Легенда Лукоморья

– А гости уже близко, – озабоченно заметила Василиса, прислушиваясь.

– Успеем! – ободрил ее кот, выдирая полоску пакли шириной с палец и разделяя ее пополам. – Ну-ка доставай из сундука склей-отвар да лепи себе брови.

Василиса нашла нужную склянку, откупорила и скривилась:

– Ну и запах! Это что… помет?

– Не время носик морщить, – прикрикнул на нее Варфоломей. – Клей давай.

– Но он так гадостно пахнет, – с сомнением протянула Василиса.

– А Баба-яга и не фиалками, как царевны, должна пахнуть, – осадил кот.

– Но и пометом от нее не несло! – возмущенно возразила Василиса.

– Не время препираться, – прошипел Варфоломей и ощетинился – на опушку выехали пятеро всадников.

Василиса охнула, зачерпнула зловонную жижу, провела пальчиком по тонким дугам бровей. Кот, запрыгнув на стол перед ней, ловко приладил сверху по кусочку пакли.

– Не дрожи, избушка их задержит, пока мы не управимся, – успокоил он, и избушка, подтверждая готовность помочь, захлопнула ставенки, оградив от посторонних взглядов. В горнице тут же сделалось темно, но кот быстро отыскал лучину и зажег ее. А потом запрыгнул на стол, запустил лапу в половинку вчерашнего каравая, который приготовила Василиса по рецепту Яги, и выдрал из него кусочек.

– Нашел время обедать! – осадила его Василиса, кусая губы от напряжения. Голоса Чернослава и его воинов звучали уже у крыльца.

Не удостоив ее ответом, Варфоломей слепил хлебный мякиш, придал ему форму клюва, закрепил склей-отваром, макнул в остатки глиняной кашицы и подскочил к Василисе:

– Наклонись ко мне!

– Что это? – Она с опаской покосилась на пахнущий пометом «клюв».

– Это твой нос, балда! – раздраженно фыркнул кот. – А ну наклоняйся, а то жених тебя мигом признает!

Василиса, убоявшись разоблачения, быстро повиновалась. Варфоломей деловито налепил накладной нос на курносый Василисин и одобрительно мяукнул.

– Все? – осторожно поинтересовалась царевна.

– Еще кое-что! – оповестил кот, отковырнул от каравая еще кусочек, скатал хлебный шарик, проделал с ним те же манипуляции, что и ранее с «клювом», и налепил на кончик хлебного носа.

Василиса, сгорая от любопытства, подскочила к бочке с водой, наклонилась над ней, отшатнулась и вскрикнула. Из бочки на нее смотрела сама Баба-яга: тот же нос, та же бородавка на нем, те же лохматые брови, те же серые сморщенные щеки – это глина стянула кожу бороздками.

– Зубы тебя выдадут, – прошипел кот, ныряя за печку, откуда появился уже с угрожающего вида челюстью, катя ее перед собой. – Это тебе, последний штрих.

– Что это? – ужаснулась царевна.

– Волчья челюсть, – спокойно сообщил кот, сдувая с желтых клыков паутину. – Ты не робей, – поторопил он. – Она чистая, Яга из нее отвар кипятила.

– Ни за что! – с решимостью отчеканила Василиса.

– Эй, хозяйка, – гаркнул Чернослав, и громовой удар обрушился на тоненько всхлипнувшую дверь. – Принимай гостей!

В один миг Василиса подхватила с пола волчьи зубы и сунула в рот. Челюсть села набекрень, растянув щеки по косой. Царевна скривилась от омерзения, кот, оглядев ее, одобрительно хмыкнул.

– В таком виде тебя и родная матушка не узнает, а жених и подавно. Даже если признает, предпочтет убраться подобру-поздорову. А это, – он отделил от каравая щедрый кусок и, раздвинув челюсть, пропихнул его Василисе в рот, – чтобы и голос не подвел! Ну не робей, садись на лавку. И помни, что ты – Баба-яга, – напутствовал он. – Станешь бабушкино честное имя недостойным поведением порочить, я тебе в ногу когти запущу, поняла?

