Девятый император

– Однако это ересь, – задумчиво сказал Шендрегон. – Нам по душе быть живым Богом. Это превосходно. Пусть чернь видит, что мы наделены властью, превосходящей человеческое разумение. Однако нас беспокоят жрецы Единого и… пророчества.

– Государь, жрецы Единого напуганы тем, что творится в стране. Я уже беседовал с первосвященником, и он знает о том, что должно произойти. Вы вспомнили Книгу Единого – я же сошлюсь на пророчества Вейгара, о которых редко говорят даже жрецы. В них говорится, что девятый император девятой династии, наделенный чудесной силой, вернет империи то могущество, которое она утратила.

– Утратила?

– Империя уже не та, какой она была при вашем великом прапрадеде Дане Завоевателе. Рутаника, Гормиана и Рошир сегодня уже формально входят в империю. На юге мелкие государства, где царят нищета и хаос. На севере, в Мортвалле бесчинствуют разбойники и сектанты. Непокорные горцы Хэнша продолжают нападать на имперские отряды. Да и в центральных провинциях неспокойно – год выдался неурожайный, хлеб и прочие продукты дорожают, и ваш народ озлоблен. Крестьяне стали наглыми и дерзкими, и даже в знатных семьях говорят такое, что иначе как крамолой и не назвать. Надо ли говорить, что в такой обстановке император должен быть жестким и решительным? Все ждут от вас чуда – так сотворите его. Ваш предок божественный Хейлер объявил себя наместником Единого на земле – пойдите дальше! Станьте живым Богом!

– Мы назовемся Богом. Но поверят ли нам?

– Поверят. То, что случится сегодня, заставит всех маловеров поверить в юного и прекрасного Бога, – Джел ди Оран улыбнулся. – Главное, чтобы вы сами верили в то, что делаете это для блага империи и народа.

– Мы верим. Мы вполне доверяем вам, канцлер.

– Я польщен, государь, – канцлер поклонился. – Заканчивайте ваш завтрак и помните, что сегодня в полдень над империей взойдет новая звезда – звезда Шендрегона. К вечеру в Гесперополисе не останется ни одного человека, который не произносил бы с благоговением ваше имя.

– Мы будем готовы к полудню.

– Значит, решено, – ди Оран остановился у столика, провел пальцем по сияющей на солнце золотой тарелке, будто хотел оставить на ней какой-то замысловатый знак. – Сегодня вы исполните пророчество и спасете империю.

Дверь, через которую Тасси и Вирия покинули спальню императора, вела в небольшую комнатку, куда наложниц приводили по повелению правителя дворцовые распорядители. Здесь девушек готовили для восхождения на императорское ложе – одевали или, наоборот, раздевали, причесывали, гримировали, умащали благовониями. В комнатке обычно дежурила специальная прислуга, но на этот раз в ней было пусто. Тасси и Вирия сами надели свои платья и расстались, не прощаясь – девушки друг друга недолюбливали. До появления в Красном Чертоге Вирии Тасси была фавориткой императора и теперь чувствовала, что Шендрегон к ней поостыл, увлеченный новой наложницей. Тасси искусно скрывала свою ревность и свою неприязнь при императоре, но наедине с Вирией своих чувств к ней не скрывала.

Ну и провались ты, подумала Вирия, когда бывшая актриса вышла из комнаты, мазнув по сопернице уничтожающим взглядом. Подумаешь, принцесса. Вирия кое-что успела узнать о блондинке – во дворце ей рассказали, что отец Тасси, прогоревший на какой-то крупной афере торговец, отдал дочку за долги своему кредитору, а тот, натешившись, продал ее своему другу. Так и начала будущая императорская наложница ходить по рукам, пока не оказалась в театральной труппе. Владелец труппы женился на ней, и Тасси стала актрисой. Таланта у нее особого не было, но роскошные золотые волосы, томный взгляд, пышная грудь и длинные ноги Тасси собирали на представления с ее участием мужчин со всего Гесперополиса. Впрочем, Тасси недолго там задержалась – через год она ушла от мужа к гвардейскому офицеру; так она попала в Красный Чертог. А там уже император, большой любитель красивых женщин, обратил на нее свое высочайшее внимание.

