Полное собрание стихотворений

Дмитрий Кленовский

Полное собрание стихотворений

Палитра

Светлой памяти

моего незабвенного отца и друга,

академика И.Е. Крачковского

I

1

В тот час, когда в душе угас почти совсемНеповторимый бред вчерашнего порыва, —Как медленны тогда созвучия поэм,Как грусть полутонов особенно красива…Душе, уставшей жить в безумии былом,Еще дороже жить почти неуловимо…О, только для того и стоит быть огнем,Чтоб в воздухе потом растаять легким дымом!..

2

В глазах твоих почти нездешняя печаль.И вот мои глаза печальны тоже ею.Я душу всю твою хотел бы взять; мне жаль,Что позволяешь ты… – и что я не сумею…Безумно сказочно, мучительно светлоМне кажется всегда все то, что мной любимо,И сколько чудных грез поэтому прошло,Едва задев меня, едва отдавшись… мимо.Как много тонких рук я мог бы взять в свои,Когда б я только был не так всегда печален!Я знаю, сколько их стихи мои вплелиВ узор вечерних снов своих прозрачных спален…Я знаю хорошо, я знаю наизустьВсю робость грез моих и всю мою небрежность,Слова, которых я жалел развеять грусть,Разлуки, чью не смел убить я неизбежность.Я помню (я еще ребенком был тогда)Сверкающий залив и неба купол синий.И дачу, где я жил, и море, где водаСмывала желтых пчел с нагнувшихся глициний.Я помню, я любил их приторных цветовОрнамент трепетный, – любил одно их имя;Как часто был тогда я их сорвать готов,И унести к себе и надышаться ими…И вот я до сих пор не знаю отчего:Боязнь ли сторожа, отъезд ли наш случайный, —Но я не тронул их, из детства моегоИх образ унеся, томительный и тайный.Я вспоминаю вас, глицинии весны!Я для вопросов всех нашел печаль ответов,И для меня теперь вы властно сплетеныС туманной чередой неясных силуэтов.И ваших гроздий тон и странный ваш изгибТеперь слились во мне, – и виноваты вы же! —С руками, что вчера меня обнять могли б,С глазами, что в мои смотреть хотели ближе,Со всем, что я любил и между тем не смелНазвать моим, со всем, что быть моим могло бы!Кто знает?., может быть, я сам того хотел…Я вспомню это все уже почти без злобы…Почти… И только сны вечерние моиПечалить будет тень сплетенных ваших линий:Глицинии, – моей прообразы любви,И женщины, – моих прообразы глициний!

3. Un pastel

Ей скучно повторять заученные гаммы.Ее зовет весна, игрушки, спящий сад.А тут ей только вечно говорят:«Жинетта, вы ленивы, вы упрямы!Вы не умеете держаться даже прямо!»И легкая печаль туманит детский взгляд…– Ее зовет весна, игрушки, спящий сад.Ей скучно повторять заученные гаммы.Меж ставен полосой ворвался яркий свет:Он зажигает стол, забытых роз букетИ кудри светлые склонившейся головки.На сумраке стены темнеет ряд картин,И под рукой небрежною и легкойРассказывает сказки клавесин.

4

Вам странно, отчего последний разговор,Который Вы со мной теперь иметь хотите,Назначил я Вам так невежливо, – простите, —На улице… Какой необъяснимый вздор!Но слушайте: теперь зима; пушистый инейОбрисовал давно перила у мостов;На набережной и в аллеях острововСнег – утром золотой, а вечерами – синий.Теперь уже зима. А знаете, зимой,На улице, где жизнь поспешна и случайна,Все кажется одной необъяснимой тайной; —Пусть ею будет Вам последний образ мой.Там, в яркой тишине гостиной освещенной.Я не сумел бы скрыть от Вас мою печаль, —Я, написавший Вам, что мне почти не жальЛюбви исчезнувшей и дружбы расплетенной.Я там казался бы и странен и смешон.А здесь… Вы ничего здесь не поймете точно!Кто знает, почему, случайно иль нарочно,Воротником пальто мой голос заглушён?Кто знает, просто ли сейчас я оступился,Когда я с Вами шел по скользкому мосту, —Иль понял, что пора убить мою мечтуИ этой же мечте в последний раз молился?Кто знает, для того ль в карманы я сейчас,Чтоб только их согреть – свои засунул руки,Иль я сжимаю их от злобы или муки,Что ими удержать я не сумею Вас?Кто знает, отчего я на прощанье малоСкажу Вам, – нету сил иль фразы не слышны?Поэтому иль нет глаза мои грустны?И что это: слеза иль просто иней талый?..

