Полное собрание стихотворений

31

В саду, где май сверкал и где цвели цветы,В аллее, где сирень горела сказкой белой,Моей любви мучительно несмелойЯ вам сказал желанья и мечты.И вы ответили… уже не «вы», а ты…Но все прошло так быстро, так нежданно…Мы разошлись уже, когда в саду туманномКружились первые осенние листы…Когда-то, чтоб еще безумней было счастье,Весна коснулась нас своей волшебной властью;Теперь же осень грустно убралаЛиствой увядшею, эмблемой страсти дальней,Аллею, по которой ты ушла, —Чтобы разлука нам была еще печальней…

32

А. А. Таскину

Закат был золотым, а ночь потом пришлаТакою медленной, такою странно синей…И синяя печаль мне на душу легла,Как на душу пчелы умершей меж глициний.Почти что хорошо. Не закрывая глаз,Живу как будто бы с закрытыми глазами.Я знаю, я вплету в узор певучих фразСлова, которые нельзя назвать словами.Почти что хорошо. Почти. И только жаль,Что завтра будет то, чего сейчас не надо,Что эта синяя, бездонная печальУйдет из глаз моих, как эта ночь из сада;Что завтра буду я опять, опять собой,Что солнце медленно зажжет цветы глициний,И сердце вырвется разбуженной пчелойНавстречу золоту из этой сказки синей!И хочется, чтоб все окончилось не тем,Чем кончиться должно, а новой, долгой тайной,И чтоб в моих глазах осталась бы совсемПечаль, которая пока еще случайна…

33

Я боюсь: не такими мечтами,Как мои небольшие мечты,В своем сердце, предутреннем храме,Засветишь незажженное ты.Я пришел для неясного счастья.Я одной только сказки хочу.Я хочу мимолетно, не властью.Прикасаться к душе и плечу.Мне казалось в часы моей скуки.Что о том же скучаешь и ты.Что твои запрокинуты рукиВ октябре, когда вянут листы.Мне казалось, что мягкого тонаТишина твоих платий и снов,Что ты любишь утят, анемоныИ печаль моих длинных стихов.Мне казалось… Мне только казалось…Мне, вернее, хотелось, чтоб ты,Как безоблачный день, отражаласьВ синеве моей первой мечты.Но потом я подумал: «А еслиТолько грезам усталым моимСилуэт в темно-розовом креслеПоказался родным и больным?Может быть, ты безмерно чужая?Может быть, ты печальна не тем?»И с тех пор я боюсь… я не знаю…Я моих не кончаю поэм…И с тех пор начало мне казаться,Что ты стала иной, чем вчера:Разучилась цветам улыбаться,Забываешь грустить до утра.Что ты хочешь чего-то другого,Чем мои небольшие мечты,Что обману красивого словаОтдаешься зачем-то и ты.И пока я враждую с собоюИ гадаю, ты та иль не та, —Ты моею усталой рукоюМной самим от меня заперта.И я знаю теперь безвозвратно,Что я больше не буду твоим:Я мечтал о слегка непонятном,О желаньи, скользящем, как дым;Я мечтал о простых разговорах,О букетах фиалок, – не роз,Об одном только жесте, которымПоправляют изгибы волос;Об улыбках, как в старом романе,В позабытом, наивном саду…– Я найду! В этом русском туманеЯ себе небольшое – найду!

34. Упрек

Ты иногда меня почти любила;И не сердись: я говорю «почти».А если ты забыла, то прочтиВ моих глазах все то, что ты забыла.В томительный и длящийся узорНе сплетены судьбою жизни наши.Ты – отнята; но я из тех, чей взорДопьет до дна святую горечь чаши.Пусть будет так. Но страшен мне недугМоей души, привыкшей к грезе вольной.Мой дорогой, мой нехороший друг,Мне иногда бывает слишком больно…И медленно, но зная все пути,В мои глаза, покорные бессилью,Приходит, чтобы больше не уйти,Печаль любви, которой смяты крылья.

35. Песня русского Пьеро

За модой небо не следит,И этой ночью, за опушками,Свою улыбку утаитВуалью с золотыми мушками…И я, опаловый Пьеро,Иду дорогой лунной, длинною,И все кругом напоеноМоей печалью мандолинною:И ночь, и звезд падучих нить,И сад, овеянный жасминами…Меня хотели не пуститьТе, что скучают с Коломбинами!Но я в открытое окноУшел от вин, горящих блестками,Чтоб было мне не все равно,Какое небо за березками;Чтоб зацепил паук меняСвоей вечерней паутинкою,Чтобы до завтрашнего дняЯ шел случайною тропинкою;И чтоб успел я где-нибудь.Перебиваемый лягушками.О том, что я люблю, шепнутьВуали с золотыми мушками.