Когда во дворце появилась Вирия, Тасси сразу разглядела опасную соперницу. Красавица-блондинка, сама щедро наделенная красотой, сексуальностью и обаянием, не могла не увидеть, что только новенькая может с ней сравниться, хотя среди многочисленных наложниц Шендрегона дурнушек не было вовсе. Она решила не спешить, действовать расчетливо и умно, чтобы отдалить Вирию от императора. И ей удалось в свою очередь кое-что разузнать о Вирии.

Новая пассия императора когда-то была сироткой-замарашкой из портовых трущоб Гесперополиса. Родителей своих девушка никогда не видела: единственным близким ей человеком была воспитавшая ее старая ортландка Хорла, тощая, сильная, вечно пьяная и злая, как вордлан. В Заречном квартале, где располагалась добрая половина городских кабаков, борделей и игорных домов, весь обитающий здесь разгульный разношерстный сброд относился к Хорле со странным почтением, будто старуха была не обычной пьяницей, а чуть ли не графиней. Старуха нигде не работала, но у нее всегда водились деньги. Детство Вирии прошло в добротном доме, хоть и окруженном жалкими лачугами бедняков, но крепком, чистом и просторном. Хорла всегда покупала хорошую еду, свежее мясо, фрукты и вино, порой делала девочке дорогие подарки – новое льняное платье, кожаные сандалии, коралловые бусы. Когда Вирии исполнилось тринадцать лет, и разбитные матросы начали ей подмигивать и приглашать с ними прогуляться, Хорла заявила ей, чтобы она и думать об этом не смела, что убьет ее, если она начнет таскаться с взрослыми мужиками. Вирия сама рассказала Тасси, как старая карга однажды жестоко избила ее черенком от метлы только за то, что Вирия помогла их соседу, толстому и веселому мастеру Гораму, дотащить с рынка корзину с овощами.

– Запомни, сучка, – сказала Хорла, когда сил продолжать побои у нее не осталось, – если еще раз увижу, что ты кокетничаешь с мужиком, напущу на тебя порчу. У тебя выпадут зубы и волосы, и проказа покроет твою кожу язвами, в которые будет проходить кулак!

Сказав это, старуха пошла в трактир, а Вирия всю ночь тряслась от ужаса под своим одеяльцем. Однако не прошло и полугода, как Хорла внезапно умерла от пьянства. Вирия так и не узнала, почему старуха так жестко ограждала ее от внимания мужчин. Наверняка тут была какая-то тайна, но Хорла унесла ее с собой в могилу.

Со смертью старухи пришла нужда. Два года Вирия прожила у старьевщика Амона, собутыльника старой Хорлы, работая в его лавке. Дом был жалкий, сырой, грязный и полный крыс. Местные парни постоянно ухлестывали за ней, но Вирия боялась их ухаживаний. Всякий раз, когда появлялся очередной поклонник, она вспоминала о Хорле, о ее словах. Потом она сбежала от Амона. Ей было уже пятнадцать, и по меркам Заречного квартала она была взрослой женщиной. В порту Вирия попыталась купить место на корабле, посулив азорийскому матросу серебряный галарн – все, что ей удалось накопить. Азориец взял деньги, назначил время и место, куда ей следовало прийти. Она пришла, и три разогретых вином азорийца схватили ее и потащили на галеон. Тогда ее спас Неллен ди Рейф. Но о нем Вирия своим товаркам по Красному Чертогу уже ничего не рассказывала.

Неллен был очень молод, красив и статен – настоящий дворянин, потомок знатного рода ди Рейфов. Они полюбили друг друга с первой минуты, и Вирия будто попала в волшебную сказку. Возлюбленный снял для нее дом в южной части города, среди фруктовых садов, нанял служанку. В этом домике они стали мужем и женой – тайно, без благословления родителей Неллена. Но Вирии это было все равно. Она любила своего Неллена, а он ее просто боготворил.

