Теория Фокса

– Ложную цель.

– Может быть. Но лучше так, чем без цели вообще.

Джим замолчал.

– Может быть, ты и прав, Ли. И группы действительно заботятся о нас, как родители. Но родители не отбирают у детей. Они не обворовывают их…

– То есть?

0 дней, 1 час, 15 минут.

Ли увидел, что он смотрит на таймер.

– Джим, соберись. Это единственный способ спасти твою дочь. Продолжай. Расскажи мне, наконец, большую идею. Так что, общества воруют, ты говоришь?

– Ты знаком с историей фунта стерлинга?

– Может быть, – сказал Ли.

– Знаешь, почему британский фунт называется фунтом стерлинга? «Стерлинг» означает серебро. Один фунт стерлингов можно было обменять на фунт серебра. Знаешь ли ты, сколько серебра можно купить на один фунт стерлинга сейчас?

Ли приподнял бровь.

– Меньше чем одну сотую. Что случилось с остальными девяносто девятью процентами этого фунта?

– Что, Джим?

– Государство отобрало его у людей.

– Через инфляцию?

– Да. Государство, то есть группа людей, управляющая этим обществом, напечатала новые деньги, что сделало все деньги индивидуумов бессмысленными бумажками. Группа просто отобрала у людей сбережения всей их жизни, их пенсии. И никто – никто, Ли! – даже не заметил этого.

Джим не сводил с него глаз, пытаясь понять, в правильном ли он идёт направлении. За фальшивой дружелюбной маской лицо Ли было непроницаемым.

– Но государства на этом не останавливаются.

– Нет?

– Предположим, у тебя есть дом. Что произойдёт, когда государство напечатает деньги и цены на всё поползут вверх? В особенности цены на жильё.

– Я получу прибыль. Мой дом подорожает, – ответил Ли.

– Да, внезапно твой дом станет стоить намного дороже. Ты получишь прибыль. Но, Ли, это будет ненастоящая прибыль. Потому что ты по-прежнему будешь владеть лишь этим домом. Единственное, что изменится, это ценник.

– Согласен. Ничего не изменится, кроме цены.

– А вот и не так! – воскликнул Джим. – Изменится ещё одна вещь. Государство будет считать изменение цены прибылью и обложит её налогом. Некоторые государства забирают до половины прибыли. И рано или поздно тебе придётся платить этот налог. Например, если решишь продать дом.

– Но я же всё равно останусь в выигрыше? – спросил Ли.

– В этом и дело. Твоё состояние, выраженное в долларах, увеличится. Но на самом деле оно уменьшится. Смотри. Допустим, изначально твой дом стоил сто тысяч долларов. Потом цена выросла в четыре раза и дом стал стоить четыреста тысяч. Твоя прибыль – триста тысяч. Допустим, налог пятьдесят процентов и государство забирает себе половину прибыли.

– Половина от трехсот тысяч – это сто пятьдесят тысяч, – сказал Ли, скучая, постукивая кончиками пальцев друг о друга. – Итого моё состояние составит двести пятьдесят тысяч. Что в два с половиной раза больше, чем оно было. Я должен быть рад.

– Если ты измеряешь в деньгах. Но если ты измеряешь в домах… Какую часть дома ты смог бы купить за двести пятьдесят тысяч? Двести пятьдесят делим на четыреста. Или около шестидесяти двух процентов. То есть теперь тебе принадлежит лишь шестьдесят два процента дома. Остальные тридцать восемь государство забрало себе. Просто напечатав деньги.

– Государство взяло их себе, – Ли зевнул. – Так же, как родители заставляют детей мыть посуду. Ну и что, Джим? Что в этом нового?

Джим запаниковал.

«Что же, что же тебе будет интересно!? А что, если?..»

– Деньги Павлова! – выпалил он.

– Деньги Павлова?

– Самая большая махинация в мире! – Джим начал задыхаться. – Павлов был биологом. Он обнаружил условные рефлексы, то, как устроен мозг. Он понял, что можно научить собаку выделять слюну в ответ на звук звонка. Да и вообще, на любой внешний сигнал.

– Я знаю, кто такой Павлов. Но какое отношение всё это имеет к обществу, обкрадывающему индивидуумов?

Ли чуть наклонил голову, и Джиму впервые показалось, что в его глазах блеснул интерес.