36. В санатории

«Как снега на горах прозрачна пелена;Как медленно внизу туманы гасят дали;Давайте руку мне… Дойдемте до окна…Но тише: – я боюсь, что вы уже устали…Не правда ль, хорошо сейчас лететь стрелойНа лыжах вниз, в овраг, и дальше, в лес лиловый?Мне доктор говорил, что этою веснойВы будете уже почти здоровы.Теперь же надо ждать, и терпеливо ждать,Подушку вышивать, просматривать журналы,И главное, себе напрасно не внушать,Что будто бы вам жить осталось слишком мало!»…Как снега на горах прозрачна пелена!Но медленно внизу туманы гасят дали,И ночь придет. Совсем. Томительно темнаДля тех, которые, быть может, не устали.Как свечи, догорит последний, тусклый час,Уныло-долгий гонг напомнит об обеде,Внизу зажгут огни, – и я уйду от васПечальной, маленькой в своем пушистом пледе.Мне бесконечно жаль сплетенных этих рук,Судьбою созданных для женственной печали,Для осторожных встреч и медленных разлук, —Которых никогда еще не целовали…Проходят дни. Пройдут. Меня зовут дела.И прежние края, и та, что мне писала, —И тонкая рука, томительно бела,Останется одна на складках одеяла.А там – придет весна. В последний раз снегаЗажгутся, чтоб совсем погаснуть. Вы найдете,Что ночь мучительно и тягостно долга,Что не заснете вы, – и вы совсем заснете…Уйдете в странный мир, чьи яркие вратаВам были уж давно необъяснимо зримы,Где светлых ангелов откроются устаДля поцелуя тем, кто не были любимы.

37

Пусть мечтал я проститься с тобойВ желтой рамке осеннего сада; —Мы простились в гостиной, зимой;И я понял, вернувшись домой,Что не надо молиться, – не надо!..Пусть я думал, что фразы разлукС бесконечною мукой дружны; —Мы расстались так просто, мой друг!..И я понял с улыбкою вдруг,Что не нужно бояться, – не нужно…Пусть я думал, что долгую грустьМоя жажда забыть успокоит; —Но я помню еще наизусть! —Этот сон… И я понял, – и пусть! —Что не стоит бороться, – не стоит!..

38. Последняя ночь Пьеро

Я медленно вошел в непроходимый лес.Я путь обратный свой отметил ярким мелом.Но, раньше чем найти волшебный мир чудес.Вернулся в прежний сад и умираю в белом.Зачем? Мне кажется, что я б еще сумелИ ярко проклинать, и горячо молиться;А в час, когда порыв еще и юн и смел,Так чудно хорошо, так нужно заблудиться!И вот уже мне жаль, что я не обреченНайти немой дворец, таинственно желанный,Где спит красавица, чей одинокий сонНавеки разбудить и радостно и странно.И вот уже мне жаль, что синий мотылекМеня не проводил до сказочного клада,Что навсегда теперь остался мне далекДворец из леденца и плиток шоколада;Что с Красной Шапочкой, которой я не знал,Я старой бабушке не относил обеда,Над волком не шутил и ночью не слыхал,Как точатся ножи в избушке Людоеда!

39. Поэма о шести утятах заглохшего пруда

Рассказанная Арлекином, живущим в старой усадьбе

вместе с Коломбиной и фокс-терьером.