Вот тогда-то впервые в ее жизни и появился этот странный жрец, Гармен ди Браст. Он вошел во двор ее дома в канун большого праздника – коренастый, бритоголовый, крепко сбитый, с внимательными темными глазами. Вирия дала ему галарн. Жрец деньги принял, пристально посмотрел на нее и сказал.

– Ты давно не была в храме, сестра. Возблагодари Единого за то, что он пока еще защищает тебя.

– О чем ты? – спросила Вирия.

– О твоей красоте. У тебя роскошные волосы, пушистые и густые, глаза косули, нежное лицо и тело, словно выточенное из слоновой кости. Ты есть совершенное создание Единого, сестра. Такой красавице нужна опора в жизни. Вряд ли те, кто тебя окружает, будут любить тебя искренне и бескорыстно. Мужчины готовы отдать целое состояние за ночь любви с такой красавицей, но на заре бегут от нее, точно она поражена проказой.

– Зачем ты все это мне говоришь? – возмутилась Вирия. – Эта болтовня тебя недостойна, жрец. И тон мне твой не нравится. Я порядочная девушка и скоро выйду замуж за любимого. А ты расхваливаешь мою красоту, будто я продажная девка с Улицы Пороков!

– Я лишь сказал правду.

– Мне она неприятна, – Вирия сверкнула глазами. – Не суди всех мужчин по себе, жрец. Если у тебя моя красота вызывает грязные мысли, молись Единому. Мой возлюбленный не такой, как ты. Он молод и прекрасен. Он любит меня, и мы будем очень счастливы!

– Любит тебя? Конечно. Он славный юноша. Но тебя накрывает черная тень. Скоро твоя судьба сделает резкий поворот. Должно случиться много событий, плохих и хороших. Ты найдешь новую любовь – настоящую любовь, Руменика.

– Руменика? – ахнула Вирия. – Ты назвал меня…

– Руменика.

Ну, теперь все ясно, подумала Вирия, облегченно вздохнув. Сумасшедший жрец перепутал ее с другой девушкой. Нечего его слушать, плетет всякую ерунду.

– Ступай, братец, – сказала она ему. – Ты смешон, и слова твои пустая брехня. Не приходи сюда, не то велю собаку спустить.

Жрец покачал головой и ушел. А она вернулась в дом и весь вечер ждала Неллена: утром он пообещал ей, что к праздничному ужину обязательно будет у нее. Ждала, представляла себе, как они будут говорить друг другу нежные слова, обнимать и целовать друг друга, а потом поднимутся в спальню и будут всю ночь предаваться любви.

Неллен не пришел ужинать. Он не пришел до полуночи, и утро Вирия встретила в одиночестве и недоумении – впервые ее возлюбленный не сдержал обещания. А потом пришел офицер городской стражи и все ей рассказал.

Убийц Неллена так и не нашли: говорили только, что это дело рук контрабандистов, которым молодой офицер чем-то насолил. Вирия не помнила, что происходило с ней в те дни; наверное, она была не в себе. Ее память почти не сохранила подробностей тех дней отчаяния и горя. Неллен умер, все остальное не имело никакого значения.

На десятый день после похорон пришел владелец дома. Платить за наем дома было нечем, и Вирия отдала свои драгоценности. На три месяца ее оставили в покое, потом хозяин явился снова на этот раз вместе с судейским чиновником. Вирия молча наблюдала, как чиновник описывает ее имущество.

– Семь дней, – сказал ей хозяин. – Через семь дней я выгоню тебя, шлюха, если не заплатишь мне пятнадцать галарнов.

Вирия молчала. Из описанного имущества только подаренный ей Нелленом ларец для украшений с дивной инкрустацией стоил двадцать галарнов, но это уже не имело никакого значения. Денег у нее не было.