– Речь даже не о собаках. Вопрос фундаментальный – как работает мозг. Как устроена нервная система любого органического существа, включая человека, и как государство научилось манипулировать этим.

– И как же?

– Я начну с простых, казалось бы, очевидных вещей. Но скоро ты увидишь, как всё складывается в картинку.

– Ну, давай попробуем, – сказал Ли, поёрзав на стуле.

– Когда ты кормишь собаку, она выделяет слюну. У собак есть цепочка нейронов в мозгу, связывающая еду и слюноотделение. Эта цепочка вырабатывается у щенка в самом начале жизни и активизируется каждый раз, когда собака собирается есть. Если мозг получает сигнал о том, что скоро будет еда, то сразу же начинается слюноотделение. Это цепочка «еда – слюна». Затем Павлов обнаружил, что, если некоторое время перед кормлением будет звонить звонок, в мозгу собаки выработается параллельная цепочка нейронов «звонок – слюна». И скоро собака начнет выделять слюну лишь от одного звонка. Еда для этого более не нужна. Так устроена нейронная сеть любого органического существа.

– Ну и что? – спросил Ли нетерпеливо.

– А теперь представь, что ты государство. Где-нибудь в далёком прошлом, скажем, тысячу лет назад, строишь дорогу, и тебе нужно платить рабочим, которые её строят. Ты платишь им едой.

– И?

– У строителей в голове вырабатывается сильная нейронная цепочка между едой и работой. «Еда – труд». Ты даёшь им еду, взамен получаешь работу.

– И?

– И тут тебя осеняет идея. А что, если одновременно вместе с едой начать давать им деньги, и тогда…

– Стой, подожди… – Ли резко выпрямился.

– А-а… Видишь, да? Параллельно цепочке «еда – труд» ты начинаешь создавать цепочку «деньги – труд». Эти две цепочки параллельны, они сосуществуют. И вот тут-то происходит странная вещь.

Ли встряхнул головой и откинулся на спинку стула, не произнеся ни слова. Его губы сжались.

– Через какое-то время рабочие начинают привыкать к деньгам, – продолжил Джим. – Цепочка «деньги – труд» становится всё более сильной, и теперь ты постепенно можешь давать им меньше еды. Люди будут работать на тебя просто за деньги. Они переключатся на деньги так же, как собака переключилась с еды на звонок.

– Деньги – это звонок! – вскрикнул Ли и вскочил на ноги. – Как же просто!

– Деньги – это звонок, а труд – слюна. Звонок – слюна. Деньги – труд. Больше нет нужды давать собаке еду, чтобы получить слюну. Больше нет нужды давать людям еду, чтобы получить их труд.

– И люди готовы работать просто за деньги! Павловские деньги. Условный рефлекс! Ну, конечно! – Ли ударял ладонью по лбу, ритмично меряя сад широкими шагами, от стенки к стенке, как заключённый в камере.

– Разумеется, – продолжил Джим, – им по-прежнему нужно давать немного еды, чтобы они выжили. Но в принципе они готовы работать лишь за кусочки бумаги. Тебе лишь нужно их вовремя печатать. И можешь быть спокоен, люди ничего не заподозрят.

– Общества играют с людьми так же, как Павлов с собаками! – Ли начал выплясывать какой-то замысловатый танец. – Неплохо, молодой человек. Неплохо.

– И получают бесплатный труд, – сказал Джим. – И очень замотивированный труд. В бесплатном труде нет ничего сложного – это обычное рабство. Но рабы ленивы – от них больше вреда, чем пользы. А вот движимые деньгами люди готовы работать на износ, день и ночь.

– Великолепно! – сдавленно воскликнул Ли. – Великолепно, Джим!

– И люди этого не понимают… – Джим вздохнул. – Как бы ты ни старался им объяснить.

– Деньги – это звонок! Деньги – это звонок!!! – повторял Ли безостановочно как мантру. Вдруг, остановившись на полушаге, он обернулся. – Джим… Знаешь, почему люди не понимают этого? Почему тебя никто не слушает, считают выскочкой и эгоистом? Отщепенцем?

Джим уставился на него.

