
Полная версия
Полное собрание стихотворений
Март
Больной, усталый лед,Больной и талый снег...И все течет, течет...Как весел вешний бегМогучих мутных вод!И плачет дряхлый снег,И умирает лед.А воздух полон нег,И колокол поет.От стрел весны падетТюрьма свободных рек,Упрямых зим оплот, —Больной и темный лед,Усталый, талый снег...И колокол поет,Что жив мой Бог вовек,Что Смерть сама умрет!Март 1894
Песня вакханок
Певцы любви, певцы печали,Довольно каждую веснуВы с томной негой завывали,Как псы на бледную луну.Эван-Эвоэ! К нам, о младость.Унынье – величайший грех:Один есть подвиг в жизни – радость,Одна есть правда в жизни – смех.Подобно теплой, вешней буре,Мы, беспощадные, летим.Наш вечный смех – как блеск лазури,Мы смехом землю победим.Смирим надменных и премудрых.Скорее – к нам, и, взяв однуИз наших дев змеинокудрых,Покинь и скуку, и жену.Ханжам ревнивым вы не верьтеИ не стыдитесь наготы.Не бойтесь ни любви, ни смерти,Не бойтесь нашей красоты.Эван-Эвоэ! К нам, о младость.Унынье – величайший грех:Один есть подвиг в жизни – радость,Одна есть правда в жизни – смех.Подобны смеху наши стоны.Гряди, всесильный Вакх, дерзай,И все преграды, все законыС невинным смехом нарушай.Мы нектор жизни выпиваемДо дна, как боги в небесах,И смехом смерть мы побеждаемС безумьем Вакховым в сердцах.3 июля 1894, Ольгино
Лев
Как хищный лев, пророк блуждаетИ, вечным голодом томим,Пустыню мира пробуждаетРыканьем царственным своим.Не робкий девственный мечтатель,Он – разрушитель и творец,Он – ненасытный пожирательВсех человеческих сердец.Бегут шакалы и пантеры,Когда услышат львиный рев,Когда он выйдет из пещеры,Могуч и свят, как Божий гнев.И благодатный, и суровый,Среди безжизненных песков,Встречает солнце жизни новойОн на костях своих врагов.1894
Признание
Не утешай, оставь мою печальНетронутой, великой и безгласной,Обоим нам порой свободы жаль,Но цепь любви порвать хотим напрасно.Я чувствую, что так любить нельзя,Как я люблю, что так любить безумно,И страшно мне, как будто смерть, грозя,Над нами веет близко и бесшумно...Но я еще сильней тебя люблю,И бесконечно я тебя жалею, —До ужаса сливаю жизнь мою,Сливаю душу я с душой твоею.И без тебя я не умею жить.Мы отдали друг другу слишком много,И я прошу, как милости у Бога,Чтоб научил Он сердце не любить.Но как порой любовь ни проклинаю —И жизнь, и смерть с тобой я разделю.Не знаешь ты, как я тебя люблю,Быть может, я и сам еще не знаю.Но слов не надо: сердце так полно,Что можем только тихими слезамиМы выплакать, что людям не даноНи рассказать, ни облегчить словами.6 июля 1894, Ольгино
Титаны
К мраморам Пергамского жертвенника
Обида! Обида!Мы – первые боги,Мы – древние детиПраматери Геи, —Великой Земли!Изменою братьев,Богов Олимпийцев,Низринуты в Тартар,Отвыкли от солнца,Оглохли, ослеплиВо мраке подземном,Но все еще помнимИ любим лазурь.Обуглены крылья,И ног змеевидныхРаздавлены кольца,Тройными цепямиОбвиты тела, —Но все еще дышим,И наше дыханьеКолеблет громадуДымящейся Этны,И землю, и небо,И храмы богов.А боги смеются,Высоко над нами,И люди страдают,И время летит.Но здесь мы не дремлем:Мы мщенье готовим,И землю копаем,И гложем, и роемКогтями, зубами,И нет нам покоя,И смерти нам нет.Источим, пророемГлубокие корниХребтов неподвижныхИ вырвемся к солнцу, —И боги воскликнут,Бледнея, как воры:«Титаны! Титаны!»И выронят кубки,И будет ужаснейГромов Олимпийских,И землю разрушитИ Небо – наш смех!17 июля 1894
