Образование, наука и просвещение на пути из прошлого в будущее. Советская Россия. Том I. 1917–1953 гг.

В 1950 г. в газете «Культура и жизнь» появилась разгромная рецензия Б.М. Кедрова «Объективистская книга по истории физики». В ней П.С. Кудрявцев{483} за книгу «История физики» (I том, 1948) обвинялся в низкопоклонстве перед Западом, преувеличении вклада в развитие физики иностранных и преуменьшении вклада отечественных ученых, что «является прямым следствием нарушения ленинского принципа партийности и перехода на принципы буржуазного объективизма». Одновременно Кедров опубликовал статью «Неудачная книга по истории физики» в журнале «Вопросы философии».

Статьи Кедрова были обсуждены на специальном заседании методологического семинара физфака МГУ. Критика была оценена как предвзятая и тенденциозная. Соответствующая резолюция была направлена в Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) и в редакцию газеты «Культура и жизнь».

В 1952 г. в издательстве АН СССР вышел сборник «Философские вопросы современной физики» (редакционная коллегия: А.А. Максимов, И.В. Кузнецов, Я.П. Терлецкий, Н.Ф. Овчинников). Сборник предваряла редакционная статья, в которой говорилось: «Постепенный переход от социализма к коммунизму и осуществление великих сталинских строек коммунизма предъявляют всё новые, всё возрастающие требования к советской науке, в частности, к физике. Особенное внимание следует обратить на то, чтобы преодолеть отставание теории от практики, изжить остатки раболепия перед иностранщиной и некритическое и пассивное отношение к враждебной марксизму-ленинизму антинаучной идеологии. Эта враждебная марксизму-ленинизму идеология не только привносится в трактовку научных теорий, но и влияет на построение самих теорий, приводя некоторые отрасли науки к полному вырождению, свидетельством чего являются евгеника, педология, вейсманизм-морганизм, распространяемые в буржуазных странах».

Авторами статей были известные философы и физики: И.В. Кузнецов («Советская физика и диалектический материализм»), М.М. Карпов («Критика философских взглядов А. Эйнштейна»), Д.И. Блохинцев («Критика философских воззрений так называемой «копенгагенской школы» в физике»), М.Э. Омельяновский («Диалектический материализм и так называемый принцип дополнительности Бора») и др.

Летом 1952 г. в ведомственной газете «Красный флот» была напечатана очередная разгромная статья А.А. Максимова «Против реакционного эйнштейнианства в физике». В ответ академик В.А. Фок написал статью «Против невежественной критики современных физических теорий», но ее отказались публиковать. Тогда 11 выдающихся ученых (И.Е. Тамм, Л.А. Арцимович, И.К. Кикоин и др.) обратились к руководителю Атомного проекта Л.П. Берии с просьбой поддержать публикацию статьи В.А. Фока. После рассмотрения вопроса в ЦК КПСС статья В.А. Фока была опубликована в журнале «Вопросы философии» (1953. № 1. С. 168–174). В том же номере поместили статью А.А. Максимова «Борьба за материализм в современной физике» (с. 175) «как дискуссионную в общем порядке»{484}.

В начале 50-х гг. объектом идеологической критики стала теория резонанса, предложенная Лайнусом Полингом{485} как часть представлений об электронной структуре молекул.

В публикациях Б.М. Кедрова о теории Полинга фактически предлагался запрет на использование физических методов в химии, физических и химических методов в биологии и т.п. В статье «Против «физического» идеализма в химической науке» Кедров подчеркивал, что «мезомерийно-резонансная теория в органической химии представляет собою такое же проявление общей реакционной идеологии, как и вейсманизм-морганизм в биологии, как и современный «физический» идеализм, с которым она тесно связана» [149, с. 539]).

Так закладывалась идеологическая основа борьбы с передовыми научными направлениями{486}.

На Всесоюзной конференции по органической химии (июнь 1951 г.) резонансная теория Полинга и теория мезомерии английского химика Кристофера Ингольда (1893–1970) были признаны буржуазными и ненаучными (см. [36]). Химикам удалось уменьшить ущерб от гонений на теорию резонанса, развивая ее на основе понятия «гибридизации».