– Охотники и собиратели, доисторические люди не могли выжить в одиночку. Тех, кто осмеливался пойти против коллектива, из племени выгоняли. И они исчезали без следа. Тех же, кто не ставил под сомнение действия племени, тех группа принимала. И они выжили… Мы все – потомки выживших приспособленцев и конформистов, предпочитавших слепо следовать группе и не задавать лишних вопросов. И поэтому сегодня мы считаем, что группа всегда права. Что бы она ни делала, она права. И ты… Ты надеялся, что люди поймут, что такое деньги Павлова? Правда думал, что они будут слушать твои истории о том, как их обманывают группы? Неужели ты всерьёз переживал, что не принят, отвергнут другими?.. И из-за этой мелочи ты несчастлив? Потерял веру в людей, говоришь? Повзрослей, Джим!

Тут он затряс головой и выпалил:

– Сколько у нас времени?

Джим машинально вытянул руку с таймером.

0 дней, 0 часов, 58 минут.

– Так не будем его терять, – Ли метнулся к столу. – Итак, Джим, японцы похитили твою дочь, чтобы узнать, собираемся ли мы, китайцы, продавать американские казначейские облигации, так?

Джим кивнул, не зная, чего ожидать.

– Это большой вопрос. Вопрос на триллион долларов. Но чтобы на него ответить, сначала нужно понять, зачем Китай приобрёл долг американцев. Почему Китай дал в долг Америке целый триллион долларов? Что тебе сказали японцы?

– Что в 2008 году вы, китайцы, каким-то образом узнали, что Америка попытается выйти из кризиса за счёт роста долга.

– Что-то вроде семьи, которая закладывает свой дом и проживает полученные деньги? – спросил Ли.

– Примерно так. Но чтобы держать процентные ставки низкими, Америка решит создать искусственный спрос на свои облигации, свой долг. Они сделают это, печатая деньги и покупая на них свои же облигации. Создав ажиотаж.

– Америка стала самым большим покупателем своего собственного долга, – кивнул Ли. – Цены на облигации поползли вверх, и кредиторы стали соревноваться за возможность дать Штатам в долг. Всё правильно. Типичная система «Миссисипи».

Джим уставился на него, чуть не подпрыгнув на стуле.

«Планк! Только Планк мог знать… – как в горячке думал он. – Это не может быть совпадением!.. Или может? Что, если о «Миссисипи» здесь знает каждый? Что, если он всё же не Планк? Вдруг Чарли ошибся?!»

– Мало кто смог избежать искушения и не поучаствовать в игре, – продолжил Ли. – Да и как их можно винить? Даже Исаак Ньютон, один из умнейших людей тысячелетия, и тот в своё время не смог удержаться. Когда Англия примерно в то же время создавала идентичную пирамиду под названием компания «Южных Морей», Ньютон был среди первых инвесторов. Когда же цена взлетела до небес, он продал акции и написал статью, в которой объявил эту схему мошенничеством и глупостью. Но когда цена продолжила расти, он не удержался и снова их купил, на этот раз потеряв всё. Ньютон! Это тогда он сказал свою знаменитую фразу о том, что может рассчитать движение планет, но не в силах понять человеческую глупость. И это он о себе! Даже ярчайшие умы бессильны и не могут сопротивляться этой схеме. Так что, как мы можем винить обычных людей?

– А Китай? – спросил Джим, смотря на часы.

– Мы были первыми, кто понял, что Штаты готовят новую «Миссисипи». На этот раз её назвали программой количественного смягчения. Что, конечно, можно понять: каждой схеме нужно хорошее и туманное имя. И «Количественное смягчение» подходит отлично. Если бы они её назвали «Система списания долга», кто бы их купил?

Ли отхлебнул чаю.

– И вы, поняв, что стоимость американских облигаций будет расти…

– Решили начать спекулировать? Нет. Это то, что сделала Япония. Китай же купил американские казначейские облигации по совершенно другой причине. Ли замолчал.

– И какой же?! – спросил Джим.

– Чтобы выиграть ответную опиумную войну, самую большую в мире. Главная война современности. Я тебе расскажу вкратце…

– Какое отношение опиумная война имеет к облигациям? – в отчаянии Джим оборвал его. – К ответу на вопрос?

Но Ли продолжил:

– С начала шестнадцатого века, с тех пор как португальцы обогнули Африку и нашли прямой путь в Азию, европейцам понравились китайские шёлк, фарфор и чай. Особенно чай. Европе были нужны китайские товары, Китаю же европейские товары были глубоко безразличны. Единственное, что нам было интересно, это серебро. Но серебро в Европе очень быстро кончилось. А как вести торговлю, если противоположной стороне ничего от тебя не нужно? – Ли постепенно начал говорить быстрее, жестикулируя руками в воздухе. – И Европа, недолго думая, переключилась с серебра на опиум. К тому моменту у Британии уже были колонии в Индии, как раз там, где климат идеален для выращивания опиумного мака. В Китае опиум был запрещён, но европейцы занялись контрабандой. И всего через пару десятилетий опиумная зависимость распространилась повсюду. По всей стране.

