Иго во благо

Жена первая провалилась в сон. Муж перед этим несколько раз повторял: «Разговаривай со мной, не умолкай, иначе засну». Накануне тоже ночь толком не спали… Нет бы остановиться, съехать на обочину да подремать… Наша вечная спешка.

Жена заснула, муж пожалел будить благоверную, пусть, мол, поспит.

Едут, она во сне слышит голос: «А ты-то чё спишь?»

И тут же сотовый затрезвонил. Сунула руку в карман, достала телефон, а там голос матушки: «Ну, ты-то чё спишь?»

Машина неуправляемо мчалась по встречной полосе, муж, скованный сном, сидел, склонив тяжёлую голову к рулю.

У супруги хватило ума не заблажить во всё горло: «Просыпайся! Убьёмся!» Не напугала мужа истошным воплем. Тихонько тронула за локоть: «Петя». Он вскинул голову, мгновенно оценил ситуацию, плавно повернул руль, направил машину на свою полосу, а потом съехал на обочину. Мимо пронеслась многотонная фура.

Оба синхронно перекрестились.

Несколько раз возил отца Савву к матушке Анне. Он любил к ней первого августа, на Серафима Саровского, приезжать. В обители всё в цвету, день, как правило, солнечный с огромным небом. Ветер в березняках гуляет, птицы щебечут, пчёлки летают. Всегда хорошо. Владыка Феодосий со своей свитой приедет, автобус с паломниками, духовные матушкины чада из Омска, Новосибирска, кто на машине, кто на электричке.

Ачаирский монастырь хорош тем, что там простор во все стороны, здесь – всё камерное, почти домашнее.

Года два прошло после смерти отца Саввы, у матушки Анны за трапезой зашёл разговор о нём, я рядом с ней сидел, они тихонько, можно сказать, на ушко мне говорит:

– Это мой друг хороший. Он сейчас в раю.

А лицо светится.

К матушке я приехал, когда встал вопрос о моём рукоположении в священники. Понадобился её совет. Батюшка, безусловно, знал, что учусь в училище. Но почему-то своему духовному отцу сразу не сказал (наверное, он был в отъезде), что владыка предложил рукополагаться. Решил для начала узнать мнение духовной мамы.

В училище по большому счёту теоретической подготовки по минимуму было, в основном готовили священников на практике. Я хоть и не собирался в иереи, но не отказывался с владыкой Феодосием на службы ездить. Владыка – это своя школа, которая, стоила любого училища. С ним всегда было интересно, сам по себе неуёмный, хотя в те годы ему под восемьдесят подходило. Дедушка, но энергии на троих. Каждый день расписан, в десять мест надо успеть – в детдом, в воинскую часть, к губернатору, какие-то конференции, встречи… И службы, службы, службы…. На праздник начнёт в одном храме, продолжит в другом, закончит в третьем… Молодые батюшки рядом с ним с ног валились от такого ритма… Он мало того, что весь день в делах, ещё назначит одному да второму явиться вечером в епархиальное управление на трапезу, вопросы порешать, что днём не успели. Службы наизусть знал. Память отменная.

Я третий год учился, владыка вызывает меня и в присутствии благочинного отца Михаила говорит, мол, хватит тебе орлецы таскать, взрослый дядька, давай будем тебя рукополагать.

– Владыка, – говорю, – не смогу вытянуть семью, у меня трое детей.

– Почему не сможешь? – спрашивает.

– Кредитов набрал. Старшему сыну квартиру купил.

– Решай свои вопросы, – говорит, – и пора рукополагаться.

И предложил компромиссный вариант, сначала в дьяконы, но продолжать работать директором, улаживать финансовые вопросы, а потом рукополагаться в священники.

– Как решишь все свои проблемы, подойдёшь к нему, – владыка кивнул на благочинного, – он тебя подготовит.

Вот тогда я поехал к матушке за советом: как быть? Сам владыка предлагает, не отмахнёшься.

