Легенда Лукоморья

– А Баба-яга зубами щелк, – доносился до меня голос Сидора, – и съела Лутонюшку.

Чем дальше я топала, тем больше крепла в мысли, что подпускать одержимых подвигами мужиков к избушке никак нельзя. Даже если я опережу их и предупрежу Ива и Варфоломея, что мы сможем предпринять? Один Ив против Фрола и Клима не боец. К тому же у Фрола – палица, у Клима – дубина, а у Ива даже меча нет. Да и детины с детства к рукопашной приучены, а рыцарю давали уроки фехтования, против молодецких кулаков он и раунда не простоит. При мысли о том, как кулачище Фрола раскрасит синяками совершенное лицо Ива, сердце тревожно сжалось. Нельзя допустить, чтобы троица дошла до избушки, никак нельзя!

Я набрала побольше воздуха и с криком «Ау, люди добрые!», ломая кусты, понеслась на опешивших мужиков.

Только сейчас мне представился шанс разглядеть любителей малины в лицо. Самым видным был Фрол – статный молодец с русыми волосами, стриженными под горшок, и наивным взглядом голубых глаз. Лицо Клима было похоже на пережаренный масленый блин с черными угольками глаз. В мордочке Сидора, оказавшегося самым старшим из троих, присутствовало что-то хищное и вместе с тем жалкое. Неспроста он напомнил мне шакала из мультфильма. Все трое были бородаты. У Фрола ухоженная бородка кудрявится мягкими кольцами, у Клима всклокоченная растительность топорщится мочалкой. С подбородка Сидора крючком свисают три скудные волосины.

Я ждала, что Фрол, Клим и Сидор кинутся мне навстречу, назовут красной девицей, предложат свою защиту и станут набиваться в названые братья, но вместо этого мужики вытаращились на меня, как на привидение, и попятились.

– Поди ж ты, русалка! – в изумлении воскликнул Фрол.

– Ведьма! – в страхе просипел Клим, поднимая дубину.

– Упырь! – взвизгнул Сидор, прячась за их спины.

От такого теплого приема я резко затормозила и обиженно вскрикнула:

– Добры молодцы, вы чего?

– А ладная девка, – с восторгом протянул Фрол.

– Не смотри! – осадил его Клим и, поднявшись на цыпочки, закрыл товарищу глаза ладонью.

– Я в лесу заблудилась, – растерянно пробормотала я, – уж не чаяла дорогу найти. Брожу-брожу который час, тут – вы, я – к вам.

– Не слушайте ее, зачарует! – в панике пропищал Сидор.

– Изыди, ведьма! – Клим агрессивно выставил вперед дубину. – А то весь дух из тебя вышибем!

– Какая ж она ведьма? – визгливо возразил Сидор. – Вон весь рот кровью перемазан! Упыриха самая настоящая.

Я машинально коснулась ладонью губ – пальцы окрасились малиновым, и я неожиданно расхохоталась. Хорошо я малинку поела, раз меня теперь за вампира приняли! А мужики-то сами красавчики – все бороды в малине перепачканы, только на их растительности пятна не так заметны.

– Чур-чур-чур меня, ведьма! – тревожно заголосил Сидор, зажмурив глаза, втянув голову в плечи и по-козлиному тряся бородкой.

– Вы уж определитесь, – мирно посоветовала я, – ведьма или упыриха, а то показания разнятся.

– Ведьма она и есть – наглая, простоволосая, – презрительно процедил Клим.

– Чего ведьме в лесной чаще делать? Русалка это, как пить дать! – вмешался Фрол, уставший поглядывать на меня поверх ладони Клима, и решительно опустил руку товарища.

– Где ты здесь видишь реку или озеро, дурень? – не сдержался Сидор. – Упыриха это. Глаза-то разуй! Вишь, у нее одежа и руки в земле.

Я смущенно отряхнула сарафан. Как тут не изгваздаться в земле, когда столько времени по лесу кружила, да еще на земле сидеть пришлось, прячась от троицы в малиннике.