5

В тот день, когда судьба разъединяет властноДвоих, которые хотели бы напрасно,Хотя б на несколько часов еще, продлитьДавно любимых грез невидимую нить;Когда судьба двоих уводит без возвратаОт незабытых снов недавнего «когда-то»Путями разными в неведомую даль, —Она на них двоих дает одну печаль.И разделить ее, одну, между собоюОни должны тогда, как знают, – и пороюС собою равную уносит каждый часть;Но если новым сном уже другая властьКого-нибудь из двух коснется по дороге, —Другой, в безумном сне, в мучительной тревоге,Надолго, может быть, в загадочную дальВ одних своих глазах уносит всю печаль.Мой друг, я помню сам, что расставаясь с ВамиЯ встретил грустный взгляд печальными глазами.Я знаю, поровну тогда между собойМы разделили грусть. Но длинной чередойС тех пор прошли года в душе моей усталой.И вот с недавних пор и мне казаться стало,Что прежняя печаль в глазах моих сильней.Не потому ли, друг, что промелькнувших днейДля Вас теперь уже туманней очертанья?Не потому ли, друг, что Ваша часть страданьяИз Ваших перешла во взгляд моих очей?О, скоро, может быть через немного дней —Вы все забудете! А я… – а я невольно,Но зная, почему мне так безумно больно,С собою унесу в глазах моих, – о пусть! —Всю грусть… Всю грусть… Всю эту нашу грусть!..

6

Душа моя – вечерняя гондолаНа зеркале опаловом канала,И фельц ее, снаружи без узора,Внутри обит материею алой.Ее ведет какой-то странный кормчий,Всегда печальный и всегда влюбленный,И песнь его то тише, и то громчеВ ночной тиши лагуны полусонной.Душа моя – вечерняя гондолаНа зеркале опаловом канала.Она увозит мимо Сан-ПаолоУсталых женщин с конченного бала.За силуэт небрежный или строгий.За чистоту или греховность взора.Она во всех них влюблена немного —И все ее забудут слишком скоро.В часы рассвета иль в часы заката.Когда томит неясная истома.Она какой-то грезою объята.К чему-то невозможному влекома.Ее зовут, зовут далеко в мореИ крылья чаек и волны опасность.Но странный кормчий с грустию во взореЕе полета сдерживает властность.Ей не видать безбрежность синей дали.Ей не дышать соленой пылью пены:Ей суждено на блекнущем каналеСедых дворцов стеречь немые стены.Ей суждено услышать только сказкиЗабытых rio, струн гитары пенье;Ей суждено узнать одни лишь ласкиУлыбки, взгляда и прикосновенья,И близ пьяцетты, у пустого мола,Грустить о том, что это слишком мало…На зеркале вечернего каналаМоя душа – вечерняя гондола…

7

В этот снег и вьюгу, в этот страшный холодМне еще роднее, мне еще милейТот букет фиалок, что сейчас приколотНа меху пушистом у груди твоей.Пусть оно жестоко, может быть, немного,Пусть цветы завянут раньше чем всегда, —Осудить я это не сумею строго,На вопрос об этом не отвечу «да».Твой букет напомнил легкими цветамиТу любовь, которой жизнь моя полна:Как и в нем, в ней столько грусти временами,Как и он, порою, так проста она.Как и он, завянет бесконечно скоро,Как и он, бесцельна даже, может быть;Расставаясь тихо с их двойным узором,Я ее сумею, как его, забыть.Но я знаю, все же, что она недаромГрустью напоила взгляд моих очей,Что она мне будет самым лучшим даром,Самой лучшей сказкой юности моей,Что она дает мне бесконечно много,Что, благодаря лишь только ей одной,Я пройти сумею долгою дорогойС чем-то очень светлым в памяти больной.И что чувство это в этот страшный холодМелких увлечений и пустых страстей —Тот букет фиалок, что сейчас приколотНа меху пушистом у груди твоей.