(Отрывок из «Свадебного путешествияАрлекина и Коломбины в далекие русские страны»)У нас – полдюжины утят,Которые все вместе весятНе более, чем женский взгляд.Иль чем листок вот этих песен.Одеты в желто-белый пух.С чернильной кляксой вместо взгляда.Они с рассвета ловят мухВ пруде покинутого сада.Их жизнь безумно хороша:Нырять! Дышать теплом и светом!Но правда – в каждом тельце этомЕсть грусть и, кажется, душа?Я, Коломбина и собака —Мы знаем каждого из них:Вот этот жалкий, странно тих,А тот – драчун и забияка.Тот – болен (нервы… диабет…);Он вечно платит дань страданьямИ удлиняет свой обед,Лечась усиленным питаньем.Хромая, он для ловли мухПо сонной влаге дали воднойПрисноровил большой лопухДля роли яхты быстроходной.Пусть корма полон сад и двор: —Моряк в душе, он ищет все жеТого, что на морской просторНемного, может быть, похоже.Больной, далекий от всего,Он так необъяснимо жалок!И Коломбина для негоКладет в лопух букет фиалок.Особняком среди других.Четвертый с пятым вечно вместе.И отношения у нихПочти как жениха к невесте.Но, позабыв о всем другом.Для дополнения картины.Я расскажу вам о шестом.Влюбленном в ножку Коломбины.Философ с желтым хохолком.Балетоман с душой поэта, —Он мало думает о том,Как непослушна ножка эта!Он так наивен, он влюбленТак просто, так безумно мило,Что даже не мечтает он,Чтоб и она его любила!Он целый день у милых ногПроводит, робкий и неловкий,И трет о шелковый чулокСвою мохнатую головку.Грустя, он сторожит чулки,Когда хозяйка ищет броду,И кляксой полною тоскиГлядит в мелькающую воду.Он утром пьет cafe-au-laitВ большой кровати, вместе с нами,Он ночью спит в ее туфлеИ душится ее духами.И Коломбина так горда:Она теперь почти что Леда!Ведь сердцу женскому всегдаПриятна лишняя победа!И только где-то под столомНаш белый фокс ворчит сердито.И грусть собачья о быломВ глазах полузакрытых скрыта.Утенок! Милый! Ты укралОт нас немного Коломбины.Но я… простил, а фокс не знал.Что быть ревнивым нет причины!Прелестный маленький царек.Coti коварным опьяненный.С душой таинственно-влюбленнойВ гарем, чей евнух башмачок!..Твои глаза любить сумели,И я завидую тебе,Твоей безоблачной судьбе,Наивной, как тона пастели…О, быть любимым, – только так…Немного… – но безумно нежно!Как ты, не знать, что каждый шагВедет к тому, что неизбежно.Не говорить красивых фраз,Забыть, что существуют глазки, —Чтоб мир кончался и для насГораздо ближе… – до подвязки!

Переводы

Из Роберта Стивенсона

40. Songs of travel. XXII.

Я вверх и вниз ходил на жизненном пути;Я отдал дань всему: сомнению и вере.Я обо всем мечтал, всему сказал прости.– Я жил, и я любил, и я захлопнул двери…

Из А. Деренье

41-42. Из книги «Le miroir des heures»

1

Какой романский принц иль сумрачный прелат,Наскучив сплетнями двора или конклава,Вокруг дворцов своих громады величавойИскусною рукой раскинул этот сад?О чем мечтал он здесь сто лет тому назад?О призраке любви, о блеске прежней славы?Воспоминаньями борьбы или забавыТуманился порой его потухший взгляд?Кто знает? Но в тени покинутого сада,В аллеях, где царит безмолвье и прохлада,Осталась чья-то грусть и чей-то вздох немой.И летним вечером так нежно и печальноСливаются в аккорд мелодии однойФонтанов тихий плеск и листьев шелест дальний.

2

Сегодня ветер с моря; он порой.Как торопящийся прохожий, вас толкает.Лагуна мечется и в берег ударяетТяжелой, темною и гневною волной.На узкой площади и звон, и свист, и вой;Пустой сарай к дворцу пугливо припадает;Борей рассерженный сегодня сна не знаетИ в море паруса склоняет пред собой.Когда-то, если вихрь вздымал седые гребни,Твой лев, Венеция, рассерженный и гневный,Над этой бездной вод стоял, смотря вперед.Но что ему теперь их ласка иль смятенье! —Венеция не ждет, как прежде, возвращеньяПурпуровых галер по влаге пенных вод!

43-47. Из книги «Les jeux rustiques ет divins»

М. С. Саеич

1. Намек о Нарциссе

Фонтан! – к тебе пришел ребенок и в томленьиОн умер, своему поверив отраженью.Когда губами он твоих коснулся вод.В вечернем сумраке вдали свирель поет…Там где-то девушка, одна, срывала розыИ вдруг заплакала… идти устал прохожий…Темнеет… крылья птиц махают тяжелей;В покинутом саду плоды с густых ветвейНеслышно падают… и я в воде бездоннойСебе явился вдруг так странно отраженный…Не потому ль, фонтан, что в этот самый час,Быть может, навсегда в тебе самом угас,Дерзнув до губ своих дотронуться губами,Волшебный юноша, любимый зеркалами?