– А ногти-то, ногти, ты глянь, какие длинные, – тоном инквизитора продолжил Сидор. – Добрая девица скорее на собственной косе удушится, чем на людях с такими безобразными руками покажется.

Я стыдливо спрятала ладони за спину. Эти дикие люди ничего не понимают в современном маникюре! Впрочем, я и забыла, когда его делала в последний раз. Морская вода здорово укрепила ногти, и они выросли на загляденье длинными, а вот подпилить их было недосуг. На острове не до красы ногтей было. Кто бы мог подумать, что ногти меня здесь так подведут! Ведь кот мне даже словечка о них не сказал! Что простоволосая – побурчал да затих, а я и внимания не обратила. Зато теперь каждая деталь моей внешности оценивается с точки зрения принадлежности к нечисти – дикие, дикие времена!

– Вот! – торжествующе заверещал Сидор, ткнув в мою сторону острым пальцем. – Видал – руки прячет! А под когтями-то у ней землица. Сырая. Из могилы она выбралась – не иначе!

Сидор умел убеждать, а его товарищи не блистали сообразительностью. Поэтому Фрол и Клим покрепче перехватили свои убийственные орудия – еще мгновение, еще словечко гнусного Сидора, и живой из сказочного леса я уже не выберусь. Бежать бесполезно – в физической силе и выносливости мужиков сомневаться не приходится. Оставался один-единственный способ убедить их в своей невиновности, и я поспешила им воспользоваться: рухнув на землю, прижала колени к груди, как Аленушка с картины Васнецова, и зарыдала во весь голос.

– Бедная я, несчастная сиротка, – выла я, размазывая по щекам слезы. – С малых лет меня все обидеть норовят, но чтобы так… Чтобы ведьмой назвать… Чтобы русалкой… Чтобы упы-ре-о-ом! Бедная моя матушка, хорошо, что она не дожила до этого дня! Бедная я, бедная, была бы жива матушка, ничего бы этого не случилось. Меня – упыре-о-ом! А губы красные… это ж я малину ела… а меня сразу в упы-ри-и-и-и!

Моя истерика произвела должное впечатление: Фрол с Климом опустили дубину с палицей. Неугомонный Сидор проверещал что-то о коварстве ведьм и особенно упырей, но подзатыльник, полученный от Фрола, заставил его подавиться своим ядом. Подглядывая сквозь пальцы и продолжая сотрясаться от рыданий, я вдохновенно ныла про бедную сиротку, которую каждый обидеть норовит. Наконец Фрол, неловко топтавшийся на месте, подошел ко мне и виновато протянул:

– Слышь, девица, не плачь, обознались мы!

Для закрепления эффекта я выдала еще несколько душераздирающих стенаний о загубленной девичьей чести, но, кажется, перестаралась. Добрая душа Фрола не выдержала девичьих страданий, и молодец порывисто предложил:

– Женюсь, только не плачь ты так горько!

Я мигом поперхнулась очередным воем и в панике уставилась в бесхитростное лицо Фрола. А ведь с такого станется – женится!

– Не надо, – тоненько протянула я и, заметив тень в глазах Фрола, поспешно добавила: – Пригожий ты молодец, но я Ива… нушку люблю!

– Вот и ладно! – обрадовался Фрол и протянул мне здоровенную пятерню, помогая подняться. – А моя невеста – царевна Злата!

– А она знает? – вырвалось у меня.

– Пока нет, – посуровел Фрол. – Сперва подвиг такой совершить надо, чтобы мое имя на все царство прогремело. Вот разделаюсь с лиходейкой Ягой, а потом сразу в царский дворец – героем.

– С Ягой?! – испуганно вскрикнула я. – Чем же тебе бабушка не угодила?

– Чур меня! – заверещал за спиной Фрола Сидор. – Внучка Яги! Ведьма злющая, змея подколодная, людоедка подлая!