8-9. Les Deux Sonnets De L'Amoureux

De Colombine

 «Карнавал» Шумана балет Фокина

Т. П. Карсавиной

1. После спуска занавеса

Незваным я пришел на этот карнавал.Я не знаком ни с кем. И лишь одна Эстрела,С улыбкою своей и долгой и несмелой.Сказала мне слова… но я их не слыхал…И я иду один. Едва светает… БалУже окончился. Я помню, – скрипка пела…И в памяти моей какой-то образ белыйОстался… – Эта ночь безумна… Я устал…У длинного стола, где догорают свечи,Пьеро! – ты, может быть, мечтал о той же встрече?Но ты ушел; твой стул теперь стоит пустой…Я сяду на него и черным силуэтомНа фоне скатерти и дали золотой —Я буду ждать ее… Я буду час поэтом…

2. Jalousie

Меня безумно злит Ваш пестрый арлекин!Вы любите его печальными глазами…Скажите, отчего он так обласкан Вами?Он недостоин Вас, царица коломбин!Пусть вместе вы сошли со стершихся картин:Ужимки и прыжки нельзя любить годами!Сознайтесь, ведь уже он был несносен в раме!Он так шокирует мой поэтичный сплин!Он беззаботен, пусть, его апломб безмерен;Вы не находите? – Он слишком в Вас уверен!Я вызову его сегодня на дуэль!..Мы будем драться там, у длинной балюстрады,В рассветном воздухе, туманном как пастель…И буду я убит… – И будете Вы рады.

10

Как мало белых роз осталось для тебяВ душе моей, душе мятежной!Одни я подарил, любя и не любя,Другие сорваны бесцельно и небрежно.Кто может запретить проснувшейся веснеЦветы свои дарить без отдыха и счета?Вся молодость моя принадлежала мне.Я не сумею в ней отдать тебе отчета.Теперь, когда душе понятней и больнейВсе эти первые, безумные утраты,Когда ее цветы ветрами долгих днейТак бессознательно и так бесцельно смяты,Когда моя мечта опять горит огнем,А белых роз в груди осталось слишком мало —Мне грустно, что в своем безумьи роковомИх молодость моя так щедро раздавала!– Последние цветы в груди моей горят…Я их отдать забыл иль их сорвать забыли?– Прости, что я дарю их грустный ароматВ обмен за чистоту твоих весенних лилий!Прости, что лучшего тебе я не принес,И что для твоего венчального букетаВ груди моей не хватит белых роз…– Прости меня, прости меня за это!..

11. Ее письма

Я помню, – я их знал когда-то наизусть,И самому себе я повторял повсюдуИх фраз несбыточных доверчивую грусть…Я их почти забыл, – я их совсем забуду…Теперь они лежат на письменном столе,Но бросить их в огонь мне не хватает силы.– Пускай они порой почти чужие мне,Пускай порою мне они почти не милы,Пускай созвучья их для сердца моегоПочти утрачены, почти уже неясны, —Я оставляю их… – хотя бы для того,Чтоб как-нибудь потом найти их бред напрасный,Чтоб ими разбудить мою былую грусть,Их тихим шелестом напомнить трепет дальний,И лишний раз сказать с улыбкою печальной:«Я помню, – я их знал когда-то наизусть…»

II

Муза Дальних Странствий…

Н. Гумилев.

12

Уйти, уйти от всех! На Гарда или Комо.В деревне, в комнате с распахнутым окномЖить одному! Мечтать! Не думать ни о ком!Почти что никогда не оставаться дома!Забыть, что где-то есть далекий силуэт,Чью тень мои глаза любили и искали;Влюбиться в шепот вод и в ширь лазурной дали,На почту не ходить и не читать газет.От ласковой зари до яркого закатаБродить в густой тени покинутых садов,И с грустью понимать, что слишком мало слов,Чтоб объяснить все то, чем сердце так богато.А тихим вечером, когда на глади водОгней береговых играют отраженья, —На пристань уходить, чтоб видеть на мгновеньеС другого берега зашедший пароход.На низкой палубе, где образы неясны,Где лампы тусклые дают неяркий свет,Найти какой-нибудь случайный силуэт,И полюбить его бесцельно и напрасно.По узким улицам уйти к себе, домой,С душою радостной и грустною улыбкой,И у чужих ворот, в тени оливы гибкойЗаслушаться до слез какой-нибудь плохой.Какой-нибудь плохой, ненужной, старой скрипкой..