2. Cautus incautae

Подруга, берегись фессалиянки той,Что с флейтой звонкою вечернею поройСклоняется одна над сонными струями.Ты золото вплела небрежными рукамиВ узор моих часов; но прежде, чем любитьТебя, я должен был так долго проходитьЛесами темными и страшными, не зная,Что встречу, яркая и нежная, тебя я!Я, мнивший, что навек всех роз узор поблек.Я слушал голос тот, что быть твоим не мог!Подруга, берегись волшебницы чудесной!Ей злые колдовства и таинства известны;И я видал в лесу, однажды, как онаПлясала, с флейтою в зубах, обнажена;И как она в хлеву, где козы спят устало,Доила молоко тайком и украшалаКрапивой терпкой черного козла,Который и тогда, когда она ушла, —Вдыхал ее еще неуловимо, словноЛюбовь моя, ее вдыхавшая греховно.

3. Фонтан с кипарисами

Фонтан рыдал весь день в лесу моей мечты.О, знал ли я, душа, что будешь плакать ты?Но вот вернулся я, и скоро вечер. РозыНе обвивают кипарисов, что как слезыНочные отражаются в воде.Та нимфа, что ловила в темнотеОленя стройного с рогами золотыми, —От фавна скрылась здесь под ветками густыми;И раненый олень пришел испить к воде,В которой я порой кажусь себеЧужим, и я в твоих свои рыданья слышу,Фонтан! и этот лес, где ветер лист колышет,Был жизнью, где я дал охотиться мечтам,По трижды окровавленным шипам,За нимфой гнавшейся за сказочным оленем…И ты, фонтан, сквозь плач смеялся нашим пеням,Меж кипарисов, на которых нетТех роз, что посвятить могли бы свой букетВоде, где кровь свою таинственно смешалиИ Нимфа, и Олень, и Пилигрим печали…

4. Неумелые подарки

Ни яркие цветы, ни тихий зов свирели.Которой говорить мои уста умели.Ни пряники медовые в тениКорзины круглой, ни голубка, ниЗаманчивый венок, что для нее плету я, —Не привлекли ко мне фавнессу молодую,Что пляшет на опушке, при луне.Она обнажена. В волос ее волнеОттенок рыжеватый. И мне ясно,Что сладость пряников ей кажется опасна,И мщенье диких пчел за мед – ее страшит;А в памяти ее голубка воскреситКакой-то прежний час, во мраке бывший белым…И пенье флейты той, которая несмелоРассказывает ей желания мои —Напоминает ей о брошенной в пыли,Обветренной, отеческой и славнойСатира коже или шкуре фавна.

5

Мой конь, крылатый конь, в густой тени дремал.Движением хвоста порой он задевалТраву. И острием моей блестящей пикиЕго коснулся я, и конь поднялся дикий,И повернувшись на восток – заржал.И на него верхом вскочил я и сказал:Идем, уже заря, и час рассвета близок!Я знаю шум дорог и тишину тропинок,Где камни катятся иль стелется трава.Идем, нас ждут леса и моря синева,И тот фонтан, где пить мы будем в час заката,И сказочный дворец, где в стойлах из агатаХрустящий, золотой тебе готовят корм…– И мы отправились, Пегас! Но с этих пор,Горя в часы зари и к ночи потухая,Мы остановлены дверьми, что не сломаютУдары мощные божественных копыт.Засовов и замков резных не сокрушитУдар моей руки и пики, и напрасно,От шеи до колен омытый пеной красной,Ты бьешься об утес преграды роковой,И от рассветных зорь до темноты ночнойВздымаешь в бешенстве мучительных усилийТо мрак, то золото своих разбитых крылий!

