Легенда Лукоморья

Кот под лавкой шевелил ушами, стремительно соображая. Сейчас Чернослав спросит, как найти дорогу к замку Кощея, да велит открыть ему средство, как колдуна одолеть, д Василиса сама о том не ведает, ведь настоящая Яга про Кощея ей ни словечком не обмолвилась. Дался же ей сейчас сам Кощей, не могла кого другого назвать! «Ой погорим», – беспокоился Варфоломей, когда неожиданно Чернослав встал с лавки и, кинув на стол тугой кошель, стремительно вышел вон.

Василиса, забыв про образ дряхлой старухи, метнулась к окну, сверкнув красными сафьяновыми сапожками. Кот утробно мяукнул – что же ты, хозяйка, творишь?!

– Уехал, – не веря себе, выдохнула Василиса, проследив, как вооруженный отряд скрылся с глаз, и сглотнула остатки мякиша, комом ставшие в горле. – Уехал, Варфоломеюшка!

Она подхватила кота на руки и благодарно прижала к груди.

– Уехал! Не признал! Поверил! Ведь он поверил, как думаешь? – Она пытливо уставилась в кошачьи глаза.

– Поверил, поверил, – проворчал кот, вырываясь и спрыгивая на дощатый пол. – Скажи мне только, зачем ты Кощея оговорила?!

Василиса испуганно ойкнула.

– А что, нельзя? Но ведь так складно получилось… Мой побег восприняли как похищение, а всем известно, что девиц в наших краях крадут или Змей Горыныч или Кошей. Змей ворожить не умеет, а Кощей тем и знаменит.

– И не жалко тебе жениха? – мякнул кот. – Погубит ведь его Кощей.

– Хорошо бы, – кровожадно сверкнула глазами Василиса. – Только надежды на то мало. Не сунется к нему Чернослав. Видел, как он разом поник? Нет, не поедет Чернослав меня вызволять, своя жизнь ему дороже. Авось забудет про меня совсем.

…И тут раздался оглушительный стук в дверь, и избушка покачнулась на курьих ножках, возмущенно хлопнув ставенками.

– Ох, виновата! – донесся приглушенный голос избушки из топившейся печки. – Варфоломеюшку-баюна заслушалась, проглядела незваного гостя!

– Может, сделаем вид, что никого нет дома? – шепотом предложила я.

– У Бабы-яги всегда все дома! – с достоинством парировал кот.

От требовательного стука в дверь избушка ходила ходуном и повизгивала:

– Ох, супостат! Вот злодей!

– Может, постучит да перестанет? – предположила я.

– Кто там? – спросил у избушки кот.

– Кузьма! – кряхтя, отозвалась избушка.

– Этот не отстанет, – проворчал кот, а я в панике покосилась на пакет с маскарадным костюмом Бабы-яги.

– Не успеешь, – озвучил мои опасения Ив.

– Того и гляди, дверь с петель снесет, – с беспокойством заметил кот.

– Я сейчас ему снесу! – пригрозил Ив и шагнул к сеням.

– Стой! – Я схватила его за рукав. Куда, спрашивается, лезет, не зная ни одной русской сказки? – Я сама!

Варфоломей что-то мяукнул, но я уже вышла из горницы, быстро пересекла сени и распахнула дверь. Гость, настырно настукивающий по ту сторону, не устоял на ногах и слетел с крыльца, подняв в воздух целое облако пыли.

– Меня, добра молодца, с крыльца спускать! – вопило, чихало и фыркало облако. – Готовься к смерти, премерзкая старуха!

С этими словами молодец наконец поднялся на ноги, нахлобучил на лоб шлем, который явно был ему велик, и взглянул в глаза обидчице. После чего сделал козью морду и с пренебрежением выплюнул:

– Ягу зови, чернавка!

– Кто? – опешила я. – Это я чернавка?

Этот сморчок меня за самую низшую служанку принял?