4.4.2. Гуманитарные науки

Идеологические кампании борьбы с «космополитизмом», «низкопоклонством перед Западом» и т.п. приобретали особенно острый характер в гуманитарных науках, поскольку служили не только орудием борьбы внутри научного сообщества, но и мощным средством политического просвещения широких масс. Поэтому помимо публикаций в газетах и журналах «разоблачительных» статей и материалов научных сессий, общество «Знание», а также ведущие научные и учебные учреждения проводили публичные лекции, большими тиражами издавали научно-популярные брошюры и т.п.

В исторической науке в 1930–1940-е гг. действовала идеологизированная упрощенная схема происхождения древнерусского государства: «норманизм – антинорманизм», утвердившаяся в Российской империи с XVIII в. При этом «борьба с норманской теорией» вполне соответствовала партийно-государственной политике «борьбы с космополитизмом» и использовалась против историков-«норманистов».

Содержание и стиль выступлений историков – «борцов с норманизмом» – во всей полноте отразились в публичной лекции доктора исторических наук, профессора В.В. Мавродина, прочитанной в Ленинграде в 1949 г.

В трактовке Мавродина «норманская теория» выступает в качестве составной части «идеологии буржуазного космополитизма» и является «одним из орудий в руках мировой реакции, возглавляемой Уолл-Стритом», направленной на то, чтобы «опорочить народы Советского Союза и, прежде всего, великий русский народ». Мавродин подчеркивает, что «эта идеология тем более вредна и опасна, что в старой русской дворянской и буржуазной исторической науке ходила и имела много сторонников тенденциозная, антинаучная, лживая «норманская теория», которая «имеет сейчас много сторонников в лице «неонорманистов» США, Англии, Франции, Швеции».

Далее Мавродин, признавая достижения дореволюционных «антинорманистов», утверждает, что советская историческая наука по-новому решает «норманскую проблему», «выступая во всеоружии теоретических обобщений и приемов подлинно научного анализа различного рода источников». Видимо, почувствовав, что он вступил на идеологически зыбкую почву историографии, в следующей фразе Мавродин внезапно обрушивается на известного историка Н.Л. Рубинштейна: «Тем более опасной и вредной является та беспристрастность, тот профессорский объективизм, с которым Н.Л. Рубинштейн в своей «Русской историографии» характеризует родоначальников норманизма Байера, Миллера, Шлецера и других»{487}. Рубинштейн был уволен со всех должностей и несколько лет оставался без работы.

В 1946 г. был закрыт «Исторический журнал», признанный неспособным разработать новый подход к истории России и русского народа. Вместо него был создан журнал «Вопросы истории». В 1948 г. в нем была напечатана редакционная статья «Против объективизма в исторической науке» (№ 2, 1948. С. 11.), в которой наряду с утверждениями о недопустимости«национального нигилизма», «низкопоклонства», «очернения русской истории» прозвучали жесткие требования не допускать ошибочного понимания, игнорирования классового содержания советского патриотизма; сползания на позиции «квасного патриотизма».

В 1949 г. редколлегия журнала «Вопросы истории» подверглась основательной «чистке». Вместе с тем историкам было настоятельно рекомендовано «избегать недооценки влияния Киевской Руси на Западную Европу» и «показывать действительно прогрессивный аспект исторического вклада русского народа в развитие человечества» (цит. по [24, с. 304–305]).

Во второй половине 40-х гг. были осуждены труды академика Е.В. Тарле «Нашествие Наполеона на Россию», «Крымская война» и др. Его критиковали за «ошибочное положение об оборонительном и справедливом характере Крымской войны», за оправдание войн Екатерины II «тем соображением, что Россия стремилась, якобы, к своим естественным границам»; за пересмотр характера похода в Европу в 1813 г., представленного «таким же, как освободительный поход в Европу Советской Армии». Осуждались попытки пересмотреть роль николаевской России как «жандарма Европы», желание возвеличить генералов Первой мировой войны М.Д. Скобелева, М.И. Драгомирова, А.А. Брусилова.

