Синг-Синг

– Вы мистер Пинкертон?

– Я, сэр; чем могу служить вам?

– Я желаю экипироваться поприличнее. Меня прислал сюда Джо Снифф.

– А! Вам стало-быть нужен кредит; с удовольствием.

– Ошибаетесь, я заплачу наличными.

– Тем лучше, я сделаю вам хорошую скидку: двадцать процентов. У меня с ним такой уговор.

– Мне нужна новая жакета, жилет, брюки и пальто-дустер (от пыли).

– Все есть, выбирайте, вот я сниму с вас мерочку; не беспокойтесь, у меня есть костюмы и на ваш молодецкий рост.

– Выберите костюм потемнее.

Пинкертон вмиг снял мерку и навалил потом целый ворох разного платья. Мортон выбирал недолго, и отложив что ему нужно было, спросил:

– У вас есть шляпы и сапоги?

– Все есть: и белье, галстуки, перчатки, духи и мыло…

– Вот белье это кстати. А вы позволите мне переодеться у вас в лавке?

– Понятно, я вам даже помогу; пожалуйте сюда за ширмы.

Чрез полчаса Мортон вышел из лавки настоящим франтом. От Пинкертона он узнал что на Союзной улице есть дамская портниха, мисс Петтикот, к которой Мортон немедленно отправился и разведал все что было нужно. Идя мимо часовщика, Мортон купил дешевые никкелевые часы и небольшое колечко с крошечным бриллиантиком за сорок долларов. Его тянуло к таверне и к той бледной, одинокой женщине которая в пучине житейского моря отрекалась ото всего, сжигая себя на медленном огне совести…

Саифф встретил Мортона с видимым удовольствием и сказал:

– Эге, да вы настоящий франт! Ну, что, довольны вы Пинкертоном?

– Благодарю вас, он настоящий джентльмен.

– Еще бы, коли он мой знакомый. Отлично! проговорил он озирая Мортона с ног до головы, – теперь вам не совестно будет покутить с самим президентом. Ну давайте, дружище, спрыснемте костюмчик как подобает таким порядочным людям как мы с вами. Плывите к буфету и попробуйте моего старого хереса, приглашал добродушный Свифф.

– За что это вы так расположены ко мне? опросил Мортон, стоя у буфета и держа стакан в руке.

– Хе, хе! За что? А вам-то какое дело? Полюбились вы мне, вот и все!

– Добрый вы человек, Снифф; спасибо вам от души что вы тепло отнеслись ко мне, а в особенности к моей знакомой.

– Ну будет вам языком реверансы гнуть, не надо… Совсем не кстати!.. Теперь чокнемтесь за здоровье мисс… как ее бишь зовут-то?

– Корнелия…

– Это имя, а фамилия?

– Форсайт.

– Да здравствует мисс Корнелия Форсайт!..

Друзья чокнулись. Хороший херес подействовал на Мортона, лицо его оживилось, а на поблекших серо-оливковых щеках появился легкий румянец, красивые темные глаза заискрились и зажглись новым огоньком. В зеркальных стеклах буфетного шкафа Мортон увидел отражение своей обновленной фигуры. «Надо отростить усы и бакенбарды, тогда я буду посолиднее», думал он, поправляя новый галстук который все подымался к подбородку. Снифф хлопотал за буфетом удовлетворяя своих гостей, а мистрис Снифф то и дело приготовляла разные прохладительные напитки и пунши под общим названием fancy drinks…

Мортон уселся за столиком у самого окна и стал смотреть за живописный пейзаж, затем углубился в думы и застыл опираясь на косяк открытого окна. Суета, говор, смех и шум в таверне его нисколько не тревожили; душевная тревога была сильнее и заглушала шум разношерстной толпы, которая беспечно толкалась вдоль буфета. В отворенные двери таверны то и дело входили и выходили; между прочими вошел белокурый парень лет тридцати, в высоких сапогах, с дерзким красноватым лицом, одетый в красную фланелевую рубашку, поверх которой болтался мешковатый серый пиджак.