Василиса ни жива ни мертва кивнула, опустилась на скамью, а кот, велев избушке впускать гостей, юркнул в ноги царевны и застонал: вот балда, красные сафьяновые сапожки снять забыла! Варфоломей быстрее молнии метнулся к печи, схватил кучу тряпья и бросил Василисе в ноги прежде, чем в горницу вошел Чернослав. После чего сам зарылся в эту кучу и принялся наблюдать за происходящим.

– И что, Чернослав не просек этот маскарад? – удивилась я. – Не смог ряженую девицу от бабки отличить? Не узнал собственную невесту?

Кот с важностью распушился, давая понять, что потрудился на славу, чтобы уберечь Василису от разоблачения. Я тоже приободрилась. Уж если царевну удалось загримировать под Бабу-ягу так, что суженый не догадался, то с реквизитом магистров меня кот-стилист замаскирует – не подкопаешься. Вот только волчью челюсть я вставлять не буду, увольте от подобной антисанитарии. У меня своя есть, спасибо магистрам. Одно смущает: если все время жевать каравай, чтобы имитировать старушечий голос, я рискую превратиться в колобка раньше, чем найдется Василиса. Кстати, о каравае…

– Не знаю, как вы, а я страшно проголодалась! – провозгласила я и многозначительно уставилась на кота, а потом – на Ива, призывая его меня поддержать.

Варфоломей на мой намек никак не отреагировал, продолжая неподвижным изваянием сидеть на лавке. Ив озабоченно огляделся и вскочил на ноги:

– Да, хорошо бы подкрепиться!

– Ты куда? – удивилась я, глядя в спину рыцарю, пока он обходил горницу по периметру, вдумчиво изучая стены с вышитыми полотенцами.

– Почтенный. – Ив обернулся к коту. Кот подобрался от такого уважительного отношения. – А у вас имеются лук, стрелы?

Кот отрицательно помотал головой.

– Копье? – менее уверенно спросил рыцарь.

– Есть меч, – сообщил кот.

Ив приосанился.

– … во дворе торчит! – продолжил кот.

Рыцарь поник – меч Ильи он уже пытался вытащить из земли пару часов назад и вынужден был признать тщетность своих попыток.

– Зачем тебе все эти колюще-режущие штуки? – в полнейшем недоумении воскликнула я.

– Ты же проголодалась, – напомнил Ив.

– Да, и что с того? – все еще недоумевала я.

– Я иду на охоту, – доложил рыцарь.

– Какой ты заботливый, – умилилась я.

Кажется, Ив до сих пор не осознал, что к нему вернулся дар волшебства, и все задачи продолжает решать подручными средствами. А может, это его осознанный выбор? Ведь не желал же он пользоваться своим даром до встречи со мной, предпочитая прикидываться рядовым рыцарем Вессалии.

Значит, о пропитании мне придется позаботиться самой. Не отправлять же в самом деле Ива охотиться на зайцев?

Я сосредоточилась на еде и попыталась наколдовать большую пиццу и бутылку колы. Увы, тщетно! Волшебство, которое с легкостью удавалось мне в Вессалии, на морском дне, на берегу Древней Греции и на тропическом острове еще вчера, сейчас совершенно не действовало. Может, избушка зачарована от чужого чародейства?

Я выскочила в сени, сбежала во двор и, отойдя к опушке леса, повторила свое желание о горячей ароматной «гавайской» пицце с ветчиной и ананасами. Даже руки подставила на тот случай, если пицца свалится на меня прямо с неба. Ничего…

Я в беспомощности повернулась к избушке, с крыльца которой спускались Ив с котом.

– Все в порядке? – обеспокоенно спросил Ив, подходя ближе.

– Нет, – с трагизмом провозгласила я. – Я разучилась колдовать.

Он вздернул бровь.

– А что ты собиралась сделать?

– Добыть нам пиццу, – призналась я.

– Ты собиралась добыть нам еду волшебством? – потрясение переспросил рыцарь.

