Надежда

– Вы же мне чуть аварию не устроили! Еще немного, и мы слетели бы в кювет!

Шофер не хотел брать в заказной автобус грубого заносчивого попутчика, который разволновал его, и к тому же, вместо того чтобы просить об услуге, требовал подвезти его к реке. Старший из рыбаков, видно, торопился домой и не желал выслушивать долгие препирательства обеих сторон, поэтому махнул рукой, приказывая открыть двери. Молодой человек, оглядел салон, подошел к нам и шлепнул малыша по спине так, что тот подскочили сразу сел, испуганно прижавшись к матери. Ребенок ошалело помотрел на мужчину сонными, непонимающими глазами, а молодая мама возмущенно зашептала:

– Зачем напугали ребенка? Мало вам свободных мест?

– Мне это понравилось, – спокойно ответил настырный пассажир.

– Мой сын всю ночь не спал. Нам еще долго добираться. Может, подремлет хоть немного в автобусе. Пересядьте, пожалуйста, на свободное кресло передо мной. Оно более удобное, с подлокотниками, – попросила женщина.

– Может, я тоже ночь не спал, – громко и надменно произнес попутчик.

– Но вы же взрослый, – удивилась женщина. – Наверное, и сын у вас есть. Кольцо вон на пальце.

– Есть сын. Ну и что? Хочу и буду здесь сидеть, – упрямо и нагло заявил молодой мужчина.

Шофер услышал перепалку, остановил автобус и подошел к несговорчивому пассажиру:

– Автобус не рейсовый, Вам оказали услугу, взяли с собой. Так ведите себя должным образом, уважайте людей, находящихся рядом с вами, или покиньте салон на первой же остановке. Посмотрите, дамочка совсем обессилела с больным малышом. Сочувствие надо иметь!

– Где захочу, там и буду сидеть! А выкинуть себя не позволю! У всех равные права, – гаркнул хорошо поставленным голосом уверенный в своей правоте невоспитанный попутчик.

– Имеете не только права, но и обязанности, – возмутился шофер.

– Иваныч! Хватит бодягу разводить! Вези поскорее, устали все! – послышались отовсюду голоса рыбаков.

– Мама, не надо, я потом посплю, – тихо попросил испуганный мальчик и еще теснее прижался к матери.

Не получив поддержки от рыбаков, шофер раздраженно пробурчал: «Не выпустить бы до самого конца маршрута, может, задумался бы о своем поведении». И сел за баранку. «Такой и автобус в щепки разнесет, лишь бы все по его было, – подумала я. – А на вид культурный, аккуратный, наутюженный». Вспомнила про женщин, которые выставили из трамвая пьяного мужчину, обижавшего жену.

Молодая мама еще некоторое время пыталась разъяснять неприятному соседу моральные аспекты поведения в обществе, но, увидев абсолютное безразличие и нежелание понимать, прекратила бесполезный разговор.

Вдали за деревьями замелькала река. Автобус остановился. Я поблагодарила доброго шофера и спрыгнула на землю.

Пробиралась к реке через парк. Занудные дожди смыли яркие краски осени. Поникли блеклые травы. Тут и там вижу еще не осыпавшиеся лохматые кудели их семян. На одних верхушках стеблей травы пух семян как овечья шерсть на веретене, на других – похож на патлатые светлые волосы. Я играю белыми шапками пуха и незаметно для себя оказываюсь на берегу реки. Здесь неожиданно много отдыхающих. Наверное, потому, что сегодня тепло и сухо. Медленно иду вдоль берега, заросшего ивняком. Слышу, как девочка спрашивает у старушки:

– Бабушка, после революции люди изменились или такими же остались?

– Добрее, открытее стали. Раньше, бывало, если хозяйка знает рецепт какого-либо очень вкусного блюда, ни за что не поделится.

– Что еще хорошего ты приметила? – допытывается внучка.

– Теперь достоинство выше денег ценится.

– У дворян оно тоже на первом месте стояло. Я читала об этом.

– Так то у дворян, у господ, – уклончиво усмехнулась бабушка. – Быть бы твоей маме служанкой при них, а она вот на доктора выучилась.

Другой детский голос перебивает их:

– Бабушка! Что такое старость?

– Это когда стоишь на поляне, усыпанной земляникой, а собрать не можешь, – с некоторой грустинкой смеется бабушка.

– Бабушка! А ты знаешь, почему я люблю мелкие фрукты? Потому, что они специально для меня маленькими выросли. Поняла?