– Чернавка ты и есть, – высокомерно задрав нос, продолжил незваный гость. – Платьем проста, лицом черна…

Я машинально потерла щеку рукой, ожидая увидеть на ней сажу, – наверное, запачкалась случайно. Но рука была чистой, золотистой от свежего загара.

– А телом-то как тоща, – продолжил издеваться «сморчок» – парнишка лет шестнадцати с рыжими вихрами, в беспорядке торчавшими из-под шлема. – Ишь как Яга тебя гоняет, сердечную, совсем уморила трудами непосильными, одна кожа да кости в тебе остались. Кто ж на тебя польстится, горемычную?

– Я, например, – выступил из-за моей спины Ив.

– Чур меня! – вытаращился Кузьма. – Королевич заморский!

Я аж поперхнулась от обиды. Как я, так, значит, – чернавка? А как Ив – королевич заморский? Не иначе как благородного происхождения и загаром не скроешь, раз даже такой кулема, как Кузьма, в рыцаре аристократа признал.

– Тебя тоже Яга пленила? – обрадовался Кузьма. – Я ей вмиг голову с плеч снесу и вызволю тебя и… – Он с явным недоумением покосился на меня. В глазах его ясно читалось: как же тебя, чистокровный королевич, так угораздило, горемычный? – И невесту твою, – с трудом выговорил он.

– Это чем же тебе так Яга не угодила? – неприязненно поинтересовалась я.

– Колдунья она премерзкая, людоедка окаянная, ведьма коварная, – в сердцах сплюнул рыжий.

– Так мою маменьку еще никто не оскорблял, – с угрозой выговорила я.

– Маменьку?! – Мальчишка выпучил синие глаза. – Ты – дочка Яги?

– Так и есть. – Я кивнула, на всякий случай шагнув поближе к Иву. Кто знает, что у этого деревенского дурачка на Уме. Вдруг он перед всем селом поклялся извести не только Ягу, но и всю ее родню до пятого колена? И с чего мне только взбрело в голову назваться дочкой Бабы-яги? Впрочем, что еще оставалось, когда в звании царевны мне резко отказали?

– Так какие, говоришь, разногласия у вас возникли с моей тещей? – притворно нахмурился Ив.

Кузьма ахнул и вытаращился на Ива глазами, полными сочувствия. Мало того, что жена такая убогая, так еще и теща – сама Баба-яга!

– А она сама тут? – с опаской поинтересовался мальчишка, запоздало сообразив, что один против Яги, ее дочки, по всей вероятности, тоже колдуньи, и заморского царевича он не воин.

– А где же ей быть? – уверенно ответил Ив. – Позвать?

– Не надо! – Мальчишка так отчаянно тряхнул головой, что шлем слетел и укатился прямо под ноги избушке.

Кузьма с тоской покосился под крыльцо, попрощавшись со шлемом. При этом лицо его так посерело, что я заподозрила, что шлем взят тайком у богатыря, доверившего Кузьме стеречь свою поклажу. И когда богатырь заметит пропажу, мальчишке не поздоровится. Избушка шлем, конечно, не вернет – захочет отомстить Кузьме за то, что он чуть дверь с петель не снес. Сжалившись над заморышем, я погладила избушку по двери и попросила:

– Верни шлем.

Избушка заходила ходуном, вероятно, изображая, что готовится усесться на землю и превратить богатырский шлем в блинчик. Кузьма еще больше посерел, потом вытаращил глаза и резво прыгнул вверх – это избушка со всей силы пнула шлем в мальчишку. В прыжке Кузьма поймал шлем, но силы были неравны – шлем как снаряд унес его в лес, ломая деревья и сучья. Лес наполнился треском, воплем летящего Кузьмы и гомоном потревоженных птиц. Я уважительно похлопала избушку по бревенчатой стене:

– Тебе бы на чемпионате мира по футболу штрафные забивать! За такого мощного игрока передрались бы все легендарные футбольные клубы!