Я было раскрыла рот, чтобы выдать очередной вопль бедной сиротки, но, встретившись взглядом с мутными глазенками Сидора, передумала и погрозила ему кулаком:

– Да чтоб твой поганый язык отсох!

– Ведьма, ведьма! – заголосил Сидор, прячась за спину Клима.

А я испуганно закусила губу: вдруг мое пожелание гадкому Сидору возьмет и сработает, как раньше?

Но волшебство по-прежнему было мне не подвластно, в чем я убедилась, слушая мерзкие вопли Сидора. Даже Клим неодобрительно косился на писклю, а Фрол показал Сидору лучшее успокоительное средство – свой мощный кулак.

– Ты уж его прости, девица, беспокойный он у нас, – с виноватой улыбкой заметил Фрол.

– А чего он сразу ведьмой да упырем обзывается? – обиженно протянула я.

– Что взять с дурака, – широко улыбнулся Фрол.

«Действительно, что с них возьмешь», – подумала я.

– Ты откуда Ягу знаешь-то? – подозрительно поинтересовался Клим.

– Так я у нее жила, – выдала я, решив держаться своего первоначального плана разубедить Фрола и Клима в лживых байках Сидора и создать положительный образ Бабы-яги, помощницы и защитницы.

– Она тебя похитила! – переглянувшись, хором воскликнули Фрол и Клим.

– И в печи изжарить хотела! – вставил Сидор.

– Да вы что! – с укором вскрикнула я. – Как только в голову такое прийти может! – И, воспользовавшись растерянностью мужиков, вдохновенно затараторила: – Баба-яга меня как матушка родная приняла. Мачеха меня не чаяла со свету сжить, из дому в лес выгнала, чуть волки меня не съели. Но Бабушка-яга, спасительница моя, вовремя явилась, в избушке своей приютила. Я ей помогала чем могла…

– Ведьма-ведьма! – обрадовался Сидор. – Волшбой черной помогала!

Фрол с Климом цыкнули на товарища, а я, не обращая внимания, продолжала:

– В избушке прибрать, пирогов испечь, печь натопить – бабушке-то в ее годы уже тяжеловато со всем справляться.

Заметив взгляды, которыми обменялись Клим с Фролом, я поспешно исправилась:

– То есть она еще крепкая старушка, всем жару задаст!

– А я что говорю, людоедка она! – радостно вставил Сидор.

– Такого, как ты, грех не съесть! – не выдержала я.

– Костями подавишься, – гоготнул Фрол.

– И ядом отравишься, – поддержал товарища Клим.

Сидор затих и только злобно зыркал на меня колючими глазенками.

– В общем, Баба-яга – старушка хоть куда, за себя постоять сумеет, – убеждала я охотников за головой Яги. – А уж я ей так признательна была за заботу ее сердечную, что делала, что могла, чтобы ведение хозяйства ей облегчить, чтобы у бабушки было больше времени…

– Волшбой черной заняться да дитяток неповинных в печке выпекать! – высунулся опять Сидор.

– Послушай, добрый человек! – вспылила я. – Ты так истово чернишь Бабу-ягу, уж не отвергла ли она твои ухаживания на заре юности? Она сказывала, отбоя от ухажеров у нее не было.

Хохот Фрола с Климом громовым раскатом сотряс лес. Сидор побелел от злости и мелко затряс бородкой.

– Ох, умыла ты Сидора, девица! – со смехом заметил Фрол. – Как звать-то тебя, находчивая?

– Аленушка, – буркнула я.

Фрол с Климом мигом посерьезнели.

– Уж не та ли Аленушка, у которой Баба-яга братца в козленочка превратила? – насторожился Клим.

– Нету у меня никакого братца. И Яга никого в козлов не превращает! – с возмущением парировала я.

– Мало ли Аленушек в нашем царстве, – встрял Сидор. – Был козленочек, был, я точно знаю!

– Неужели это ты и был? Раз точно знаешь? – съехидничала я.