– Однако я могу и передумать, – хозяин наклонился к ее уху, заговорил шепотом. – Немного твоего внимания, и я готов отсрочить платеж.

– Пошел к вордланам, пес, – ответила Вирия безразличным голосом.

Домовладелец злобно сверкнул глазами, нарочито медленно прошествовал к дверям. Судейский поплелся за ним следом, запихивая в свою сумку исписанные бумаги. После их ухода девушка долго сидела в оцепенении, потом собрала самые необходимые вещи – все, что осталось у нее от прежней жизни. Дом, в котором она была так счастлива, стал чужим, постылым и страшным.

Вирия посмотрела в зеркало – по стенам тайной комнаты для наложниц были развешаны огромные драгоценные зеркала, каждое стоимостью в приличную деревню, – и подумала, что в те дни ее можно было бы назвать красавицей только в издевку. Она нашла приют в семье бедного купчика из Нижнего города, где ухаживала за тремя детьми и больной женой хозяина. Так прошел еще год. А потом… потом ее нашли. За ней явился не кто-нибудь, а капитан императорских Красных плащей с конной охраной, экипажем и предписанием доставить «ярчайшую звезду Гесперополиса» в Красный Чертог. Так началась третья жизнь Вирии – жизнь императорской любовницы. Она не знала, как и откуда узнал о ней император, но она взошла на его ложе – и император остался ею очень доволен. И эту новую жизнь она приняла, как должное.

– Жизнь, о которой можно лишь сожалеть, – сказал ей голос.

Вирия вскрикнула и закрылась руками, на миг забыв, что уже надела платье – в зеркале отразился Гармен ди Браст, стоявший за ее спиной.

– Ты? – Вирия обернулась, встретилась со жрецом взглядом. – Как ты сюда попал?

– Так же, как и ты. Императору нужны лучшие. Меня он ценит за мое умение толковать священные тексты. От тебя ему нужно нечто другое.

– Решил поучать меня, жрец? – Вирия говорила презрительным тоном. Но лицо у нее почему-то загорелось. – Где ты был, праведничек хренов, когда меня выгоняли на улицу, когда у меня оставался только один способ выжить – торговать собой в городском порту? Император взял меня в свой дом. И я выполняю перед ним свой долг. Каждый служит императору как может. В плотской любви нет ничего постыдного или срамного.

– Я говорю не о любви. Я объясню тебе позже. Сейчас следуй за мной. И побыстрее, времени у нас немного. До полудня осталось всего четыре часа.

– О чем это ты, братец?

– Тебе надо покинуть дворец.

– Ты спятил, жрец! С чего это я должна покидать дворец? И что скажет император, если я уйду отсюда без его позволения?

– Скоро тебя начнут искать, и тогда будет поздно.

– Эй, святейший, что-то ты темнишь! Куда мне идти? На улицу? У меня нет дома, нет семьи. Нет близких, нет никакого имущества и ни галарна за душой. Да кому я буду нужна, кроме вонючих матросов и похотливых стариков, таскающихся по притонам?

– Твоя жизнь в опасности, – Гармен взял ее за руку, и она почувствовала, что его пальцы холоднее льда. – Идем! Я выведу тебя. Нас уже ждут.

– Никуда я не пойду! – Вирия вырвала руку. – Проклятый колдун! Ты уже накаркал несчастье с моим Нелленом. Если бы не ты… Убирайся, пока я стражу не кликнула!

– Пойми, Вирия, тебе грозит… большое несчастье. Только немедленное бегство спасет тебя. Только бегство. Нам нужно спешить.

Вирия уже открыла рот, чтобы послать этого сумасшедшего ко всем демонам, как вдруг сердце ее дрогнуло. Она внезапно вспомнила те странные вопросы, которые задавал ей и Тасси император сегодня утром. Он говорил о самопожертвовании, о любви и о смерти. Не в этом ли дело?

– Мне грозит немилость императора? – спросила она. – Смерть? Ну, говори же, забери тебя холера!