– И это дало Англии валюту для торговли?

– Именно, – кивнул Ли. – Император Даогуан попытался воспротивиться и объявил Британии войну. Но наша армия была столь отсталой, что британцам ничего не стоило развеять её по ветру.

– Ещё бы! У них благодаря индустриальной революции уже были пушки и пароходы. У вас же были луки и парусные лодки.

– Да, – Ли поморщился. – Европейцы полностью разбили китайскую армию, и опиумная торговля продолжилась. Это, собственно, и была Опиумная война. И скоро всё серебро перекочевало обратно в Европу. В обмен на опиум. Китай разорился, превратился в наркомана без единого медяка в кармане… Мой дед много рассказывал о том жутком времени.

– Какое отношение это всё имеет…

– Что является современным опиумом? – резко спросил Ли. – Что Китай продаёт остальному миру?

Джим уставился на него с раскрытым ртом.

– Да, ты прав, Джим. Потребительские товары. Потребление – это основная движущая сила современных обществ. И мы научились производить их лучше и дешевле, чем другие. И в обмен мы получаем мировое богатство. Наше богатство. Мы просто забираем его назад.

– Потребительские товары – это новый опиум?

– Желания могут создать зависимость посильнее опиумной. Ещё Будда знал это. Знаешь, какой вид недвижимости пользуется спросом в Штатах? Хранилища. Люди покупают так много ненужных им вещей, что им становится негде их хранить. И тогда они просто арендуют место в хранилище и складывают туда всё старое, чтобы освободить место для новых вещей. Типичное поведение наркомана.

– То есть теперь Запад – наркоман, а Китай – контрабандист? Роли поменялись?

Джим сидел, закрыв глаза, пытаясь осознать.

– Это же… Невероятно… Но как?

– Как что, Джим?

– Как у вас получилось провернуть всё это так, что никто не заметил?

– Нет, ну, конечно были те, кто заметил. И даже пытались что-то с этим сделать. Баффет, например. Помнится, он даже целую статью написал в «Форчун». Огромная была статья, почти в полжурнала. «Торговый дефицит Америки вымывает страну прямо из-под нас» – как-то так она называлась… Но никто не обратил внимания. Даже бровью не повёл. Никто.

– Никто не обратил внимания на Баффета?

– Все получали прибыль. Политики были рыцарями глобализации, продавцы всех мастей получали комиссии, а обычные люди вдруг почувствовали себя намного богаче – ведь китайские продукты были настолько дешевле! Экономика росла, все были довольны. Все были счастливы.

– Кроме Баффета…

– Просто он сидел выше и видел дальше. Но даже он не смог идти против толпы. И всё катилось по наклонной вплоть до 2012 года. Тогда Запад впервые начал подозревать, что что-то не так. Их начал тревожить наш экономический рост. И тут нам пришлось пойти на несколько трюков, отвлекающих манёвров. Начали мы с дезинформации под названием «В Китае кризис». Мы убедили мир, что Китай на грани коллапса.

– То есть?

– Это почти как в регби. Представь, в следующем месяце у тебя игра против сильного противника. Какие у тебя могут быть две информационные стратегии? Либо попытаться запугать противника своей мощью так, что его сила воли дрогнет. Или прикинуться слабым и покорившимся. И тогда твой противник вместо тренировок проведёт этот месяц в баре, заранее празднуя победу. Мы пошли вторым путём.

– Как?

– Мы притворились, что у нас экономический кризис. Помнишь кампанию о городах-призраках? О том, что мы построили миллионы домов, в которых некому жить? Представляешь, они поверили, что у нас не хватит людей, чтобы заселить новые дома! Но поверили же. И в итоге вместо того, чтобы начать собираться с силами, они продолжали праздновать. Ну, действительно, кто будет волноваться по поводу Китая – страны на грани развала.

– Вы манипулировали статистикой и новостями! – воскликнул Джим.

