Надежда

– Не знаю про спутники подробно и попусту рассусоливать не стану. Давайте сходим в сельсовет к парторгу, пусть объяснит, – выразила общее мнение всеми уважаемая Семеновна.

Все согласились, потому что ее достоинство и деликатность не располагали к бесцеремонному отношению к ней со стороны языкастых подруг. Только Ефимовна, опустив к земле большие выразительные глаза, пробурчала недовольно:

– Неверно толкуешь, кума. Опять большими козырями начнет бросаться – партия, народ. Коробит меня твое излишнее доверие к представителям власти.

Она не одобряла парторга, а может, побаивалась.

Наливая воду в ведра, я не проронила ни слова. Только слушала.

А в школе целый день царило возбуждение. Весь урок физики Ольга Денисовна объясняла нам, что такое спутники, зачем они нужны и вдруг сказала фразу, поразившую меня в самое сердце:

– Завтра с девятиклассниками будем учиться рассчитывать траекторию полета спутников и ракет.

Это заявление прозвучало как гром с ясного неба. Значит, спутник постижим для ума старшеклассников? Его можно понять, почти так же, как мотор грузовика? У меня дыхание перехватило от этой прекрасной мысли. Ура! Ура!

Спутник пробудил меня к осмысленной жизни и сделал ее нужной, одарил новыми ощущениями, помог лучше ориентироваться в окружающем мире. Я вроде бы за один день выросла, поумнела. Горизонты мои расширились. «А другие галактики познаваемы?» – растерянно думала я, испугавшись глобальности затронутой проблемы. – Только дурак свободен от сомнений, – тут же успокоила я себя фразой, услышанной от учительницы математики. – Я тоже когда-нибудь смогу понять все, что происходит на земле и в небе, раз более умные люди уже сумели с помощью спутника вырваться во внеземное пространство!»

Дни заполнялись теми же заботами, но теперь мчались куда быстрее и представлялись другими, более интересными. Все мои друзья в мечтах летали на ракетах в космос. Про океаны и таинственные острова в научно-фантастических книгах забыли начисто. Детвора от мала до велика во дворах строила космические корабли. Ребята постарше не слезали с турников, готовясь к межпланетным путешествиям. Мы ходили счастливыми и восторженными, считали, что запуск спутника – событие не только всероссийское, в нас билась и трепетала мысль о том, что оно является личной гордостью для каждого человека. Как писали старшеклассники в стенгазете на первой полосе: «Мы ощущаем причастность к славе своей страны, потому что для нас существует одна-единственная идея – величие и могущество нашей любимой Родины».

Сегодня, переделав домашние дела, мы опять собирались у столика напротив дома Ольги Денисовны и молча, затаив дыхание, смотрим в небо. Как всегда кто-то не выдерживает и начинает изливать восторги. Слышу, как Димка, фантазер и удивительный рассказчик, захлебывается словами:

– Полеты в космос головокружительные и ни с чем не сравнимые, потому что Вселенная бесконечна! В ней есть что-то нереальное, страшное. От этого и восторг. Он, знаете, как мне нервы щекочет, когда представляю, будто лечу туда, к звездам?! Дух захватывает, сердце щемит! Я себя ощущаю куда сильнее, чем когда на саблях дерусь, спасая от пиратов свой корабль. Теперь мои чувства возвышенные, небесные!

– Мы тоже на спутник смотрим всей компанией, – говорит Илюшка с Красной улицы. – Представляете, в нашем селе еще нет электричества, а в стране творятся уму непостижимые события! Почему такое возможно? Словно на разных планетах живем. Я обязательно окончу школу отличником и в город уеду. Конечно, формулы придумывают гении и великие ученые, но, я думаю, инженер из меня получится. Потом приеду и у нас электростанцию построю. Факт!

Глаза его сияют восторженно и уверенно.

– Ребята, вы чувствуете: в воздухе витают зачатки нашего восхитительного будущего и Илюшкиных научных побед! – смеется Димка.

Илюша не обижается. Меня тоже распирает от желания высказаться. Но я никак не могу соотнести в своем сознании бесконечность вселенной и возможность ее познания. Это мешает мне говорить легко, просто и обыденно.

Знаменательное событие требовало не запоминания, а осмысления. У меня еще не было четких ощущений своих способностей, не было предпочтений. Все уроки легко давались. Открытие космической эры заставляло шевелить мозгами и приводило к мысли о необходимости серьезного изучения физики и математики, как самых главных школьных предметов.