Избушка довольно закудахтала и потребовала разъяснений, но описать ей самую популярную игру моего мира я не успела: из сеней вышел кот и осуждающе мяукнул.

– Совсем крыша поехала?! На дрова пущу!

Избушка виновато прикрыла ставенки.

– Мало того что Леший придет возмущаться, что лес курочим, – ворчливо заметил кот, – так еще и богатырь этот недоросший всем станет рассказывать, как его Баба-яга метлой отходила. А в качестве доказательства свои синяки да шишки, о дубы да ели набитые, предъявит.

– Я не подумавши, – повинилась избушка.

– Да когда ты думала? – в сердцах отозвался кот. – Тебе от курицы даже мозги не достались – только ноги.

Такого оскорбления избушка не стерпела – сердито хлопнула входной дверью, прищемив Варфоломею кончик хвоста. Кот взвыл дурным голосом, мы с Ивом бросились на помощь и не без труда вызволили хвост из заклинившей двери.

– Да я! – вопил кот, воинственно топорща усы. – Да ты! Да мы с Ягой тебя в курятнике нашли, от помета отмыли. А ты – хвосты прищемлять! Курица деревянноголовая!

– Фу-ты ну-ты! – не оставалась в долгу избушка. – Ишь ты, как заговорил! Да я для вас! И зимой и летом! Последнее тепло отдаю! Лишь бы Ягусе с Варфушей хорошо было!

– Все, все! – вмешалась я. – Брейк!

– Брехун! – услышав что-то знакомое, радостно подхватила избушка.

– Развалюха на курьих ножках! – не остался в долгу кот.

– Это кто еще развалюха? – оскорбленно возопила избушка. – Да ко мне Горыныч в прошлом году свататься прилетал, али забыл?

– Да Горыныч тогда в Хмельной речке искупался, полреки осушил! – ерничал кот. – Он бы и вековой дуб просватал. Что-то Змей, как протрезвел, стал нас стороной облезть. Не иначе, опасается, что ты его под венец потащишь!

– Да нужен он мне! – раскудахталась избушка. – Я избушка свободная, к вольной жизни привыкшая.

– Как же, как же! – распалялся Варфоломей. – Поди, забоялась, что муженек, когда не в настроении будет, как дыхнет на тебя жаром, так одни угли останутся?

– Нет, ну вы еще подеритесь! – всплеснула руками я. – Да что на вас нашло! Варфоломей! Избушка!

– Курица общипанная!

– Кот драный!

– Это я-то драный?! – разъярился кот, вонзая когти в бревенчатый избушкин бок. – Вот я тебе покажу!

– Ух, я тебя сейчас… отфунболю! – взбесилась избушка и приготовилась исполнить второй мастерский бросок, на этот раз использовав в качестве шлема вредного кота.

О Кузьме, заброшенном в лесную чащу, мы уже давно забыли и бросились отдирать кота от избы, как вдруг налетел сильный порыв ветра, лес загудел, заскрипел, и на полянке раздались тяжелые шаги.

Кот притих, и Ив, воспользовавшись моментом, рванул его к себе, так что из-под когтей Варфоломея только щепки полетели. Избушка взвизгнула, а потом ойкнула и замерла на месте. Я обернулась в предчувствии недоброго.

На полянке перед крыльцом стоял экзотического вида молодой мужчина, напоминающий Тарзана, только выросшего не в джунглях, а в русском лесу. Пепельные с зеленцой волосы скручены жгутами и, топорщась в разные стороны, доходят до плеч. Во всклокоченной шевелюре то тут, то там виднеются цветы ромашки и зеленые желуди. Лицо словно рисовала сама природа: глаза синие, как васильки, искрились весельем, губы красные, что спелая лесная земляника, обещали сладость поцелуев, кожа слегка мерцает, словно вобрала в себя полуденный солнечный свет, и ее так и хочется коснуться рукой, чтобы проверить, не сотрется ли позолота, не опалит ли солнцем. На загорелом теле всего и одежды, что набедренная повязка из кленовых листьев и лопухов. Зато какое тело! Плечи сильные, натренированные тяжелой работой. На бронзовой груди переливаются бисеринки пота, что капельки росы. Во всем его облике чувствовалась какая-то непокорная сила, а в глазах отчетливо читался вызов.