13. Венеция

Простора шумного сверкающей пьяцеттыМилее улиц мне забытых тишина.В них столько прелести! – и вновь покоренаИх лаской тихою печаль души поэта.Их тень зовет меня, и в мягком полусветеПо плитам скошенным и узким ступенямИду, иду вперед, куда? – не знаю сам,И радость тихая звучит в моем ответе.Вот улица одна окончилась. ПодъемНа стройный мост. Минутный свет кругом;Внизу – зеленых вод канала плеск печальный.Один… И в тишине так ласково звенитИ этот плеск о дремлющий гранит,И монотонный крик гребцов гондолы дальней.

14. Davos, Arosa, Leisin…

Л. А. 3.

Я знаю девушек: одни они живутВ бесцветных комнатах швейцарских санаторий.Они недавно лишь приехали и вскореУйдут, как те ушли, что жили прежде тут.Скажите это им, – они вас не поймут.Доверье детское в их обреченном взоре.Они повторят вам в прощальном разговоре.Что вас они к себе, – ну, скажем, в Лондон, – ждут.Обед их в шесть часов. Они ложатся рано.Цветные томики французского романаСиделка отберет и спрячет под замок.Досадно и смешно. Бранятся, хмурят брови, —И пробуют заснуть, прижав к губам платок,В котором иногда бывают пятна крови.

15

Profils perdus

Paul BourgetВ Ментоне, Ко, Флоренции, ДовилеИли в Mont d'Or?В Палас-отель, в отель Регина илиВ отель Виндзор?В трамвае, парке, hall'e иль гостиных,И сколько раз,В былые дни моих поездок длинныхВстречал я вас?Вы были всюду та же и не та же,И я не знал,Знаком ли я был с вами или дажеВас не видал.Вы были то блондинкой, то брюнеткой,И я привыкСлыхать под вашей спущенной вуалеткойЧужой язык.Порою вы печальной мне казались.Зато потомВы так безумно весело смеялисьНад пустяком.И мне печаль иль радость вашей речиБыла мила…То кружева ласкали ваши плечи.То шеншила…Вы каждый раз других духов любилиЦветную пыль:Вы l'Origan в два дня переменилиНа Roses de Nil.Лишь иногда, в обмане неизбежномБанальных фраз.Обманы слов, бесцельных и небрежных,Сближали нас.Зато порой, не обменявшись взглядом,Мы по часамВ ином кафе сидели с вами рядомПо вечерам…Всегда в плену моей мечты неясной,В семнадцать летЯ полюбил надолго и напрасноВаш силуэт.Как много вам элегий и печалиЯ подарил!О, если б вы хотя немного знали,Как я любил!Но грусть моя вас каждый раз терялаТо там, то тут… —Ведь нас судьба всегда соединялаНа пять минут!Но я привык к печали безотчетнойПодобных встреч.И я сумел ваш образ мимолетныйВ груди сберечь…В какой стране, в каком отеле шумном.В который раз.Влюбленный в вас бесцельно и безумноЯ встречу вас?В cafe Regence, на rio di Foscari,Ha rue Gounod?В bois de Boulogne, в уютном sleeping car'eИль в казино?В Ментоне, Ко, Флоренции, ДовилеИли в Mont d'Or?В Палас-отель, в отель Регина илиВ отель Виндзор?

16

Для ваз, тончайших ваз чудесного Челлини,Венчавших славою печаль его чела,Сама Италия с улыбкою далаЖивую красоту своих волшебных линий:Изгиб стены, рисунок стройных пиний,Неясный силуэт забытого дворцаИ трепетный узор садов, где без концаГорит орнамент роз, азалий и глициний.Ему подарены, и в блеске ваз живут.От Комо – аметист, от Капри – изумруд,А пурпурный закат на зеркале Канала,На rio спутанных Венеции моей —В изгибах легких ваз, среди других камней,Горит созвучием рубина и опала.

