Расшумелась октябрьская песняи с ветрами в степных раздольяхразносилась вдали повсеместно...Он на фронт пошел добровольцем.Ведь везде, где в грозе военнойподнимает свобода знамя,там поляки в строю неизменномаршируют с другими борцами.Мерный шаг измеряет равнину,сжали пальцы винтовку, твердея, —всю Россию и Украинутак прошел он, красногвардеец.Были штурмы, атаки, походы,были Врангель, Юденич, Деникин,шел он, красный солдат пехоты,ни пред кем в боях не поник он.Зимний холод, распутица, вёрсты,голод, раны, вши да больницы,кровь на земле высыхала черствой,так ширились республик границы.Был он взводным и ротным и вернобил по цели с цепью стрелковой,командир боевой, примерный,прямодушный, сердечный, суровый.Кароль с белыми дрался смело,расправлялся со сворой барской,его сердце билось, кипелореволюцией пролетарской.

Во взрывчатой смеси начало свободы,многоязычной толпы громада,на своих костях ты счастье народастроишь, Четырнадцатая бригада.Напирают фашистские орды,хотят из народа вытянуть жилы.Названье «Интернациональной» ты гордопод красным знаменем заслужила.Это братский знак, понятный, знакомый —кулак, поднятый над головой!No pasaran! И отзвуком грома:«последний и решительный бой...»Со всей Европы для удараидут пролетариив Мадрид и в Гвадалахару,в Сьюдад Университариа.Кто же ведет тебя к славе,командует массой, в бригаду сбитой?Металлист, рабочий из Варшавы,генерал Вальтер знаменитый!Среди полей Испании знойнойсражаясь с фашистским скопом,под пулями не сгибаясь, спокойнопроходит он над окопом.Штурм Сарагосы. Рев металла...«Орудия на передовую!»Уже бригада дивизией стала,время и кровь текут не впустую...Снова, солдат, уходи скитаться,затишье сейчас на краю переднем,но и завтра будет кровь проливаться —бой этот не был последним.

VII

Дороги войны не пройти просто,не одна задержит преграда.Встал немецкий «Drang nach Osten»[28]у Сталинграда.Орудия, танки завязли надолго,обрушилась, огневея,другая стальная волна – от Волгик Шпрее.В руинах Польша геройскис сентября ведет бой кровавый,сражается польское войсков Варшаве.Генерал дошел до Вислы,армию организуя.Через реку летят его мысли,зачерпнул, пьет воду речную.«Генерал, из цепи вражьейс того берега нас обстреляли...»Разве кто из солдат прикажетгенералу?Он бросился в воду, как прыгают дети,радуга в брызгах повисла...«Всех рек дороже на светеВисла».Как древний Ахилл, закаленныйкупаньем в стиксовой бездне,он армию вел неуклоннона Дрезден.Под обстрелом, в огне наступлений,среди минометов, у батареипишет поэт сраженийэпопею...Уже весна. Год Сорок Пятый.На Берлин дорога открыта.Смолкли орудий раскаты,трупы зарыты.

VIII

Над разбитым городом солнце восходит,жито шумит на взрытом поле.Рабочим – хлеб и станок на заводе,крестьянам – земля и воля!Раскроем объятья от счастья,радость в сердцах не вместится:Одра и Ниса! Балтика настежь!Железо! Уголь! Пшеница!Строясь, встает из руин Варшавав бетоне, известке, асфальте.Армия на страже границ и права,в армии – генерал Вальтер.Еще рыскают по лесам фашисты,каиново отродье.Армия из народа, она очиститземлю Польши народной.Генерал, как всегда, неусыпно, храбро,полный вниманья, участья,теперь над Саном, как раньше над Эбро,каждый день объезжает части.Сам у руля. Две машины с отрядомвпереди, а третья сзади.Стоп! Внезапно под Балигродомвыстрелы из засады.«Все из машин! Вперед! На высотку!»Рассыпалась цепью охрана,с пригорка пули звякают четко,бандиты стреляют рьяно.Меток бандитский огонь прицельный,ранено наших немало,сам генерал ранен смертельно,пуля вторая просвистала.Светят глаза вождя, догорая,смотрят сурово, строго:«Поднимите... Я умираю...Не оставьте здесь, на дороге...»