В вину Тарле ставилась подмена «классового анализа исторических фактов оценкой их с точки зрения прогресса вообще, с точки зрения национально-государственных интересов». Историкам напоминали, что эти «ревизионистские идеи» осуждаются Центральным комитетом партии{488}.

Обвинения в «объективизме», «норманизме»,«ревизионизме» и др. грозили даже тем историкам, которые занимались исследованиями далекого прошлого нашей страны.

Так, объектом нападок стал Хазарский каганат, который был объявлен «паразитическим государством», а любое признание его вклада в древнерусскую историю приравнивалось к «норманской теории» со всеми вытекающими из этого последствиями.

Деятельность ведущего советского специалиста в этой области М.И. Артамонова (о нем мы писали выше) была официально осуждена в «Правде», объявившей его «ошибочную концепцию», «принижающую самобытное развитие русского народа», совершенно неприемлемой для советской исторической науки{489}, а затем в ряде статей в научных журналах. Есть основания предполагать, что за публикацией в «Правде» стоял Б.А. Рыбаков, а «П.П. Иванов» – псевдоним неизвестного автора. Сам Артамонов подозревал в авторстве Б.А. Рыбакова{490}, и что в конфликте были заинтересованы московские историки, которые сводили счеты со своими ленинградскими коллегами. В результате это научное направление на некоторое время оказалось под запретом, а уже готовая монография Артамонова с первым в мире обзором по истории хазар была издана только в 1962 г., позже, чем аналогичные труды на Западе{491}.

В философии объектом «борьбы с космополитизмом» стал главный редактор журнала «Вопросы философии», заместитель директора Института философии Б.М. Кедров. Ему ставились в вину положения о единой «мировой науке» и «интернациональной солидарности ученых», о том, что «приоритет в науке не имеет значения» и т.п. В 1949 г. Б.М. Кедров был уволен из журнала «Вопросы философии» и Института философии, но остался профессором Академии общественных наук. Напомним, что впоследствии Кедров стал одним из инициаторов кампании идеологического вмешательства в физику, химию и другие науки.

В литературоведении и филологии был взят курс на культурную изоляцию страны и борьбы «с чуждыми западными влияниями».

В мае 1947 г. поэт Николай Тихонов обрушился с критикой на изданную еще в 1941 г. книгу Исаака Нусинова «Пушкин и мировая литература»{492}, обвинив автора в том, что Пушкин у него «выглядит всего лишь придатком западной литературы», в забвении того, что только наша литература «имеет право на то, чтобы учить других новой общечеловеческой морали». (Тихонов, видимо, забыл, что с точки зрения марксизма-ленинизма никакой «общечеловеческой морали» не существует, но его за это не осудили.) Вскоре с критикой «очень вредной» книги Нусинова на пленуме Союза писателей СССР выступил председатель правления ССП Александр Фадеев – началась очередная кампания по обличению «низкопоклонства», отождествлённого с «космополитизмом».

В начале 1948 г. «Литературная газета» объявила «космополитами» сторонников теории покойного академика А.Н. Веселовского о «странствующем сюжете» и историко-сравнительного метода в литературоведении. Стало опасным обращать внимание на западноевропейские влияния и подтексты у русских писателей.

Утверждалось, что, поскольку «русская культура всегда играла огромную, а теперь играет ведущую роль в развитии мировой культуры», «нелепо и политически вредно» изображать корифеев русской философской и научной мысли учениками западноевропейских мыслителей и ученых. Так, в редакционной статье журнала «Вопросы философии» с возмущением цитировались отрывки из довоенного учебника о влиянии на Радищева западных писателей-просветителей Руссо, Стерна и т.д.: «Так великий русский революционер и оригинальный мыслитель оказался в изображении авторов учебника сшитым из иностранных лоскутков. Это и есть ярко выраженный национальный нигилизм, ликвидаторство в отношении нашего великого исторического наследства, открытая форма бесстыдного преклонения перед Западом» (цит. по статье: А.И. Вдовин «Низкопоклонники» и «космополиты» // «Наш современник», № 1, 2007).