– Здорово, Снифф! заорал вошедший, протягивая Сниффу огромную руку с толстыми пальцами.

Снифф удивился и поморщился.

– Здравствуйте, О'Лири, откуда?

– С горы, из богадельни для здоровых плутов.

– Опять сидели? Не хорошо, О'Лири.

– Сидел, дорогой мой, но на этот раз недолго: всего три годика. Пустяки! Ну, давайте выпьем рому.

Снифф налил Ирландцу большой стакан рому.

– Что у вас нового? спросил О'Лири.

– Все по старому, сухо ответил хозяин.

– И у меня тоже: отсижу срок – выхожу с достоинством на свободу, потом еду с удовольствием в этот проклятый Нью-Йорк, встречаю друзей и на радостях прокучиваю в неделю все что нажил под кнутом в Синг-Синге, потом шляюсь без гроша и понятно в конце концов начинаю греть руки в чужих карманах.

– Эх, О'Лири, пора вам сделаться честным человеком и взяться за труд.

– Успею, мне ведь всего тридцать лет с чем-то.

– Да, из которых вы провели лет десять в тюрьмах, а теперь даже дошли и до Синг-Синга.

– Не беда! За то привык… Давайте рому, я могу сегодня вылокать весь ваш погреб.

– Пейте, но с рассуждением, а главное ведите себя прилично.

– Фу, как строго! До каких же градусов можно у вас напиться?

– Пейте сколько вденет, заплатите и не забывайте что следующий поезд в Нью-Йорк отходит ровно в три часа.

– Торопиться-то некуда, дружище! Дайте погулять; ведь я сегодня утром только-что вышел из каменной могилы. Еще стакан рому, парочку сигар, – и я сокращусь.

– Постарайтесь так сократиться чтобы более никогда не возвращаться в эту местность.

– То-есть в тюрьму-то? Спасибо за совет… Сколько вам за все? Я бы еще выпил, да вы такой нерадушный.

– Доллар за все.

– Получите пять и сдайте что следует. Ну, а теперь прощайте, Снифф.

– Счастливого пути, сухо ответил Снифф, который терпеть не мог заслуженных и бывалых каторжников, а в особенности таких отпетых забулдыг как О'Лири. Ирландец этот, опытный карманщик и cracksman (специалисты воровства со взломом), принадлежал к этому типу нью-йоркских мошенников, которые открыто сознаются что тюрьма для них нечто в роде родительского дома. Они прямо говорят что тюрьмы на то и заведены чтоб их наполняли смелые плуты надувающие честных дураков. Пока Снифф вел с Ирландцем характерную беседу, Мортон, надумавшись до сыта, подошел к буфету и спросил себе сигару. Рослая фигура его бросилась в глаза О'Лири, который собирался было уйти.

– Hailoh! а вот и старый товарищ встретился!.. Здорово, приятель, вы когда вышли из отеля на горе? громко спросил О'Лири, протягивая руку ошеломленному Мортону.

Снифф покраснел и метнул сердитый взор на забулдыгу. Бедный Мортон стоял ни жив, ни мертв. Трое гостей у буфета с любопытством посмотрели на Мортона который однако не протянул руки Ирландцу.

– Что жь у вас язык присох к горлу что вы не отвечаете? Не стесняйтесь, приятель; эти джентльмены быть может сами оттуда же, а если не оттуда, то когда-нибудь…

– Замолчите, О'Лири, не смейте оскорблять моих гостей! словно выпалил Снифф, прыгнув через прилавок буфета.

– Чего молчать? Кто мне запретит приветствовать собрата по оружию?

Ирландец указал на Мортона.

– Я вас не знаю, тихо, но спокойно проговорил Мортон.

– То-есть не хотите знать? А грешно бы! Ведь я в Синг-Синге-то года три под ряд таскал вам в кузницу уголья. Не правда что ли? Вы работали в кузнице и слесарне, и если не ошибаюсь, то шли под № 36. Так ведь?