Не о каждом песня поется,но хранит народная памятьэто имя: оно вознесетсялегендою над веками.Ему памятник – наша армияи трубы фабричные в дыме.Песнь начнет мастерская токарнаяс волнами Вислы седыми.Вы слышите – шумным плескомволны поют, заигралио Вальтере-Сверчевском,о рабочем и генерале.

Слово о Сталине

Век девятнадцатый погас,как в полутьме фабричных зданийперед рассветом гаснет газ, —век забастовок и воззваний,когда еще рабочий классземли не сдвинул с основанья.Маркс огласил свой «Манифест» с трибуны.Кричали перестуки телеграфово мощи Бисмарка, о гибели Коммуны,о нарастанье кризисов и крахов.Росли прядильные Манчестера и Лодзи.Плясали акции под звон и лязг металла.В подвалы,в чердаки,в предместьяшло предгрозье.Шли толпы.Человечество восстало.О песнь Потье! Кровавым битвам вторя,звени и пой далеким поколеньям!О «революция, локомотив истории»,тебя предвидел Маркс, тебя направил Ленин.Век девятнадцатый погас,как гаснет газ в рассветной дали,когда в борьбу рабочих массвошел двадцатилетний Сталин.

Не испугаться, не отстраниться,когда история страшнее сказок.А жизнь прекрасна. Ее страницы —тайга Сибири, хребет Кавказа.Лжет тишина тюремных камер,в подземной глуби бьют ключи.Бьют буревестники крылами,зарю зовущие в ночи.Пускай кренится алое знамяна демонстрации тбилисской.В России вспыхнет грозное пламя.Мир озарится нетленной искрой.Девятьсот Пятый рассеет мрак.Октябрь откроет ворота настежь.Напрасно ты бьешься, хитрый враг,напрасно правду Партии застишь!Везде, где кровь, где огонь и дым,где боль и гнев, где стонет рабочий,там голос Партии непобедим,она – маяк в беспредельной ночи.

III

Революция, локомотив деяний,хвала твоим машинистам!Враг не потушит твоих сияний,хвала пылающим искрам!Слава тем, что в метельном полетверже гранита встали,как воплощенные разум и воля,как Сталин!Сгинула белогвардейская орава,сгинула, не возвратится.Выстоял прочный, вечный, как слава,юный Царицын.Шли напролом фашистов колонны,били свинцовым градом,—спят, сожжены огнем непреклоннымпод Сталинградом.Миром, благословенным трижды,дышит вселенная вся.Знамя Советов, вольно паришь ты,стражу над веком неся!

Двадцатый век расщепляет атом.Рухнула Хиросима.Бомба, грозящая взрывом проклятым,разве непобедима?Вражьи войска иль скалы расколешь,будто лесные орехи,иль повернуть назад приневолишьнеукротимые реки?Дадим мы пустыням прохладу рек,пустыни наполним жизнью,направим дальше двадцатый векк счастью всемирной отчизны.Мы ветром повиты, солнцем облиты,не знаем пути назад,—мы строим Речь Посполитукрестьян, рабочих, солдат.

Мчится история дальше.Век семафором открыт.Без славословья и фальширеволюция говорит.Славу ее Машинистуветры земные трубят —другу, вождю, коммунисту,—имя его как набат.

Кто выстоял шторма десятилетийна капитанской рубке? Только он.Шестая часть планетной суши светитдля всей планеты, утвердив закон.Там – стачки, безработица, нужда.Здесь – вольный труд простого человека.Его рука спокойна и тверда.она творит историю от века.Кто вел народы сквозь десятилетьяк вершинам созиданья? Он, один,открыл дорогу к счастью всей планете,—непобедим!Кто ветер революции стреножит,закон движенья вечного поправ?Она сама все кодексы низложити свергнет все таблицы римских прав!Семидесятилетняя зарявстает над миром, бурями объятым.Грядущее растет из Октября,и старый мир взрывается, как атом.