Леда
I
«Я – Леда, я – белая Леда, я – мать красоты,Я сонные воды люблю и ночные цветы.Каждый вечер, жена соблазненная,Я ложусь у пруда, там, где пахнет водой, —В душной тьме грозовой,Вся преступная, вся обнаженная, —Там, где сырость, и нега, и зной,Там, где пахнет водой и купавами,Влажными, бледными травами,И таинственным илом в пруду, —Там я жду.Вся преступная, вся обнаженная,Изнеможденная,В сырость теплую, в мягкие травы ложусьИ горю, и томлюсь.В душной тьме грозовой,Там, где пахнет водой,Жду – и в страстном бессилии,Я бледнее, прозрачнее сломанной лилии.Там я жду, а в пруду только звезды блестят,И в тиши камыши шелестят, шелестят.II
Вот и крик, и шум пронзительный,Словно плеск могучих рук:Это – Лебедь ослепительный,Белый Лебедь – мой супруг!С грозной нежностью змеиноюОн, обвив меня, ласкалТонкой шеей лебединою, —Влажных губ моих искал,Крылья воду бьют,Грозен темный пруд, —На спине его щетиноюПерья бледные встают, —Так он горд своей победою.Где я, что со мной, – не ведаю;Это – смерть, но не боюсь,Вся бледнея,Страстно млея,Как в ночной грозе лилея,Ласкам бога предаюсь.Где я, что со мной, – не ведаю».Все покрыто тьмой,Только над водой —Белый Лебедь с белой Ледою.III
И вот рождается Елена,С невинной прелестью лица,Но вся – коварство, вся измена,Белее, чем морская пена, —Из лебединого яйца.И слышен вопль Гекубы[26] в ТроеИ Андромахи[27] вечный стон:Сразились боги и герои,И пал священный Илион[28].А ты, Елена, клятвы мираИ долг нарушив, – ты чиста:Тебя прославит песнь Омира[29],Затем, что вся надежда мира —Дочь белой Леды – Красота.28 июля 1894
Голубое небо
Я людям чужд и мало верюЯ добродетели земной:Иною мерой жизнь я мерю,Иной, бесцельной красотой.Я только верю в голубуюНедосягаемую твердь,Всегда единую, простуюИ непонятную, как смерть.Над всем, что любит и страдает,Дрожит, как лист в дыханье бурь,Улыбкой вечною сияетНеумолимая лазурь.О, небо, дай мне быть прекрасным,К земле сходящим с высоты,И лучезарным, и бесстрастным,И всеобъемлющим, как ты.1894
Пустая чаша
Отцы и деды, в играх шумныхВсе истощили вы до дна,Не берегли в пирах безумныхВы драгоценного вина.Но хмель прошел, слепой отвагиПотух огонь, и кубок пуст.И вашим детям каплей влагиНе омочить горящих уст.Последним ароматом чаши, —Лишь тенью тени мы живем,И в страхе думаем о том,Чем будут жить потомки наши.1 августа 1894
Смех
Эту заповедь в сердце своем напиши:Больше Бога, добра и себя самогоЖизнь люби, – выше нет на земле ничего.Смей желать. Если хочешь – иди, согреши,Но да будет бесстрашен, как подвиг, твой грех.В муках радостный смех сохрани до конца:Нет ни в жизни, ни в смерти прекрасней венца,Чем последний, бесстрастный, ликующий смех,Смех детей и богов,Выше зла, выше бурь,Этот смех, как лазурь —Выше всех облаков.Есть одна только вечная заповедь – житьВ красоте, в красоте, несмотря ни на что,Ужас мира поняв, как не понял никто,Беспредельную скорбь беспредельно любить.1894, Палланца
Леонардо да Винчи