Сидор поперхнулся очередной гадостью и отвел глаза. А ведь, похоже, я права. У этого Сидора свой зуб на Бабу-ягу, чем-то насолила ему бабулька. Впрочем, винить в том он должен только себя самого. Сидор и ангела доведет. Будь я в ладах с магией, давно бы уже превратила его… да хотя бы в козленочка! Хотя какой он козленочек, в его-то почтенные годы?

– А не та ли ты Алена, которая в сердечных делах мастерица? – с надеждой спросил Фрол.

– Да как вы такое могли подумать! – рассердилась я. За кого меня тут принимают, за падшую женщину?

– Жаль, – взгрустнул Фрол, – сказывают, она путь к сердцу любой девицы чародейством сыскать может.

Я успокоилась. Стало быть, речь всего лишь о какой-то чародейке, промышляющей приворотами.

– Да не Алена та, а Любава, – вклинился Сидор и осекся, поняв, что сболтнул лишку.

– Вот Сидор точно знает, – загоготал Клим, – поди, не раз за приворотным зельем наведывался. Ты у него расспроси, он подскажет.

– А и ладно, мне без надобности, – махнул рукой Фрол. – Лучший путь к сердцу девицы – совершить какой-нибудь подвиг. Вот я и совершу!

Детина воинственно воздел свою палицу, и я поежилась.

– Так чем, Аленушка, говоришь, Баба-яга занимается? – спросил будущий герой Лукоморья.

Я с готовностью перечислила все умения Яги, о которых рассказывал мне кот, и еще от себя кое-что наплела. Разлилась соловьем. По моим словам выходило, что без Бабы-яги в Лукоморье наступит конец света: начнутся голод, разруха и повсеместный мор, некому будет больных исцелить, женихов по следу похищенной невесты направить, падчериц от гонений злобных мачех оградить и справедливо вознаградить. Все Бабу-ягу любят, уважают и ценят безмерно.

– Сам Илья-богатырь на днях к Яге заходил и грозился любому, кто ее обидит, ноги повыдергивать, – добавила для верности я.

Угроза Ильи произвела сильное впечатление на Клима с Фролом, а Сидор с опаской оглянулся, будто бы Илья все это время сидел в засаде за листьями лопуха, а сейчас как выскочит, как выпрыгнет и вставит ему по первое число.

– А Сидор нам совсем другое рассказывал, – почесал косматую бороду Фрол.

– Верьте, верьте ведьмачке, которая у Яги долгое время прожила, она вам еще и не такого наговорит! – брызжа слюной, убивался Сидор.

– Да и по деревне слухи ходят… – в задумчивости произнес Клим.

– Братцы, – воспрянул духом Сидор, – вы же меня всю жизнь знаете. Кому вы поверите, мне или этой оборванке? – Он ощупал меня бусинками глаз и с подозрением заметил: – Что-то платье у тебя диковинное…

– Это мне Баба-яга подарила! – не растерялась я.

– Не больно-то она расщедрилась, – ехидно заметил Сидор. – Одежа самая что ни на есть простая, ни вышивки, ни украшений.

– Так Бабушка-яга в лесной глуши живет, откуда ей моду столичную знать? – возразила я в ответ.

Зря я это сказала. При словах «лесная глушь» Фрол с Климом сделали стойку и впились в меня взглядами.

– Веди нас к ней! – велел Клим.

– А мы на месте решим, хороша Яга или плоха, – поддержал его Фрол.

– Я дороги не знаю, – замотала головой я, – говорю же – заблудилась! С Бабой-ягой я вчера еще простилась, она меня домой с подарками отправила…

– И где ж твои подарки? – ехидно поинтересовался Сидор, красноречиво косясь на мои пустые руки. – Что-то не видать их!

– А я как поняла, что заблудилась, припрятала их в укромном месте. Дорогу-то налегке искать сподручней, – снова не растерялась я.

– Дурит она нас, братцы, дурит! – верещал Сидор.

– Вот что, – веско произнес Клим, – кто прав, а кто виноват, это мы у Яги решим. А сейчас надо дорогу искать. Ты, Сидор, говорил, что уже близехонько? Вот и не приставай к девице, веди сам. А то уж стемнеет скоро.