17

Ты помнишь? – мы были в ВерсалеВ осенний задумчивый день.Мы шумный Париж променялиНа эту бесшумную тень.Ты помнишь, как серые стеныНас вывели в вянущий сад?Как ты покупала мадлэны,Как ты не хотела назад?В аллеях листы монотонноЛетели с деревьев к земле,В замолкших фонтанах ЛатоныГрустили на желтом ковре.И там, где туманней и глуше,Где все в неразбуженном сне, —Нашли мы этюды la Touch'aВ сонетах Henri de Regnier.В бассейна бестрепетном лонеТвой образ терялся и гас.На этом загадочном фонеВсе было загадкой для нас.Ты помнишь? В уютной коляскеНа нашем обратном путиМы только молчали, как в сказке.Мы слов не хотели найти.Все то, что вернуться могло бы,Нам было так трепетно жаль, —И после мы поняли оба,Что мы полюбили Версаль.

18. В саду одной из старых вилл, на Комо

«Да, этот сад дает не мало мне хлопот!Как только умерла графиня, сын графиниВ Париж уехал; там живет он и поныне;Не вижу я его уже который год.Все пишет только мне: убавь, убавь расход.Живет он широко; читал о нем в газете.И вот пришлось совсем забросить розы эти,А жалко: – кое-как весь сад теперь растет!..»Садовник замолчал… Спускалася прохлада…Аллеи узкие покинутого садаГрустили в сумраке вечерней тишины…Кусты последних роз ко мне склонились ниже,И мне послышалось: «мы умереть должны: —Цветы оранжерей так дороги в Париже!»

19. Амальфи. Монастырь

Сквозь рамку белую старинной колоннадыИ ветви пыльные скучающих оливСверкает небосклон, и город, и залив,К которому сойти зовут ступени сада.Быть может, там, внизу, и воздух и прохлада,Но солнца южного так радостен призыв, —И жалко двигаться… Сегодня я ленив;Мне чудно хорошо, мне ничего не надо…И мне мерещится сквозь дымку снов моихКакой-нибудь монах, который меж другихЗдесь так же сиживал и так же спал, наверно,В дни жаркие, пыхтя, сосал большой лимон,Дарами прихожан смущал неверных женИ в келию таскал из погреба фалерно.

20

Вы в hall'e моего отеляСегодня были в пять часов;Пройдя по бархату ковров,Вы на одно из кресел сели.Вы две газеты просмотрели,Пока швейцар, без лишних слов,Принес вам список всех его жильцовЗа две последние недели.И над бумагой небольшойВы наклонилися. ПоройВаш взор туманился заботой.Вы просмотрели, не нашли,Вздохнули, встали и ушли… —Я полюбил вас отчего-то!..

21. Фьезоле. Монастырь св. Франциска

Как ни старался я монаху объяснить.Что год тому назад, свободно, без преграды,По узким келиям и по аллеям садаЧасами целыми один я мог бродить, —Меня не согласился он пустить;И отвернулся я с невольною досадой.О, только пять минут, – мне большего не надо!За пять минут я все успею пережить!Но он захлопнул дверь, и только на мгновеньеУвидел я аллей знакомых направленье,Колодец с розами, узор седых оливИ ту скамейку, где с безумною печальюЯ столько раз мечтал, о мире позабыв,Глядя, как небосклон сливался с синей далью…

22. Воспоминанья об Италии

О, эти мелкие, прелестные деталиПоездок! Реализм меж этих вечных снов!Журнал, потерянный в тиши пустых садов;Билет, украденный в Болонье на вокзале;Лимон, зацепленный гондолой на канале;Мошенник, знавший пять нелепых русских слов;Плохой бенедиктин в Орвьето; семь часов,Что в Кьюзи, кажется, мы пересадки ждали…Воспоминания еще недавних дней,Картины лучшие Италии моей, —Простите! – в памяти я вас поставлю рядомС мальчишкой, что просил подачки битый час.С ризотто спорченным, и этим псом, что разЯ в Тиволи кормил швейцарским шоколадом!