– Ну да! – не чувствуя подвоха, подтвердила я.

Ив покачал головой.

– А что такого? Я всегда так делаю!

– Ничего удивительного, – хмыкнул рыцарь, – что у тебя ничего не получилось.

– Это место какое-то особенное? – ухватилась я за его слова. – Оно гасит магические способности?

– Да ты сама их гасишь! – выругался Ив. – Как только можно было додуматься использовать магию для получения пищи!

– А что в этом плохого? – взорвалась я. – Можно подумать, я решила вызвать демона разрушения или вызволить из плена черного колдуна!

– А ты не понимаешь? – опешил Ив. – Это мелко. Это эгоистично. Это расточительно, в конце концов.

В голосе рыцаря прорезались металлические нотки, и меня словно окатило волной холода.

– Между прочим, я думала о двойной пицце, – с обидой сказала я. – И твою долю тоже учитывала, чтобы ты голодным не остался!

– Яна, – рассерженно воскликнул рыцарь, – оглянись вокруг! Мы, по-твоему, где?

– Мы в сказке, блин! – огрызнулась я. – Русской народной!

Взгляд мой упал на самозабвенно вылизывающегося кота, и меня осенило.

– Как же я раньше не догадалась?! Ив, ты гений! Кот, доставай скатерть-самобранку!

Хвостатый не прекратил своего упоенного занятия.

– Варфоломей! – еще громче окликнула я.

– Да слышу я, не глухой, – проворчал кот, выворачивая ухо и продолжая мыться. – Только с чего ты взяла, что у меня есть эта скатерть?

– Вы что, – ужаснулась я, – уже подарили ее какому-нибудь пройдохе царевичу?

– Как ты говоришь? – Он в задумчивости почесал за ухом. – Самобранка?

– Как?! – Я опешила. – Ты о ней никогда не слышал?

– Знать не знаю, ведать не ведаю, – широко зевнул кот и продолжил намываться.

– Что это за скатерть-то? – не выдержал Ив.

– Это такая волшебная скатерть, которая всех кормит и поит, как хлебосольная хозяйка, – удрученно пояснила я. – Но нам с тобой, как понимаешь, это не светит. Что же делать?

– Любишь кататься, люби и саночки возить, – изрек кот.

– Чего? – поразилась я.

– Хочешь есть? Сготовь, – снизошел до пояснений тот.

– Сготовь?! Что? У нас и продуктов-то нет! И на чем? Если бы здесь была плита – так ведь даже электричества нет! И не смотри на меня так, – под пристальным взглядом кота я стушевалась, – к печи я и близко не подойду. В лучшем случае я спалю еду, в худшем – всю избу.

Избушка, услышав мои слова, предусмотрительно попятилась назад, пока не уткнулась в три сросшихся стволами сосны.

– Нет, Яна, – рыцарь рассерженно покачал головой, – ты меня совсем не слышишь. Оглянись вокруг. По-твоему, где мы?!

– Мы в лесу, – буркнула я, сверля взглядом сосну за спиной Ива и мечтая, чтобы она упала на голову взбесившемуся рыцарю. Увы, и этому моему желанию не суждено было сбыться. Сегодня не день Бекхэма!

– Вот именно! – воскликнул Ив. – В лесу полно дичи, в лесу полно ягод и грибов, в лесу полно пищи!

– Спасибо за гастрономическую справку, – огрызнулась я. – Только дичь сперва нужно найти и пристрелить. Да и ягоды с грибами под первым же кустиком нас не ждут.

– Яна-а! – Ив раздраженно закатил глаза. – По-твоему, магия – это что? Это сила, способная заменить весь труд на свете?

Именно так я и думала. Но, когда эту мысль сформулировал Ив, да таким обвиняющим тоном, мне показалось, что признаваться в этом не время. И даже закралось сомнение, что я в чем-то не права. Глупости, я всегда права!

– Если не весь, то хотя бы самый нудный, – упрямо ответила я. – По-твоему, нам сейчас стоит отправиться в лес за грибами и корячиться по земле, по ягодке собирая землянику?!