На мгновение в глазах Сидора промелькнула паника, и я воспрянула духом – пути он не знает. Но пискля, не будь дурак, с уверенным видом ткнул острым пальцем влево, в теряющуюся среди сосен тропинку.

Клим с Фролом оттеснили меня к тропинке, подразумевая, что моего мнения никто не спрашивает и отныне я продолжаю путь с ними.

– Только если он хоть словечко плохое о Бабулечке-ягулечке скажет, я за себя не отвечаю, – ласково предупредила я.

Но напрасно я думала, что это табу избавит меня от противного голоса Сидора. Помимо ужастиков о кровожадности Бабы-яги в арсенале сплетника имелись леденящие душу триллеры о злодеяниях Кощея, готические сказки о коварстве русалок, мрачные легенды о бесчинствах Водяного. Без устали болтая, Сидор шпарил по лесу со скоростью торпеды, Фрол с Климом не отставали, а я очень скоро выдохлась, и мои попутчики смирились с тем, что я плетусь в самом конце, то и дело присаживаясь отдохнуть.

Опустившись на очередной пенек, я едва не вскрикнула от радости. Чуть в стороне виднелись кусты малины, которой я лакомилась в самом начале пути, всего в нескольких минутах ходьбы от избушки Яги. Вон и ягода оборвана с одной стороны, и голубой лоскут на веточке висит. Надо же, а я гадала, когда умудрилась порвать сарафан! Убедившись, что путники увлечены рассказом Сидора о жестокой русалке, топившей в омуте только русоволосых парней по имени Иван, а сам Сидор уверенно уводит их в ложном направлении, я метнулась к кустам малины и что было сил бросилась вперед по тропке, которая будто сама стелилась под ноги, указывая верное направление.

– Явилась не запылилась, – приветствовала меня избушка. – Хотя очень даже запылилась, – добавила она, когда я подошла ближе. – Надо срочно баню истопить.

– Какая баня? – отмахнулась я. – Не до того сейчас. Как тут обстановочка?

– Без изменений, – доложила изба.

– Эти, – я покосилась на окошко, – там?

– А где же им быть?

– Могли бы сгонять в деревню за сметанкой и в лес за куропаткой, – хмыкнула я, вспомнив о своем пустом желудке. Хотя о чем я думаю, когда нужно срочно спасаться?

С криком «Беда!» я ввалилась в горницу и торопливо рассказала о вооруженной троице, бродящей по окрестностям в поисках избы Бабы-яги.

– Нужно срочно отсюда убираться, – взволнованно закончила я.

– Воля ваша, – невозмутимо обронил кот. – Я не держу.

– Да нет же, опасность в первую очередь грозит избушке и тебе! – повторила непонятливому я. – Разве не ясно? Надо уходить всей избушкой и забиться куда-нибудь подальше в лес, где нас никто не найдет. Избушка, слышала? Подъем, направо, вперед!

– Никуда мы не пойдем, – лениво отрезал кот.

– Но как же… – всплеснула руками я.

– Двигаясь по лесу, изба наделает больше шума, лучше затаиться и остаться на месте, – рассудительно заметил Варфоломей. – Изба и так стоит в укромном месте, куда не всякий Сидор путь найдет.

– Ах так! – Я топнула ногой. – Но я не могу сидеть сложа руки и ждать, пока эти трое постучат в дверь.

– Вот и ладненько, вот и не надо, – обрадовался кот и, подбежав к сундуку, стоящему у печи, ловко открыл его и нырнул внутрь.

– Это кошачье убежище от агрессивно настроенных богатырей? – ухмыльнулась я. – Умно придумано!

Из сундука шлепнулся на пол тяжелый тряпичный мешочек, подняв в воздух белое облачко, а следом появился и сам кот, держа в зубах связку засушенных рыжиков.

– Шо смотришь? – промычал он. – Помоги!