– Леший, – ахнул кот и прошипел, обращаясь к притихшей избушке. – Ну все, аукнулась тебе порча лесных угодий в особо крупных размерах!

– Так я ж того, – воробушком пискнула избушка, – не хотела.

– И что здесь происходит? – раздался звучный голос Лешего.

– Да мы тут избу делим в отсутствие Бабы-яги, – неожиданно для самой себя брякнула я. – Коту – бревна, мне – печку, ему вот, – кивок на Ива, – куриные ноги на бульон.

Избушка так и брякнулась на землю, втянув в себя окорочка раздора. Крыльцо, на котором мы стояли, постигла та же участь, и все трое – я, Ив и кот – полетели вниз. Кот шмякнулся на землю с протяжным «мя-я-у!», Ив – с глухим стоном. А я с тихим «ой!» очутилась в сильных руках лесного красавца, каким-то чудом успевшего подхватить меня. Леший пах земляникой и ромашками, дубовыми листьями и полевыми травами, утренней росой и нагретым деревом, цветочной пыльцой и диким медом… От дальнейшей ароматической дегустации меня отвлекло деликатное, но ревниво-напряженное покашливание рыцаря. Леший опустил меня на ноги и пристальным взглядом оглядел всю нашу компанию.

– Избушку поделите потом, – наконец молвил он. – Сколько полянок, негодница, вытоптала! Давно ее пора по бревнам разобрать.

Позади нас раздался грохот, и в воздух взлетела пыль. Изба не видела смешинок в глазах Лешего, а слышала только напускной гнев в его голосе, и приняла все за чистую монету. А потому выпростала ноги из-под пола и плашмя повалилась на заднюю стенку, так что курьи ножки задрались к небу. Раздался звон посуды, из трубы повалил густой дым.

– Вот курица! Того и гляди, дом спалит! Да и горшки опять менять! – сердито завопил кот. – Куриные ноги – воробьиные мозги!

– Воробушков не обижай, – с напускной строгостью осадил Леший.

– Прошу прощения, – схватился за голову Варфоломей.

– Прощаю, – великодушно кивнул Леший и покосился в сторону избушки: – Оклемается?

– А куда денется? Иначе я ее, бестолковую, в топку отправлю! – пригрозил кот и припустил в сторону избы. – Пойду печь проверю, а то как бы пожар не начался.

Хватило и пары ласковых «мяу», чтобы избушка прыжком поднялась на ноги, перемялась с ноги на ногу, выстраивая равновесие, спустила ступени и распахнула дверь. Кот пулей влетел внутрь и принялся наводить порядок, гремя осколками посуды, а хозяин леса вновь переключил внимание на нас.

– Простите нас за Кузьму, – оробев под его пристальным взглядом, выдавила я.

– Вы и кота уже переименовали? – усмехнулся Леший.

– Я про того парнишку, которого избушка в лес закинула, – сконфуженно уточнила я.

– Да уж, бросок получился знатный. – Леший строго сдвинул брови. – Наломал парнишка дров – двух берез как не бывало, вековой дуб нижней ветви лишился.

Я виновато притихла. Читала я книжки, в которых Леший за порчу лесного хозяйства калечил дровосеков, охотников и простых путников: за каждую сломанную ветку у человека руку отнимал.

– Ну да это не беда. – Леший тряхнул головой, и с его волос слетели лепестки ромашек и пара желудей. – Сказывайте скорей, куда Василиса делась.

– Пропала, – хором доложили мы.

– Знаю, – нахмурился Леший. – Со своей стороны могу сказать, что все леса на своем пути она благополучно миновала. Я ее провожал до самого последнего пролеска, от которого рукой до Златограда подать, а там Василиса на торговый путь вышла да вслед за купеческим обозом к городу пошла. Далее уже не мои владения.