Она в своей манере, без обиняков:

– Саша, да какой из тебя священник?!

Я успокоился, на душе легко стало. Ведь сам прекрасно знал, какой из меня грешника иерей.

В результате залез в гораздо больше долги.

Честно сказать, одно время тянуло в священники. Хотелось создавать свой приход. Обустраивать храм. Были опасения, получится ли? Но подмывало рискнуть. Видел, всякие есть иереи, и в училище по знаниям был не слабее тех, кто рукополагался. Работать с людьми я умел, и с подчинёнными, и с начальниками самых высоких уровней. Любил заниматься организацией. Не знаю, какой бы получился из меня пастырь, что касается церковного хозяйства, уверен на все сто, – повёл бы его в должном виде.

Но всё правильно сделал, не жалею. Бог уберёг, чтобы ещё больше не осквернить душу.

Правда, месяца через два приехал к матушке, она мне:

– Ты почему всё ещё не священник?

Огорошила, ничего не скажешь…

На наши православные выставки-ярмарки матушка Анна всегда с венцом терновым приезжает. Есть у неё искусной работы из дерева с острыми шипами. Подойдёшь за благословением, она возложит на голову, мол, не забывай, как страдал за нас Спаситель – таким венцом Его терзали перед крестными муками.

Выставка. О которой рассказ, была одной из первых. Десятка два мощевиков с частицами святых мощей из разных монастырей привезли, старинные намоленные иконы, священники, монахи. Атмосфера благодатного храма. Каждый день старался вырваться с работы и хотя бы на часик приехать. У одной иконы постою, помолюсь, у другой. Народу много, но не раздражало. Радостно, светло. Часик побудешь, и такой подъём на душе.

В тот день приехал, к экспозиции матушкиного монастыря подошёл, она благословила терновым венцом. Всё как положено, пару конфеток вручила. Тоже обязательный атрибут благословения.

После этого ночью снится сон.

Деревянная изба, печь. А печь, как в доме у деда. Он сложил собственной конструкции, с двумя топками с разных концов, лежанкой из кирпичей. Невысокая, чуть пониже уровня обычной кровати, её кирпичи долго тепло держали. Бабуля моя – бабушка Августина – бросит на лежанку тонкий матрасик, ляжет или сядет, а я маленький к ней. Бабуля в 1970 году умерла, года два не вставала перед смертью.

Во сне точно на такой лежанке полусидит старушка. Укрыта тёмно-коричневой шалью (у бабушки была такая) в большую клетку с длинной бахромой. Синяя кофта на ней в белый горошек. На голове белый платочек. Бабушка носила и кофту подобную и платочек похожий. И всё в этой бревенчатой избе соответствуют духу моего детства, шестидесятых годов.

Напротив старушки на лавке сидит матушка Анна, я тоже присутствую, разместился на другой лавке, сбоку. Матушка со старушкой беседу ведут, причём, матушка Анна с большим почтением относится к собеседнице. Казалось бы, игуменья, всеми уважаемый человек, перед ней всего-то простая бабушка. Но нет, матушка обращается к старушке, как к старшей, и не только по возрасту.

Я не статистом сижу. В один момент старушка повернула голову ко мне и начала отчитывать за грехи. Несколькими фразами крепко припечатала за блуд. Потом снова вернулась к разговору с матушкой Анной.

День был постный, сей факт сидел в моей голове, тем не менее мы с Мариной договорились встретиться вечером. И контрольное время приближалось. Я заторопился идти, начал прощаться.

– Куда это ты собрался? – спрашивает старушка.

Начал бодро врать, мол, дела зовут. Матушка Анна резко перебила:

– Грешить он собрался! Блудить!

На этом сон прервался.

На следующий день после обеда приезжаю на православную выставку. Считал, ей работать ещё два дня, а приехал к шапочному разбору. Половины выставки нет – разъехалась. Был последний день. Что самое печальное: нет ни экспозиции матушкиного монастыря, ни её самой.