Вечерний туман росой оседал на пыльную траву. Мы сидели под сиреневым пологом бархатного ночного неба притихшие, гордые за свою Родину, полные счастливых надежд на светлое будущее всего человечества. Во всем происходящем для нас со всей очевидностью проступало главное: непреходящее ощущение изумительно долгой, непредсказуемо прекрасной жизни и нерасторжимой связи с огромным мистическим миром и родиной. Сама мысль о причастности к удивительному времени великих космических свершений завораживала сладким сокровенным чувством и наполняла счастьем наше скромное существование.

АЛЕКСЕЙ

Этой осенью в нашем районе вспыхнула эпидемия дифтерии. Десятиклассник Алексей, друг моего обожаемого Виктора (Кстати, к моей великой радости, старший брат все-таки позволил Вите заканчивать десятый класс!), не имел прививки в детстве, поэтому болел очень тяжело. Врачи боялись, что он не выживет. По селу ходили слухи, что Алексей сильно задыхается, что ему хотят прорезать в горле отверстие и вставить трубку. Вся школа переживала. Зарядку начинали с сообщения о состоянии здоровья больного. С Ниной Хановой, сестрой Алексея, я сидела за одной партой. Раньше она была для меня просто одноклассницей, а теперь значила много больше. Болезнь Алексея сблизила нас. Мы подружились.

Днем в заботах время пролетало быстро. А ночью мне мерещились всякие страсти: я будто наяву видела, как от недостатка кислорода в судорогах трепещет тело Алексея. В страхе просыпалась и долго не могла уснуть. В один из таких вечеров я плакала, укрывшись с головой, молилась о его выздоровлении и вдруг подумала: «Почему так переживаю? Жалостливая? А может, всерьез, по-взрослому, влюбилась?» Я так испугалась этой странной мысли, что даже плакать перестала. Еще более жуткая мысль доконала меня: «От взрослой любви бывают дети!» Онемела от ужаса. Лежу пластом без движения словно заледенелая. И вдруг слезы хлынули потоком. Боже, что же я буду делать с ребенком? Позор! Не хочу! Не хочу!.. Не помню, как уснула.

Несколько дней ходила подавленная. Я так погрузилась в свои переживания, что перестала мысленно разговаривать с тобой, моим другом детства, моим детдомовским солнышком. И вот в тот вечер, когда я, немного оттаяв, начала рассказывать тебе о своих бедах, вдруг вспомнила, как Иван, из нашего сельского детдома, говорил, что Сережка-немец родился не по любви, без желания матери. Я сообразила, что любовь – не главное в появлении детей. С меня как гора с плеч свалилась. «От страха, что ли, глупости приходят в голову? Волнение не просто «вышибает» мозги, оно отключает их!» – размышляла я, радуясь неожиданному просветлению.

Наконец Алексей выздоровел. Он пришел в школу бледный, сильно похудевший. Ходил медленно. Я впервые заметила, что он внешне удивительно хорош, пожалуй, самый красивый в школе. Но через месяц он стал прежним. Каким? Троечником, лентяем. Его мама таскает ведра с водой, а он на лавочке болтает с ребятами. Так отчего же я каждый вечер хоть на десять минут бегу к Нине? Почему, увидев Алексея издали, иду навстречу и, опустив голову, пытаюсь целомудренно усмирить требовательные, повелительные удары сердца, потом все-таки прохожу мимо, чувствуя, как кровь уходит с лица? Что за чертовщина?

Прошлым летом в ответ на мои дерзкие слова Алексей пошутил: «Посмотрю, как ты будешь со мной разговаривать через пару лет!». Он знал, что я влюблюсь в него только из-за того, что он симпатичный? Боже, неужели я такая глупая? Несовместимо: не уважать человека и в то же время с ума сходить! Все мое существо протестует против этого! Он недостоин меня. Я должна презирать его. Но что же притягивает, что влечет! Неуправляемым может быть мгновение, а тут недели проходят.