– Да это здорово сужает поиски! – оживился Ив. – Говорите, рукой подать до города? Значит, там ее и надо искать.

– А про торговый путь ты слышал? – не разделяя его энтузиазма, уточнила я. – Что, если Василиса не дошла до города? Что, если ее раньше похитили?

– Похитили? – посерел лицом Леший.

– А почему бы нет? То, что она Баба-яга, конечно, никому не ведомо, – рассуждала я. – Но по описаниям кота она девица видная, красивая к тому же. Проезжали мимо какие-нибудь дикие татары-монголы, на блондинок падкие, хвать – и нету девицы.

– Ты забываешь одну незначительную деталь, – вмешался Ив. – Даже две.

– Какие же? – удивилась я.

– Во-первых, Василиса ушла из дома переодетой в мальчика.

– Перед городом она могла и принарядиться! – парировала я.

– Она не собиралась привлекать к себе внимание, – напомнил Ив.

– Могла и передумать! – не сдавалась я.

Ив покачал головой и выдвинул второй аргумент:

– Во-вторых, Василиса – волшебница. Посмотрел бы я на того, кто решился ее похитить! Твои татары-монголы, дерзни они ее и впрямь похитить, сейчас бы уже горько раскаялись в содеянном, носясь по полям в облике коней.

– Скорее – ишаков, – хмыкнула я, но так просто сдаваться не собиралась. – А если среди них был черный чародей, который Василису волшебной силы лишил?

– А вот в этом уже есть смысл, – задумчиво произнес Ив, – в противном случае Василиса уже давно бы вернулась домой или хотя бы подала о себе весточку.

– А если она не хочет? – выпалила я и прикусила язык под ледяным взглядом Лешего.

– Что ты сказала? – раздался за спиной вкрадчивый голос кота.

– Что, если она не хочет возвращаться? – уже менее уверенно предположила я. – Что, если она увидела родных, открылась им, вернулась в семью и поняла, что ее бегство было ошибкой? Что, если она больше не хочет быть лесной отшельницей, а желает жить в царском тереме, выйти замуж, родить детей? А что? – Я стушевалась под тяжелыми взглядами кота, Лешего и Ива. – Нормальное женское счастье.

– Боюсь, что… – со вздохом начал Ив.

– … в этом случае… – бесстрастно продолжил Леший.

– … тебе придется занять ее место, – жестко закончил кот.

– Никогда! – похолодела я. – Так, немедленно начинаем операцию по возвращению Василисы в избушку. У кого какие предложения?

– Я готов оказать любую помощь в пределах моих владений, – с готовностью откликнулся Леший.

С учетом того, что большая часть Лукоморья покрыта лесами, мощная поддержка!

– Спасибо, – искренне поблагодарила я, – нам она очень пригодится.

– И по поводу похищения Василисы с торгового пути, – добавил Леший. – Это исключено. На своем пути похитители обязательно бы проезжали лес, и мне бы про то стало ведомо.

– Значит, Василиса все-таки в городе, – подвел итог Ив.

– И вернуть ее нужно как можно скорей, – озабоченно добавил Леший. – Что-то неладное началось после ее исчезновения. Люди на Ягу ни с того ни с сего озлобились, зовут ее злой ведьмой и людоедкой, обвиняют в похищении детей. Сколько я за последнее время разговоров о том наслушался – не сосчитать! А скольких вояк с палицами да дубинами с верного пути сбил, дорожки перепутал, не дал им до избушки Яги дойти? Ведь все Яге смертью грозили. Вот и сегодня троих мужиков кружил-кружил по лесу… – Леший многозначительно взглянул на меня, и я покраснела, поняв, что он все время был незримым свидетелем реалити-шоу «Я не ведьма, не упырь, а бедная сиротка». Наверное, и дорогу к дому Яги мне подсказал он, обратив мое внимание на малинник с лоскутом сарафана.