Постоял в растерянности около матушкиного места, поворачиваюсь уходить, а напротив в павильоне развёрнута экспозиция Минской епархии. Скользнул глазами по иконам, взгляд как магнитом притянуло к иконке незнакомой святой. И сразу мысль: её видел во сне с матушкой.

Подхожу и спрашиваю хозяйку экспозиции:

– Что за святая?

– Наша, – с гордостью ответила женщина, – блаженная Валентина Минская.

– Она когда умерла?

– В 1966 году. Прославлена в 2006 году.

– Я её знаю, – говорю, – сегодня видел во сне с матушкой Анной. Знаете матушку Анну?

– Конечно, – заулыбалась женщина, – напротив сидела.

Купил иконку блаженной, книжку про неё.

Так в моём домашнем иконостасике появилась икона блаженной Валентины Минской.

Отец у неё был священником. Мать из духовного сословия. Две родные сестры состояли замужем за священниками. Муж Валентины из священнического рода. Советская власть, само собой, не могла мимо этих фактов спокойно пройти. Прошлась калёным железом. Арестовывала родственников матушки, ссылала, расстреливала. Погиб муж, мужья сестёр, отобрали родительский дом, отняли здоровье у Валентины.

Однажды ей во сне явилась блаженная Ксения Петербуржская и благословила нести вдовий крест и крест юродства.

В отроческом возрасте Валентина сподобилась беседовать со святым праведным Иоанном Кронштадтским. А родственники по матери были в переписке с ним.

На тридцать с лишним лет приковала болезнь матушку к постели. И все эти годы, до самой смерти, шли к ней люди. Утешала, укрепляла в вере, исцеляла, помогала переносить тяготы жизни. И молилась, молилась, молилась.

В том числе за не рождённых детей. Оплакивала убитых в материнском чреве и обличала несостоявшихся мамочек.

Был такой случай, к матушке пришла молодая женщина, рта не успела раскрыть, блаженная говорит: «Что же это делается, единственный сынок так просил: “Мамочка, не отдавай меня волкам!” Да мамочка не послушалась, открыла печку и бросила сыночка на съедение».

Женщина горько заплакала.

Забеременела она без мужа. Боясь, что с ребёнком жизнь ни за что не устроит, надумала поехать к бабке-повитухе в деревню и избавиться от плода. Перед отъездом видит сон, как тёмной ночью ведёт вдоль деревни за ручку сыночка. Вдруг появляется стая волков. Мальчишка ну слёзно просить: «Мамочка, не отдавай меня волкам!» Она ребёнка в охапку, заскочила в пустой дом. Зверей это не остановило, принялись злобно грызть стены. Женщина открыла заслонку русской печи и обнаружила дыру на улицу. Вытолкнула в неё ребёнка, волки тут же растерзали его.

Сон не остановил, всё равно сделала аборт.

Полгода назад группа духовных чад батюшки Ионы подключилась к сбору подписей под обращением к президенту с требованием запретить убийства детей до рождения. Страшно от статистики: полтора миллиона абортов в год по России. Мусульманская женщина рожает по шесть-восемь детей, русская – один-два, остальных «волкам». Меня назначили координатором по сбору подписей. Молюсь блаженной Валентине, прошу её помощи.

Вплотную занимаясь темой абортов, сколько случаев чудесных и жутких узнал.

Следователь дежурил в новогоднюю ночь, под утро стук в дверь. Открывает, на пороге бомж стоит. Картина не для слабонервных – по пояс голый, половины зубов нет, куртку к себе прижимает: «Брат, – просит сиплым голосом, – помоги». Замёрз весь.

Следователь сжалился, впустил. Поздний или сильно ранний визитёр аккуратно куртку на стол положил, развернул, а внутри дитё совсем грудное, в распашонке.