– Это что? – Я в недоумении взяла в руки нанизанные на веревочку грибы.

– Это работа тебе, пирог печь будешь, – заявил кот, спрыгивая на пол. – Мука вот, – он кивнул на тряпичный мешочек. А потом нырнул под лавку и выкатил оттуда крохотное рябое яйцо неизвестной лесной птицы. – Куропаткино, – пояснил он, глядя на мое озадаченное лицо.

– Что-то я не пойму, что ты предлагаешь, – призналась я.

– Это не я предлагаю, это ты на правах хозяйки должна будешь предложить этим трем дурням пищу и кров.

Я опешила.

– Да они Ягу убить хотят, а избу – спалить. А ты печешься, чтобы они были накормлены?!

– Удальцы твои только на словах Ягу отделать горазды, – сощурился кот. – А как придут, как избушку увидят, так сразу разленятся, начнут требовать, чтобы ты их накормила, напоила, спать уложила. В общем, ты меня поняла? Не накормишь гостей, пеняй на себя!

– Что ж, смысл в этом есть, – усмехнулся Ив. – Находившись по лесу и отведав сытного обеда, они без сил повалятся по лавкам, и им уже не до подвигов будет.

Вот ведь предатель!

– Даже если я что и напеку, как я перед ними предстану? – возразила я. – Они ж меня в лесу видели!

– Ничего, Василису в Ягу превратил и из тебя Ягу сделаю, – обещание кота прозвучало как угроза. – А ну живо к печи!

Пирогов я не пекла ни разу в жизни, рецепта мне кот не подсказал, пришлось действовать наобум, припоминая кухонные посиделки с мамой и кулинарные шоу, которые я изредка смотрела, если в гостях были мои любимые артисты. Стоит ли рассказывать, что мука сыпалась в глаза и мимо стола, тесто не месилось и липло к рукам, кот открыто посмеивался, а Ив с жалостью наблюдал за моими попытками приготовить пироги. Вредный кот не помог даже печь разжечь. В результате я вся измазалась в саже, как Золушка, подпалила прядь волос, обожгла пальцы, но с операцией «Печь» все-таки справилась, заставив избушку расчихаться и выпустить из трубы дымок. Разложив криво слепленные пироги на противне и отправив их в печь, я в изнеможении опустилась на лавку.

– Знаешь, Варфоломей, если бы тебя не заколдовали раньше, то я бы за вредность твою тебя точно хвостом и усами наградила!

– Это кто ж меня заколдовал-то? – усмехнулся кот.

– А ты разве не человек заколдованный? – Я пристально глянула на него.

– Скажешь тоже, – Варфоломей тряхнул ушами. – Я урожденный кот.

– А говорящий почему?

– Много будешь знать, скоро состаришься, – солидно ответил он и спросил у избушки: – Избушка, как там в окрестностях? Не видать гостей?

– Тихо, Варфоломеюшка, – доложила обстановку изба. – Не видать никого. Тишь стоит – листок не шелохнется.

– Значит, намнут сегодня Сидору бока, – не удержалась от злорадства я.

– Значит, Лешему в ноги кланяться нужно – отвел беду, – заключил кот.

– Расскажешь, что дальше с Василисой было? – попросила я.

– Так уж и быть, – с притворной неохотой согласился кот и продолжил прерванный рассказ с того момента, как в избушке Бабы-яги появился жених Василисы.

Василиса

– Здравствуй, бабушка, – приветствовал Ягу Чернослав, входя в горницу.

Кот с любопытством рассматривал гостя. Правду сказывала Василиса, описывая жениха статным и пригожим. И чем, спрашивается, суженый ей не угодил? Высок, силой не обделен, одет богато, ладно. Круглолицый, чернобровый, кудри вьются черными кольцами у смуглого лица. Видать, на красном солнышке много времени проводит. А очи не синие, что васильки, как у богатырей, которые в поисках пропавших невест к Яге прежде являлись, а черные, как дикая слива, что растет у холодного озера. Не зря родители Чернославом нарекли: ничего светлого в облике Василисиного жениха нет. Только зубы блестят белой полоской жемчуга, да рубаха бела, что сметана. При мыслях о сметане кот затосковал, припоминая, когда последний раз он лакомился жирными деревенскими сливочками.