– Не всех сбил, – ворчливо заметил Варфоломей. – Илья намедни наведывался, Кузьма опять же.

– Недоглядел, – виновато понурился Леший.

Прежде чем попрощаться, он вытащил из кустов на опушке припрятанный там пенек с диким медом (пенек, выдолбленный изнутри, прекрасно заменял бочку) и сложенную кулем бересту, полную спелых ягод лесной малины. От души поблагодарив засмущавшегося Лешего, я подхватила бересту с ягодой, Ив взялся за пенек, и под ворчание кота, который горевал о сметанке, которая в лесу не растет, мы вернулись в избушку.

О беспорядке, который избушка учинила своим падением, напоминали только глиняные черепки, сметенные котом в угол, да сбившиеся половики. В остальном Варфоломей успел привести горницу в привычный вид. Или избушка уже научилась падать так, чтобы причинять минимум вреда хозяйству.

Втянув ноздрями воздух, я поспешно положила бересту с малиной на стол и кинулась к печи. Из-под заслонки вырвалось облачко горелого воздуха, и я, отфыркиваясь, достала противень с беспорядочной грудой безнадежно испорченных пирогов. Сырые внутри, сверху они покрылись толстой черной коркой. Отведать их не осмелился бы и Робинзон Крузо, проведший на необитаемом острове три долгих года.

– Это все из-за избушки, – буркнула я. – Если бы ей не вздумалось валяться в процессе приготовления, пирожки бы удались на славу. Нарушила весь процесс, понимаешь.

Кот с Ивом скептически переглянулись, и рыцарь вынес противень с неудавшимся кулинарным шедевром на улицу.

– Что ж, будем трапезничать чем Леший послал, – заключил кот, снимая лист лопуха с пенька с медом, стоящего на столе. Медовый аромат перекрыл запах горелого и волнующе защекотал ноздри.

Пока мы с Ивом доставали деревянные ложки и дубовые миски с кружками – единственную посуду, уцелевшую после избушковаляния, – кот вытащил из сундука какую-то пеструю ветошь и принялся деловито расстилать ее на столе.

– Еще страшнее скатерки не нашлось? – не удержалась я.

Кот обиженно сверкнул глазищами и уселся на скамью во главе стола. Мы с Ивом опустились на лавку сбоку.

– Ну что, отведаем лесных угощений? – поторопила сотрапезников я, зачерпывая горсть малины и отправляя ее в рот.

Ив последовал моему примеру. Кот не тронулся с места, глядя на нас голодными глазами.

Несколько минут мы молча опустошали бересту с малиной и миски, наполненные медом, запивая сладость родниковой водой, после чего я с тоской протянула:

– Эх, сейчас бы маминых щей!

– И утку, запеченную с яблоками, – мечтательно добавил Ив.

– А мне – сметанки, да побольше, да погуще! – властно велел кот, как будто диктовал заказ в ресторане.

В то же мгновение ветхая скатерка взмыла вверх, словно расстилаемая невидимой хозяйкой, вместе с ней взлетела в воздух посуда и береста с малиной. Я рванулась было за берестой, испугавшись, что ягода рассыплется, да так и застыла: и посуда, и береста повисли в воздухе. Всего лишь на какое-то мгновение. В следующий миг скатерть уже вновь опустилась на стол, а на ней стоял серебряный поднос с уткой, запеченной до золотистой корочки. Посуда и береста, с которой не упало ни одной ягодки, плавно опустились следом.

– Не верю своим глазам! – выдохнул Ив. – Утка точь-в-точь как в моем замке. А поднос! – Он ткнул пальцем в голограмму по краю: – Это же герб нашего рода!

Я же в полном онемении смотрела на стоящую передо мной глубокую белую тарелку с розовым цветочком на краю. Эта тарелка была моей любимой, и она была полна наваристых ароматных маминых щей с фасолью.

– Держи! – Щедрая ложка сметаны плюхнулась в мою тарелку, выводя меня из оцепенения. Я подняла глаза. Кот с наслаждением вылизывал остатки, прижимая к сердцу глиняную миску.