Почему я опять стою на крыльце и через два огорода смотрю на окна его дома? Мне они кажутся особенными, похожими на его черные глаза. И сам домик красив строгими правильными пропорциями, как и лицо Алексея. А времянка у них, как веселый парнишка в лихо сдвинутой на затылок кепчонке. И наличники на окнах резные, как расписная рубашка добра молодца. «Отклонение какое-то в мозгах!» – злюсь я на себя и сердито хлопаю дверью. Что со мною происходит? Мне нравятся двое? Это же ненормально! Я могу стать распущенной женщиной? О Господи, зачем мне такая напасть?!

Мучения продолжались месяца три. Я уже не чаяла, как избавиться от наваждения. И во время уроков отвлекалась от темы, и дома глядела в книгу, а видела фигу. Очнувшись, замечала, что почти час пребываю в прострации и даже не помню, о чем думала. Спасал будильник. Встряхнув глупую, навязчивую блажь, я торопливо бралась за учебники, пытаясь наверстать бездарно упущенное время.

Вскоре, на мое счастье, произошло событие, которое вернуло меня к нормальной жизни. В село приехала молоденькая практикантка по физике. Ей дали вести уроки в классе Алексея. Не прошло и недели, как по школе поползли слухи: «Рыжая физичка влюбилась в Лешу». «За верность сведений ручаюсь головой», – горячо клялась одноклассница Валька. Просто, без кривлянья, она не умела говорить.

Известие звучало неестественно. «Белиберда какая-то! Злые языки отсебятину несут?» – недоумевала я. По моему глубокому убеждению, подобное было невозможно. Я сначала отмела прочь и вдребезги раскритиковала все глупые версии девчонок потому, что, по обыкновению, не поверила сплетням. Потом подумала, что поступила опрометчиво: ведь слухи, даже если они враки, сами по себе уже являются дурным признаком. Захотелось самой убедиться, но стеснение не позволяло. С неделю боролась с нездоровым любопытством. Но желание удостовериться в обратном, доказать несправедливость людской молвы возобладало. Не вытерпела, заглянула в окно кабинета физики.

Вижу: маленькая, стройная, как Дюймовочка, златовласая студентка, объясняя урок, ходит только вдоль ряда, где сидит Алексей. Она идет по правой стороне – он смотрит влево. Когда начинает обход слева, он опять отворачивается от ее назойливого взгляда. «Ему неловко? Противно? Не врут девчонки! Значит, и письма она ему пишет, раз не стесняется весь урок не сводить с него глаз», – изумляюсь я.

Несомненно, одного-единственного случая мне было достаточно, чтобы поверить. Любовь практикантки видна невооруженным глазом. Наивные розовые представления об ее строгой учительской морали исчезло в одночасье. «Житейский нонсенс!» – говорит о такого рода случаях моя мать. От нестерпимого стыда закипела безмолвным негодованием. В разгоряченной голове в адрес рыжеволосой мгновенно понеслась длинная непродуманная, оскорбительная тирада: «Я тоже влюбилась в Алексея. Но я-то – маленькая дурочка, а она?!..»

Вспомнила о Викторе. Отличник, активист. Не только поет и играет на баяне, но и в спектаклях участвует. А Леша, даже когда поет с Витей, то больше красуется. Хуже девчонки воображает. Никого он не любит, только себя позволяет любить. Ему нравится внимание девчонок. Вот и все! За что она могла его полюбить?

В следующую минуту я уже мучилась от неловкости за панический приступ детского максимализма. Может, в поведении практикантки нет ничего постыдного? Оно естественное. Она попала в унизительную ситуацию потому, что не сработал спасительный рефлекс на непредвиденную ситуацию. Она не предполагала, что влюбится. Все нежданно-негаданно произошло: от одиночества, прозябания в деревне. А если у нее период жутко безнадежного духовного упадка от прежних разочарований? Может, она была в трясине отчаяния, а теперь по-своему счастлива? Я слышала, что люди еще не такие глупости совершают от неразделенной любви! Дядя Володя с нашей улицы запил даже, когда его размалеванная, крашеная-перекрашенная жена сбежала с двумя детьми к молодому парню. А ему уже тридцать.

Разве учительница не может влюбиться? Живой, нормальный человек. Алексей ведет себя с ней совсем непонятно. Он не уважает ее, потому что она влюблена напоказ и совсем потеряла стыд? Так плохой он или хороший? Господи! Он же ее прилюдно оскорбляет, когда отворачивается! Презрение выказывает. Это тоже гадко! Он должен с ней поговорить с подобающим такому особому случаю тактом. Бедная! Она заурядный человек. На посмешище выставила себя. Завуч о ней как-то неуважительно высказался: «…Малопригодный к реальной жизни тип нервной системы». Как будто по учебнику читал.