Василиса же сидела, словно набрав в рот воды, и кот чуть выпустил коготки, призывая Ягу ответить гостю.

– Зашем пожаловал, добрый молодеш? – прошамкала Василиса.

Кот, нервно подергивая хвостом, с тревогой наблюдал за Чернославом. Но тот никаких признаков узнавания не выказывал, как подобающее восприняв и облик Бабы-яги, и ее голос, и Варфоломей расслабился, похвалив себя за смекалку. Испокон веков к Яге приезжали добры молодцы в поисках похищенных и пропавших невест, жен или сестер. Баба-яга направляла их по верному пути, давала совет, как одолеть злодея-похитителя и вызволить зазнобу. За тем же прибыл и Чернослав. Меньше всего он ожидает найти пропавшую невесту в избушке Бабы-яги, а значит, обмануть его не составит труда.

– Беда у меня, – отрывисто сказал Чернослав, подтверждая мысли кота, – невесту мою нареченную, Василису Премудрую, похитили из отчего дома.

Как ни старалась Василиса вжиться в образ Яги, при упоминании своего имени подавилась мякишем и закашлялась. Варфоломей еще глубже вонзил коготки, и кашель перешел в утробный стон.

– Бабушка, ты что? – вздернул брови Чернослав.

– Кхе-кхе, – откашлялась Яга, – ждоровье уже не то, што в молодошти. Так што, говоришь, ш твоей невештой?

– Похитили, – нервно повторил Чернослав, глядя в пол. – Весь царский двор усыпили колдовством злодейским, а когда оно развеялось, Василисы не нашли.

Василиса с котом на пару озадаченно примолкли. Выходит, ее бегство из дома родители расценили как похищение? А чародейство, совершенное Василисой, приписали неведомому колдуну? Так это же…

– Жамешательно! – каркнула Яга.

– Что замечательно? – Чернослав нахмурил брови и склонил голову. Черные как угли очи молодца встретились с зелеными кошачьими, блестевшими из-под лавки. Варфоломей вздрогнул – словно в студеную январскую прорубь провалился. Яга всегда говорила, что глаза – окна души. У самой Яги они были бездонным колодцем, хранящим на дне вековую мудрость хозяйки. У Василисы очи, что летнее озеро, – прозрачные, ясные, ласковые. У молодцев, прежде приходивших в избушку за советом, глаза были подобны грозовому небу и отражали кручину, разъедавшую сердце. А у Василисиного жениха глаза были черные, как угли в бабкиной печи, и притом ледяные, как вода в январской проруби.

– Жамешательно, што ты приехал ко мне, голуба! – прошамкала Баба-яга.

– Значит, ты знаешь, где Василиса? – Чернослав так и подался вперед.

– Как же не жнать? – уверенно выдала Яга. – Баба-яга все жнает, все примешает.

– Уж я тебя, бабушка, одарю, уж я век не забуду! – поклялся Чернослав.

– Кошей, – прошамкала Яга, и кот от неожиданности выпустил когти. – Уй!

– Что? – не понял Чернослав.

– Кошей – тот жлодей, што твою жажнобу похитил, – убежденно сказала Яга.

Весть Чернослава не порадовала. Он как-то весь поник и посерел лицом. Василиса же, напротив, приободрилась и похвалила себя с правильным выбором. «Закручинился, касатик, – с ехидством отметила она, глядя на горе-жениха. – Оно и понятно, кому охота связываться с самым страшным колдуном Лукоморья?»

– Ты верно знаешь? – хмуро переспросил Чернослав. – Не путаешь, старая?

– Я хоть и штарая, – оскорбилась Яга, – да умом покрепше молодых буду. Вернее не бывает. У Кошея твоя Ващилиша.