– Ну, конечно. Запад думал, что мы фальсифицируем статистику, чтобы показатели выглядели лучше. Но в действительности мы делали прямо наоборот – искажали показатели в худшую сторону. Чтобы наш рост не заметили раньше времени.

– Когда сильный, притворись слабым?

– А когда близко, притворись, что далеко. «Искусство Войны», Сун Цзы. Обмани врага и пробуди в нём самодовольство. К 2014 году нам удалось убедить мир, что мы на грани коллапса. Все начали считать, что Китай больше не будет покупать сырьё. А на тот момент мы уже были крупнейшим потребителем железа, меди, угля, нефти, ну, и так далее. Если Китай схлопнется, то кто всё это будет покупать?

– И цены на сырьё рухнули.

– Цена на нефть упала со 120 долларов до 30. И кто от этого выиграл? Кто крупнейший покупатель? Вот так-то… И заодно мы бесплатно получили всю нефть и газ Сибири.

– Всю нефть Сибири?

– Мы заключили контракт на всю нефть Сибири. Как раз в это время. И проложили нефтепровод. Нефть с этих месторождений теперь может идти только нам. У нас монополия. Сибирь теперь наша. Как у Штатов есть Канада, так теперь у нас есть Россия, – он усмехнулся.

Джим молча смотрел на него.

– Мы получили Сибирь даром, по ценам 2014 года. В подарок.

– Искусство ведения войны, когда противник даже не знает, что идёт война!

– Победить в войне ещё до её начала. Если Сун Цзы всё-таки существовал, он точно был одним из этих, твоих… из Планков. Вот так мы подсадили Запад на потребительскую иглу и бесплатно получили Сибирь.

Джим снял с руки таймер и положил его на столик циферблатом вверх. Красные цифры отражались в прозрачном стекле чайника.

0 дней, 0 часов, 45 минут.

– И какое отношение эта ответная опиумная война имеет к американским казначейским бумагам?

– Прямое, Джим. Деньги у Штатов кончились давно, задолго до 2008 года. Им нечем стало расплачиваться за наши товары. И тогда мы в обмен на опиум – то есть, прости, товары потребления – стали брать американские долговые облигации. Так постепенно у нас накопилось американских казначейских облигаций почти на триллион долларов. Мы продавали в долг.

– И так вы стали крупнейшим их держателем? В обмен на ваш опиум?

– Именно. Точно не из-за спекуляций. Не как Япония. И теперь главный вопрос. Зачем нам столько американского долга? Мы уже получили почти всё, что хотели, от Запада. Они отдали нам все свои ключевые технологии. Просто так, представляешь? Вообще удивительно, с какой лёгкостью западные компании, конкурируя между собой, расставались с ними – технологиями, на разработку которых у Запада ушли десятилетия. Мы же получили их просто так. Потом мы скупали недвижимость в ключевых городах. Нам удалось получить её в обмен на товары потребления.

– Почти как голландцы, купившие Манхэттен за бусы.

– Один в один, как Манхэттен! Справедливость всё-таки существует! – Ли улыбнулся. – Так что у нас уже есть почти всё, Джим.

– И что дальше?

– Есть последняя, самая ценная вещь, который ещё остаётся у Америки. Статус мирового банкира. Возможность печатать деньги для всего мира. Весь мир фактически работает на Америку просто так, за доллары. Которые им ничего не стоит печатать. Мир – их собака. Всё, что от них требуется, это позвонить в звонок, и собака будет работать на них. И ей не нужно давать еду – она будет работать просто так…

– Штаты – это Павлов. И вы… – прошептал Джим. – Вы собираетесь…

– Америка была тем учёным, который приручил собаку к звонку, к американским долларам. И мы уведём эту собаку. Перегрузим условный рефлекс. Переведём её на китайские юани. Ты можешь представить, что произойдёт, когда мы станем всемирным Павловым? Когда весь мир будет нашей собакой?

– Весь мир будет работать на вас просто так. Бесплатно!

– Именно. Теперь понимаешь, зачем нам американские казначейские облигации? Почему мы не можем их продать?

– Они вам нужны, чтобы приручить собаку… Но как? – спросил Джим.

– Казначейские облигации дают кредитору власть над должником. Власть обанкротить должника.

– Но Штаты ведь всегда могут напечатать ещё долларов и отдать вам долг ими? Как можно объявить их банкротом, если они печатают деньги?