О, Винчи, ты во всем – единый:Ты победил старинный плен.Какою мудростью змеинойТвой страшный лик запечатлен!Уже, как мы, разнообразный,Сомненьем дерзким ты велик,Ты в глубочайшие соблазныВсего, что двойственно, проник.И у тебя во мгле иконыС улыбкой Сфинкса смотрят вдальПолуязыческие жены, —И не безгрешна их печаль:Они и девственны и страстны;С прозрачной бледностью чела,Они кощунственно прекрасны:Они познали прелесть Зла.С блестящих плеч упали ризы,По пояс грудь обнажена,И златоокой Мона-ЛизыУсмешка тайною полна.Все дерзновение свободы,Вся мудрость вещая в устах,И то, о чем лепечут водыИ ветер полночи в листах.Пророк, иль демон, иль кудесник,Загадку вечную храня,О, Леонардо, ты – предвестникЕще неведомого дня.Смотрите вы, больные детиБольных и сумрачных веков:Во мраке будущих столетийОн, непонятен и суров, —Ко всем земным страстям бесстрастный,Таким останется навек —Богов презревший, самовластный,Богоподобный человек.1894, Милан
Скука
Страшней, чем горе, эта скука.Где ты, последний терн венца,Освобождающая мукаДавно желанного конца?Приди, открой великолепьеИных миров моих очам:Я сброшу тело, как отрепье,И праху прах мой я отдам.С ее бессмысленным мученьем,С ее томительной игрой,Невыносимым оскорбленьемВся жизнь мне кажется порой.Хочу простить ее, но знаю,Уродства жизни не прощу,И горечь слез моих глотаюИ умираю, и молчу.Сентябрь 1894
Надежда
Надежда милая, нельзя тебя убить!Ты кажешься порой мне страшною химерой,И все-таки я полн беспомощною верой.Несчастная! как я, должна ты лгать, чтоб жить.Ты в рубище зимой встречалась мне пороюНа снежных улицах, в мерцанье фонаря;Как изгнанная дочь великого царя,С очами гордыми, с протянутой рукою.И каждый раз, глупец, я брал тебя домой,И посиневшие от холода, в тревоге,Отогревал в руках твои босые ноги;И рад был, что ты вновь смеешься надо мной.На золотых кудрях еще снежинки тают,Но мой очаг горит, наполнен мой бокал...Мне кажется, что я давно тебя искал...И легкою чредой мгновенья улетают.Я знаю, что меня ты к бездне приведешь,Но сердцу надо быть счастливым хоть ошибкой,Я знаю, что ты – смерть, я знаю, что ты – ложь,И все-таки тебя я слушаю с улыбкой.Уйди, оставь меня! Что значит эта власть?Но нет, ты не уйдешь – до вечного порога.Я проклинал любовь, и проклинал я Бога,А не могу тебя, безумную, проклясть.25 сентября 1894
Сталь
Гляжу с улыбкой на обломокМогучей стали, – и меняБыть сильным учишь ты, потомокВоды, железа и огня!Твоя краса – необычайна,О, темно-голубая сталь...Твоя мерцающая тайнаОтрадна сердцу, как печаль.А между тем твое сияньеНежней, чем в поле вешний цвет:На нем и детских уст дыханьеОставить может легкий след.О, сердце! стали будь подобно —Нежней цветов и тверже скал, —Восстань на силу черни злобной,Прими таинственный закал!Не бойся ни врага, ни друга,Ни мертвой скуки, ни борьбы,Неуязвимо и упругоПод страшным молотом Судьбы.Дерзай же, полное отваги,Живую двойственность храня,Бесстрастный, мудрый холод влагиИ пыл мятежного огня.28 сентября 1894
Ноябрь
Бледный месяц – на ущербе.Воздух – звонок, мертв и чист.И на голой, зябкой вербеШелестит увядший лист.Замерзает, тяжелеетВ бездне тихого пруда,И чернеет и густеетНеподвижная вода.Бледный месяц на ущербеУмирающий лежит,И на голой черной вербеЛуч холодный не дрожит.Блещет небо, догорая,Как волшебная земля,Как потерянного раяНедоступные поля.24 ноября 1894