– А по-твоему, достаточно щелкнуть пальцами, и грибы прикатятся к твоим ногам? – съязвил Ив.

– А что, это идея! – загорелась я. – Если ко мне не идет пицца, может, повезет с более близким материалом. Лисички, подосиновики, шампиньоны и эти… как их там… волнушки, ко мне!

– Мухоморы забыла, – услужливо подсказал кот, с интересом наблюдавший за нашей перепалкой.

– Спасибо, – буркнула я.

– На здоровье, – с любезностью отозвался Варфоломей. – Еще поганки не забудь пригласить к столу!

Минуты две я хмурила лоб, представляя себе, как со всех лесных опушек грибы отрываются от корней, а ягоды – от кустиков и летят ко мне аппетитными стайками. Вот ароматное земляничное облачко, вот грибное… И опять ничего! Я снова была вынуждена признать свою неспособность к магии.

– Ну почему у меня не получается? – тоскливо протянула я. – Ив, объясни!

– Я уже все сказал, – холодно взглянул на меня рыцарь. – Магия – не игрушка в руках вздорной девчонки.

Он отвернулся и зашагал к избе.

– Ах, вот ты как заговорил! – обиженно крикнула я ему в спину и в отчаянии прошептала: – Но ведь раньше у меня получалось! Почему?

– Могу только предположить, – вклинился кот, не торопившийся вернуться в дом.

– Валяй, – буркнула я.

– Я видел, как Яга учила Василису. И перво-наперво она ей втолковала, что волшебство – драгоценный дар, и его нельзя тратить по мелочам. Представь, что тебе дарован ларец с самоцветами. Ты можешь распорядиться им с толком – помочь бедняку построить хижину, купить больному целебный отвар, наградить праведника, остановить злодея. А можешь растратить его на себя по пустякам – на гребни, ожерелья, новые сарафаны и сладости. В первом случае ты сделаешь мир лучше и оставишь о себе память в людских сердцах. Во втором – твое золото превратится в сор, утечет, как вода, и, доставив мимолетную радость тебе, обернется песком.

– Ты меня сейчас к благотворительности призываешь? – угрюмо уточнила я. – Себе – ничего, даже куска хлеба, людям – все?

Кот печально посмотрел на меня и махнул хвостом:

– Я? Ни в коей мере. Я лишь пересказываю тебе слова своей хозяйки.

И, отвернувшись, он побрел к избушке.

– Но ведь раньше у меня получалось, – я сжала кулаки, – получалось же! Куда же все делось? Не может же быть, – похолодела я, – что я истратила весь запас своего дара!

Возвращаться в избушку под обстрел укоризненных взглядов Ива и кота не хотелось. Я развернулась и ступила в тень ближайших деревьев. Передо мной расстилался лес – дремучий, темный и неведомый.

Заповедный сказочный лес ничем не напоминал тот отравленный мегаполисом и искалеченный туристами подмосковный лес, в котором я имела несчастье заблудиться в последний день моего пребывания в родном мире. Здесь все было так, как сотворила сама природа. Плодородная земля лелеяла каждое семечко, каждый росток. Проливные дожди щедро поили молодые побеги, красили сочной зеленью траву, умывали листву деревьев и ягоду на кустарниках. Высокие корабельные сосны и дубы-исполины стояли плотной стеной, что богатыри на поле боя, а у их ног то тут, то там лежал ковер из бело-рыжих грибных шляпок. Я склонилась над грибной полянкой и с сожалением вздохнула. От избушки я удалилась достаточно далеко, и конечно же в пылу обиды мне и в голову не пришло захватить с собой лукошко или корзину. Платка я не носила, а складывать грибы в подол сарафана – пошло. Тем более что он у меня один-единственный на все время пребывания здесь. Наколдовать-то новую одежду я себе не смогу, а произведения портновского искусства местных дизайнеров вряд ли придутся мне по вкусу.

– Растите, грибки, – пробормотала я, поднимаясь, – я вас не трону.