Бомж на мусорку заглянул поесть поискать и обнаружил крохотку.

Выжил парнишка.

Приходилось читать, как кошка не дала ребёнку замёрзнуть на улице, грела его, как своих котят.

Кстати, о кошках. Отец мой был временами жестоким, а иногда тёплым-тёплым. Как-то взялся ремонтировать крышу, надо было поменять пару листов шифера. Полез на чердак, глядь, а там гнездо воробьиное с птенцами. Курей родители всегда по многу держали, воробьи это прекрасно знали. Стоит курочкам насыпать зерна, тут как тут стайка воришек пикирует на дармовщинку. Отец сгрёб гнездо и кошке на растерзание:

«Кис-кис-кис, Муся».

Муся подбежала и давай по-матерински лизать птенцов, а потом грудь им, так сказать, подставила. Мол, подкрепитесь молочком. У неё как раз котята были. Отец, рассказывая, сокрушался: «Надо же, до такого возраста дожил, а кошка умнее оказалась».

Обычно, прочитав утреннее правило, прошу благословение на день грядущий сначала у отца Саввы, потом у мамы, отца, деда по маме, который погиб в войну, у бабушки Августины. Не знаю почему, но считаю, они перед престолом у Господа Бога. Потом прошу благословение у своего рода. Затем обращаюсь к святым. Из женщин это блаженные Матрона Московская, Ксения Петербуржская и Валентина Минская…

У блаженной Валентины прошу поддержки в акции по запрету абортов. Не согласных с нашей позицией очень много. Имеются и в среде священников. Недавно один протоиерей взялся меня, как дитё неразумное, учить уму-разуму в жёсткой форме, дескать, лезу с мелочами. Я не мог такое смиренно спустить. Поговорили на повышенных тонах. Разошлись оба в гневе.

Что интересно, уходя, я обернулся, и вижу – он меня крестит на дорогу. Может, дошло до сердца, что не прав. Дай-то Бог.

Хотя не исключаю, крестил во исправление «неразумного чада»…

Глава шестнадцатая

Аты-баты шли в солдаты

Напомню, сыновья мои, Коля и Миша, погодки, ну а дочурка Ульяна младшенькая у нас. Случилось это, о чём веду рассказ, когда старшему восемнадцать было, младшему – семнадцать. Миша окончил одиннадцатый класс. В институт побоялся идти, в колледж не захотел. Дескать, пойду в армию. Дал ему месяц побалбесничать и устроил к себе в салон сборщиком мебели, чтобы научился руками работать. Вдруг приходит старший и говорит:

– Папа, я в армию собрался, в спецназ, не вздумай меня отмазывать.

Как уже говорил, я стоял в молодости у истоков развития каратэ и рукопашного боя в городе, посему сыновей не мог не привлечь к спорту. Тогда ещё сам был действующим спортсменом. Кроме этого тренировал. Лет семь активно вместе с сыновьями занимался. Коля способнее, но с ленцой, Миша упёртый, что не получается, будет настырно добиваться своего, отрабатывать приём. На международных соревнованиях выступал. В один год сделал хэт-трик в городе – в своей группе стал чемпионом по каратэ, рукопашному бою и панкратиону.

Коля тоже хорошо начал, но в семь лет случился первый астматический приступ. Заниматься не перестал, но на соревнованиях не давал ему долго выступать, один-два боя проведёт, и снимал, главное – здоровье, награды – дело десятое.

У Миши, слава Богу, со здоровьем проблем не было, выступал на соревнованиях долго, даже меня консультировал, когда я ещё действующим спортсменом был.

Физически Коля отлично развит. Пусть Миша многажды чемпион, Коля не уступает ему, но астма дело нешуточное.

Поэтому Колино заявление «папа, я в спецназ» мне снегом на голову свалилось.