– Не смерть, – жрец перешел на шепот. – То, что много хуже смерти. Об этом нельзя говорить, особенно в этих стенах.

– Почему?

– Потому что нас могут услышать. Что ты видишь в этом зеркале?

– В зеркале? Я вижу двух человек – себя и сумасшедшего, который пытается меня убедить в…

Точно могильным холодом вдруг обдало Вирию. Мысли были парализованы, язык отнялся, мертвенная леденящая сердце волна накрыла ее. И Гармен ди Браст был здесь ни при чем. Ей показалось, что из пустоты зеркала, где отражались до сих пор лишь они со жрецом, комната да огоньки горящих свечей, на нее вдруг глянуло что-то, чему не было названия. Посмотрело пустыми глазницами мертвого лица, взглядом существа, ненавидящего все живое, согретое солнцем и имеющее дыхание. Такого ужаса ей еще не приходилось испытывать никогда.

– Что это? – с трудом пролепетала она, пытаясь сделать вдох; чувство обреченности и страх смерти отняли у нее дыхание.

– Ты ничего не знаешь, – Гармен потянул ее за руку к двери. – Зло уже здесь, среди нас. Ты почувствовала его присутствие, я увидел это по твоему лицу.

– Но что это?

– Жизнь-в-Смерти. Судьба, которая тебе уготована. То, что уже началось. Есть лишь одно спасение – бегство. Идем!

Вирия даже представить себе не могла, что у Красного Чертога столько помещений. Ей было неведомо, что верхние этажи громадного дворца, где ныне жил император, его родня и где находились многочисленные покои его придворных, залы, приемные, библиотеки, трапезные, комнаты для отдыха и развлечений, служебные помещения и все прочее, что в просторечии именовалось Красным Чертогом, были построены лишь сто десять лет назад на мощном фундаменте гигантского замка, построенного еще сыновьями легендарного Хейлера Праведника. Сейчас Гармен ди Браст вел ее в эти неведомые катакомбы.

Они спустились по лестнице мимо орибанской стражи с ее вызолоченными бердышами, потом оказались в том приделе дворца, где находился дворцовый храм. Впустив в молельню Вирию, Гармен запер за ними двери, провел девушку по нефу к алтарному возвышению и здесь пригласил ее войти в небольшую комнатку, где запалил от мазницы несколько ламп. Вирия увидела почти пустое помещение и с вопросом посмотрела на жреца.

– Вот, – ди Браст показал на лавку, где лежала аккуратно сложенная одежда. – Придется тебе снять свой наряд.

– Переодеться? Зачем?

– Делай, что говорят.

Сказал – и вышел. Вирия, помедлив немного, стянула с себя влажное и пропахшее потом платье. В комнате было тепло, но ее лихорадило, к горлу подступала тошнота. Вирия дрожащими пальцами развязала ремешки сандалий, сбросила их, оставшись совершенно нагой. Предложенная ей одежда была мужской, такую носили императорские егеря и курьеры – полотняная рубаха с отложным воротником, короткие замшевые штаны с поясом-шнуром, курточка-безрукавка из тонкой кожи с нагрудными карманами и медной застежкой и высокие сапоги из мягкой кожи. Все оказалось ей впору, и Гармен ди Браст, войдя в каморку, довольно хмыкнул. Он принес ей длинный плащ из коричневой шерсти вроде тех, какие носили в дороге купцы и жрецы высшего ранга. Плащ был огромен, капюшон все время сползал на глаза, а полы путались под ногами. Вирия с сожалением посмотрела на свое богатое платье из узорчатого алтабаса с золотыми шнурами и вздохнула.

– Эти побрякушки тоже сними, – потребовал жрец, показывая на ее ожерелье и перстни. – Они выдадут тебя.

– Возьми это, братец, – сказала Вирия, выполнив волю жреца и подавая ему украшения. – На храм.

– Не нужно, – ответил ди Браст странным тоном. – Этому храму пожертвования больше не нужны.