След жизни

Моей жене

48. Долг моего детства

Двоился лебедь ангелом в пруду.Цвела сирень. Цвела неповторимо!И вековыми липами хранимаИграла музыка в саду.И Лицеист на бронзовой скамье.Фуражку сняв, в расстегнутом мундире.Ей улыбался, и казалось: в миреУютно, как в аксаковской семье.Все это позади. Заветный домЧернеет грудой кирпича и сажи,И Город муз навек обезображенАртиллерийским залпом и стыдом.Была пора: в преддверьи нищетыТебя земля улыбкою встречала.Верни же нынче долг свой запоздалыйИ, хоть и трудно, улыбнись ей – ты.1949

49. Моя рука

Моя рука – день ото дня старей.Ее удел с душою одинаков.Немногое еще под силу ей:Стакан наполнить, приласкать собаку,Сиреневую ветвь ко мне нагнуть(Ее сломать ей было б тоже трудно),Да записать стихи, да изумруднойСтуденой влаги с лодки зачерпнуть.И это все. Но в скудости такой,Овеянной вечернею прохладой,Есть вечности целительный покой.Есть чистота… – и лучшего не надо!И хорошо, что силы больше нетУ встречной девушки украсть объятье.Степному зайцу выстрелить вослед.Солгать товарищу в рукопожатьи;Что нетерпенье юности моейСменила мудрость осторожной дрожи…Пусть ты слаба и с каждым днем слабей.Моя рука, – ты мне такой дороже!Вот на тебя смотрю я без стыда,Без горечи… и радуюсь невольно,Что ты уже не можешь сделать больноОтныне никому и никогда.1947

50

Вот уж осень ставит свой росчеркПод законченной книгой лета,И она просиявшей рощейВ золотой переплет одета.И оттиснуты на сафьяне,Перелетною стаей, птицы.Зимним вечером, на диване,Перечтем мы ее страницы.Вспомним ивы, овсы, малинуМежду пнями на солнцепеке,Бархат полночи соловьиной,Колокольчик голубоокий.Знать, писалась непонапрасну!Ведь досталось и нам немногоЧистой радости, ласки ясной —Дорогого подарка Бога.Ничего, что и жизнь, как птица,Улетела, пропала где-то…В самом сердце – ее страницы.Перечтем же их! Вспомним лето!1949

51

Снова ночь и снова сердце плачет,И тихонько кто-то говорит:– Милый! Это ничего не значит!Пусть немного сердце поболит!Посмотри: ведь для такой же боли,Взмаха затупившейся косы,И пшеница шелестела в полеЗолотом несжатой полосы.Чтобы после корочкой хрустящейВсех она порадовать могла,Став еще душистее и слаще,Чем она нескошенной была.1949

52. Возвращенье

Смерть придет, так непременно надо.Не страшись ее прикосновенья!В ней не наказанье, в ней – награда,Не исчезновенье, – возвращенье.Разве ты не странником гонимымМерил жизнь, земного отпил горя?Разве ты по родине любимойНе скучал? – по той, за синим морем…Вот уже и мягкий берег – старость.Щебень больше ног твоих не ранит.За тобой спешит по волнам парус!Будь же весел, будь же счастлив, странник!1948

53

Елочка с пятью свечами,Без игрушек и сластей,Робко льет скупое пламяВ нищей комнате моей.Ах, не так же ль у порогаВ мой заветный ВифлеемСам стою я перед БогомНе украшенный ничем!Только иглами сухимиВсех земных моих тревог,Только свечками скупыми,Что Он сам во мне зажег.И мою пуская душуВ путь, намеченный едва,Сам же скоро и потушит, —До другого Рождества!1947

54

Мой дорогой! Меня жалетьИ утешать меня – не надо!Поверь: мне так легко стареть!И сердце словно даже радо.Все стало нынче для меняСовсем по-новому понятно.Как будто от заката дняЯ к утру повернул обратно.И снова солнце на востокСтруит свой путь благословенный.И тленьем тронутый цветокВновь распускается, нетленный.И мне опять идти легко.И в сердце – светлое волненье.И вот совсем недалеко.Уже не сон, а пробужденье1949

55. След жизни

Люблю читать на первом снегеСкупые заячьи следы.Смотри: здесь был он на ночлеге,Тут уходил он от беды,Там он сидел, прижавши уши,Водя усами на ветру,А здесь неторопливо кушалС березки сладкую кору.И на душе тепло и славно.И я, не открывая глаз.Читаю этот своенравный.Наивный заячий рассказ.И думаю: быть может, Кто-тоМоих неизгладимых летС такой же милою заботойВ моей душе читает след.И все, что мне цвело так дивно,Так пело сердцу и уму,Такой же повестью наивнойНаверно кажется Ему!1945