Осенью в Летнем саду
В аллее нежной и туманной,Шурша осеннею листвой,Дитя букет сбирает странный,С улыбкой жизни молодой...Все ближе тень октябрьской ночи,Все ярче мертвенный букет.Но радует живые очиУвядших листьев пышный цвет...Чем бледный вечер неутешней,Тем смех ребенка веселей,Подобный пенью птицы вешнейВ холодном сумраке аллей.Находит в увяданье сладостьЕго блаженная пора:Ему паденье листьев – радость,Ему и смерть еще – игра!..1894
На озере Комо
Кому страдание знакомо,Того ты сладко усыпишь,Тому понятна будет, Комо,Твоя безветренная тишь.И по воде, из церкви дальней,В селенье бедных рыбаков,«Ave Маria» – стон печальный,
Вечерний звон колоколов...Здесь горы в зелени пушистойУютно заслонили даль,Чтобы волной своей тенистойТы убаюкало печаль.И обещанье так прекрасно,Так мил обманчивый привет,Что вот опять я жду напрасно,Чего, я знаю, в мире нет.1894
Средиземное море
Я уйду из глубоких аллейИ от виллы, где дышит в тени колоннадыДух Эллады,От счастливых людей,Прочь от жизни усталой,Я уйду в эти скалы,Где лишь мох, солнцем выжженный, чахнет,Где свободнее ветра порыв и сильнейМеж изглоданных влагой, колючих камнейМоре солью и свежестью пахнет.Наша радость и горе,Все, что стоит любить, все, чем можно страдатьИ что люди словами умеют сказать, —Пред тобою ничтожно, о море!Забываю друзей и прощаю врагу,И полно мое сердце такого бесстрастья,Что любить на земле никого не могу,И не страшно мне смерти, не надо мне счастья.Между 1891 и 1895
Шум волн
Скажите мне, за что люблю, о волны,Ваш сладостный и непонятный шум,Когда всю ночь ему внимаю, полныйТаинственных и несказанных дум.Изменчивы, как я, и неизменны,Вы боретесь, и нет вам тишины,И все-таки вы праздны и блаженны,И олимпийской резвостью полны.И страстного вы учите бесстрастью,Не верить злу людскому и добру,Быть радостным и не стремиться к счастью,И жизнь любить как вечную игру.И мудрости вы учите свободной:Все пением и смехом побеждать,Чтоб в красоте великой и холоднойБесцельно жить, бесцельно умирать.Ваш вольный шум – для сердца укоризна.Мой дух влечет к вам древняя любовь:Не прах земли, а вы – моя отчизна,То, чем я был и чем я буду вновь.Апрель 1895, Ницца
Ласточки
Вечером нежным, как твой поцелуй,Полным то теплых, то свежих изменчивых струй,Милые ласточки вьются.Неподвижный камыш чуть заденут крыломИ стремглав унесутся,Тонут с криками в небе родном,Словно с дерзостным хохотом.Нет им дела до туч,Что ползут, застилая испуганный луч,С медленным грохотом.Милые ласточки, вас я люблю.Может быть, жизнь я бы отдал мою,Бедную гордую душу мою,Только б иметь ваши крыльяИ без усильяВ небе, как вы, потонуть.Но надо мной вы смеетесь, играетеИ подставляетеАлому вечеру белую грудь.Жизни меня научите веселой:Видите, как по земле я влачусь,Скорбный, больной и тяжелый, —Так я и в темную землю вернусь.О, научите меняЖизни крылатой, жизни веселой,Петь научите меня,Славить рождение дня,Славить и бурю, идущую с медленным грохотом,Петь и летать,Все побеждатьДерзостным хохотом!<1895>
Не надо звуков
