнали от приглашенных что жених и его шафера еще не прибыли.

– Опоздал немного, ну что за беда! говорили некоторые.

Более всех встревожилась мать невесты, которая не отходила от дочери ни на шаг. В церкви собралась масса народа и даже некоторые поклонники мисс Форсайт, которым она подала «карету»… В числе этих отвергнутых был также и владелец рыжей скаковой кобылы, элегантный и спесивый мистер Вентуорт, который велел на свой счет усыпать каменный пол церкви розами, камелиями и другими роскошными цветами чтоб угодить невесте. А невеста в полном блеске своей юной красоты и ореола счастья служила предметом зависти для сотни бостонских дев. Мисс Форсайт, окруженная толпой молодежи, разговаривала со всеми, но думала только об одном, о Конрое. Все суетились, все ждали. Одна лишь невеста была спокойна и не понимала отчего это на многих ей знакомых лицах показались тучки недоумения и какой-то тупой тревоги. Мистрис Форсайт была бледна как полотно, ей чуть не сделалось дурно когда кто-то из толпы сказал:

– Вот так жених, уже пять часов скоро, а он все еще не едет. Надо полагать он умер.

Наконец кто-то из гостей надоумил франтоватых шаферов невесты съездить на квартиру к жениху: «Хорошо еще если заболел, а то быть-может случилось что-либо хуже?» И эту фразу слышала чуткая мистрис Форсайт, которая страдала невыносимо и крепилась изо всех сил чтобы не выдать себя в глазах дочери.

Элегантный спортсмен и денди Вевтуорт радовался от души и порешил мысленно что если «этот адвокатишка» не приедет в церковь, то он не долго думая предложит обманутой невесте «свои услуги в качестве жениха».

Толпа женщин и детей начала собирать с пола цветы и связывать букетики «на память». Уехавший на «розыски жениха» шафер и еще один из знакомых невесты что-то не возвращались; это еще больше встревожило бедную мать невесты, а потом и невесту.

На самом деле вот что произошло. Дня за два до свадьбы, один из главнейших кредиторов Конроя, Бирей Джозефсон, прямо заявил ему что если он послушается «хорошего совета» то может не только уплатить все долги, но еще сделать капитал в размере нескольких сот тысяч долларов.

– Каким образом? спросил Конрой.

– Богатою женитьбой, ответил тот.

– Да вед я у же обручен и должен венчаться за этих днях.

– Не беда! Поедемте со мной в Нью-Йорк и я сосватаю вам невесту с капиталом.

– Что вы с ума сошли?!

– Пока нет, а вот вы так сходите…

Искушение было велико. Конрой не знал что делать, тем более что ему осталось всего два дня до свадьбы, всего 48 часов до той минуты когда он ловедет мисс Форсайт к алтарю. Как все бесхарактерные люди, он уклонился от прямого ответа под предлогом что ему надо подумать.

Накануне свадьбы к Конрою снова явился Джозефоон и объявил ему что некая мисс Эстер Майерс воспылала к нему любовью и готова выйти за него замуж.

– Я её совсем не знаю и не видал.

– За то она вас знает и видела несколько раз, объяснил Джозефсон.

– Где?

– Здесь в Бостоне, когда она гостила у своей подруги.

– Кто же эта мисс Эстер Майерс?

– Она крещеная Еврейка… дочь известного закладчика в Нью-Йорке.

– И такую невесту вы мне сватаете?

– Да, с приданым в несколько сот тысяч. Подумайте, а я, зайду завтра в последний раз утром в восемь часов.

– Вы рехнулись! я вед завтра женюсь… и поеду в церковь в четыре часа.

– Что ж, это не помеха если вы уедете со мной в Нью-Йорк с поездом который отходит в полдень.

– А мисс Форсайт… что с ней делать?!

– Ничего! оставить ее в покое…

– Ведь это подло! перебил Конрой.

– Да, что-то около этого, но не волнуйтесь, так как подлость эта еще не из самых патентованных; уверяю вас что бывают хуже! Вы бросаете свою невесту без вреда для её чести… чего же ей еще?! А есть девицы которые теряют при этом еще и честь, вот те могут сказать что с ними поступили подло.

– Молчите, Джозефсон! Я не согласен… я не могу…

– Хе, хе, хе! не можете? Так, так, молодой человек, только если вы женитесь завтра на ней то вы будете не из последних бедняков Бостона, а если устроите дело с другою то будете одним из первых мужей Нью-Йорка. Теперь выбирайте: бедность или богатство!

– Про позор мисс Форсайт и мою подлость вы забываете упомянуть?

– Извините, я деловой человек, не пастор и не цензор нравов. Мне поручена миссия сосватать вам мисс Майерс; что касается вашей мисс Форсайт, до неё мне нет никакого дела. Я сегодня же телеграфирую мистеру Майерсу что вы, честный человек и богатый чувствами джентльмен, решились осчастливить бедную мисс Форсайт. Ну-с, а теперь позвольте узнать когда я могу получить мои семь тысяч да проценты за один год? Хе, хе, хе! конечно после свадьбы… из кассы мисс Форсайт или вернее мистрис Конрой? Хе, хе, хе! смотрите только чтоб эта касса не была так пуста как полна ваша юная голова упрямством. Впрочем, пока до свидания, сегодня я не хочу докучать счастливцу, я приеду к вам завтра на свадьбу, но не пировать, а за получкой, хе, хе, хе!

