Прямо и наискосок

Кажется, все просто, Вове загодя была оговорена пачка акций в собственность за хлопоты – сиди, жди. Но встрепенулся бес, силуэт его мелькнул за спиной соученика приятеля. Тот тронул однажды Вовика под локоть и рассказал следующее. С год назад одна фирма все-таки скупила небольшую часть акций, теперь она нуждалась. «Можно выкупить их долю по цене ниже номинала», – сказал приятель. Вовик задумался. Оказия состояла в том, что наш деятель мог распоряжаться неплохими мебельными деньгами. Контроль осуществлялся раз в квартал, следующая ревизия выпадала после планируемой операции с контрольным пакетом. Короче говоря, акции фирмы были куплены, некоторое количество их, полученное за счет разницы в ценах, поделено равно между Вовиком и приятелем. По существу, нужно было относить остальное начальству, поскольку акции купили на деньги компании, и говорить: «Вот какой я молодец». Но Вовик этого не сделал. Почему? Потому что когда приятель ушел, бес остался.

Итак, Вовик несколько ночей кряду не спал. В изголовьях его постели сновал нечистый и шептал: «Это унизительное положение заведующего, это лебезение перед фраерами на БМВ, перед… да бог знает перед кем еще. В сущности, достаточно одного имени – Румянцев! А если бы… Господи, сам себе сам».

Как показал опыт, возможно было действовать в обход компании, цену акций все-таки снизить – если бы это удалось в широком масштабе с присвоением разницы, Вовик становился независимым хозяином. Родилась идея. Она выглядела не только чрезвычайно рискованной, но отчасти изящной.

Карьер примыкал к небольшому районному центру, все работники, бывшие и настоящие, значит, держатели акций, проживали там. Психология обывателя небольших поселений известна: треба жить не хуже соседа. Идея была проста, необходимо обменять на акции хотя бы небольшой части работников какие-либо бытовые принадлежности. Четко оговоренный бартер, акция – такая-то вещь. Счастливые обладатели ширпотреба несомненно тут же распространят весть, и стать счастливцами захотят все. Здесь и нужно действовать быстро и неблагородно. Под ажиотаж можно втюхать второсортный товар по цене первосортного, ибо, во-первых, периферийный житель еще не унял очарования перед красивой наклейкой, в которой ни черта не смыслит (чтоб обман не вскрылся сразу, необходимо обусловить, что обмен возможен до некоторого срока), во-вторых, даже расчухавшие пролетевшие не станут лишать соседа возможности быть обманутым.

Это изящная часть. Рискованная, – приходилось, как и в случае с акциями нуждающейся фирмы, исключить присутствие компании. Иными словами, необходимо было найти крупную партию второсортного товара, что называется, под реализацию, а не за расчет. Далее приносишь акции в компанию, получаешь деньги, рассчитываешься с поставщиком товара, и, скажем так, гнилую разницу забираешь себе. Здесь и состоял основной риск. Как отнесется к выходке Вовика компания, когда надувательство вскроется, было совершенно непредсказуемо – притом, что недовольство бывших акционеров, которые рано или поздно узнают об обмане, ляжет на нее.

Но… Демократия. Вовик крутился в коммерческих сферах и отчетливо видел, как делаются крупные состояния. Кроме того, почитывал Карнеги и прочих, и разглядел многое между строк. Собственно, в отношении стерильности самой компании кое-что ведал. Наконец, маячила пристрастная к Касьяновым фигура Румянцева.

По существу, окончательно добило то, что Вован посвятил в зыбкую идею Игоря – о, злополучный Игорь! – и дружище через несколько дней после разговора прилетел весь растрепанный с фразой: «Я нашел фуфло под реализацию». Словом, Вовик решился.

Именно весна происходила во Вселенной. Таки легко дышалось, пылающая кровь распоряжалась телом Вовика и биение сердца отмеряло ритм жизни. День не походил на предыдущий, и грядущий, еще не наступив, уже пахал на питие шампанского. Вовик редко пребывал дома, и пребывал-то плотью разве. Он, случалось, вставал ночью и гремел на кухне посудой – физиология разместила бурный аппетит. Порой пристально глядел на Светлану, и ей было на удивление понятно, что она отсутствует.