VII

На нашей землемогил миллионы,на нашей земле,огнем опаленной.На нашей землеза клочьями дыма,на нашей землезола Освенцима.Средь пепла и тленьярасцвет плодоносный.Здесь дремлют растенья,рождаются весны.Для гордой Варшавы,для гордой Москвы,годины кровавые,кончились вы!Мы в рукопожатьенепобедимом,борцы и братьяв строю едином...

VIII

Миллионы граждан Советского Союза и гражданестран, идущих той же дорогой социализма, строят но-вый мир и несут в сердцах имя Сталина.Народная армия Китая изгоняет из страны чуже-земных насильников, свергает господство капитала.Идет вперед и вперед с именем Сталина.В Бирме, Вьетнаме, в Малайе солдаты свободы иправды борются с колонизаторами. Они побеждаютименем Сталина.Французские горняки стойко несут вахту в дни за-бастовок. Простирая руки на восток, они восклица-ют: «Сталин!»Итальянские крестьяне отбирают пустующие по-мещичьи земли. А если их гонят оттуда силой, онивзывают: «Сталин!»Поэт, изгнанный на чужбину за то, что любит сво-боду и правду, прекрасный чилийский поэт пишет по-эму о Сталине.Жестоко истерзанная Варшава быстрее восстанав-ливает стены, обагренные кровью, ибо работает сименем Сталина.Везде и всюду, где еще царят произвол толстосума,штык наемного солдата, дубинка полицейского, людиборются и побеждают именем Сталина.Сотни и. сотни миллионов сегодня произносят: «Ста-лин! Сталин! Сталин!»

Прекрасно бурное море,когда господствует шквал.Прекрасен орел на просторе,на высях стремнин и скал.Прекрасен натиск упорный.Прекрасен смелый полет.Моря граниту покорны.Орлов обогнал самолет.Но подвиг мысли нетленнойпрочней в веках, чем скала...Сталину – честь и хвала!Да будет мир во вселенной...

Мазовия

Стихи даю вам,как хлеб – крестьянин,как шахтер – уголь.Хлеб вас насытит,уголь согреет,а стих мой?..Слышите,как новорожденный,в крови еще стих мой и плачет,но будет и радоваться.Прекрасна поэзия.Прекрасна жизнь.

Равнина мазовецкая,раскинувшаяся широко,блуждают по тебе мое сердце детскоеи мужское око.С Тумской горы гляжу на Лес Королевский,временем стертыего резкиеконтуры.Калужницы мазовецкие —давно это было – болотца, лужи.Но мысли мои уж не детские, не молодецкие...А почему же?Старею, как плоцкий дуб,как он, могучий,с судьбой и с временем зуб за зуб,и вы отойдитека лучше!Если рухну – а рухну здесь я,на любимую землю, куда же иначе! —то и тебя здесь схороним, песня,с последним плачем.

Чудесная польскаяживая вода,река моей жизни, —куда мы плывем?..И если последняя радость моя —твоя убегающая струя,умчи меня,польский чудесный поток,прекрасная,яснаяВисла!

На Вислепоютплотогоны.Красивая песня на Висле.В Польской Кемпе есть слива-венгерка,в Чеслях – лес, а в лесу – малина,и ходил в неммальчик малый —я, ища сокровищ,и нашел их,и вновь потерял их...О сокровище моего детства,дайся в руки обратно!

Как бы было славнов Боровичкахпойти патоки отведать.Там закручивается красавица Вислак Добжикову,к Варшаве,там-то и закручивается Висла.Как бы было славноплыть на пароходике до Плоцка иль Варшавы:маленькие волны,заросли ракиты,жар котельный.Хлеб в буфетес маслом, с сольюдобр, как мать родная.Тополя без счету,на песках кукушки,ивовая заводь,даль, вода.После смертибуду плавать туда.

При керосиновой лампесидел я с мамой и сестрами;шел из сада запах сирени,я читал Андерсена,мама лампу подкручивала.При керосиновой лампеПрус,Ожешко,Жеромский творили.Электрический свет ярче —я писал при нем стих о Варынском.Я писал стихи прошлой ночью;так хотелось, чтоб кто-топодкрутил мою душу,как лампу.