– Вы… вы…

– Не горячитесь, я положим не святой, но вовсе не так дурен как вам кажется. Мне вас жалко. Хорошо, я подожду до завтра и зайду утром рано. Дело можно поправить, и если вы мущина, а не баба, то вы наверно прокатитесь со мною в Нью-Йорк. Итак до свидания!

– Что вы со мною делаете?! воскликнул Конрой.

– Добро делаю и кладу вам фундамент прочной, светлой и богатой будущности. Вот что я делаю! Если вы согласитесь, я вам ручаюсь за триста тысяч, ну а если понравитесь, особенно отцу, то расчитывайте на полмиллиона.

Еврей лукаво улыбался, поглядывая на бледного Конроя.

– Я согласен, глухо проговорил тот, наливая стакан воды.

– Уф! теперь я вижу что вы деловой джентльмен.

– Жаль только что слово джентльмен тут не кстати.

Еврей пожал плечами, произнес «пхе» и протянул Конрою руку с словами:

– Дело сделано. Завтра в одиннадцать часов мы уезжаем в Нью-Йорк, то-есть я вас буду ожидать к тому времени на дебаркадере железной дороги. Этот скарб который украшает вашу комнату, вы можете оставить на память вашей хозяйке, берите с собою только необходимое; я полагаю что вам не суждено будет возвращаться в Бостон, а если возвратитесь то…

– Идите, идите и никогда больше не напоминайте мне о Бостоне. Я презираю себя, я знаю что с завтрашнего дня Бостон будет называть Джемса Конроя подлецом!

– Что жь делать? Поругаются и перестанут; мало ли кто меня в Бостоне называл подлецом, но я все-таки чувствую что я порядочный человек, а мое собственное мнение в этом случае для меня дороже всего на свете. Скажу вам еще одно в утешение мой молодой друг: что за интерес Бостонцам ругать-то вас? Ведь как они ни старайся, всех подлецов из города им все-таки не выбить. Уеду я, вы или другой кто-нибудь, поверьте что никто этого в сущности не заметит! Не знаю кто был первым родоначальником подлецов вообще на свете, но полагаю что там где они водятся, есть следовательно в них и потребность. Эх, друг мой, всякая пакость в наш предприимчивый век имеет свое назначение, и не будь на свете подлецов, чем могли бы хорошие люди хвастаться и кичиться пред толпой?

– Уходите, ради Бога, оставьте меня одного и ждите меня завтра на центральной станции.

– Вы наверно приедете?

– Да, да.

– Дайте честное слово.

Конрой, схватив себя за голову, так дико захохотал что Джозефсон попятился в испуге к выходу, и уже стоя на пороге сказал только:

– Не сердитесь, мне не надо вашего честного слова, теперь я уверен что мисс Эстер Майерс будет вашею женой.

Конрой бросился на кровать лицом в подушки и рыдал истерически сменяя плач хохотом. В эту минуту ловкий сват-ростовщик на ближайшей телеграфной станции редактировал следующую депешу своему покровителю Майерсу. «Дело сделано. Гарантировал триста тысяч. Завтра везу товар к вам и уверен что вы и ваша дочь останетесь довольны моею быстрою, но прочною покупкой. Товар хороший, только не увлекайтесь сами, чрез что сделаете экономию в двести тысяч, которые я предлагал для успешного решения дела в виде легкой надбавки». Джозефсон.

Ростовщик не ошибся. Ровно в одиннадцать часов утра Конрой явился на станцию железной дороги, точно на прогулку, безо всякого багажа, а в полдень они с Джозефсоном беспечно вошли в вагон для курящих, заняли два кресла, и поезд умчался в Нью-Йорк.

Мистрис Форсайт не пережила удара постигшего её дочь. Давнишняя болезнь сердца, нажитая вследствие сидячей жизни при постоянных душевных волнениях, сопряженных с ответственною должностью учительницы и заботами о воспитании своего ребенка, пошла быстрыми шагами после того как старушку в глубоком обмороке привезли домой из церкви в день несостоявшейся сватьбы. Месяца два еще протянула она, мучась в припадках астмы, а по ночам бессонницей, затем последовал разрыв сердца, и мисс Форсайт осиротела. Только заботы о больной и давали ей силу перенести свое несчастие. Похоронив мать, Корнелия на свежей могиле поклялась отомстить своему оскорбителю. Покинув «центр цивилизации» Соединенных Штатов, Бостон, мисс Форсайт, убитая горем, но сильная чувством мщения, отправилась в Нью-Йорк чтобы там, по всему вероятию, отыскать презренного который испортил ей жизнь и ускорил смерть её матери. Прошло полгода со времени женитьбы Конроя, но мисс Форсайт тотчас узнала его встретив в Центральном парке под руку с какою-то смуглою дамой. Корнелия выследила каждый шаг обманщика и узнала что он женился. Бывший жених бедной, скромной учительницы жил в роскоши, занимался по-прежнему адвокатурой и был вполне счастлив. Мисс Форсайт, явившись в дом счастливого семьянина под густою вуалью, потребовала свидания по делу. Ее ввели в кабинет нью-йоркского софиста XIX века и просили лодождать; вскоре псам он вошел в кабинет с вопросом;