Подходил срок. Уж отпущено было штабу спроворенной Игорем фирмы необходимое количество улыбок, шуток, прочее сопутствующее и подписаны бумаги. Наконец, отправлено и получено ограниченной кучкой акционеров количество товара, будирующего бартерный ажиотаж. Собственно, увертюра кончилась, собственно, срок наступил.

В определенный час приехали на рудник, ожидался основной товар – народ шелестел акциями. Совсем не скоро томительное и нервное ожидание было прервано появлением человека с фирмы. Он имел удрученный вид. Вот достаточно полный пересказ его речи:

– Мужики, получилась ерунда. Мы ведь посредники, но с вескими полномочиями. Согласно этому имели право отдавать товар под реализацию. А тут бах, приезжает главный поставщик. Кричит, под реализацию нельзя… Мы шуметь. Дескать, уже бумаги есть. Нет – уперся как бык, только за расчет.

Это был крах, ибо окрыленный бартерными галлюцинациями и теперь обиженный мужик, возможно, вообще в дальнейшем акции не отдаст. Наконец, компания узнает, что Вова – кроил.

Впрочем, выход был…

Ну да, весна не совсем спалила снег, он уныло горбился в вольных лесных закоулках, да, еще торжествующе чавкала грязь, да, зимний сквознячок пока шлялся в тяжелом от влаги пространстве. Иес ит из. Вовик поднял голову, его левое веко дрогнуло, уголки глаз треснули легкими морщинками. Вован смотрел.

Итак, мужчина вместе с фирмачем и Игорем сел в автомобиль и уехал из поселка районного масштаба, в котором жили акционеры. В пару последующих дней индивидуй искренне полагал, что ничего более блистательного в своей жизни не совершал. И почему нет, мы вправе доверятся собственным чувствам.

…Как легок, естествен, как хорош блеф! И чушь, что люди доверчивы, оттого что совестливы и честны по естеству. (Кто честен перед самим собой?) Люди улыбаются блефу оттого, что ложь красива, а правда – слаба (собственно, ложью и обусловлена – без лжи правды нет), ибо поверхностна, очевидна…

План был достаточно прост. Вовик сначала предоставляет компании фиктивные акции. Полученные по ним деньги отдаются фирме, обеспечивающей товар. Дальше все идет по старой схеме. Позже он приносит Румянцеву настоящие акции. Так, мол, и так. Се ля ви. В конце концов, Румянцев почти родственник. Вообще говоря, иного выхода просто не существует.

Итак, нужно было нашлепать фальшивки. В получении по ним денег и состоял основной риск, но Вова пошел на него, зная, как будет происходить покупка акций. Бабки повезут на рудник он (вспомните, парень является официальным лицом, осуществляющим сделку) и главный бухгалтер екатеринбургского филиала компании с кучей, само собой, телохранителей. Присутствовать с той стороны будут соученик, он на удачу как раз замещал директора, и бухгалтер рудника. И здесь…

Вовик не раз был свидетелем передачи крупных сумм. Главным бухгалтером компании служила дама бальзаковского возраста с выраженной претенциозностью. У нее, надо думать, имелся профессионализм, но не было той ревнительности, что проявляется часто у уличных торговцев при пересчете денег. Вовику доводилось стать очевидцем, когда для ускорения процесса доверяла она пересчитывать часть сумм присутствующим.

Помните? – определенное количество настоящих акций у Вовика уже было… Акции соученика. Дали задание наковырять взаймы, где можно. Эту часть и задумали подсунуть для пересчета бухгалтерше. Остальное тиснули на ксероксе. Эти акции будут пересчитывать Вовик и бухгалтерша рудника – она в курсе.

Не те чернила, чтоб описывать самочувствие Вовика. Минута приближалась.

И вот он – апофеоз… Недавно выкарабкалось утро. Сердце лупило о ребра, деревенели пальцы. Дергалась дура-молодуха – бухгалтерша рудника. Все прошло без сучка и с задором. В конце акции бальзаковская дама сдержанно улыбнулась. Стало даже немного обидно.

Вовик рванул на фирму-поставщик.

– Оформляем товар на меня, я привез деньги, – ретиво распорядился он.

– Слушай, только послезавтра, технические накладки, – подобострастно ответили фирмачи.