Польское слово, Висла родная, слово «любовь»принимает проще всех слов душа...Вод глубинность, возвышенность слов,речь и река Мазовша.Зарождает реченья глубинные днотой реки раздумия, Вислы,чтобы иные слова – сердцу знать их дано —вместе с чайками ввысь унеслися,чтоб стихи сколдовал в небе солнечный светиз стремительного полетословья.А одно крыло у стиха – это смерть,а другое зовется любовью.О, родимая польская речь, буревая,а порой более мягкая, чем соловьи,оба крыла я в тебя погружаю,возвращаюсь в недра твои,и со мной слово «слава» —слово «Варшава».

Есть над Вислою город прекрасней, чем наша смертьв дни, когда наша жизнь зарождается междугероических подвигов; город, где умеретьтак же славно, как жить, – город доброй надежды!Варшава,поверженною колоннойты, гордая, полегла.Варшава,Мария моя сокрушенная,ты не умерла!От Кракова, от Сандомежа, от всех польских земельВисла льетсяпрямо к Варшаве, чтоб видели путники со всехдорог,дорожек и троп:вот она!Кто на нее замахнется,тем – пуля в лоб!Город в лесах новостроек скрывается,здания и фабрики возводят рабочие,в социализм поднимаетсядом мазовецкий наш, зримый воочию.

Прекрасное? Видел я греческие колонны,видел шедевры, кистью творимые,и шумные леса зеленые,и лица живые, любимые.Прекрасное? Тяжкой солдатской стопоютоптали его напрасно.Верь: в нас с тобоюи посейчас оно!В страшных мельницах перемелются все годины,и не опустим глаз мы,и выбор сделаем чин по чину,и это – прекрасное!

Ты прекрасна, река Висла,вижу тебя до дна,ты союзница моим мыслям,моим снам.Ты прекрасна, Мазовия,у тебя взял я крылья для взлета.Вот острие моих слов: яне «из грустной страны илотов».Я книга, которую перелистыватьбудущему поколенью;это, Висла,мощь твоего теченья.А умру я,так в Висле меня утопите,как Святовида,и позабудьте,как о Святовиде!

Ближайшая родина

Что делать – не знаешьс лирикой грустной под утро,домой бы пойти: светает,но я же дома как будто.Сны это? В Плоцке опять я,и ландыши, черт возьми, снова,а в Радзиве яркие пятнакалужниц желтоголовых.Можно и в Лонцк поехать,и отправиться в Брвильно.Конечно, это не к спеху,но есть там цветами обильныйлужок, где пахнет ятрышникнад озером, неба полным,где черемуха дикая пышноцветет и мудрые волныласкают ее, как дочурку,и просят ответной ласки...Можно дойти до речушки,постоять над берегом вязким,там улитки, пиявки, моллюски,камыши и лилии водные.Подойду. На минутку склонюсь янад светлыми волнами:вновь увижу я лес сосновый,луг над озером, Плоцк и Вислу...Родина, снова и сноватебе – мои чувства и мысли.

Цветенье вишни

Если б жизнь была цветеньем вишни,стали бы слова мои излишни,жил бы я, порхая в синеве,как стрекозы над водой озерной,высь была бы заводью просторной,было бы привольно на траве,я б глядел па полыханье солнца,сквозь листву, сквозь ветви тополей,наплывала б тень, и снова – солнце,солнечная ширь полей.Жизнь! Цветенье вишен! Зелень пашен!Жизнь цветов и польской речи нашей!Жизнь! Любовь! И все, что ценим в них:Мазовецкий край. Борьба. И стих...

Рабочий из Радома

Поэзия, не знаю, в чемтвой смысл, зачем нужна ты.Но плачут люди над стихом,волнением объяты.И сами пишут иногда,найти созвучья силятся,чтоб не согнула их беда,чтоб горю песней вылиться.Я понял это, получиводно письмо из Радома:рабочий, сына схоронив,в стихах почуял надобность.Он помощи моей просил,посланье было краткое:«Мой сын, – писал он, – был красиви с ласковым характером.Я с просьбою великою:увековечьте памятьбез всякой там религии,душевными стихами...»Моисеев посох – он сродниволшебным свойствам песни:споешь – в скале забьет родники мертвые воскреснут.