Мать вступилась за студентку. Мол, молодая, неопытная глупышка. А может, это и есть настоящая любовь? Какая же это любовь, если она унижает достоинство? Нет, когда я вырасту и полюблю по-настоящему, то никогда так не поступлю. Буду молча страдать.

Практикантке нравится только внешность Алексея? Высокий, великолепно сложен, черты лица правильные, как нарисованные, мужественный. Хоть в музей выставляй. И больше ничего интересного в нем нет. Этого мало для любви. Для меня душа важна.

В каждом человеке есть что-то свое, особенное. У одного улыбка красивая, у другого глаза, а третий – веселый. И что же, во всех влюбляться? «Если Алексей мне чем-то понравился, это совсем не значит, что я в него влюблена», – сделала я важный для себя вывод и успокоилась.

Случай с молоденькой физичкой возымел на меня целительное действие. Еще некоторое время, встречая Алексея, я волновалась и смущалась, а потом и эти признаки обожания исчезли. Теперь для меня он стал просто братом Нины.

И только при мыслях о Викторе на душе всегда теплело.

ЮННАТ

Два года я посещала кружок юных натуралистов. Мне нравилось прививать плодовые деревья, радоваться удачным опытам. А в прошлом учебном году на пришкольном участке я проводила эксперимент с кукурузой. На одной грядке посеяла желтую, пищевую, на другой – белую кормовую, а на третьей – оба вида через ряд. Цель задания состояла в том, чтобы выяснить влияние переопыления на урожайность. Еще ранней весной начала заниматься гибридизацией кукурузы: теорию изучала, сорта белой и желтой кукурузы подбирала, землю по всем правилам готовила, удобряла по специальной схеме. На участок приходила ежедневно. Летом пропалывала, замеры роста растений в «Дневник биолога» заносила. Мои грядки как картинка! Стебли достигли высоты трех метров. На каждом стволе по три-четыре завязи: нижние самые крупные, верхние – мельче. Пришло время сбора урожая и сдачи отчета. На уроке биологии я срезала початки с растений экспериментального участка, и перед взвешиванием принялась снимать с них «рубашки». Ура! Получилось! Початки были полосатыми: рядок белый, рядок желтый. Одноклассники бросили свои лопаты и тоже восхищались удачным опытом. Я скрупулезно обследовала каждую «кукурузину» (так говорят в наших краях), заносила результаты в тетрадь и не замечала, что ребята играют в футбол моим урожаем, до тех пор пока один початок не влетел в «ворота» – мне в голову. Мои просьбы: не мешать закончить отчет, не возымели действия. Ребята расходились все больше и больше. Они смешали все сорта кукурузы и начали бросаться ими, как гранатами. «Помогите мне взвесить урожай, а потом делайте с ним, что хотите», – умоляла я одноклассников. Но они продолжали резвиться.

Я подбежала к учительнице. Но Мария Ивановна занималась выставлением отметок в журнале и не откликнулась на зов о помощи. Некоторое время я еще пыталась собирать початки, ползая на коленках по густой траве сада, спотыкаясь о корни и стволы деревьев, а потом, поняв бесполезность усилий, заплакала. Мой опыт никому не нужен?! Вот почему ребята не принимали всерьез задания учительницы! Я самая доверчивая? Я глупее всех? Святая простота!? Слезы с новой силой хлынули из глаз. «Ну, даже если мой опыт по биологии – ерунда, хотя бы из уважения к моему старанию можно было помочь? Я понимаю: ребята устали копать грядки, им захотелось развлечься. Но учитель не имеет права быть безразличным к тому, как выполняется его задание! Проницательностью Мария Ивановна не обладает, но наверняка понимает, что мое отношение к ней теперь изменится. Она не нуждается в моем уважении? А для меня важно мнение других обо мне. Я хочу, чтобы меня ценили. Выходит, в этом заключается моя глупость? Опять я кругом дура», – горько думала я. На душе было донельзя гадко.