56

Легкокрылым Гением ведомы,Улетели птицы за моря.Почему же мы с тобою домаЭтим хмурым утром ноября?Может, нужно было взять котомку,Палку, флягу, пару верных книг,И пуститься ласточкам вдогонку,Через лес и поле напрямик!Только тем, кто медлят, невозможноПричаститься радостей земли.Через все шлагбаумы, все таможниНевидимками бы мы прошли.И наверно б вышли мы с тобоюЗавтра утром к розовым камням,Тонким пальмам, пенному прибою —Золотым благословенным днямИ наверно самой полной меройБыло б нам, дерзнувшим, возданоЗа крупицу настоящей веры, —За одно горчичное зерно.1949

57

Все мы нынче, так или иначе,Ранены стремительной судьбой.Но пока один зовет и плачет —Говорит, к нему склонясь, другой:Брат! Да будет и тебе открыто:Никакая рана не страшна,Если бережно она обмыта,Перевязана и прощена.1949

58

Мария!

Иоан. 20. 16Моя душа – что мироносицаПеред разверстою гробницей:К заветнейшему чуду просится —И лицезреть его боится.О, маловерная! ПроникнутыБоязнью все твои стремленья!И если не была окликнута —Ты не упала б на колени!1949

59

Прозрачным сном прекрасна ночь моя.Мне, пробудясь, листать не нужно сонник,И круглым хлебцем радость бытияКладет мне утром Бог на подоконник.И посолив отрезанный ломотьДневной заботой, болью и тревогой,Прияв опять мою земную плоть,Я дальше мерю долгую дорогу.И с каждым днем она понятней мне:В ней поровну всего! И я доволенНе только тем, что хлеб в моей суме,Но также тем, что этот хлеб – присолен.1949

60

Если кошка пищит у двериИ ты можешь ее впустить —Помоги обогреться зверю,У плиты молока попить.Если мальчик бредет из школыИ, насупившись, смотрит вбок —Подари ему нож веселый,Смастерить ружье и свисток.Если девушка на рассветеЗамолчит на твоей груди.Как молчат, наигравшись, дети —Через жизнь ее проведи.Это все, что во славу БогаМожешь сделать ты на земле.Это мало и это – много.Это – словно цветок в скале.1948

61. Нежность

Нежность душная сердце жжетКо всему, что живет и дышит,Норы роет и гнезда вьет,Плод лелеет и лист колышет.Так и взял бы весь мир себе,Крепко к сердцу прижал, ликуя!Только в нищей моей судьбеГде мне силу найти такую?Знаю: после, когда я самПерестану быть только тленьем,Этим жадным моим мечтамОтыщу я осуществленье.А пока… А пока я здесьОбречен лишь внимать и видеть,Хлеб украденный молча есть,Огорчаться и ненавидеть…Отпусти же меня скорейВ тишину Твоей звездной рощи,Где заветной мечты моейНичего нет легче и проще!1947

62. Радость

Пусть дано тебе жизней много.Но сейчас ты живешь одну.Пусть она только слог, но слогомСтроишь слово. Служи ему.Строй его хорошо и просто.Как в горах одинокий дом.Пусть доска и пила, как сестры,Породнятся в труде твоем.Будь расчетлив в числе и мере,Не волнуйся и не спеши.А построишь – над низкой дверьюНадпись четкую напиши.Чтобы люди, прочтя, узнали,Что в рабочие будни днейЖил ты в радости и в печали,Но что радость была сильней.Что ее ты, входя сегодняК ней хозяином на порог,Не украл, не купил, не поднял —Сам сработал и уберег.1948

63. Чудо стебля

Вглядись в упругий стебель ржи.Пойми его. И после, ночью.Себе же сам перескажиВсе то, что увидал воочью.Расчетам всем наперекорИ всем наперерез законам,Стремит он в солнечный просторСвою отвесную колонну,И замирает, увенчавЕе тяжелой капителью.Какая кладка кирпичаС такою совладала б целью?Какой бы выдержал бетонТакие трепетные взлеты?Он был бы рухнуть обречен,Дворец, закинутый в высоты!И где бы отыскался тот,Постигший все науки, гений,Что хоть расчислил бы полетЕго легчайших сочленений?А он – построен и стоит,Нерукотворен и чудесен,И о нездешнем говоритСтройнее самых стройных песен.И так обычен он в своемВеличии необъяснимом,Что ты пригожим летним днемПроходишь равнодушно мимо.Ты скуден скудостью земной.Не веришь ни в какое чудо…А вот оно перед тобой.Спокойным вестником «оттуда»!Свидетелем, что есть ответНа горечь всех твоих сомнений.Что там, где строит вечность, нетНевыполнимых вычислений.1949