В феврале 1949 г. всемирно известные ленинградские филологи Борис Эйхенбаум, Виктор Жирмунский, Марк Азадовский, Григорий Бялый, Григорий Гуковский (ещё в 1947 году заклейменные как «низкопоклонники») были обвинены своими коллегами по Пушкинскому Дому в создании тайной «антипатриотической группы», якобы захватившей власть в институте, а также в том, что они скрывали свою действительную национальность и насаждали антирусские настроения. Все они лишились работы; Гуковский был вскоре арестован и умер в тюрьме{493}.

В языкознании к концу 30-х гг. ситуация стала более спокойной. Видимо, в атмосфере массовых политических репрессий затевать «научные» дискуссии боялись даже самые непримиримые марристы – приверженцы «нового учения о языке» Н.Я. Марра, а их наиболее стойкие оппоненты были уничтожены физически, уволены или находились в заключении. Свою роль сыграло и то, что академик И.И. Мещанинов, преемник Н.Я. Марра (он скончался в 1934 г.) на посту директора Института языка и мышления им. Марра, в прошлом активный пропагандист «учения о языке», занял более умеренную позицию. Однако ортодоксальные марристы не признали понятия языкового родства и праязыка, сравнительно-историческое языкознание оставалось под запретом.

В 1947 г. в рамках «борьбы с космополитизмом» Ф.П. Филин{494} инициировал новую кампанию по выявлению и осуждению оппонентов марризма. В декабре 1947 г. он организовал проработку В.В. Виноградова с обсуждением его книги «Русский язык». Звучали обвинения в предпочтении западных лингвистов отечественным, «протаскиванию» буржуазной теории «чистой науки» и т.п. От «критики» не были застрахованы даже сторонники «нового учения».

Ситуация ухудшилась после разгрома генетики на августовской сессии ВАСХНИЛ 1948 г. В других областях науки тоже стали искать и преследовать собственных «вейсманистов-морганистов». 22 октября 1948 г. состоялось совместное заседание ученых советов Института языка и мышления и отделившегося от него к этому времени Института русского языка.

В программном докладе «О двух направлениях в языкознании» Ф.П. Филин утверждал, что «новое учение о языке, основанное на марксистско-ленинской методологии, является общей и единственной научной теорией для всех частных лингвистических дисциплин… В политическом отношении учение Н.Я. Марра, рожденное советским строем, является …составной и органической частью идеологии социалистического общества…» (цит. по [3]).

После этого заседания более полутора лет продолжалась погромная кампания, организованная Ф.П. Филиным и Г.П. Сердюченко, в ходе которой практически все уцелевшие к этому времени лингвисты, не исключая академика Мещанинова, подвергались жесткой критике в газетах «Правда», «Культура и жизнь» и других печатных изданиях, шельмовались на собраниях и т.п. Многие отрекались от своих взглядов, признавали «ошибки»; некоторые не выдерживали: выдающийся ученый, чл.-корр. АН СССР Д.В. Бубрих после двухнедельных проработок скончался от сердечного приступа 30 ноября 1949 г. К началу 1950 г. большинство «нераpазоружившихся» (Р. Ачарян, П. Кузнецов, Б. Серебренников и др.) лишились работы и возможности публиковать научные результаты, закрывались целые научные направления.

9 мая 1950 г. в «Правде» неожиданно была объявлена дискуссия по проблемам языкознания, открывшаяся статьей академика Грузинской Академии наук А.С. Чикобавы с критикой учения Н.Я. Марра. На первом этапе печатались работы как противников этого учения, так и его защитников, а также сторонников компромиссного подхода.

20 июня 1950 г. «Правда» опубликовала статью Сталина «Относительно марксизма в языкознании» с критикой «нового учения о языке». В ней, в частности, говорилось: «Дискуссия выяснила, прежде всего, что в органах, как в центре, таки в республиках, господствовал режим, не свойственный науке и людям науки. …Общепризнано, что никакая наука не может развиваться и преуспевать без борьбы мнений, без свободы критики. Но это общепризнанное правило игнорировалось и попиралось самым бесцеремонным образом… Аракчеевский режим, созданный в языкознании, культивирует безответственность и поощряет такие бесчинства».