III

23

Печаль моих стихов я посвятил давноГлазам задумчивым, глазам печальным вашим.Им было, помнится, в моих читать дано:Они поэтому еще мне были краше.Теперь вы далеко… Я знаю, вы ужеЗабыли обо мне. А я… – сознаться больно, —Но сердце новым снам и новой госпожеМолилося не раз, хотя бы и невольно.– Быть может, как-нибудь случайно к вам дойдетТа книга, где мои заставлю вянуть песни,И ваш забывший взор с досадою прочтет,Что кто-то для меня был даже вас прелестней.И будет странно вам. Среди знакомых строкВам что-то станет вдруг безумно незнакомо;И вы прошепчете: «Он так писать не мог!Я вместе никогда с ним не жила на Комо!Я говорила «Вы»! Мои не те меха!Фиалок никогда я не ношу весною!»Но что-то вдруг блеснет сквозь диссонанс стихаКакой-то ласкою знакомою, родною…И это чуждое для вас по временамВам так покажется на прежнее похоже, —И не поймете вы… Поймите же, что все жеПечаль моих стихов я посвящаю вам!..

24

У Музы моей золотистые кудри,Небрежный и ласковый взгляд;Туманные слезы плененных жемчужинНа пальцах усталых горят.Она не одета в прозрачные тканиИль в ярких материй узор;На ней, как в простом современном романе,От Ворта закрытый tailler.Какой-нибудь камень, чудесный и редкий,В ее не играет кудрях.Черты закрывает густая вуалетка,Перчатки на тонких руках.Весенних фиалок букет ароматныйПриколот к ее шеншила; —Она непослушна… она непонятна…Она бесконечно мила…По целым неделям порою, быть может,Ко мне не заходит она;Тогда мое сердце почти не тревожитМираж мимолетного сна.Бесцельно проходят часы за часами,Мой вечер мучительно тих,И я разрываю, листы за листами,Начало элегий моих.Но часто, в часы одиноких мечтаний.Когда за рабочим столомЯ жду невозможных и странных свиданий.Скучаю, не зная о ком;Когда в моем сердце сильнее рыдаетПечаль непонятного сна, —Я слышу, как двери она отворяет,Я вижу, как входит она.С небрежной улыбкой, с насмешливым взглядом,Она, – и я это хочу! —Садится со мною доверчиво рядом,Плечом прикасаясь к плечу.Упрямые кудри лениво отводит,Снимает перчатку свою,По белой бумаге внимательно водитПослушную руку мою.И я отдаюсь мимолетным миражам,И долго, близка и нужна,Слова за словами, за фразами фразыМне тихо диктует она…И вечер проходит, и сказкою хмуройИграет метель за окном.Высокая лампа в плену абажураГорит одиноким пятном.Неясною лаской, истомой невнятнойКасается дрема чела,И легких фиалок букет ароматныйГрустит на ее шеншила…

25-26. В Финляндии

Зимние акварели

1. На воздухе

Пусть колокольчик пел под красною дугойТак недогадливо и так немузыкально.Но в медленном плену дороги снеговойМне было без него достаточно печально.Лошадка шла сама, не тронута вожжой.В вечерней тишине уже тускнели дали.И я не мог простить, зачем я слишком твой,Когда твои глаза в мои глядеть – устали.Ты, кажется, спала. Под шляпкой меховойЯ смутно различал лица изгиб овальный,А колокольчик пел под красною дугойТак необдуманно и так немузыкально!

2. В комнате

Тюльпаны желтые в березовом горшкеПоставлю я к себе на узкое оконце.Сосульки длинные висят на желобке:В них ночью спит луна, а днем гуляет солнце.В веселой комнатке один я целый день.Смотрю на яркий снег, на сосны, на дорогу,Читаю, если мне писать бывает лень,И ночью, перед сном, молюсь немного Богу.Но не приходишь ты… А если б и пришла,То будут ли тебе достаточно понятныУпреки в комнате, которая светла,Где солнцем зажжены ликующие пятна?

27

Осень близко. Желтый лист мелькает.И опять до утренней зариРанний вечер тихо зажигаетВдоль пустынных улиц фонари.Облака так низко над землею.В тихом зале скучно и темно.И дожди минутные пороюТяжело и резко бьют в окно.Осень близко… В парке, на озера.На пруды заросшие кругом.Тихо рея, листья лягут скороЗолотым и трепетным ковром.Зашуршат аллеи под ногами,Белых астр поблекнет красота,В серой дымке, в ласковом туманеДальний лес потонет, как мечта.Новых грез вернется мне ошибка,И опять, – и это мне не жаль, —Опьянит меня своей улыбкойСтарый друг, осенняя печаль…