64. Жизнь

Это все гораздо сложнее,Чем в мудрейшей из наших книг.Жизнь твоя… – ты сроднился с нею,Как к любовнице к ней привык.Ездишь с нею по ресторанам,И закуриваешь, не спросясь,И на коврик ее медвяныйНа ботинках приносишь грязь.А она? Для нее названья,Как ни бейся, не подберешь!В ней и вечности замиранье,И мгновенья живая дрожь.В ней – минувшего тяжкий камень,И грядущего легкий пар.Зачарованными путямиПролегает ее тропа.Светят солнца в нее и луны,И пронизывают ееЗолотые, тугие струны —Мира звонкое бытие.И совсем не словами – песнейГоворит, наклоняясь к ней,Светлоликий, крылатый вестник,Верный спутник судьбы твоей.И от этих сияний звонких,Этих песен, блужданий, встречОбессилев, она ребенкомХочет рядом с тобой прилечь.С ней бы надо, как с самой хрупкой,Самой кроткой и чистой быть,Озабоченною голубкойНад ее головой кружить;Отдыхать на плече покорном,Словно в бурю на берегу,И клевать золотые зернаИз ее приоткрытых губ.1949

65. Поединок

В этом замке все уже давноЯзвой тления поражено.Бледно-розоватая стенаПразеленью мутной солона,Солнечных часов хромой паукПолустертый вяжет полукруг.Статуя с отбитою рукойСторожит свой собственный покой.И морщинами со всех сторонТрещины змеятся вдоль колонн.Никого не любят здесь, не ждут.Смерть как будто торжествует тут.Но вверху на каменном гербе.Ласточка гнездо свила себе.Но у входа тяжкая плитаКорнем дерева приподнята.Но зимой в сиреневую рань.Мох со статуй сгладывает лань.А кругом в снегу бежит, таясь,Заячьих следов живая вязь.Новой жизни свежие росткиЗдесь повсюду внятны и близки.Пусть еще несмелая, онаС виду беззащитна и нежна.Но в веках она переживетТвердость скал и неизбывность вод.Слабую, беспомощную плотьКрепче камня сделал нам Господь.С каждым летом камни хрупче тут,Но пышней азалии цветут.И весенней ласточки слюнаВ беге дней прочнее, чем стена.Нетерпеньем тела и душиПодгоняемая, жизнь спешит.Стройным сыном, словом и мечтойЖизни ты навек причастен той.Не пугайся тленья и могил.Навсегда бессмертен тот, кто жил!1947

66. Памяти горьких лет

Не сейчас! – в Христово Воскресенье,Под адриатический прибой,В померанцевых садах МантеньиБыло бы нам встретиться с тобой!А на самом деле: ночь и стужа,Степь и паровозные гудки.Перед фонарем снежинки кружат —С наших мертвых яблонь лепестки.В обреченные, дурные годыМы с тобой, любимая, живем…Почему же в эту непогодуВсе-таки нам хорошо вдвоем?На твоей щеке снежинки тают,И рука под шубкой горяча,А висок так сладко отдыхаетВ узкой ямке твоего плеча.Скрипнули и заскулили оси…Вот мы снова в безымянный путьРавнодушные тела уносим,Забывающие отдохнуть.Потерпи еще немного! ВскореМы проснемся в странной тишине.Взглянем – и внизу увидим мореС парусом на голубой волне.Побежим к нему крутой тропинкойСквозь притихший сад, где там и тутЯщерицы с изумрудной спинкойЗолотые грозди стерегут.Задыхаясь, ступим на горячий,Жемчугом унизанный песок, —И поймем… и так легко заплачем,Как я в детстве только плакать мог.А оставленные нами трупыВыкинут соседи на ходу.Разве им понять, слепым и глупым,Нашу радость и свою беду?Разве мы вернемся и расскажем,Что мы белым парусом плывем,Белой пеной ворох кружев вяжем,Свежим ветром в облаках поем?Потерпи еще, моя родная!Нам уже совсем недалекоДо почти немыслимого рая,Где светло нам будет и легко!1946