– Поняла, поняла, – торопливо отвечает старушка.

– А если я буду пить сливки, у меня будут зубы белые, сливочные? – опять теребит ее малышка.

– Юлечка, не мешай беседовать с твоей старшей сестричкой, надо быть доброй и воспитанной, как говорит Бог, – назидательно произносит бабуся.

Юля наивно возражает:

– А я не слышала, как Бог это говорил.

И снова пристает:

– Бабушка, почитай! Ты добрая мышка из сказки Андерсена. Твой голос для меня самый любимый! Объясни, как может Дюймовочка летать, если ей подарили мертвые крылышки? Ведь у эльфов были настоящие живые, как у стрекоз?

Старушка, восхищенная вопросом пятилетней внучки, что-то старательно толкует насчет моторчика, который, вероятней всего, укрепляется на платьице и приводит крылышки в движение.

Рядом, сидя на поваленной сосне, беседуют двое пожилых людей.

– …Я теперь на пенсии, «тыбиком» работаю. Совсем невмоготу стало жить, – жалуется один.

– Как это? – не понимает другой.

– Жена каждый день говорит: «Ты бы сходил в магазин, ты бы квартиру помог убрать…»

– Слюнявые жалобы! Ну, ты, братец, даешь! Загнул выше крыши! Знаешь, как трудно пробиться через толщу равнодушия и безразличия, когда тебе постоянно говорят: «Не канючь, молчи в тряпочку, не суйся, куда не просят… сиди и посапывай в две дырочки». Радуйся, что кому-то еще оказался нужным… У одних в носу свербит, а у других в душе, – ледяным тоном закончил второй старик, тот, что тощий.

В его глазах догорали тусклые холодные искорки недоговоренности. Первый старик присмирел, как не выучивший урок школьник.

– Покантовались здесь и будет. Продрог я что-то. Пойдем потихоньку домой пехом? – примирительно предложил худой и продолжил устало и горько: – Ишачил, рогом упирался, думал сносу мне не будет, а теперь вот совсем квелый стал. Искромсала жизнь… Как годы думы тяжелы. А помнишь, как мальчишкой я футболил по улице булку, а ты возмутился: «С ума сошел! Давай съедим». А я что ответил? Допинаю до угла, потом и съедим». Стыдно было на людях поднять…

Старик совсем остыл и обмяк.

Иду дальше. Молодая грустная женщина сидит в шезлонге. В ее молчаливом взгляде, устремленном вдаль, – глубокое раздумье и обида. Дочка лет пяти вьется вокруг нее.

– Мама, я так переживала, так плакала! Боялась, что с тобой что-нибудь случиться в отпуске. Я так скучала! А ты плакала?

– Нет, – продолжая думать о своем, отвечала женщина, – взрослые не плачут.

– Я же видела, как ты плакала, когда папа на тебя кричал, – широко распахнув большие черные глаза, удивленно заметила малышка. – Мамочка, я знаю, у тебя нервы, но ты не сердись, сразу всех прощай.

Мать печально и смущенно потупилась.

– Мамочка, ты же отдохнула в отпуске, будь веселенькой. Давай радоваться и смеяться! Хочешь, я попрошу папу вернуться к нам? – совершенно искренне, не осознавая подоплеки сложных взаимоотношений взрослых, предложила девочка.

И получила в ответ:

– Не надо. Нам вдвоем лучше.

– Мама, я чувствую, что тут ты не права, – задумчиво и мягко произнесла девочка.

– Папа меня тоже разлюбил? – услышала я вдруг ее тоскливый, испуганный шепот.

– Нет, тебя он никогда не разлюбит, ты же ребенок, – уверенным голосом успокоила мама дочку и порывисто прижала к себе.

Я вспомнила себя в этом возрасте. Душа заныла бедами малышки…

Неподалеку шепчутся две пожилые женщины:

– Как волновалась, когда мать в отпуск уехала! Осталась без отца и панически боялась потерять мать. Особенно по вечерам страдала. Плакала и бормотала: «А если мама погибнет?» Откуда у нее такая жуткая мысль явилась. Исстрадалась бедняжка, ничем отвлечь ее не могла… Когда ушел отец, ребенок совсем другим стал. Куда девалась прежняя беззаботность! Научилась молчать, замалчивать, скрывать. Повзрослела сразу. При упоминании об отце чужими людьми сразу замыкается, в глазах будто появляется стеклянная неподвижная шторка, за которую никого в душу не пускает. Как-то беседовала с внучкой весело, непринужденно, и вдруг она говорит мне: «Бабушка, ты так хорошо, ласково и радостно со мной разговаривала! Спасибо!» Представляете? Так и сказала! И с каким трогательным, нежным чувством в голосе! У меня сердце дрогнуло. Ребенку пять лет, а она чувствует и ценит искреннюю любовь.