– Убирайтесь, О'Лири, разве вы не слышите что этот приезжий джентльмен вас не знает? Я могу засвидетельствовать что этот джентльмен никогда не был в Синг-Синге и что он приехал по делу в Синг-Гилл к моему родственнику.

Мортон в душе благодарил бравого Сниффа и конфузливо посмотрел на стоявших около него.

– Странно! А я так уверен был, пробормотал опешив О'Лири. – Ну, извините, я по просту сболтнул и хотел на радости выпить с вами рому.

– Я охотно с вами выпью, но вы напрасно клеймите меня, глухо возразил Мортон. – Мистер Свифф, налейте нам рому. – Я угощу этого джентльмена.

– Эх, золотое у вас сердце! Не пить вам следует с таким фертом, а вот что!

Свифф показал кулак и ткнул им раза два по воздуху, намекая на бокс.

– Ладно, учите! Я и сам не промах!..

Ирландец вытащил из-за голенища прямой широкий нож.

– Спрячьте это, мой друг, пейте и ступайте с миром! спокойно проговорил Мортон, кладя руку на плечо нахала.

– Я не вам грозил, я вижу что вы человек деликатный, но я не позволю такому как Свифф совать нос в моя дела…. Вы может-быть и в самом деле никогда не сидели на горе, хотя лицо у вас то самое… ну, да не в этом дело!.. Я хотел в сущности сказать что Сниффу-то нечего задирать нос, он ведь тоже из бывалых.

– Негодяй! Подлец! крикнула супруга Свифф.

Сам Снифф, покраснев от гнева, закричал:

– Не тебе, тюремная ирландская крыса, чернить и осуждать меня, после того как я десять лет живу честным трудом трактирщика! Вон, бродяга!.. не то я пущу тебе пулю в лоб!

И он вынул из буфета Кольтовский револьвер большего калибра. Мистрис Снифф бросилась к мужу и обеими руками вцепилась в его рукав, гости попятились, а ирландский забулдыга, сжав губы, стоял неподвижно, держа наготове блестящий нож; зловещие глаза О'Лири в упор смотрели в грозное лицо Сниффа. Мортон подошёл к Ирландцу и сказал спокойным мягким голосом:

– Спрячьте нож и уходите; горячка до добра не доведет. Идите, мой друг, нечего грозиться.

– Вы-то что заступаетесь за Сниффа?

– Это мое дело. Спрячьте нож! добавил громче Мортон, глядя в упор на дерзкого упрямого Ирландца.

– Проваливайте! Порядочный джентльмен не вмешивается в ссору двух каторжников.

Моргов ловким движением схватил нахала за правую руку, и подняв ее высоко над головой, так стиснул у запястья что нож сам выпал из руки на пол. Гости громко захохотали, кто-то поднял нож и выбросил за окно. Снифф громко закричал:

– Вытолкайте этого разбойника в шею!

– К чему насилие? Теперь мистер О'Лири и сам пойдет, нельзя же ему оставить нож на улице, сухо возразил Мортон.

Ирландец стоял совсем растерявшись и только сжимал кулаки; казалось, он хотел броситься на Мортона.

– Убирайтесь вон, а не то я велю облить вас помоями, закричала на О'Лири разъяренная жена Сниффа.

Гости, свидетели этой сцены, еще пуще захохотали:

– Не гоните, мистрис Снифф, я сам пойду… Ну, до свидания, Снифф, вам я прощаю, теперь кажется роли переменились; что же касается вас, то увидимся еще… посчитаемся!.. обратился Ирландец к Мортону, который допивал налитый Сниффом стакан содовой воды.

– Идите с миром и не сердитесь, я вам не враг, твердо возразил Мортон.

– Эх, вы… джентльмен!.. сказал с каким-то особенным оттенком и ехидною улыбкой О'Лири, качая головой. Потом он яростно плюнул, засунул обе руки в карманы брюк и вышел из таверны не торопясь, насвистывая что-то.