Дискуссия продолжалась еще две недели, но ее исход был очевиден. 4 июля «Правда» опубликовала ответ Сталина Е. Крашенинниковой, а 2 августа – еще три ответа на вопросы читателей. Эти публикации составили брошюру «Марксизм и вопросы языкознания», изданную огромным тиражом. Виновными были признаны слишком активные погромщики – Филин и Сердюченко, а также И.И. Мещанинов, который не был погромщиком (скорее, конформистом), но занимал высокий пост. Наказание было сравнительно мягким: они не были уволены, лишились только руководящих постов и несколько лет им пришлось публично каяться. Новым главой советского языкознания стал академик В.В. Виноградов, переживший два ареста и две ссылки, а в 1948–1949 гг. заклейменный как «буржуазный лингвист» (см. статью В.А. Алпатова [3]).

Экономическая дискуссия (ноябрь 1951 г.), организованная ЦК ВКП(б), была посвящена проблемам, связанным с подготовкой первого в СССР учебника политической экономии. Задача создания учебника была поставлена еще в 1936 г., когда было официально признано существование политэкономии социализма как новой отрасли науки. В 30–40-е гг. было разработано несколько макетов учебника, но только в 1951 г. состоялось первое открытое обсуждение, в котором активное участие принял Сталин.

Поднятые в ходе дискуссии вопросы были сняты после выхода в 1952 г. работы Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР». Важнейшей методологической проблемой политэкономии социализма был вопрос об объективном характере экономических законов социализма. В результате дискуссии возобладала точка зрения Сталина, что при социализме действуют экономические законы, независимые от воли и сознания людей, и задача науки и образования заключается в их познании и сознательном использовании в хозяйственной деятельности.

Во время работы над проектом учебника состоялось несколько бесед Сталина с ведущими экономистами (январь 1941 г., февраль, апрель, май 1950 г. и февраль 1952), а также телефонный разговор И.В. Сталина с профессором К.В. Островитяновым{495}.

По материалам дискуссий и предложениям по улучшению проекта учебника 22 мая 1952 г. Сталин написал подробные замечания, разделенные на 10 частей («глав»):

1. Вопрос о характере экономических законов при социализме.

2. Вопрос о товарном производстве при социализме.

3. Вопрос о законе стоимости при социализме.

4. Вопрос об уничтожении противоположности между городом и деревней, между умственным и физическим трудом, а также вопрос о ликвидации различий между ними.

5. Вопрос о распаде единого мирового рынка и углублении кризиса аграрной капиталистической системы.

6. Вопрос о неизбежности войн между капиталистическими странами.

7. Вопрос об основных экономических законах современного капитализма и социализма.

8. Другие вопросы.

9. Международное значение марксистского учебника политической экономии.

10. Пути улучшения проекта учебника политической экономии.

В конце 1952 г. вышла книга И.В. Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР» – сборник, в который вошли статьи Сталина с замечаниями к проекту учебника, его ответы товарищам А.И. Ноткину, А.В. Саниной и В.Г. Венжеру, а также статья «Об ошибках Ярошенко Л.»{496}. В ней Сталин подверг жесткой критике замечания Ярошенко к учебнику политической экономии. Л.Д. Ярошенко был уволен из Госплана, получил строгий выговор по партийной линии и направлен на работу в Иркутск. Однако он пытался опротестовать взыскание, что привело Сталина в бешенство, и он приказал арестовать непокорного экономиста. Ярошенко был исключен из партии и арестован (освобожден в декабре 1953 г.).

Книга Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР» легла в основу учебника «Политическая экономия» под редакцией академика К.В. Островитянова. Помимо предисловия, введения и заключения, в нем было три раздела, состоящих из нескольких глав: докапиталистические способы производства, капиталистический способ производства и социалистический способ производства, что соответствовало исторической концепции марксизма-ленинизма.

Учебник был издан в 1954 г., через полтора года после смерти Сталина, и практически не использовался в учебном процессе, так как к этому времени уже наметился отказ нового руководства страны от сталинского наследия.