На чистом песчаном пляже расположилась большая компания. Похоже, у них диспут. Они громко спорят, и я успеваю различить только отдельные фразы.

– …В торговый институт поступают приземленные люди, а в педагогический – только возвышенные. Они заранее знают, что работать будут за гроши…

– …Как ни странно, альтернатива любви не ненависть, а безразличие…

– …Вышла замуж. «Ты счастлива?» – поинтересовалась моя подруга. «Спроси через двадцать лет», – ответила я в шутку. А уже через год поняла, что в своей жизни я исхожу из понятий добра и доверия, а он – из недоверия… Человек богат добротой, а счастлив любовью… Классики всегда правы… Женщину можно предать, но никогда нельзя вернуть назад. Она больше его не полюбит. Может только смириться с ситуацией…

– …Надо иметь светлый, легкий взгляд на жизнь, – декларировал молодой человек. – Пессимист – человек, который всегда прав, но не получает от этого удовольствие. Я же удовольствия ищу!

– А трудности женщине оставляешь? – резко возразила девушка…

– …Жизнь человека делают яркие моменты. Что удерживает память? Что тронуло душу, поразило, восхитило, обрадовало…

Ссорятся двое:

– У тебя же ребенок!

– У нас ребенок! Устала объяснять тебе прописные истины…

Рыбаки курят и хохочут, что-то вспоминая. Поняв, что момент самый удобный, я попросила рассказать мне рыбацкую байку. Самый старший из них согласился. Я навострила уши. «Сидят рядом немец и русский. Рыбу ловят. Немец поймает рыбку, осторожно снимет с крючка, в воду бросит и опять на поплавок смотрит. А наш мужик ловит и в садок складывает. Долго так продолжалось. Наконец, русский не выдержал и спрашивает немца:

– Зачем ловишь и отпускаешь?

– Я, – отвечает, – от самого процесса удовольствие получаю.

Русский тогда говорит ему:

– Я ловлю рыбу, жарю, и пятеро оглоедов ее за обе щеки уплетают. А я смотрю на них и тоже от самого процесса удовольствие получаю!»

Я улыбнулась, поблагодарила веселого балагура и пошла дальше.

На лавочке две старушки тихонько шепчутся. Я тут же нацелила на них свои уши-локаторы.

– …Молить зять должен был доктора о помощи, о проведении операции без очереди, а он своим опозданием подчеркнул свое неуважение к нему. Думал, если был звонок в больницу от большого начальника, так он получил право унижать человека, заставлять плясать под свою дудку. Глупый гонор! Вот и получил своим салом по мусалам. Доктор не дождался моего зятя в назначенное время и ушел других больных консультировать…

– …Мужчины дольше живут женатыми, а женщины – если незамужние. Это факт, – утверждала одна.

– Но старух обычно больше, чем стариков, – энергично возражала другая.

– Эти дожили до глубокой старости, потому что рано без мужей остались, – дробно захихикала ее подруга. – Неправда, что ребят меньше, чем девчат. Их приблизительно поровну. Война нарушила баланс, но сейчас мальчиков больше рождается. И ничего в этом сверхъестественного нет. Закон природы. Это мы, старухи, портим статистику, создаем неверные представление о количестве молодых пар.

Не сразу я дошла до смысла завуалированных шуток старушек, поэтому поняла, что они мне интересны, и внимательно прислушалась. Только мало что смогла разобрать:

– …Батюшка мне в церкви объяснял: «Пусть ученые занимаются наукой: у них база для этого имеется. Мы мешать им не будем. Но когда они изобретут что-то, то пусть не мешают нам выяснять, что хорошее и что плохое в их научных изысканиях. Это уже наш вопрос, нравственный, – говорила старушка, та, что в шляпке.

– …Ой, жуткую картину надысь у церкви наблюдала! Сначала нищие истово молились за здоровье подающих, а потом из-за подаяния драться стали, – это, закатив глаза, охала вторая, в белом ситцевом платочке.