– Давно бы так! крикнул один из гостей.

– Вот так герой! сказал другой с насмешкой.

– Ну, его ко всем чертям! воскликнул Снифф, выливая залпом стакан рому, и именно тот который был налит для ирландского бандита по заказу Мортона.

– Спасибо вам, Мортон, что вы проучили этого ирландского негодяя, горячо сказала мистрис Снифф.

– Не за что, мэм, мы только поквитались с вашим мужем.

В таверну вбежала Нукси, и увидав Мортона сказала визгливым голосом:

– Пожалуйте, вас требует мисс на верх, она уже встала.

Лицо Мортона, до этого мрачно-задумчивое, прояснилось, он легкою походкой поднялся по лестнице в корридор второго этажа, где находилась комната мисс Форсайт.

– Ну, что, отдохнули? спросил Мортон, подходя к ней.

– Спала как убитая. Однако, вы расфрантились не на шутку! Ну, теперь, я совсем вам не пара.

– Через час, мисс, и вы можете превратиться в модную щеголиху из Нью-Йорка. Я нашел вам какую-то мисс Петтикот, у которой большой выбор дамских нарядов, шляпы и прочия вещи. После обеда я велю вам подать бэгги, а то вы опять устанете пешком. Позволите, я вас провожу?

– Не надо, к чему? Я и сама доеду. Что ж, давайте от нечего делать обедать!

– С удовольствием, я сейчас позову Нукси.

Кто-то постучался в двери.

– Войдите, сказала мисс Форсайт.

В комнату вошел Снифф с женой.

– Мисс, позвольте вам представиться: я жена хозяина этой таверны, а это мой муж, Джо Снифф.

– Здравствуйте, мисс! обратился к ней добродушный Снифф.

Мисс Форсайт с удивлением посмотрела на супругов.

– Очень приятно; что же вам угодно?

– Ничего особенного, мисс; мы, то-есть я и жена моя Сюзи, хотели познакомиться с вами.

– Это по вашей рекомендации? хмуро спросила мисс Форсайт.

– Нет, ответил коротко Мортон, думая: «и к чему это они пришли?»

– Садитесь, мистрис Снифф, и скажите откровенно что побудило вас зайти ко мне, к неизвестной вам женщине?

– Симпатии, мисс; мой муж очень полюбил вашего знакомого, а я… вас.

Мисс Форсайт слегка улыбнулась и сказала:

– Но я ведь совсем чужая мистеру Мортону.

– Это ничего не значит; у нас в отеле все должны быть знакомы и дружны; так, Сюзи? спросил улыбаясь веселый Снифф.

– Так, так, Джо! ответила трактирщица.

– Я бы желала нанять экипаж в Синг-Гилл, можно? спросила мисс Форсайт, глядя на Сниффа и как бы желая положить конец интимной беседе.

– Зачем нанимать? хотите, моя Сюзи съездит с вами в моем бегги? Лошадка у меня ух какая!

– Если это вас не стеснит, то благодарю заранее.

– Не за что, мисс, я охотно поеду с вами и помогу вам во всем.

Мисс Форсайт протянула руку мистрис Снифф.

– Благодарю вас. Когда мы кончим с обедом, я сойду вниз и…

– Я непременно буду вас ожидать, дорогая мисс! засуетилась мистрис Снифф. – А потом я вам моих деточек покажу: Джона, Лиззи и крошку Мери-Анн, ей и полутора года нет, а погляди какой умный ребенок! Просто диво!

– Ну пойдем, жена, я сейчас велю Нукси накрыть на стол и подать обед. Пока до свиданья, мисс.

Затем супруги ушли.

– Вот парочка! Что-то ужь чересчур рассыпаются пред чужими людьми, заметила мисс Форсайт.

– Добрые люди. Узнав что вы устали и вообще чувствуете себя нехорошо, очень заинтересовались вами, пояснил Мортон.