Кибернетика, выявившая фундаментальную роль обратных связей в управлении, не могла быть терпима государством, основывавшем свою политику на идеях волюнтаризма. Поэтому противникам кибернетики направить государственную мощь на борьбу с ней было легче, чем с другими науками.

В 1948 г. в США вышла книга «Кибернетика, или управление и связь в животном и машине» Норберта Винера (о нем и его работах мы пишем в следующей главе). Ажиотаж, поднявшийся в западной прессе по поводу этой книги, заставил руководство нашей страны обратить на нее внимание. Русский перевод книги Винера вышел в 1958 г., до этого она была доступна только в «спецхранах» центральных библиотек. Поэтому большинство советских ученых могли знать о кибернетике лишь с чужих слов.

Тем не менее, в начале 1950-х гг. в научных, научно-популярных и партийных изданиях появилось несколько погромных статей, в которых о кибернетике говорилось как о «буржуазной лженауке». Так, в «Литературной газете» от 4 мая 1950 г. было опубликовано одно из первых выступлений против кибернетики – статья Б. Агапова «Марк III, калькулятор». В том же году в журнале «Вопросы философии» (№ 3) была опубликована работа В.П. Тугаринова и Л.Е. Майстора «Против идеализма в математической логике».

В 1951 г. в сборнике «Против философствующих оруженосцев американо-английского империализма. Очерки критики современной американо-английской буржуазной философии и социологии» (М.: Госполитиздат, 1951) была напечатана работа М.Г. Ярошевского «Семантический идеализм – философия империалистической реакции». В апреле 1952 г. «Литературная газета» (№ 42) опубликовала статью Ярошевского «Кибернетика – «наука» мракобесов». Автор писал: «Эта модная лжетеория, выдвинутая группкой американских «ученых», претендует на решение всех стержневых научных проблем и спасение человечества от всех социальных бедствий. Кибернетическое поветрие пошло по разнообразным отраслям знания: физиологии, психологии, психиатрии, лингвистики и др. По утверждению кибернетиков, поводом к созданию их лженауки послужило сходство между мозгом человека и современными сложными машинами».

В августе 1952 г. в журнале «Техника – молодежи» появилась статья «Кибернетика или тоска по механическим солдатам» (с.34), в журнале «Природа» (1952, № 7) – статья Б.Э. Быховского «Кибернетика – американская лженаука».

В мае 1953 г. в «Вопросах философии» (№ 5) была напечатана статья «Кому служит кибернетика» (автор скрылся под псевдонимом «Материалист»). В июне 1953 г. «Наука и жизнь» опубликовала статью доктора философских наук Б.Э. Быховского «Наука современных рабовладельцев» (№ 6, с. 42).

Отметим, что в условиях диктата государственной идеологии даже просветительские издания могут играть мракобесную роль.

В этих и многих других статьях кибернетика обвинялась в том, что провоцирует милитаризм, наступление на промышленный пролетариат. Она подвергалась «научной критике» за «механистический подход» к управлению различными системами вне зависимости от их сложности. В частности Б.Э. Быховский писал: «Кибернетика является реакционной механистической теорией, стремящейся отбросить современную научную мысль, основанную на материалистической диалектике».

Своего рода итоги кампании против кибернетики были подведены в «Кратком философском словаре», изданном в 1954 г. под редакцией М. Розенталя и П. Юдина. В нем кибернетика была определена как универсальная наука «…о связях и коммуникациях в технике, живых существах и общественной жизни, о «всеобщей организации» и управлении всеми процессами в природе и обществе».

При этом она охарактеризована как «реакционная лженаука», «форма современного механицизма», «отрицает качественное своеобразие закономерностей различных форм существования и развития материи», отождествляет «работу головного мозга с работой счетной машины, а общественную жизнь – с системой электро- и радиокоммуникаций», «направлена против материалистической диалектики, современной научной физиологии, обоснованной И.П. Павловым», «ярко выражает одну из основных черт буржуазного мировоззрения – его бесчеловечность, стремление превратить трудящихся в придаток машины, в орудие производства и орудие войны».