Дух Божий веет над землею.Безмолвен пруд, недвижим лес.Учись блаженному покоюУ вечереющих небес.Не надо звуков: тише, тише!У лучезарных облаковУчись тому теперь, что вышеЗемных желаний, дел и слов.23 июня 1895
Слепая
Боюсь, боюсь тебя, слепаяС очами белыми, о дочьПроклятой совести, нагаяИ нестыдящаяся Ночь!Покрова нет и нет обмана.И после всех дневных обидЗари мучительной горитНезаживающая рана.1895
Нирвана
И вновь, как в первый день созданья,Лазурь небесная тиха,Как будто в мире нет страданья,Как будто в сердце нет греха.Не надо мне любви и славы:В молчанье утренних полейДышу, как дышат эти травы...Ни прошлых, ни грядущих днейЯ не хочу пытать и числить,Я только чувствую опять,Какое счастие – не мыслить,Какая нега – не желать!Июль 1895
Темный ангел
О, темный ангел одиночества,Ты веешь вновьИ шепчешь вновь свои пророчества:«Не верь в любовь.Узнал ли голос мой таинственный?О милый мой,Я – ангел детства, друг единственный,Всегда – с тобой.Мой взор глубок, хотя не радостен,Но не горюй:Он будет холоден и сладостен,Мой поцелуй.Он веет вечною разлукою, —И в тишинеТебя, как мать, я убаюкаю:Ко мне, ко мне!»И совершаются пророчества:Темно вокруг.О, страшный ангел одиночества,Последний друг,Полны могильной безмятежностьюТвои шаги.Кого люблю с бессмертной нежностью,И те – враги!19 августа 1895, Рощино
Проклятие любви
С усильем тяжким и бесплоднымЯ цепь любви хочу разбить.О, если б вновь мне быть свободным,О, если б мог я не любить!Душа полна стыда и страха,Влачится в прахе и крови,Очисти душу мне от праха,Избавь, о Боже, от любви!Ужель непобедима жалость?Напрасно Бога я молю:Все безнадежнее усталость,Все бесконечнее люблю.И нет свободы, нет прощенья.Мы все рабами рождены,Мы все на смерть, и на мученья,И на любовь обречены.1895
Две песни шута
I
Если б капля водянаяДумала, как ты,В час урочный упадаяС неба на цветы,И она бы говорила:«Не бессмысленная силаУправляет мной.По моей свободной волеЯ на жаждущее полеУпаду росой!»Но ничто во всей природеНе мечтает о свободе,И судьбе слепойВсе покорно – влага, пламень,Птицы, звери, мертвый камень;Только весь свой векО неведомом тоскуетИ на рабство негодуетГордый человек.Но, увы! лишь те блаженны,Сердцем чисты те,Кто беспечны и смиренныВ детской простоте.Нас, глупцов, природа любит,И ласкает, и голубит,Мы без дум живем,Без борьбы, послушны року,Вниз по вечному потоку,Как цветы, плывем.II
То не в поле головки сбивает дитяС одуванчиков белых, играя:То короны и митры сметает, шутя,Всемогущая Смерть, пролетая.Смерть приходит к шуту: «Собирайся, Дурак,Я возьму и тебя в мою ношу,И к венцам и тиарам твой пестрый колпакВ мою общую сумку я брошу».Но, как векша, горбун ей на плечи вскочилИ колотит он Смерть погремушкой,По костлявому черепу бьет, что есть сил,И смеется над бедной старушкой.Стонет жалобно Смерть: «Ой, голубчик, постой!»Но герой наш уняться не хочет;Как солдат в барабан, бьет он в череп пустой,И кричит, и безумно хохочет:«Не хочу умирать, не боюсь я тебя!Жизнь, и солнце, и смех всей душою любя,Буду жить-поживать, припевая:Гром побед отзвучит, красота отцветет,Но Дурак никогда и нигде не умрет, —Но бессмертна лишь глупость людская!»Из «Собрания стихов» (1904), «Собрания стихов» (1910) и «Полного Собрания Сочинений» (1912)
«Так жизнь ничтожеством страшна...»