– Какой, – вспылил, – спецназ? Попадёшь в сырость, у тебя приступ и ты из Рэмбо превращаешься в обузу для своих товарищей. В армии спрашивать не будут: можешь, не можешь – хоть умри, но выполни задание.

– Нет, папа, я всё обдумал и решил! Мне надо в армию! Будешь отмазывать – уйду из дома.

– Ладно, – еле сдержал себя, чтобы не взорваться, – флаг в руки, барабан на шею! Тебе аж восемнадцать, самостоятельный куда с добром мужик!

Упрямый, конечно, если решил – хоть кол ему на голове теши.

Я и сам такой.

Жене сказал, что сын под ружьё собрался, та в слёзы:

– Какая ему армия?

Коля не зря мне первому сказал, знал, что со мной проще кашу сварить, чем с матерью. Сам втихушку всё уже в военкомате замутил, вот-вот забреют.

Я успокоился, начал соображать, как дальше быть, хлопнул себя по лбу – такое серьёзное дело предстоит, а мы благословение не взяли. Решил ехать к матушке Анне. В пятницу вечером возвращаюсь с работы и говорю:

– В субботу утром поедем в матушке Анне, некоторые гражданские под солдатский ремень собрались, надо взять им благословение.

– Под какой солдатский ремень? – Ульяна спрашивает.

– Брат твой Николай идёт в армию защищать нас от поползновений всяких разных басурманов. Так что будем спать спокойно.

Жена, Миша и Ульяна были дома, Коля где-то отсутствовал. Сыновья к тому времени разгульными стали. Приходили домой в два-три ночи, как я не прорабатывал их. Собственно, есть с кого пример брать, сам в их возрасте полуночничал. Хотя, мне казалось, в наши времена безопаснее было в городе.

Не могу похвастаться олимпийским спокойствием, если сыновей долго дома не было, сон не сон. В таких случаях обычно подходил к иконе Пресвятой Богородицы «Скоропослушница», молился, чтобы Матушка Защитница загнала их домой, не натворили бы чего. Загоняла. Не раз и не два было. Помолюсь, вскорости слышу, ключ в замке проворачивается.

Далеко за полночь вернулся домой Коля и в тот раз. Миша раньше пришёл.

Утром просыпаюсь, командую:

– Подъём, едем к матушке Анне!

Жена поднялась, Миша полусонный прошагал в ванную, крикнул ему:

– Одевайтесь, спускайтесь минут через пятнадцать, буду ждать в машине.

Сижу в машине, пятнадцать минут проходит, двадцать. Звоню в домофон, чувствую, жена нервничает.

– Что такое? – спрашиваю.

– Иди сам с ним говори, Коля не встаёт.

Интересно, кому за благословением едем?

Поднимаюсь. Жена с Мишей, Ульяной, ей шесть лет было, сидят одетые. Коля в своей комнате.

У меня внутри всё взыграло. Готов был на пинках вынести его. Сдержался. За благословением человек должен по своей воле ехать и в соответствующем настроении. Сказал жене, чтобы все шли в машину, сам начинаю беседовать с призывником.

Он в позу:

– Не поеду, ты ничего не сказал, не предупредил меня.

Не стал ему говорить, что надо вовремя домой возвращаться.

Прохожу в зал к иконам, начинаю молиться. Монастырь у матушки Анны Свято-Серафимовский с большим храмом в честь Серафима Саровского. Обратился к батюшке Серафиму, чтобы помог убедить сына.

Снова к Коле, чувствую, не такой категоричный, мягче стал, но упирается.

Снова пошёл в зал, по дороге вспоминаю, что второй предел у храма в честь Ксении Петербуржской. Обращаюсь к ней:

– Матушка, Ксения, помоги вразумить непослушное чадо! Едем ему за благословением, в армию собрался, а ума нет.

Помолился, слышу, Коля соскочил с кровати, забухал своими ножищами сорок пятого размера, кричит из-за двери:

– Ладно, поехали, зубы только почищу.