– Понимаю, это вы сумели их так заинтересовать? Напрасно, я совсем не добивалась их знакомства, а тем менее услуг, исключая тех, конечно, которые входят в раму их трактирной деятельности.

– Извините, мисс Форсайт, я думал…

– Не извиняйтесь, вы сделали свое, ну а я поступлю по своему.

Вошла Нукси с подносом на котором дымились горячия блюда с кушаньем.

В течение всего обеда Мортон то и дело нащупывал в жилетном кармане футляр с бриллиантовым колечком, но вынуть его так и не решился.

Тотчас после стола мисс Форсайт и жена трактирщика поехали в Синг-Гилл; трактирщица правила гнедым мерином, который бойко бежал ровною, мелкою рысью.

– А гордая эта ваша мисс! сказал Снифф Мортону, следя за удалявшимся экипажем.

– Да, горда и несговорчива, ответил Мортон. – Ее очень трудно понять… очень трудно!

Снифф отправился в буфет, а Мортон к себе в комнату; прийдя туда, он бросился на кровать заложив руки за голову. «Что она мне, думал он, а главное что я ей? Нет, так не годится! Сегодня же прощусь с нею и уйду без оглядки в Нью-Йорк… да, туда, а то куда же на первых порах? Там буду работы искать… А Чикого?.. Мать забыл?» Мортон даже вскочил с постели. «Несчастный, ты свою родную мать… несчастную старушку чуть не забыл из-за какой-то чужой женщины? жива ли она? Во всяком случае, надо ехать из Нью-Йорка в Чикого чтоб убедиться. Нет, завтра же, завтра утром я навсегда расстанусь с этою местностью… где я все чем-то связан… чем собственно?»

И вдруг словно повязка спала с глаз его. Ясно! Да, он до сих пор не может развязаться с тюрьмой. В каждом пустяшном вопросе, от которых его без причины бросало в жар и краску, в этих заботах о костюме, в этом О'Лири, в самом Сниффе, на каждом шагу пред ним возникал мрачный призрак Синг-Синга… Нет, скорее подальше отсюда… и от этой Корнелии Форсайт из Бостона!..

Вечером в семь часов из городка вернулись жена Сниффа и мисс Форсайт, разодетая по модному, как объявила мистрис Снифф мужу, и с большим пакетом в руках. Изящная фигура мисс Форсайт в новом платье, кокетливой шляпке и новой накидке мгновенно рассеяла все благия намерения Мортона. Он любовался и не мог оторвать глаз от обновленной мисс Форсайт, которая помолодела лет на пять. «Вот что значит туалет для дочерей Евы!» подумал Мортон.

Мистрис Снифф была в восторге от мисс Форсайт:

– О, это умная, очень умная, но крайне странная, гордая и неразговорчивая особа! говорила мистрис Снифф мужу наедине.

– Бьюсь об заклад что эта женщина из хорошей семьи и что она видела лучшие дни. Она тебе, Сюзи, ничего не объясняла насчет знакомства с Мортоном?

– Ничего Джо; раза два только сказала что Мортон этот хороший человек и что ей жаль его, так как он много пострадал. А ведь он кажется неравнодушен к ней, как ты полагаешь?

– Ну, понятно что он раскис… втюрился; ох, беда коли такой мущина как Мортон полюбит вашу сестру! Держу пари что он уже в жизни пострадал из-за женщины…

– Ну, вот еще выдумал! Всему будто мы женщины виноваты?

– А то как же иначе? Украл же я в первый раз чтоб угодить своей любовнице!

Мистрис Снифф поглядела с удивлением на мужа и притихла думая: «Какой он сегодня раздражительный; это все негодяй О'Лири виноват!..»