28. Маленькую маркизу отвозят в монастырь

Ее всю ночь баюкало в дормезе,А рано утром кучер и лакей,С поклоном низким, подарили ейПо самой яркой, самой красной розе.Еще прохладой веяло в лесу;Из-под колес спасалися гурьбоюЛягушки; длинный хлыст сбивал пороюС прозрачных листьев яркую росу.В жеманной речке отражались ивы;Цвели луга; неслось жужжанье пчел;Спала деревня; у стены оселЖевал репейник и смотрел лениво…Чтоб вылезти и чтоб нарвать цветовНа ярко синей, радостной полянке.Она щекочет шею гувернанткеПрикосновеньем легких лепестков.Но та строга, неумолима даже:«Нам надо быть к семи в монастыре!Он там, ты видишь, – слева, на горе».И поправляет ленты на корсаже.Ах да, она забыла! – ночью ейВиконт приснился, – что за сон чудесный!Он говорил: «маркиза, вы прелестны!»И руки целовал ей до локтей.А тут ее на много лет запрячутОт этих всех загадочных вещей,Оденут скверно и прикажут ейВесь день молиться… – и маркиза плачет…А в гору медленно ползет дормез;Фруктовый сад, стена, фонтан, ворота…Подножка щелкнула; развеяна дремота,И падают из рук стебли увядших роз…И мать-игуменья встречает на дорожкеТу, что с собой Мадонне принесетТри тысячи французских ливров в год.Вопрос в глазах и две прелестных ножки…

29

Прозрачное раннее утро дышало весенней прохладой.Вершины деревьев горели под лаской луча золотого.Он шел по заглохшим аллеям забытого старого садаЛюбимую женщину с грустью увидеть в объятьях другого.Он знал ту аллею, в которой они назначали свиданья:Там гуще сплеталися ветви, теснее ложилися тени,И так безотчетно дарили неясное благоуханьеАкации желтые грозди и белые ветки сирени.И он их увидел, где думал. Они говорили, и внятноВесеннее утро будили их юные, смелые речи:А утро уже просыпалось, и ветер ласкал ароматныйЕе непослушные кудри, ее обнаженные плечи.В руках ее – ветка сирени; к губам прижимая неясно,Она отдает ее после с капризной улыбкой другому.О, как он тогда ненавидел, безумно, мучительно, властно,И белую ветку сирени, и неги весенней истому!И сколько стоял он – не помнил. Когда же очнулся, то былоВсе тихо и пусто, и только порою, угрозой несмелой,Еще незаснувшая злоба послушную память будила.И белая ветка сирени на старой скамейке белела.Душистым, проснувшимся ветром пахнуло; листва зашептал;По гравию узкой аллеи, мелькая, забегали тени.Он тихо нагнулся и поднял и, чтобы она не завяла,С собою унес он с улыбкой забытую ветку сирени…

30. Летом

Георгины на круглом столеПобледнели с потухшим закатом…Вы зайти обещали ко мнеС сен-бернаром и маленьким братом.Я велел принести на балконСтаромодные синие чашки.Мой заброшенный сад напоенАроматом некошеной кашки.Этот милый минутный визитБудет все же почти не визитом!У меня шоколад и бисквит:Двое младших займутся бисквитом!А для вас… а для вас у меняЕсть цветы небольшого букета.Тихий вечер июльского дняИ четыре неясных сонета…Будет тихо… Сквозь ветви березДолетят монотонные стуки…Сен-бернара обиженный носНам уткнется в сплетенные руки…Головенка с большим хохолкомОторвется на миг от бисквита:«Расскажи-ка еще мне, как гномОт колдуньи забрался в корыто!»Шелест листьев… Спадает жара…Я забыл все рассказы про гнома!..Но куда вы? – «Домой. Нам пора.Я давно обещала быть дома».Сен-бернар от восторга хвостомОпрокинет забытые чашки.Торопясь, мы пойдем вчетверомПо ковру темно-розовой кашки.Мальчуган на изглоданном пнеСнимет домик со скользкой улитки.– О, позвольте, пожалуйста, мнеПроводить вас до старой калитки!Я открою… закрою… мелькнетВдалеке ваша шаль голубая…Эта ночь, – она скоро придет…Добрый вечер, моя дорогая!