Когда немного успокоилась, вспомнила, как прошлой весной последнюю четверть в нашем классе учился мальчик из Тбилиси. Мы работали на пришкольном участке, а Коля ходил между рядами, брезгливо ступая на сырую землю и в ожидании звонка с урока все время поглядывал на новенькие часы. Мы попытались заставить его взять в руки лопату. Но он пренебрежительно посмотрел на нас и произнес надменно: «В негры не нанимался. Пусть деревенские в навозе копаются». Все оторопели от такой наглости. Мальчишка оскорбил весь класс, а учительница не поддержала нас, не помогла осадить заносчивого лодыря, не объяснила городскому воображале, что значит уважение к товарищам и зачем необходим физический труд. Почему не вмешалась? Поняла, что Коля не послушается ее?

Я никогда не любила скучные уроки Марии Ивановны, но не баловалась на биологии, потому что считала ее доброй теткой. А в чем ее доброта? Она никому ничего плохого не делает. А что хорошего от нее получаем? Не защитит, не поможет.

А недавно Мария Ивановна как ни в чем не бывало предложила мне заняться пшеницей: скрещивать озимый холодостойкий сорт с местным. Эта провокация только усугубила во мне настойчивое желание подчеркнуть мою обиду, но я проглотила кипевшие во мне слова и молча отвела взгляд. Учительница поняла, что мое увлечение биологией закончилось по ее вине.

Жаль, конечно. Папа Яша хотел, чтобы я пошла по его стопам. А будущий врач должен любить биологию.

ФОРТЕЛЬ

Во второй четверти в нашем классе появилась новая ученица. Уверенной походкой в класс вошла высокая светловолосая сероглазая девочка в форме выше колен, огляделась и села за первую парту со стороны двери. Шел урок физики. Ольга Денисовна проводила лабораторные занятия. Приборов у нас в физическом кабинете мало, поэтому одна группа делала опыт, другая – в это время занималась расчетом, а третья – оформляла в тетрадях теоретический отчет. Алла положила ногу на ногу, раскрыла художественную книгу и углубилась в чтение. На физике даже я редко шалила. От наглости новенькой опешил весь класс. «Ну, и скверный характер!» – читали мы в глазах друг друга. Ольга Денисовна на миг замерла, а потом занялась делом, будто ничего не произошло.

Мы надеялись, что Алла одумается в самом ближайшем времени, но она продолжала читать и на втором, и на третьем уроке физики. Надо заметить, что дисциплина в эти дни у нас была идеальная. Мы переживали за учительницу, держали происходящее в секрете от учеников других классов и ждали, чем закончится поединок. Прошло две недели. Мелькали то пестрые, то серые будни. Мы закончили лабораторные работы и приступили к изучению следующих параграфов учебника.

То утро было особенно темным и мглистым. Жидкий серый свет едва просачивался в запотевшие окна. Электричество в школу от колхозного движка (как это у нас часто бывает) опять не дали. Керосиновую лампу Ольга Денисовна зажигать не стала, чтобы мы не заглядывали в учебники, и начала урок с краткого перекрестного опроса. К Алле она не обращалась, будто та вовсе не присутствовала. Потом учительница попросила поднять руки тем, кто хочет отвечать у доски. Неожиданно все увидели скромно поднятую руку Аллы и замерли. Как поступит Ольга Денисовна? А она коротко взглянула на нее, опустила голову к журналу и спокойным голосом сказала:

– Демидова, к доске.

Алла вышла. В сумерках серого ноябрьского утра у доски белело напряженное лицо новенькой. Она отвечала тихо и медленно. Чувствовалось, как тяжело давались ей первые фразы. Потом Алла разошлась, заговорила уверенно и великолепно осветила весь вопрос. Досконально знала урок!

– Садись, пять, – сказала Ольга Денисовна и вызвала следующего.

Вздох облегчения прошел по классу.

С этого дня Алла стала обыкновенной хорошей девчонкой. Училась она по всем предметам отлично. Правда, в общественной работе не участвовала, но мы и не приставали. Не все сразу. Пусть привыкает. О причине ее выходки не расспрашивали.