Снифф посмотрел пристально на жену и закурив сигару взял газету с полки и начал следить как ярый демократ за политикой «постыдных продажных» республиканцев, Добродушный Джо не раз говорил о них:

– Удивляюсь как этих людей земля носит?…

VIII. Кризис

Прошло несколько дней, а новые гости Джо Сниффа по-видимому и не думали об отъезде. Под гостеприимным кровом таверны, мисс Форсайт почувствовала себя бодрее. Внимание Мортона и семьи Сниффа, суетливая заботливость «чистой голубицы» негритянки Нукси, все это благотворно подействовало на замкнутую натуру Корнелии. Мортон из робости и чувства деликатности старался не докучать мисс Форсайт своим присутствием, порешив что спокойствие и уединение для неё будут живительным бальзамом. Чуткая мисс Форсайт оценила такт Мортона, и в душе питала признательность к этому внимательному «чужому человеку». От неё также не могло скрыться что внимание Мортона гораздо интенсивнее чем этого можно было ожидать или требовать. Мисс Форсайт инстинктивно чувствовала что Мортону будет не легко расстаться с нею и идти куда понесет его течение. Были минуты когда она досадовала что «далеко зашла и позволила себе чересчур много любопытства», а потом сама пустилась откровенничать и плохо спрятала концы собственного положения.

«Нет, я должна образумить его, думала она как-то вечером сидя у открытого окна, – я не имею права держат его в этих путах когда все говорить что он в лице моем готов обнять весь свет и всех людей ликуя от глубины души, тогда как я алчу совсем другого.» И вдруг ей стало досадно что она сама не перестает думать о Мортоне; она сделала над собой усилие и перенеслась мысленно к другой эпохе своей жизни, хотя хорошо знала чего это будет ей стоить. В памяти её воскресли события прежних дней и того времени когда мисс Форсайт гордо выступала до жизненному пути, не чувствуя за собою никакой вины. Она вспомнила те дни когда красота её покоряла многих мущин куда более интересных чем Мортон, который быть-может невольно опоздал благодаря своей вине любоваться лицом прежней мисс Форсайт, а теперь довольствовался созерцанием завядшей мисс Форсайт, наивно веруя что эта женщина, разбитая злым роком, явилась чтоб играть выдающуюся роль в его будущности. Ей ясно представлялись те два роковые дня её прошлой жизни когда она была оскорблена и отомстила за оскорбление. Мисс Форсайт вспомнила как она, счастливая, молодая и нарядная, подъехала к церкви, около которой толпилась большая толпа народу в ожидании невесты. Невестой была она сама… Знакомые и толпа восторженно приветствовали красавицу, осыпая путь её цветами…. Затем она с ужасом вспомнила все что случилось после того как она вступила в священные пределы храма, под торжественные звуки органа который играл в честь юной невесты свадебный марш великого немецкого композитора…