По дороге я уже успела полакомиться малиной, которая, несмотря на свою дикость, была необыкновенно сладкой, и жалела только о том, что ее оказалось мало. Вдалеке среди зелени призывно мигнула красным бочком спелая ягодка, и я, забыв про грибы, зашагала к залитому солнцем островку малины. Здесь ягоды оказалось даже больше, чем на бабушкиной даче, и я с жадностью набросилась на малину, спугнув несколько бабочек. Утолив голод и разомлев на солнышке, я опустилась на прогретый зеленый ковер, проведя ладонью по пушистым головкам клевера и нежным лепесткам ромашек.

«Любит – не любит?» – засомневалось сердце, вспоминая невесть почему разбушевавшегося Ива. Экое преступление – захотеть наколдовать пиццу, чтобы накормить себя и любимого! Путь к сердцу мужчины лежит через желудок, из какого бы мира ни был этот мужчина. И это пусть обычные женщины маются на кухне со сковородками, устраивают танец с ножами вокруг нафаршированного яблоками гуся и часами изо дня в день повторяют сложнейшие, годами выверенные ритуалы, чтобы приготовить борщ. У волшебниц все по-другому! И нечего заставлять меня собирать ягоды и грибы и гоняться с луком и стрелами за безобидными зайчишками. «Куда как приятнее щелкнуть пальцами, и зайчишка уже в виде зажаренного в хрустящей корочке филе появится на столе», – прорезался ехидный внутренний голос.

Стебелек ромашки не выдержал, смятые лепестки белыми хлопьями посыпались сквозь пальцы. Любит – не любит? Я сорвала ближайший цветок и безжалостно разворошила, раздевая ромашку лепесток за лепестком. Последний лепесток восклицательным знаком торчал над желтой подушечкой пестика. Не любит… Я отбросила цветок в сторону, упала спиной на цветочный ковер, смяв десятки ромашек-предательниц и погубив столько же неповинного клевера.

Солнце слепило глаза, выжигая слезы из-под сжатых ресниц. Этого и следовало ожидать – мы такие разные. Он серьезный, я легкомысленная. Он отважный, я осторожная. Он мечтает спасти вселенную, а я думаю о собственном счастье. Мы принадлежим разным мирам, и эти миры вросли в наше сознание так крепко, что нам никогда не понять друг друга. Мне никогда не стать своей в родной Иву Вессалии, ему не прижиться в пыльном и шумном мегаполисе. У нас нет будущего – надо набраться смелости и признать это. «И нет любви, – кольнуло сердце, – больше нет». Первое же серьезное разногласие обернулось ссорой, и очень показательно, что в конфликтной ситуации долг для Ива оказался важнее, чем я сама. В то время как я хотела позаботиться о рыцаре доступными мне средствами, он осудил меня за легкомысленную растрату магии.

Горсть малины, смешавшись с солью на губах, разлилась во рту сладким соком, но не подсластила горечи на душе. Малиновка испуганно забила крыльями, взмывая вверх, и по ту сторону малинника послышались громкие голоса. Я подползла к кусту и подтянула колени к груди, ругая себя за то, что так неосторожно отвлеклась, позволив застать себя врасплох. Возбужденные мужицкие голоса и бравурный гром смеха подсказывали, что выдавать свое присутствие не стоит. Особенно учитывая тот факт, что без магии я абсолютно беспомощна.

– … нос в потолок врос, сопли через порог висят… – перечислял визгливый мужской голос, пока по ту сторону трещали кусты и широкие ладони загребали сладкую ягоду.

– Фу, чудовище! – фыркнул молодецкий бас.

– Ай хороша малина! – протянул пискля.

– Хороша! – согласно крякнул третий мужик, с сиплым голосом. – Как ты говоришь – прямо в потолок?

– В потолок, в потолок, – подтвердил рассказчик, и я так и представила, как он часто кивает, на манер китайского болванчика, роняя изо рта малину.

– А сопли, значит, через порог? – недоверчиво уточнил бас.

– Так и висят, по всему крыльцу! – громко чавкая, истово заверил пискля.