Приезжаем к матушке Анне. Она с послушницами цветы сажает. Нас увидела, говорит женщинам:

– Быстро накрываем на стол, ко мне священники приехали.

Думаю, какие священники? По сей день загадка для меня: почему священниками назвала? Зашли в трапезную. Она сама взяла булку хлеба, ломтями нарезала, молока налила, мёд поставила, угощайтесь.

Мы трапезничаем, она вроде бы нас весёлой светской беседой развлекает, сама по каждому из нас с юмором прошлась. Без привязки к личности, но внимательно слушая, поймёшь, что к чему. Моих грехов коснулась. И так по всем. Миша страшно брезгливый, чуть что не так, не станет есть, Коле хоть на полу вываляй – за милую душу с аппетитом употребит. Матушка говорит:

– Миша, а ты что не пьёшь молоко, думаешь – скисло?

Берёт его стакан, отпивает глоток, отдаёт:

– Хорошее молоко, пей!

Что тому оставалось делать.

Потом Ульяну обняла:

– Пойдёшь ко мне в монастырь?

Жена:

– Куда ей в монастырь, непоседа растёт, не монашеского склада.

– Ну и что, – матушка в защиту, – видели бы меня в девках, ох, шустрая была. Где куда залезть, на дерево, крышу – первая. Гармошку сходу освоила. На вечёрках первым гармонистом была. В шестнадцать лет домой прибегаю, отец встречает у ворот: «Сваты, приехали, а ты где-то шлындаешь». Отец не хотел меня рано замуж отдавать, жалел. Спрашивает со смешком: «И что, невеста, пойдёшь замуж?» Уверен был, не захочу. Я с готовностью: «Пойду!» Удивился: «Как пойдёшь? Ты даже не знаешь за кого!»

Во двор заходим, там парни. «Вот он!» – показываю на будущего мужа. «Вы что – сговорились уже?» – «Нет, но знаю». Точно указала на будущего мужа. Хотя не сговаривались. Он был с другого края деревни, ну и решил наскоком свататься, нравилась ему, хотя робел подходить.

Свадьбу справили. Год, второй, третий живём, Бог детей не даёт. Мне так хотелось ребёнка, а нет. Пошли в детский дом. Выбрала самого маленького, болезненного, кроха восьмимесячная, ручки-ножки тонюсенькие. Прижала к себе, мне говорят: «Девка, не будь дурой, возьми постарше. Того и гляди помрёт». – «Нет, – крепче обнимаю, – мне жалко».

Тут дверь открывается, вбегает девочка, два с половиной годика, рахитик, ножки колесом. Как закричит: «Мама плиехала за мной». За ногу меня схватила, повторяет: «Плиехала! Плиехала!»

Что делать? «Эту, – говорю, – тоже беру». Обеих забрали.

Через год сама рожать стала. Троих к этим двум добавила. А муж в двадцать семь лет умер.

– Так что, Ульяна, – закончила рассказ матушка, – непоседы мне нужны, – беру тебя в монастырь.

Ульяна тихонечко на ухо мне шепчет:

– Пап, ты меня ведь не оставишь здесь?

Я даже поначалу не сообразил, о чём она просит.

Повеселила нас матушка, потом ко мне поворачивается:

– Говори, зачем приехал?

Следует пояснить: Мише той осенью, 21 ноября, исполнялось восемнадцать. Значит, в армию идти. Я надеялся, осенью всё же не заберут, весной пойдёт. А пока поработает у меня в салоне, освоит профессию сборщика. Кто его знает, это и в армии может сгодиться. Старший пусть уходит в свой спецназ, раз слушать ничьих советов не хочет, этот будет с нами.

Объясняю матушке:

– За благословением приехали. Сын в армию идёт!

Матушка поворачивается к Мише:

– Ты что ли?

Коля с гордостью:

– Нет, я!