О соловьиной жестокости

Велела писать мне о роще.Пишу. Да вот мысли гуляют,по майской несет меня ночи —так в мае бывает...В газетах то атом, то Черчилли.Я радио слушать не буду.Цветам распахну свое сердце,ну, хоть на минуту.Сперва обращусь к сирени,к фиалке, потом к левкою,Арахна-луна оденетменя в шитье золотое.Восславлю каштанов свечи,как первосвященник, а дальшесоловушек увековечу:– Рыдайте!Не плачут, а ночью синеюв любовной гибнут агонии...Cantat noctu luscinia[29] —прочел в лексиконе.Словарь ведь не жизнь! В нем – всё проще...Дочурка, позволь, помечтаю,мне чудится, будто мы в роще,и ты всё такая —и локон твой светел, как лето,и снова ты хочешь того же:прожить до скончания светаи даже чуть дольше...В сафических строфах нарочнослегка плутовал, напутал,хотел, чтоб рассказ свой докончилИцек Гуткинд,пусть скажет, что думал он в гетто,когда расстрелял все патроны...А соловьи в это летозаливались влюбленно...А в сорок четвертом бесчувственносвистали они во все горло...Певецсоловей, не кощунствуй,ведь гибнет город!..Весна, Варшава, дочурка!В мае приходит радость,а мне – от призраков жутко...Сжальтесь!Я о роще писать стараюсь,в ней неистовствовало контральто,когда на траву страданийпал Вальтер...«Горные вершины» (у Гете),«Над водным простором чистым»...Другого придумай поэта,май – артист мой.

Возрождённая столица

С востока дорогой атакармия наступала.Варшаву разрушил враг,пылали кварталы.Дома простояли двести,а то и пятьсот лет.В развалинах Краковское Предместьеи Новый Свет.Слава руинамзаводов, дворцов и мостов.Немало ещё пройти нам:трасса «Запад – Восток».Вперёд, бульдозер, на щебень кровавый!План – вчера. Свершенье – сегодня.Новую строим Варшаву.Будет город из пепла поднят– Зигмунт-король, как дела, дорогой?Что видно тебе с пьедестала?– Мариенштадт шумит предо мной,я горд, как бывало.– Зигмунт-король, а что вдалимаячит пред тобою?– Там Шлёнско-Домбровский мост возвелипрошедшей весною.– Зигмунт-король, а твой пьедесталладно ли сложен? – Неплохо.Стою себе, как прежде стоял,мой меч отмеряет эпоху.Да что там король!.. Сюда шагает,чтоб всё увидеть воочию,тот, кто везде города воздвигает, —Великий Зодчий.Плечи его – широта небосклона,шаг сотрясает хребты и дубравы,над головой – огней миллионы,меж ними – огни Варшавы.Сжимает молот его рука,идёт он по городу, прям и упорен,шагнет – и позади века,а впереди – грядущие зори.Он говорит: «Хватит слёз и пожаров!»Он командует наступленье.«Вот рождение новой Варшавы,Социализма рожденье».

Моя судьба

Что же со мною станет,когда страницу закрою?А ничего не станет —стану я тишиною.Она-то мне и нужна,пусть гремит тишина!Пусть грохочут залпы в Париже!Товарищи, буду с вами я,когда уже ничего не напишетрука моя.

Другу

Друг мой, а ты постиг,что самый прекрасный стихне красивей, чем нашидаже не очень красивые жёны?Это сказал я тебе одному.Я был потрясен,и она была потрясенной —почему?Это было весной – а может быть, летом? – в Варшаве,и мы не знали невзгод...Счастливые дни? —Им потерял я в Освенциме счет,вот и давит горе, кровавит.Ты (мы звали тебя «домашний раввин»)дал мне сердца кусок.Спасибо, мой друг. Я разрядил карабин.И ты. Битва снова нас ждет.Путь наш прям и широк.