Такой соврет – недорого возьмет. И хотя в россказни пискли у меня веры не было, меня всю распирало от любопытства: о каком таком неизвестном сопливом чудовище речь? И как, интересно, оно выглядит?

– Да как же мы тогда в избу войдем, ног не запачкавши? – брезгливо уточнил сиплый.

– А мы, Клим, в окошко, – хохотнул бас и уточнил у писклявого: – Из окна у нее ничего не свисает?

– Из окна вроде ничего, – виновато замялся тот.

– А то мы ей мигом все поправим, чтобы не свисало, – хвастливо просипел третий мужик и в знак серьезности своих намерений чем-то вскользь ударил по кустарнику, так что на меня посыпались листья и ягоды.

Не зря я решила затаиться: у незнакомцев просто руки чешутся извести чудовище. А за неимением чудовища и любой путник сгодится.

– Да ты, Сидор, продолжай, не отвлекайся, – поощрил бас.

– Титьки на крюку намотаны, – охотно подхватил писклявый, – сама зубы точит.

Его товарищи грянули хохотом.

«Свинья, что ли?» – предположила я. Вроде бы таких сказок не слышала.

– Как-как? На крюку? И большая она? – заинтересованно спросил бас.

– Кто? – не понял Сидор.

– Известно кто, – просипел Клим, – крюка!

– Исполинская! – с чувством произнес писклявый. – А зубы – во!

– Ты меня так не стращай, – поперхнулся бас. – Таких зубищ даже у медведя, которого я прошлым летом завалил не было.

– А у Яги есть! – прогнусавил пискля.

Я от удивления остолбенела. Так вот о каком неопознанном сопливом чудовище речь! А кот-то заливал, что Василиса изображала опрятную добрую старушку, готовую помочь всем страждущим. Отойдя от изумления, я забилась в кусты – в свете последних известий обнаружение меня мужиками становилось крайне нежелательным.

– Баба-яга из угла в угол перевертывается, одной губой пол стирает, а носом трубу затыкает, – продолжал тем временем заливаться пискля.

– Ха-ха-ха, – расхохотался обладатель баса.

– Фу! – брезгливо просипел Клим.

Вдохновленный вниманием аудитории, пискля все вещал:

– Лежит Баба-яга, костяной ногой из угла в угол…

Гадости сыпались из него, как картошка из сетки, и я посочувствовала Василисе и одобрила ее маскарад. От таких просителей волком завоешь и еще не такой Хэллоуин устроишь. Молодец, Василиса! Решила, что нечего к Яге со всякой ерундой соваться, и настращала дурачков. А кто по важному вопросу, того ничто не испугает – ни сопли километровые, ни зубы точеные. А вот по поводу бюста… при встрече надо спросить, как это у нее получилось!

Отвлекшись на свои мысли, я упустила момент, когда громовые раскаты смеха сменились ожесточенным спором.

– И ничего смешного в том нет! – огрызался писклявый. – Старая карга – опасная и коварная, настоящая людоедка!

– Ну мной-то она подавится как пить дать, – с превосходством ухмыльнулся сиплый.

– Да мы ее саму в печи запечем и волкам скормим, – пообещал бас. – Только сперва поучим хорошенько!

В следующий миг над моей головой зазвенел воздух, на меня посыпались ветки, листья, в глаза брызнул малиновый сок. Смахнув влагу с ресниц, я чуть не завопила от ужаса: в нескольких сантиметрах от меня, изломав малиновый куст и оставив глубокую впадину в почве, опустилась богатырская палица – это басовитый детина показывал, как именно он собирается учить Бабу-ягу. Я закрыла рот ладошкой и вжалась подальше в кусты. Надеюсь, он не разнесет весь малинник!

– Много было охотников, – осадил удальца пискля, – да только теперь их головы на одиннадцати кольях вокруг избушки торчат. А двенадцатый – свободен!

– Так то ж для Яги, – хохотнул бас, – вот умница-разумница, заранее приготовила!

– Все-то у тебя, Фрол, просто, – ехидно заметил пискля.