А один раз мы с Аллой пошли после уроков в больницу навестить учительницу домоводства. Путь был долгий, и я без умолку болтала, восторженно рассказывая, по какой системе приучает нас Ольга Денисовна изучать и понимать физику: «Сначала мы учим формулировку закона, потом записываем формулу и проводим работу с размерностями физических параметров. И только после этого кратко, с самыми простыми примерами разбираем суть явления. Это на тройку. А на пятерку надо уметь начертить схему опыта, подробно рассказать теорию, решить все задачи и привести примеры практического применения…» Алла слушала меня с грустным лицом, а потом вдруг взорвалась:

– Боже, я теперь живу в каменном веке! Учу уроки при керосиновой лампе, глажу форму утюгом с углями. На станцию меня возят на лошади. Экзотика! Странная глупая жизнь!

В голосе ее звучала ирония, боль и горечь.

– Ваш серый, беспросветный мир наполнен добрыми, терпеливыми людьми. Только по большим датам они могут беззаботно праздновать свое прозябание. Неужели нельзя решить проблемы сельских тружеников?! Я такая несчастная! Когда же моя ссылка закончится? Здесь никто не видел ни телевизора, ни магнитофона…

Незнакомые слова прозвучали для меня как заклинания Ходжи Насреддина. Я постеснялась спросить, что они означают, и в первый момент загрустила, даже сникла, а потом подумала: «Она умнее меня, потому что жила в большом городе. Я все равно достигну ее уровня!» Мое самолюбие было задето. Я всегда была в классе первой, а теперь…

Вечером я помогала Ольге Денисовне зачищать проводки для опытов и не удержалась спросить про злосчастную историю с Аллой. Мне казалось, что мы обе хотели поговорить на эту тему. Учительница ответила спокойно:

– Не знаю, чем вызван ее протест. Может, она очень любила своего учителя физики. Может, ей не понравилась убогость нашего кабинета. Но я сразу почувствовала, что здесь не глупый гонор – причина серьезная.

– А почему вы не отбрили или не выгнали ее из класса в первый день?

– Это банально. Просто поняла, что она не выйдет, и приняла единственно правильное решение. Как бы я выглядела в предложенной тобой ситуации? – рассмеялась учительница.

– Мне кажется, – сдержанно высказалась я, – с вашей стороны было очень жестоко так долго не замечать пусть даже недисциплинированного ученика. Это слишком тяжелое наказание. Я пережила такое во втором классе. Помню, отдалась во власть смятения, находилась в смутном опустошенном состоянии. Сначала уязвленное самолюбие взыграло, потом терзалась, барахталась в своей глупости. Позже стала равнодушной ко всему, на самотек жизнь пустила. Сама так и не смогла справиться. Случай спас, судьба… А если бы Алла не преодолела себя?

– А ты не подумала, что тяжкое бремя ее выходки легло и на мои плечи! С другим учеником я бы так не поступила. Но Алла – девочка с обостренным чувством собственного достоинства и умная. Она понимала, что не я, а она причина ее «фортеля». Ей необходимо было время, чтобы преодолеть гордыню и исправить ошибку, вызванную сиюминутными отрицательными эмоциями. Я тоже переживала, но терпеливо ждала. И не ошиблась. Алла молодчина! Ты заметила, что потом я на каждом уроке ее хвалила? Компенсировала ее моральные потери. Она это ценит. Возвышенная, утонченная, романтичная девочка из немыслимо интеллигентной семьи, – сказала учительница, подавив тяжелый вздох.

«Хорошо если тебя понимают, а еще лучше, когда хотят понимать», – подумала я, с жуткой тоской вспоминая учительницу Наталью Григорьевну, черную «бизониху», от которой до сих пор бросает в озноб и приводит в противный боязливый трепет.

– Ольга Денисовна, Вы сказали: «Алла умная». А что значит умный человек?

– Способный делать глубокий анализ, проникать в суть вещей. С точки зрения физики, человек гениальный, если, живя в трехмерном пространстве, он может постичь четырехмерное.

– К примеру, Эйнштейн?

– Да. На один миг каждый может оказаться умным, а на долгие годы, на длинные дистанции – это трудно и не всякому дано. По-настоящему умный не сноб. Он деликатный. «Талант – это то, благодаря чему человека запоминают. Каждый имеет право на пять минут славы», – шутит мой отец. Он у меня не высокомерный, часто ведет себя не по общепринятым меркам. Талант и человеческие качества ведут его по жизни. Не по причине ума, а по высоким чувствам он иногда не вписывается в картину нашей жизни. Отец – честный человек, идеалист и талантливый пессимист, который оценивает любую ситуацию с конечной точки, потому что всегда видит ее.