Долго сидела еще мисс Форсайт с неподвижным лицом у окна, пропуская мимо себя картины прошлого, которые преследовали ее часто и повсюду, даже и теперь когда все вокруг неё дышало новою жизнию и все казались счаотливыми и довольными; одна она чувствовала себя среди этой живой толчеи лишнею и как бы безличною. Среди внутреннего мрака и хаоса души возникали докучливые тени давно пережитых дней, а извне, сквозь дымку вечерних сумерек словно доносились откуда-то голоса невидимых существ, и на этом общем фоне пред нею рос и вырисовывался таинственный призрак, и она вглядывалась в него с каким-то смутным, неясным ей самой чувством. Но вот, между ею и этим призраком возникла чья-то другая мрачная тень со скрещенными на груди руками, и пристальным взглядом неподвижных глаз создавала между ними неодолимую преграду, и преграда это все разрасталась в громадное мрачное здание с исполинскими стенами, башнями и бесчисленным множеством окон, с толстыми железными решетками; в виде громадного отверстия зияла в стене исполинская дверь, а за стеной слышны были стоны; вздохи, плач, рыданья и скрежет зубов…. А мрачная тень все ближе, все проясняется и принимает определенные формы, бледное лицо с укором обращено в её сторону и знакомые черты леденят ей душу; чьи-то руки простираются к ней и какая-то неодолимая сила тянет ее в эти страшные объятия…. Она уже чувствовала их могильный холод как вдруг все опять смешалось, мрачная тень исчезла, громадное здание рушилось, и вновь проступает таинственный призрак и манит ее вдаль; туманная оболочка закутывающая это мало-помалу проясняется… Это Мортон… И вот опять отчетливо слышатся какие-то мелодичные голоса: «Иди с ним!.. Иди!»… В окно подул вечерний прохладный ветер с берегов Гудзона, заглянула луна, и все исчезло в ту же минуту, все рассеялось в её кротком свете. Мисс Форсайт очнулась и почувствовала как лихорадочная дрожь охватила все её тело, сердце сжалось до боли, голова горела, а в висках стучало что-то с шумом и гулом. Корнелия высунулась из окна и жадно впивала в себя ночной воздух, приходя к полному сознанию после своей галлюцинации…. «Иди со мною!.. иди с ним»!.. тихо проговорила она, глядя с недоумением в ночное пространство. Измученная физически и душевно, она добрела до своего ложа, разделась и сотворив молитву закрыла усталые и влажные глаза; но тихое стройное пение все еще не умолкало в её ушах; оно, напротив, словно приближалось, и засыпая она ясно услышала в открытое окно несколько раз громкий, но стройной хор. Сквозь дремоту доносились слов методистского псалма или гимна: «Glory to God, nod mercy for my poor, miserable and banished sool» Гимн этот пели паломники-методисты, которые возвращались с своего монстр-камп-митинга на равнинах Йонкерс-плена. Услыхав первую строфу гимна, мисс Форсайт вздрогнула, открыла глаза и сложив исхудалые руки на измученной груди, медленно и тихо повторила:

– Слава Господу и милосердие моей бедной, несчастной, отверженной душе!..

На утро, часов в восемь, к ней постучалась Нукси и приветствовала ее словами:

– Сестрица о Христе, хвалите день воскресный, уповайте на Бога и славьте Его восторженною, верующею и благодарною душой!

Сказав это, Нукси подошла к кровати и подала Корнелии свежий букетик с душистыми розами, гвоздикой и резедой.

Лицо бледной мисс просияло, она взяла душистые цветы и жадно вдохнула их аромат:

– Спасибо, дорогая, милая Нукси. Еслибы ты знала как я завидую тебе! Ты хотя черная женщина… негритянка, но душа твоя светла и чиста как очи серафима. Пока я умоюсь сходи и принеси мне кружку молока, я тороплюсь в церковь.

– Услышь Господь ваши молитвы и даруй вам утешение и мир вашей душе!.. Верьте в милосердие небес и постарайтесь добрым делом смыть греховное пятно прошлого если вы согрешили.

– Но каким добрым делом Нукси? Разве можно грешными руками сделать доброе дело?

– Когда наступит пора, Господ научит вас, провогорила Нукси, уходя из комнаты; негритянка сказала это так же просто как и все что она говорила, но слова её глубоко влечатлелись в душе мисс Форсайт, которая все более и более удивлялась, откуда эта простая женщина черпает не задумываясь ответы да такие вопросы пред которыми становятся в тупик величайшие из мудрецов мира сего.

А Нукси, подав завтрак, болтала уже на другую тему.

– Что вы все такая бледная и задумчивая мисс? спросила Нукси, подавая молоко и хлеб.

– Думаю о том что будет впереди; я собираюсь завтра в путь.

– Куда это, моя красавица? Да разве вы хотите уехать от вас?! жалостно возопила Нукси.

– Пора.

– Иисусе сладчайший! Куда же вы пойдете такая слабенькая… одинокая?

– Не знаю, надеюсь что и для меня найдется тропинка по которой я буду продолжать свое странствование, а пока дай мне накидку, я теперь отправлюсь в церковь…

– Пешком?

– Да, я всегда ходила пешком во храм Божий, даже и тогда когда моя жизнь была отраднее и обстоятельства лучше. Наконец, у нас в Штатах, среди хорошего общества не принято ездить в церковь.