Всё о Варшаве

Алгебраичность слов, математичность чувств?С такой премудрости я не беру примера.Усвоить что-нибудь у месяца хочу —чему не научусь, то не приму на веру.«И верю от языческого сердца»,но и язычники не те уж! Стать инойдолжна поэзия, иль не изменитсяи впредь она останется собой?Во многом по мечу и по куделиот Трех Великих я отличен. В самом деле,я так себе (в стихах), о том и о другомболтаю и пишу – о том, что есть кругом:могилы в центре городском,и дом разрушенный пустой,и мост разбитый —всему в мой стих простойпути открыты!

Соловей

Свищет всю ночьсоловей надо мною,и каждая трель – внове.Злодей-соловей,дай минуту покоя,дай себя высказать в слове...Трелью твоеюсердце омыто,тихо лежу ничком, —только вот смерть —мой страж ненасытный —водит по сердцу смычком.Умрет соловей.Остановится сердцеи кровоток горячий.Майская ночь.Соловьиное скерцо.Счет – навеки оплачен.

О птицах и трамваях

В Варшаве будят рано нас птицы и трамваи;их звон сквозь сон я слышу, с постели не вставая.Да и зачем мне вставать?Птичек с карнизов гонять?Пойти, что ль, на Волю?или на Охоту?Вольному воля,а мне неохота.Но если вдруг встану с рассветом, рано-рано,пойду не на Мокотов, пойду не на Муранов,пойду на площадь Замка,туда, где была колонна,подставлю спину Зигмунту —пусть будет обновленный.

Под конец мая

Улочкой ходят музыи Идельфонс Константы.От лимузинов грузныхбежать бы, как арестанту,от ангельского довольства,узоров цветочной гирляндывенгерского посольства —бежать бы отсюда, Ванда;и пусть верещат фонтаны,всю ночь соловьи рыдают,уфф! душно! – хочется прямобежать из розариярая,в Казимиж бежать, на Свидер,на лоно, так скажем, природы,где воздух, пейзаж нехитрый,где манят прохладой воды:без обуви, без алкоголя,трава, ветерка дуновенье,в башке непочатое полестихотворений.

Букет на подоконнике

– На подоконнике букет?Честное слово, смысла нет.– Нет? А желтенькие лютики,а незабудки у ручья?Вы, кажется, их не любите,но это сущность моя.Думай, думай, мудрец,может, поймешь наконец:в Висле вода шумит.Цветы и вода – как безумие,в этом цветении, в этом шуме яплачу навзрыд.

В.Б. – без титула

Титулы – на что они мне,имя есть – и я не в обиде.Мне бы только бродить по отраженной в Висле лунеи все видеть.Я слышу, как трава растет,и сердце во мне растет,но что там зеленые травы,когда видит глаз,как расцветают что ни день, что ни часруины Варшавы.Конечно, не справиться мне бы,если б возглавить мне БОС довелось,но могу вознести до небаи Вроцлав, и Гдыню, и Лодзь.Если бы я пряжу прял или уголь рубил,только даром стал бы стараться, —мне б воссесть на сто лошадиных сили в грядущее мчаться.И никакой мне не надобно дани,лишь из Вислы луну получить бы хотел, —республики мечты посланник,министр ненужных дел.

Умершей

Мария!Молюсь Тебе – не о насущном хлебе.Ты гдето там, в моём вневероисповедном небе,а я тут хожу – по этой жизни, по этой жизни,влюблённый в свою жену,тайно плачу, в разброде мысли,и ей —нет! не только ей (нуну...) —пишу письма,как писал ЦиприанКамиль: «...не правлюдневник артиста —невнятны, безумны, корявы,зато правдивы мои записки».

«Освенцимские рассказы»

Я книгу прочитал твою, Мария,зашедшись в плаче.Так, умирая, пишут нам живые,так, не иначе.Хотя в Освенциме я не был,знакома наизусть округа.Мария!.. Как под этим небомзвалась ты? – Вьюга...По снегу босиком сквозь стужушла на расправу.Без курева. А слева дюжийэсэсовец, предатель – справа.Совсем одна. Укрыться нечем.Ах, бедная, ты из провалав кошмаре том нечеловечьемко мне взывала.