Так жизнь ничтожеством страшна,И даже не борьбой, не мукой,А только бесконечной скукойИ тихим ужасом полна,Что кажется – я не живу,И сердце перестало биться,И это только наявуМне все одно и то же снится.И если там, где буду я,Господь меня, как здесь, накажет —То будет смерть, как жизнь моя,И смерть мне нового не скажет.3 июля 1900
Двойная бездна
Не плачь о неземной отчизнеИ помни, – более того,Что есть в твоей мгновенной жизни,Не будет в смерти ничего.И жизнь, как смерть, необычайна...Есть в мире здешнем – мир иной.Есть ужас тот же, та же тайна —И в свете дня, как в тьме ночной.И смерть и жизнь – родные бездны:Они подобны и равны,Друг другу чужды и любезны,Одна в другой отражены.Одна другую углубляет,Как зеркало, а человекИх съединяет, разделяетСвоею волею навек.И зло, и благо, – тайна гробаИ тайна жизни – два пути —Ведут к единой цели оба.И все равно, куда идти.Будь мудр, – иного нет исхода.Кто цепь последнюю расторг,Тот знает, что в цепях свободаИ что в мучении – восторг.Ты сам – свой Бог, ты сам свой ближний,О, будь же собственным Творцом,Будь бездной верхней, бездной нижней,Своим началом и концом.Между 1895 и 1899
«О, если бы душа полна была любовью...»
О, если бы душа полна была любовью,Как Бог мой на кресте – я умер бы любя.Но ближних не люблю, как не люблю себя,И все-таки порой исходит сердце кровью.О, мой Отец, о, мой Господь,Жалею всех живых в их слабости и силе,В блаженстве и скорбях, в рожденье и могиле.Жалею всякую страдающую плоть.И кажется порой – у всех одна душа,Она зовет Тебя, зовет и умирает,И бредит в шелесте ночного камыша,В глазах больных детей, в огнях зарниц сияет.Душа моя и Ты – с Тобою мы одни,И смертною тоской и ужасом объятый,Как некогда с креста Твой Первенец Распятый,Мир вопиет: Ламма! Ламма! Савахфани[30].Душа моя и Ты – с Тобой одни мы оба,Всегда лицом к лицу, о, мой последний Враг.К Тебе мой каждый вздох, к Тебе мой каждый шагВ мгновенном блеске дня и в вечной тайне гроба.И в буйном ропоте Тебя за жизнь кляня,Я все же знаю: Ты и Я – одно и то же,И вопию к Тебе, как сын твой: Боже, Боже,За что оставил Ты меня?Между 1895 и 1899
Детское сердце
Я помню, как в детстве нежданную сладостьЯ в горечи слез находил иногда,И странную негу, и новую радость —В мученье последних обид и стыда.В постели я плакал, припав к изголовью;И было прощением сердце полно,Но все ж не людей, – бесконечной любовьюЯ Бога любил и себя, как одно.И словно незримый слетал утешитель,И с ласкою тихой склонялся ко мне;Не знал я, то мать или ангел-хранитель,Ему я, как ей, улыбался во сне.В последней обиде, в предсмертной пустыне,Когда и в тебе изменяет мне всё,Не ту же ли сладость находит и нынеПокорное, детское сердце мое?Безумье иль мудрость, – не знаю, но чаще,Все чаще той сладостью сердце полно,И так, – что чем сердцу больнее, тем слаще,И Бога люблю и себя, как одно.16 августа 1900
Трубный глас
Под землею слышен ропот,Тихий шелест, шорох, шепот.Слышен в небе трубный глас:– Брат, вставай же, будят нас.– Нет, темно еще повсюду,Спать хочу и спать я буду,Не мешай же мне, молчи,В стену гроба не стучи.– Не заснешь теперь, уж поздно.Зов раздался слишком грозно,И встают вблизи, вдали,Из разверзшейся земли,Как из матерней утробы,Мертвецы, покинув гробы.– Не могу и не хочу,Я закрыл глаза, молчу,Не поверю я обману,Я не встану, я не встану.Брат, мне стыдно – весь я пыль,Пыль и тлен, и смрад, и гниль.– Брат, мы Бога не обманем,Все проснемся, все мы встанем,Все пойдем на Страшный суд.Вот престол уже несут.Херувимы, серафимы.Вот наш царь дориносимый[31].О, вставай же, – рад не рад,Все равно ты встанешь, брат.27 мая 1901