Ив пожирал голодными глазами утку и, страдая от отсутствия столовых приборов, не решался ее попробовать.

– Не стесняйся, – толкнула его в бок я. – Здесь все свои.

– Отведай первый кусочек, – великодушно предложил он.

Я хмыкнула: меньше всего рыцарь сейчас боялся отравиться. Ему просто надо подать пример! Я отломила кусочек нежного мяса и отправила себе в рот.

– Мм… объедение!

Ив, мгновение поколебавшись, придвинул поднос ближе и набросился на дичь, восторженно восклицая:

– Эту утку мог приготовить только наш повар Стью! Я как будто домой попал!

Я за обе щеки уплетала мамины щи. А ведь действительно – мамины! И тарелка моя, домашняя. Вот это скатерть-самобранка! Выпрашивая ее у кота, я рассчитывала на местную кухню, представляя каравай, каши, пироги, яблоки, квас, а скатерка каждого гостя его любимой едой угощает, из какого бы мира он ни явился. Ива потчует вессалийской пищей, меня – домашней маминой, кота – привычной деревенской.

– А говорил, что нету скатерти-самобранки, – укорила я кота, отставляя в сторону пустую тарелку, которая тут же исчезла. – Издевался, да? Тесто заставил месить, пироги печь.

– Без труда и ложка щец не вкусна! – назидательно изрек кот, вылизывая миску со сметаной. После чего велел: – Добавки!

Миска на глазах наполнилась густой сметаной. Эх, объедаться так объедаться!

– Салат «Цезарь», – представив салат из любимого ресторана, возмечтала я.

Скатерка думала дольше, чем в прошлый раз, но с поставленной задачей справилась. Слева от меня в воздухе возникла большая тарелка и плавно опустилась на стол. Обрадовавшись, я схватилась за деревянную ложку и озадаченно замерла, переводя взгляд с ложки на листья салата и кусочки курицы на блюде.

– А нож с вилкой нельзя? – осмелев, попросила я.

Скатерка еще раз зависла, обдумывая необычный заказ, и добыла-таки привычные мне столовые приборы. Вилка и нож, словно разложенные услужливым официантом, опустились по бокам от тарелки. Я с ликованием набросилась на салат.

Ив посмотрел на меня с укором, поспешно вытер руки, испачканные в утином мясе, и запоздало потребовал приборы. При виде серебряных ножа и вилки производства Вессалии я даже не удивилась.

Свой пир мы закончили моими любимыми десертами. Себе я заказала тирамису, а Ива подбила отведать мороженое. На мороженое соблазнился даже кот, к тому времени умявший три миски сметаны. Ванильный пломбир привел Варфоломея в полный восторг.

– Вкуснотища! – млел он. – Теперь каждый день его есть буду.

– Только осторожней, – предупредила я. – Так и простудиться можно.

– Я свою меру знаю, – тоном заядлого алкоголика ответил кот, жадно вылизывая шарик мороженого.

– Я за тебя спокойна: мороженым и сметаной ты обеспечен на всю жизнь, – заметила я. – Что ж ты нам жалился, что погибаешь с голоду без сметанки, и рассказывал, как Яга брала подарки ведрами сливок?

Кот мигом посерьезнел и оторвался от пломбира.

– Нельзя использовать волшебные предметы по первой прихоти.

– Опять двадцать пять! – Я закатила глаза. – Уж не хочешь ли ты сказать, что с голоду будешь умирать, а скатерку не достанешь, будешь ждать, пока добрый селянин явится к Яге в гости с кринкой сметанки?

– Я с голоду не умру, – легкомысленно проболтался кот, – в лесу полевых мышей полно.

Перехватив мой насмешливый взгляд, он быстро добавил:

– Но страдать буду сильно!

– А я буду страдать, если мне все время придется ограничивать себя в магии, – призналась я, в надежде на понимание.