– …Безумный видит то же, что и здоровый. Просто он говорит то, что нормальный себе не позволит… – утверждала первая, переходя на шепот.

Иду, размышляю о только что услышанном. Наблюдаю, как на берег реки с пригорка медленно спускается пожилая пара и направляется к кустам, где расположилось большое семейство: огромный, уверенный в себе папа, тихая мама, шустрые, звонкоголосые сынок и дочка лет по 9–10 и молодая веселая бабушка с грудным ребеночком на руках.

Необъяснимые причины приковали мое внимание к старикам. Привычка обращать внимание на незначительные мелочи или обычное для меня острое бескорыстное любопытство заставило остановиться и обратить на них свой взор? По тому, как разговаривали эти двое, было ясно, что между ними лад и понимание. Но судьба, видно, складывалась для них не всегда удачно. Не сказать бы, что женщина была старой, но ее некогда красивое лицо донельзя изборождено мелкими морщинами. Глаза потухшие. Выражение лица спокойное, даже бесстрастное. Движения неуверенные. Подойдя к реке, она тревожно огляделась. «Что за неуместные шутки? Где мои удочки?» – беспомощно выдохнула она и тяжело опустилась в шезлонг. По страдальчески искаженному лицу заскользили слезы отчаяния.

Ее муж засуетился, заметался, ощупывая руками прибрежный песок. Видно, он всегда самоотверженно охранял спокойствие жены и тщательно защищал от любых недобрых посягательств. Я поняла, что он очень плохо видит, и пришла ему на помощь. Поломанные и варварски скрученные в лохматый пук снасти нашлись в кустах. Увидев их, старушка ахнула, побелела и закрыла глаза. Дыхание сбилось с ритма. В горле что-то заклокотало. Руки безвольно опустились и повисли, словно неживые. Муж заботливо успокаивал ее, торопливо давал лекарство и ободряюще бормотал: «Не волнуйся, может, хоть частично сумеешь восстановить. Потом еще купим».

Придя в себя, женщина принялась развязывать узлы на жутко перепутанных снастях. Ей с трудом удавалось разглядеть петельки лески через очки с толстыми выпуклыми линзами. Руки от усталости время от времени бессильно падали на колени. Я смотрела на женщину с неподдельным сожалением. Желая помочь, потянулась к бедняжке. Ее муж остановил меня тихим шепотом: «Пусть возится. Чтобы успокоиться, ей необходимо отвлечься работой».

Женщина не искала виновных, а только тихонько сетовала, ни к кому не обращаясь:

– Врачи советовали: речка, лес, рыбалка. Операция была… рак признали… сказали, может, еще поживу, если буду получать положительные эмоции… Да какие уж тут положительные эмоции? То ребятишки побаловались: сигаретой лески пережгли, когда я задремала, то рыбаки-пьяницы своровали удочки. И вот опять… В какой-то бессмысленной злобе испортили снасти! Кому они мешали? Два пляжа рядом. Под кустами мест свободных хватает, – недоуменно бормотала она.

В большой шумной семье, весело готовившей на костре обед, наступила неестественная тишина. Мальчик и девочка, напряженно наблюдавшие за происходящим, переглянулись и отчужденно посмотрели на отца. Тот только открыл рот, чтобы что-то произнести, но дети выразительно осуждающе взглянули на него и принялись собирать свои игрушки. В полном молчании семья уложила вещи и покинула место отдыха.

Все так же светило солнце и разносились птичьи трели, но все участвующие в этой истории люди понимали, что в сердце больной женщины появилась еще одна незаживающая рана.

Мне было неимоверно тоскливо, и я снова отправилась бродить вдоль берега, надеясь, что весело скользящие волны на реке отвлекут меня и заглушат недовольство моего сердца. Вспомнились сказанные моей бабушкой в одной грустной ситуации дивные слова сочувствия. Задумчиво и отрешенно глядя в тихое безоблачное небо, она произнесла тогда: «Для нашего организма есть удивительные средства защиты. Для одних это религия, для других – вера в лучшее, а для кого-то – прекрасные фантазии».

Последнее – для меня.

Вижу: идет отряд мальчиков в спортивной форме, похоже, восьмиклассники. С ними учитель. Он отчитывает мальчишку:

– В парке куришь от избытка кислорода или от недостатка ума?

– От переизбытка взрослости, – понуро отвечает тот.

– А зачем скамейку ломал?

– Высвобождал энергию духа, – нагловато ухмыльнулся пацан.