Из молельни они вышли обратно в храм, а оттуда по длинному коридору и винтовой лестнице, уходящей глубоко вниз, попали в подвалы дворца. Жрец взял с поставца факел, запалил его, велел девушке следовать за собой и не отставать. Они долго спускались по лестнице, потом вошли в какой-то туннель.

– А крысы здесь есть? – шепнула Вирия.

– Нет.

– Славно. Очень боюсь крыс…

В подземельях было сыро, душно и смрадно, под ногами хлюпала зловонная вода, из мрака доносились странные звуки – то стук молота о наковальню, то скрип и грохот водяных колес, работавших где-то в недрах Гесперополиса, то шум невидимых механизмов. Несколько раз впереди появлялся свет факелов, и тогда жрец останавливался и ждал, когда путь освободится. Счет времени был потерян. Вирия чувствовала себя одинокой, маленькой, уставшей и несчастной, но продолжала плестись следом за жрецом, втихомолку проклиная и его, и свою жалкую судьбу, и того, кто построил эти чертовы подземелья. В одном месте они миновали подземный зал, такой огромный, что он больше смахивал на природную пещеру, а не на создание рук человеческих, потом опять углубились в бесконечный коридор со множеством боковых проходов. Вирия сообразила, что жрец ведет ее каким-то тайным подземным ходом – но как он сам тут не заблудится? И куда он ее ведет? Мысль о том, что жрец хочет ей зла, была нелепой: вряд ли Гармен стал бы заводить ее так далеко в земное чрево, чтобы убить ее или попытаться овладеть ею силой.

Жрец будто угадал, о чем она думает.

– Мы идем в храм Единого, – пояснил он. – В древности от замка Хейлера к Первому Храму был прорыт подземный ход. О его существовании знают лишь несколько человек. Осталось идти совсем немного, потерпи.

– Ты всегда водишь к себе девушек по этим крысиным ходам?

– Не говори глупостей.

Гармен привел ее к новой винтовой лестнице, на этот раз ведущей наверх. Подниматься пришлось долго, и Вирия не чувствовала под собой ног, когда они наконец-то оказались у двухстворчатых ворот из темной бронзы, украшенных затейливой чеканкой. И вот тут Гармен ди Браст сделал то, что ее поразило; он протянул руку и повернул кисть так, будто проворачивал ключ в замке. В свете факела сверкнул зеленоватый камень в перстне на указательном пальце – и ворота, скрипя, начали открываться.

Когда-то еще в детстве Вирия слышала легенду о Золотой Пещере – таинственном месте, где сбываются любые желания. Ее сердце бешено стучало, когда она входила вслед за жрецом в открывшиеся двери – а вдруг? А что, если легенда окажется правдой, и она увидит таинственную пещеру, где исполнится ее единственное и самое заветное желание – вернуть к жизни Неллена и уехать с ним из этого гнусного города далеко-далеко, к изумрудным водопадам Бринелефты, к пронизанным солнцем оливковым садам Азора, к белым холмам Рошира – а не все ли равно куда, лишь бы с ним?!

Волшебный мираж рассеялся так же внезапно, как и появился. Золотой пещеры Вирия не увидела. Зато увидела человека, который, похоже, ждал их. К парапету, окружающему священный источник, были привязаны две лошади – могучий вороной сталион и изящная серая лошадка с белыми чулками на ногах и белой звездочкой на лбу.

– Мир тебе, Акун, – сказал жрец ожидавшему. – Я ее привел.

Вирия была удивлена; сообщником жреца оказался варвар – милд. Акуну было за пятьдесят, стриженные ежиком волосы и усы старика были почти совсем седыми, но держался он прямо и двигался легко, будто не чувствовал своих лет. И еще заметила Вирия, что Акун одет, как простой поселянин. Почему? Старый милд ведь наверняка воин, все мужчины-милды воины – и воин очень опытный…

– Ты обещал сто галарнов, – напомнил милд, обращаясь к жрецу.