Матушка поворачивается к нему, как зарядит в лоб ладошкой:

– Не будешь ты генералом!

Прекрасно знаю, матушка в такие моменты просто так не говорит, значит, «не будешь ты генералом» что-то означает.

Разговор пошёл о чём-то другом, но матушка ещё два раза прерывала его и стукала Колю по лбу:

– Не будешь ты генералом!

Переспрашивать и уточнять не следует. Сиди и мотай на ус.

Начали прощаться, благословение брать, Коля подходит, матушка говорит:

– Ох, Коля, тяжело тебе будет, ох, тяжело. Невмоготу станет, кричи громко: матушка Анна, помоги. Если услышу, помогу!

Тревожно стало от её слов.

По дороге Коля спрашивает:

– Почему матушка сказала, что тяжело мне будет?

– Не знаю, Коля, но будь осторожен.

Во вторник у Коли контрольная явка в военкомат, в воскресенье вечером отправился на улицу потусоваться. Погода хорошая, тепло. Что называется: «Последний нонешний денёчек, гуляю с вами я, друзья». Вернулся часа в три. В семь звонок в дверь, не успел я выйти, слышу Коля быстрым шагом проскочил в прихожку, с кем-то пошептался. Я ещё удивился, если Коля вернулся поздно, будет спать до упора. Он зашёл в зал ко мне, попросил мелочи на маршрутку. Полностью одет. Деньги взял и за дверь.

Куда в такую рань? Подхожу к окну, смотрю, оп-па-па: у подъезда стоит милицейский бобик, а моего Колю ведут под руки к машине и заталкивают в него. О-го-го, думаю, как здорово. Мишу поднимаю. Тот как партизан, ничего не видел, ничего не знает.

На меня такая злость напала, сколько раз его вытаскивал, и вот перед уходом в армию. Ну, думаю, натворил: хлебай по полной.

Душа всё равно не на месте, пошёл к дружкам Колиным.

Получилось так, что они решили погудеть вчетвером, набрали пива, посидели за домом, выпили хорошенько, двое ушли, мой остался с Димкой Федотовым и решил устроить разборки. Месяца за три до этого случилась с парнями из нашего дома история. Димка и Ренат украли сотовый телефон. Хороший телефон. Димка выступил закопёрщиком, он и умыкнул, Ренат при этом присутствовал. Но Ренат получает полгода условно, а Димка выходит сухим из воды. Свалил на Рената, будто инициатива от того исходила и основные действия совершал он.

У Коли взыграло: справедливость должна быть восстановлена, виновник наказан. Разошёлся так, что потерял контроль над собой, выбил Димке передние зубы, кроме того тот шарахнулся головой – сотрясение головного мозга получил, но самое страшное – лопнула печень, а это открытое кровотечение.

Коля отделал Димку и пошёл домой.

Парень чуть не погиб. Хорошо, бабушка, когда Димка вернулся домой, сразу всё поняла, вызвала «скорую».

На тренировках в секции были случаи: печень лопалась – либо упал неправильно, либо стукнули сильно. В таких ситуациях самое главное вовремя оказать медицинскую помощь. Печень орган быстро восстанавливающийся.

Меня такая злость взяла, психанул: заслужил, значит, сиди. Поехал на работу.

Да какая работа пойдёт в голову, рванул в милицию. Там ничего хорошего не сказали. Беру жену, и едем к матушке. Рассказали, она говорит:

– Заплатишь деньги адвокату, заплатишь залог, поможешь пострадавшему с лечением. Посидеть Коле маленько не помешало бы, мозги прочистить.

В принципе так и получилось. Нанял адвоката, заплатил залог. Поехал к родителям Димки, просил за своего шалопая прощение. Все свои обещания выполнил. Сколько надо было за лечение – оплатил. Контролировал врачей, чтобы восстановили Димку быстрее. Вставил ему зубы, устроил на работу. До этого полгода слонялся без дела.