– Не духа, а дури! – возмутился учитель. – Вернемся в лагерь, получишь сто приседаний за каждый проступок. Ногами поработаешь, если головой пока не получается.

– А зачем мне мозги? Я в ресторан вышибалой пойду!

– Ты без царя в голове! Пойми – дураки никому не нужны! – воскликнул учитель, огорченный глупым бахвальством ученика. – С одной извилиной ты и вышибалой дров наломаешь. Для работы с людьми интеллект нужен и воспитанность. Взгляни на себя! Когда мышцы начнешь «качать»? И спортом заниматься лень? В поход домкратом с постели стаскивали. Что читаешь, о чем думаешь, когда часами валяешься на койке? – недовольно и в то же время с тоскливым надрывом выговаривал учитель самоуверенному мальчишке.

– А зачем мне читать? Мне и так хорошо живется!

– С мамой и папой? На всем готовом? Конечно! А что ты видишь вокруг, что замечаешь, что радует тебя? Чувства в себе надо воспитывать, любить тоже приходится учиться. Проснись! Открой для себя красоту природы, мир талантливых людей, научись ценить доброту. Зачем читать классику!? Затем, чтобы в своем развитии уйти подальше от четвероногих, для которых важна только еда. И все!.. Ты понимаешь!? А твой примитивный оптимизм годится только для утешения умственной неполноценности, – в запале говорил учитель.

Тут к ним присоединился отряд девочек во главе с пожилой учительницей. Школьники приветствуют друг друга. Женщина обращается к мальчишкам:

– Ну-ка, молодежь, расскажите что-нибудь веселое из вашей спортивной жизни, а то девочкам что-то радости сегодня не хватает.

Ребята отворачиваются, в землю глядят. Один мальчишка (наверное, шутником в группе числится), ткнул пальцем в своего товарища:

– Этот тысячу историй может рассказать, если один на один с вами останется.

Тот, на кого указали, сердито отмахивается:

– Отстань, если такой умный, так сам включайся!

– Тогда вы мне задавайте вопросы, а я попытаюсь на них ответить, – улыбнулась учительница.

Ребята опять попятились с тропинки в глубь парка. Только высокий худенький мальчик с непокорной челкой надо лбом произнес негромко, но уверенно:

– У вас радость ассоциируется только с весельем?

Женщина поразилась глубине мысли, содержащейся в вопросе школьника, и, просияв, восторженно воскликнула:

– Великолепно! Поразительно! Ты знаешь: об уме человека судят не столько по ответам, сколько по тому, какие вопросы он задает. Как тебя зовут? Кто твои родители?

– Максимом зовут. Мама – воспитатель в детском доме, бабушка – физик, – с достоинством ответил мальчик.

– Тогда все ясно. Наверное, в семье масса противоречий, борьба поколений? И тебе много воспитательных моментов достается, – понимающе улыбнулась учительница.

– Бывает! – вздохнул школьник.

– Воспитывая внуков, старики исправляют ошибки, которые допустили со своими детьми по причине занятости, когда не было времени подумать, оценить, выяснить…

– Шутите? – неуверенно спросил Максим.

– Немного. Иронизирую над собой и вообще над стариками. Ничего, Максим, разберешься со своими проблемами. Главное помни, что из небезразличных, остро чувствующих, эрудированных, образованных и энергичных молодых людей, способных строить, а не разрушать, вырастают те, на ком держится наука, искусство, культура. Они – Соль Земли. Такие безоговорочно нужны стране в любые времена, – закончила разговор учительница и указала девочкам направление их дальнейшего движения.

Нежданно-негаданно заморосил дождь.

– Гусейнаев! Максим! Становись во главе колонны, – весело крикнул учитель.

И мальчишки побежали в сторону спортивного лагеря.

Я тоже заторопилась на квартиру.

Мы с Альбиной (дочкой квартирной хозяйки) играем в шашки и болтаем.

– В деревне здорово жить? – спрашивает Альбина.

– В деревне хорошо отдыхать, а жить безрадостно и однообразно. Я там тупею. Жизнь моя пресная, тусклая. В ней нет даже обычного детского азарта. Надоедает бесконечная, монотонная домашняя работа. Вот, например, у меня часто возникает желание рифмовать. Строчки летят, летят, а я должна перо для подушек и перин перебирать, что-то драить, куда-то бежать. Не могу же я одновременно работать и писать! А мысли напирают, давят и уходят. Потом вновь появляются, а я опять занята. Я злюсь, но молчу. Иногда хочется к черту забросить каждодневные дела хоть на пару часов, дать сердцу свободу, почувствовать себя раскованно, получить удовольствие от ярких радостных эмоций. Даже у солдат в армии бывает личное время. Я раньше в городе у папы Яши жила. Часто вспоминаю ту вольную городскую жизнь. Расскажи, как ты живешь? – прошу я Альбину, вытирая ладонями внезапно нахлынувшие освежающие душу неудержимые слезы.