Освенцим

Хочу вдыхать я варшавский воздух,в этом воздухе моя жена,с дымом она улетела к звёздам.Воздух – это она.Есть такое местечко – Освенцим.Там горел огонь крематория,души мучеников святых и младенцевсегодня оттуда летят над историей.Что могу я?! Вздохну унылои побреду, пригорюнясь.За мною урны, за мною могилы,за мною далекая юность.

Альпийские фиалки

Я купил фиалки альпийскиеМарии.«Что нам до фиалок альпийских?» —говорят неживые.«Я хочу, чтоб счастливо на светежил ты дальше».А фиалки такие же эти,как и раньше!Распускают фиалки бутоны,как два года томуназад, бурнорасцветают...Февральское небо – почему? —снова лазурно.

Обручальное кольцо

Носил я кольцо и снял кольцо.У Марыси было такое же точно кольцо.Оба в Швейцарии куплены – плохо было тогда.Озеро Цюрихское и в тумане вода...Профессору Рору нечего было сказать.А мне... мне полагалось бы знать,что дней худых настаёт череда,что будет жизнь, как в тумане вода,что будут стихи о бедеи... беда.

Цветы

Было в Аллеях полно аромата.Каштаны цвели.Я был влюблен когда-то.Ветры с каштанов цветы смели.Так много прекрасного было, казалось,и ничегоне осталось.Отчего?Но на сердце букетик фиалок цветет,свежий и ароматный.Второй уже год.Непонятно.

Бездомная Варшава

Под Тувима писать? —неохота,под Галчинского? —сложно.Напишу под Броневского что-то,но его застать невозможно,у него ведь и дома нету,вот и бродит по белу свету,где руины – груда на груде.В этом разоре великомвпору рухнуть над Вислой с криком:«На помощь! Люди!»Но созвездья затеплятся в небе,о тебе вознесёт он молебен,осенит его крестное знаменьеобеих Медведиц в зените.Звёзды скажут:«Здесь она, с нами».Где?Покажите.

Полёт

Над Цюрихом мы в ясный день взлетели,снегами склон горы заволокло.Вот повернулось озеро и ели...Потом туман, и в нём блестит крыло.Как год назад, почти одно и то же.Как и тогда, почти без багажа.Ее лицо, моё... они похожи,их сумрак застилал, дрожа.На этот раз лечу я с Майкой – Альпы,Германия остались в стороне.«Уж если гром, в меня пусть бьет проклятый!..»Таможенники подошли ко мне.Ну что ж, я ничего не скрою,внимательнее будьте в этот миг:горсть праха в Прагу я привёз с собою.О, как мой груз велик!

Майское ночное стихотворение на именины Иоанны

Подумай, рассветает,а мне заснуть едва ли...В Варшаве ночи маясветлы над «Прюденталем».Над крышею помешкав,в Аллее Роз и Песенлуна – орел иль решка? —упала с поднебесья.Весь в соловьиных перлахсирени куст лиловый,и милиционерыстихи писать готовы.Каштан в свечах, как елку,всем подарю, кто хочет.Тебе ж, дочурка, толькоскажу: «Спокойной ночи!»Всю ночь болтать бы рад я,поэта нрав известен...Ну, спи! Отцовский адрес —Аллея Роз и Песен.

О земном шаре

Если б шар земнойкрепко обнять,как дочь...Если б к сердцу прижать вот так,как дочь...Но нет —я насмешник пустой, чудак.Мне б по лунам бродяжить в ночь...Да и луны мне ни к чему,я и сам себе ни к чему.Повторяю строка за строкой:«Моя дочка, мой шар земной,покажись мне хотя бы звездой!..»

Обида

Мысль работает, талант в кипенье,как никогда.А что в результате? Обида!Вот беда!Анка не пришла,Майка ушла:носит их где-то,дела́ – дела.Времени нету?Пустые слова!Я быстро иду – не смотрю назад.Жизнь моя – словно осенний сад:падают листья с вербы, с берёз.Обидно до слёз.

Анка в Париже

<1...7 8 9 10 11 12 >

На страницу:

Перейти

9 из 12