Молитва о крыльях
Ниц простертые, унылые,Безнадежные, бескрылые,В покаянии, в слезах, —Мы лежим во прахе прах,Мы не смеем, не желаем,И не верим, и не знаем,И не любим ничего.Боже, дай нам избавленья,Дай свободы и стремленья,Дай веселья Твоего.О, спаси нас от бессилья,Дай нам крылья, дай нам крылья,Крылья духа Твоего!<1902>
Веселые думы
Без веры давно, без надежд, без любви,О странно веселые думы мои!Во мраке и сырости старых садов —Унылая яркость последних цветов.1900
Возвращение
Глядим, глядим все в ту же сторону,За мшистый дол, за топкий лес,Вослед прокаркавшему ворону,На край темнеющих небес.Давно ли ты, громада коснаяВ освобождающей войне,Как Божья туча громоносная,Вставала в буре и в огне?О, Русь! И вот опять закована,И безглагольна, и пуста,Какой ты чарой зачарована,Каким проклятьем проклята?А все ж тоска неодолимаяК тебе влечет: прими, прости.Не ты ль одна у нас, родимая,Нам больше некуда идти.Так, во грехе тобой зачатые,Должны с тобою погибатьМы, дети, матерью проклятыеИ проклинающие мать.28/15 сентября 1909, Веймар
Старинные октавы Octaves du passé
Песнь первая
I
Хотел бы я начать без предисловья,Но критики на поле брани ждут,Как вороны, добычи для злословья,Слетаются на каждый новый трудИ каркают. Пошли им Бог здоровья.Я их люблю, хотя в их толк и судНе верю: все им только брани повод...Пусть вьется над Пегасом жадный овод.II
Обол – Харону[32]: сразу дань плачуВрагам моим. В отваге безрассуднойПисать роман октавами хочу.От стройности, от музыки их чуднойЯ без ума; поэму заключуВ стесненные границы меры трудной.Попробуем, – хоть вольный наш языкК тройным цепям октавы не привык.III
Чем цель трудней – тем больше нам отрады:Коль женщина сама желает пасть,Победе слишком легкой мы не рады.Зато над сердцем непокорным власть,Сопротивленье, холод и преградыРождают в нас мучительную страсть:Так не для всех доступна, величава,Подобно гордой женщине, – октава.IV
Уж я давно мечтал о ней: резецВаятеля пленяет мрамор твердый.Поборемся же с рифмой, наконец,Чтоб победить язык простой и гордый.Твою печаль баюкают, певец,Тройных созвучий полные аккорды,И мысль они, как волны, вдаль несут,Одна другой, звуча, передают.V
Но чтобы труд был легок и приятен,Я должен знать, что есть в толпе людейДуша, которой близок и понятенЯ с Музою отвергнутой моей.Да будет же союз наш благодатен,Читатель мой: для двух иль трех друзейБесхитростный дневник пишу, не повесть.Зову на суд я жизнь мою и совесть.VI
И не боюсь оружье дать врагу:Не все ли мы у смерти, – у преддверьяВерховного Суда? – я не солгу,В словах моих не будет лицемерья:Что видел я, что знаю, как могу,Без гордости, стыда иль недоверья,Тому, кто хочет слышать, расскажу, —Живым – живое сердце обнажу.VII
Тревоги страстной, бурной и весеннейЯ не люблю: душа моя полнаИ ясностью, и тишиной осенней...И, вечная, святая тишина:Час от часу светлей и вдохновеннейМне прошлой темной жизни глубина:Там, в сумерках, горит воспоминанье,Как тихое, вечернее сиянье.VIII
От шума дня, от клеветы людской,От глупых ссор полемики журнальнойЯ уношусь к младенчеству душой —Туда, туда, к заре первоначальной.Уж кроткая Богиня надо мнойПоникла вновь с улыбкою печальной,И я, как в небо, в очи ей смотрю,О чистых днях, о детстве говорю.IX
От Невского с его толпою чиннойЯ ухожу к Неве, прозрачным льдомОкованной: люблю гранит пустынныйИ Летний сад в безмолвии ночном.Мне памятен печальный и старинный,Там, рядом с мостом, двухэтажный дом:Во дни Петра вельможею построен,Он – неуклюж, и мрачен, и спокоен.