Я не стесняюсь их. Мы обе понимаем, что организм таким образом сам избывает (избавляется) обилие отрицательных впечатлений.

Но Альбину волнуют другие проблемы, и она настойчиво допытывается:

– Скажи мне по-честному, тебе ставят пятерки за то, что ты дочь директора школы?

– Нет. Детям учителей труднее, чем остальным: их чаще ругают, требуют больше, чтобы примером были, не позорили родителей. Мы все время «под прицелом». Другие балуются, и им с рук сходит, а про нас все выясняется незамедлительно. Это непреложный закон. Моим родителям, например, сразу докладывают, и мать устраивает головомойку, – доверительно пожаловалась я.

– А у нас в классе учится дочка «немки», так она ведет себя как избранная. Свысока на нас смотрит. Знает, что ей все равно пятерочки выставят, – презрительно фыркнула Альбина.

– Она глупая? С липовыми пятерками в институт не поступишь, знания нужны! У тебя еcть любимые учителя?

Альбина ответила задумчиво и сентиментально:

– Есть. Классную обожаю. На Восьмое марта я на уроке открытку подписывала, а Елена Михайловна рассердилась. Потом я подарила ей свои стихи, и она так расчувствовалась, даже извинилась за то, что грубо обругала меня. И мы вместе плакали от радости, что поняли друг друга. Я была так счастлива! Одноклассницы говорят мне: «Елена Михайловна умную из себя строит». А я им отвечаю: «Она на самом деле умная, только вам ее не понять». Я девчонкам часто правду в глаза говорю. Они меня за это не любят. А я их не боюсь. Я теперь самостоятельная.

Наша учительница литературы говорит всегда страстно, но поразительно бессодержательно. Я склоняюсь к мысли, что она не способна потрясти воображение учеников своими знаниями, поэтому морочит нам голову, жутко кричит и за поведение двойки ставит. Ей не хватает деликатности вовремя остановиться. Моя подружка Надя из-за двоек так переживает, что у нее даже температура поднимается. Нина Федоровна никогда не выясняет, кто виноват, и наказывает того, кто под руку попался. Ей безразлично, что Надя никогда не балуется. И говорит она мерзким голосом. Ей бы только морали читать.

А директриса заставляет учеников с блокнотиками ходить и записывать всех, кто по коридору бегает. Мне мама запретила этим заниматься и долго возмущалась: «Кого она из вас хочет воспитать?!» Наши учителя быстро этикетку каждому ученику вешают. Если один раз грубо повел себя – все, плохой! А почему нагрубил человек? Значит, кто-то наступил на его любимую мозоль, на болевую точку, за живое тронул. Ведь правда?

Я понимаю: некогда учителям нас изучать. Мне географичка как-то сказала: «У меня пять классов, в них – сто пятьдесят человек. Пока всех в лицо запомню, – четверть проходит. Иной раз ставлю тройку, а сама думаю: «Вася, это тот, рыженький или все-таки черненький? Какой уж тут индивидуальный подход к ребенку?!» Впрочем, я вполне допускаю, что учительница права. Я не имею права претендовать на роль прокурора, хотя, знаешь, набирается множество фактов… Трудно учиться в школе, которая борется за первое место в городе. Знаешь, каких нервов стоит детям беспрерывные проверки, муштра! Постоянно находимся в зажатом состоянии. Часто уроки бывают не в радость. Слабых учеников совсем затюкали. А они ведь тоже в чем-то могли бы проявить себя не хуже отличников. Где уж тут родиться фантазиям, откуда быть свободному, радостному полету мысли? Отдельные талантливые учителя выручают. Находят способы позволить нам раскрыться.

Альбина замолчала. Минуты две мы сидели тихо. Я первой заговорила:

– У меня задушевных учителей нет, но свою математичку я обожаю до потери пульса. Математику из-за нее полюбила.

– А я люблю физику. Мне кажется, что математика плоская наука, а физика – объемная, – глубокомысленно произнесла Альбина.