– И держу слово, – Гармен подал варвару тяжелый кошель с серебром. – Здесь триста галарнов – сто возьмешь себе за труды, остальное потратишь на дело. Ты знаешь, как их потратить.

– Моя доля останется сестре.

– Это твое дело.

– Как звать тебя, дочка? – обратился Акун к девушке.

– Вирия.

– Ее зовут Руменика, – вдруг сказал Гармен. – Вирией ее называла сестра Хорла. Она дочь Йола ди Криффа. Запомни, сестра, твое имя Руменика ди Крифф.

Вирия только покачала головой. События развивались так быстро и так неожиданно, что все происходящее казалось ей причудливым и бессвязным сном. Миг – и она проснется в золотой опочивальне, в постели императора, и Шендрегон опять захочет, чтобы она его ласкала…

– Садись на лошадь, – велел милд. Он уже был в седле и держал под уздцы серую лошадку. – Верхом ездить умеешь?

– Плохо… очень плохо.

– Ничего. Куколка смирная, она тебя не сбросит.

– Благословение Единого на вас! – Гармен ди Браст снял с пальца перстень с зеленоватым камнем и вложил его в ладонь Вирии-Руменики. – Береги этот камень, сестра. Он поможет тебе пройти твой путь до конца, как это суждено судьбой. Спешите, ибо солнце уже высоко, и скоро из Гесперополиса не выберется даже птица!

– А ты, Гармен? – Руменика впервые назвала жреца просто по имени.

– Я остаюсь встретить Ночь, – с достоинством сказал жрец. – Мой поединок еще впереди. Прощай, Вирия. Или мне звать тебя Руменика?

– Руменика, – подумав, ответила девушка, – конечно, Руменика.

По Гесперополису пронеслась поразительная весть – император, Живое Воплощение Света, собирает население города на площади у Красного Чертога, дабы говорить с народом и показать ему нечто, имеющее важность великую. Вмиг к площади двинулись огромные толпы. Закрывались лавки, пустели трактиры и мастерские, даже больные из лазаретов, опираясь на костыли и палки, а то и друг на друга, ковыляли по улицам, гадая, что же заставило императора впервые за два года говорить с народом не через глашатаев и герольдов, а собственной священной персоной.

Гармен видел, как народ потянулся к дворцу. Он был спокоен. Прошло почти три часа, как он простился с Руменикой и старым милдом. Варвару Гармен не доверял, но сам Риман ди Ривард, Великий Видящий скроллингов, прислал ему этого человека, и выбор главы ордена не мог быть ошибочным. Если Медж Маджари справится со своей миссией, и если Хейдин и Руменика ди Крифф выполнят свое задание, у Лаэды появится надежда. Однако это в будущем, а в ближайший час именно он, Гармен ди Браст, даст свой главный в жизни бой.

Неведомое Зло надвигается. Сегодня Шендрегон сотворит что-то, о чем говорится в пророчествах. Но пророчества слишком смутные, и замыслы императора пока неведомы. Известен лишь день – Великий Видящий предупреждал об этом дне. И ныне во дворце идут приготовления. Что-то должно случиться на площади перед дворцом. Знать бы, что! Увы, орден слишком слаб. Скроллингов осталось лишь четверо – Риман ди Ривард, Акун, Медж Маджари, да он сам, Гармен ди Браст. Каролитовая магия никак не реагирует на Геллу Гэнджи – значит, она скорее всего мертва. И сестра Хорла мертва, уже давно. Воинов Свитка больше нет. У них осталась одна попытка и слабая надежда остановить Тьму. Или умереть с честью, как и полагается Воинам Свитка. Их слава в прошлом. Да и сам Свиток – что он теперь значит? Законы, некогда записанные для мироздания, ныне потеряли свое значение. Мир погружается в мрак, и в этом мраке грядет что-что страшное, неведомое, несущее гибель. Риман ди Ривард назвал это неведомое Жизнью-в-Смерти, но что он вложил в эти слова?