– Делов-то! – беззаботно отмахнулся бас. – Вышибем дух из лиходейки да избу ее спалим. То-то благое дело будет!

Я с опаской вжала голову в плечи, опасаясь очередного удара палицы, но мужики лишь еще немного поломали кусты, обрывая малину, да посетовали на закончившуюся брагу. Оказалось, они в пути уже три дня, но никак не доберутся до избушки Бабы-яги, хотя писклявый Сидор уже не раз обещал им, что изба Яги вон за тем кустом, вон за тем дубом, вон за тем поворотом. Пообещав для острастки набить Сидору бока, если и сегодня они не найдут избу, мужики отправились в ту сторону, откуда пришла я. Сквозь плотно сомкнутые кусты я с тревогой наблюдала, как высокий широкоплечий Фрол, самый угрожающий из тройки, поигрывает тяжелой палицей, сбивая листву с деревьев и оставляя отметины на стволах. Рядом шагал крепыш Клим, лохматая голова которого доставала Фролу ровно до подмышки. В опущенной руке Клим волочил тяжелую дубину, оставляя за собой по земле ров из вырванных с корнем ромашек и трав. Тощий и сутулый мужик бежал впереди, угодливо заглядывая в глаза спутникам. Писклявый Сидор, а это, без сомнения, был он, напомнил мне шакалов из мультика про Маугли: те так же выслуживались перед Шер Ханом.

Наклонившись в сторону, я провела рукой по ямке, образовавшейся после удара палицы о землю, и, дождавшись, пока голоса стихнут, решительно вскочила на ноги. Надо было срочно предупредить ни о чем не подозревающих Ива, кота и избушку о непрошеных гостях. Сдается мне, что угроза Фрола и Клима придала Сидору ускорения и зоркости, и он больше не будет водить своих спутников кругами, скармливая им свои байки, а выведет прямиком к избушке Яги.

Стоит ли говорить, что я заблудилась? Когда я обиженно шагала прочь от избушки, то и не думала запоминать дорогу и обращать внимание на какую-нибудь приметную липу или ветвистый дуб, которые могли бы послужить опознавательным знаком по пути назад. К счастью, я нашла в себе силы вовремя признать свою промашку и не стала ломиться в чащобу, а вернулась обратно и нашла оставленный дубиной Клима след. По нему я без труда нагнала удалую троицу и пристроилась в хвосте, надежно скрытая от их глаз деревьями.

Топая на безопасном расстоянии, я глазела по сторонам в надежде, что меня осенит и я увижу знакомую тропку, которая приведет меня к избушке раньше этих троих. Визгливый голос Сидора разносился в лесной тишине, как досадливый комариный писк, забивался буравчиками в уши, заставляя выслушивать истории о Бабе-яге одна другой пакостней. Я морщилась и недоумевала, когда Яга-защитница и помощница, как о ней рассказывал кот, успела превратиться в коварную похитительницу детей, погубительницу богатырей и царевичей, настоящую вредительницу и, о ужас, людоедку? Хотя я еще в детстве поражалась, почему в одних сказках Яга – добрая старушка, которая молодцу, ищущему свою похищенную невесту, верный путь подскажет да волшебного коня в услужение даст, а падчерицу, отправленную злой мачехой в лес, поселит в своей избушке и, хоть сперва нагрузит домашней работой, зато потом и наградит щедро за трудолюбие и уважительное отношение. Другие сказки рисовали Ягу воплощенным злом. В них уже она сама была сообщницей Кощея в похищении Василисы и мечтала поджарить в печке какого-нибудь Ивашечку, украденного по ее велению гусями-лебедями. И, похоже, сейчас, попав в сказку, я была близка к разгадке этой тайны. Кто-то намеренно чернит честное имя Яги по неведомым причинам. А может, дело в другом? Василиса, игравшая роль последней доброй Бабы-яги, не вернется, а на ее место придет преемница со злым сердцем и шокирующими вкусовыми пристрастиями, которые и отразятся в знакомых мне с детства сказках?