– Решим простейшую математическую задачку, Джим. Представь, что ты должен двадцать триллионов долларов, что примерно равняется американскому долгу. В нормальных условиях тебе бы пришлось платить примерно пять процентов в год. Около триллиона. Но поскольку ты создал искусственный спрос на свои облигации, свой долг…

– Систему «Миссисипи»…

– Именно. Так что, поскольку ты создал ажиотаж, люди готовы давать тебе в долг очень дёшево. Практически бесплатно. Или, иными словами, под практически нулевой процент. Или даже под отрицательный процент – так сильно они хотят купить твои облигации. И в результате вместо триллиона в виде процентов по долгу ты не платишь ничего. Все дают тебе в долг бесплатно.

– Умно!

– Глупо. Невероятно глупо. Поскольку это работает только, пока процентные ставки низкие. Пока тебе готовы давать в долг бесплатно.

– А почему они должны вырасти? Если вы захотите избавиться от облигаций, Штаты просто напечатают вам триллион долларов.

– Это было бы так, если бы триллион казначейских облигаций был нашим единственным оружием. На самом деле облигации – лишь щит, который воин держит в левой руке. Самое главное – то, что в правой. А там меч. Наше главное оружие. Ты же знаешь, что в последние два десятилетия инфляция в Штатах была рекордно низкой? Знаешь почему? Из-за дешёвого китайского импорта. Наши товары были намного дешевле, и поэтому цены не росли. Низкие цены означают низкую инфляцию. И что произойдёт, когда мы перестанем продавать Америке наши дешёвые товары?

– Цены взлетят вверх. Гиперинфляция!

– Именно. Представь, завтра ты заходишь в торговый центр неподалёку и видишь, что цены практически на всё поднялись на треть. И кто тогда даст тебе в долг под нулевые процентные ставки, если цены на всё вокруг растут на тридцать процентов в год? Кто даст тебе в долг под пять процентов? Или даже под десять?

Джим сидел как оглушённый.

– Вот именно, – продолжил Ли. – Допустим, проценты возрастут до десяти в год. И сколько тебе надо будет платить по тем двадцати триллионам, которые ты должен?

– Два триллиона.

– Откуда ты их возьмёшь? – спросил Ли. – Весь твой оборонный бюджет меньше триллиона.

– Напечатать?

– Если ты напечатаешь два триллиона, ты практически удвоишь количество денег в экономике. Это означает гиперинфляцию. И что произойдёт, если у мирового банкира начинается гиперинфляция?

– Он теряет доверие, статус мирового банкира, – прошептал Джим.

– Есть ли еще какой-нибудь способ выплатить два триллиона долларов процентов?

– Занять их.

– Именно. Предположим, что ты решил занять два триллиона долларов, чтобы расплатиться с процентами по предыдущему долгу. И в тот самый момент, когда ты хочешь это сделать, кто-то выставляет на продажу целый триллион твоего долга.

– Китай?

Ли кивнул и сказал:

– Неужели ты серьёзно рассчитываешь, что найдёшь хоть одного кредитора?

– Гениально! Дефолт.

– И потеря статуса мирового банкира. Дефолт уничтожит старого Павлова, а Китай станет новым! Мир станет нашей собакой! Мы уведём её у Америки, приручим её, выработаем в ней новый условный рефлекс. Она будет работать на нас за юани так же, как она сейчас работает за доллары. И всё это будет нам стоить какой-то жалкий триллион. Собака за триллион… Выгодное дельце, Джим!

Откинувшись на стуле, Ли был похож на шахматиста, только что разнёсшего в щепки защиту противника.

– Мы не продадим наше оружие, Джим. Эти облигации нужны нам для дела. Можешь быть уверен в этом. Это и есть твой ответ. Иди и спасай дочь.

0 дней, 0 часов, 35 минут.

«Ответ. Это ответ! Спасён! Спасена!»

Силы оставили Джима, как скалолаза на отвесной стене, закрепившего карабин за мгновение до того, как сорвётся рука.

Но вдруг… что-то дёрнулось. Едва заметно, затем сильнее. И вот тревожная струна загудела.

«Нет… Нет так, не так… Что-то здесь не так… Постой, Джим, а вдруг он дал тебе неверный ответ?.. Что, если история ему не понравилась? Как он там сказал? «…получишь неверный ответ. Но узнаёшь об этом, когда будет поздно». Так вот это же он и есть! Неверный ответ! Ну, точно! Обманка! Что делать?!»