Ночью Вовик плохо спал. Днем позвонил на фирму. «Ну, завтра, абсолютно точно», – отвечали ему.

На следующий день поутру отправился к поставщикам. Дверь подъезда, когда выходил из дома, зацепила пальто, – отпустив, неблагозвучно крякнула. В напряженные глаза пополз немощный свет, плесень околевающего снега источала грязные запахи, в окраину глаза попался сосредоточенный велосипедист.

– Слушай, – виновато проговорили ему, – ничего не выходит. Начальник запретил товар продавать.

Вовик шумел. Фирмачи разводили руки.

Позвонил на рудник из дома – народ ждал, надо было что-то предпринимать. Трубку взял соученик, Вовик жадно произнес:

– Ты знаешь, товара не будет. Поговори с народом, может, деньгами возьмут.

После небольшой заминки трубка ответила:

– Я не понимаю. Товар вчера пришел.

У Вовика перехватило горло.

– Как это? – спросил, наконец, чужим голосом.

– Приехали мужики с твоими бумагами, начали обмен.

Пискнул:

– А где акции?

– Тебе повезли, – медленно произнес соученик.

Идея Вовика оказалась верной, за день фирма пихнула все.

Наш родной ринулся к поставщикам, селезенка безбожно гудела. Разговор закончился минуты в две.

– Мужики, гоните акции. – Отчего-то жал левый ботинок, вне всякого сомнения, дрожало веко.

– О чем ты? – сказали Вовику холодно.

– Как о чем, – голос рвался, – вы же за товар получили акции.

– Получили, – сказали ему совсем мрачно, – но причем здесь ты? Где документ, что это твои акции?

– Мужики, что происходит! – завопил Вовик.

– Гуляй, родной, некогда нам.

Именно в те дни сошел последний снег…

Самым ярким участником этой истории оказался Вячеслав, что фигурировал в тушеночном деле. Именно он соорудил любезность.

Когда, два года назад, произошел провал с тушенкой, Румянцев, узнав о Вовиной беде, вычислил претендентов на квартиру Касьяновых и авторитетно посоветовал оставить в покое Вовика, те попросили найти Славу, который находился в бегах. Он согласился, но люди Румянцева перестарались. Для получения координат они начали напрягать семью Вячеслава: сестру, маму, папу. Папа от этих дел полез в петлю. Из петли его вынули живым, но вредимым, веревка успела перекрыть кислород и человек малость тронулся головой. Слава начал работать, но мечтать о мести.

Ни Вовик, ни Игорь об этих ужасах не знали. Вячеслав тем временем не только выбрался из долга, но и вертел на прибыль. Оставшись не у дел, Игорь хватался за первое попавшееся и часто общался со Славой. Об идее Вовика относительно бартера и шепнул, не подозревая, что тушеночный бедолага может иметь зло. И тут – сами понимаете. Именно Вячеслав свел Игоря с товарной фирмой, будучи якобы человеком посторонним, в действительности автором дерзкого плана (Слава знал, что фирма обладает крутой крышей и не избегает самых решительных авантюр).

Через два дня Вовик зашел к парню на БМВ и все рассказал. Тот охватил голову руками. «Какой ты дебил», – мелькнуло в длинной череде мата. На другой день – Вовик сидел в своем кабинете – БМВ, приоткрыв дверь, бросил хмуро:

– Сиди дома, скоро Федор Палыч подъедет.

Через два дня за Вовиком заехали и привезли к Палычу. Он дотошно выспрашивал. Шалун то горячо, то поникнув, докладывал, вернул деньги.

– Отвезите его, – сказал Федор Палыч.

– Что мне будет? – сказал Вовик.

– Посмотрим, – сказал Федор Палыч.

В машине сопровождающие не проронили и слова. Вовик попросил сигарету – имелись свои – молча угостили. Вечером открылся Светлане. Долго сидела на стуле, широко, не по-женски расставив ноги, трогала волосы, ключицы. Вовик слонялся по квартире, резко убегал в ванную, хрюкал. Светлана всячески утешала, бодренько произнесла:

– Вообще, ты даже доход принес. Я правильно поняла, что настоящие акции у компании появились? Пусть немного.

Вовик оживился. Действительно, получалось, что акции его соученика и взятые взаймы у знакомых (свои акции были куплены на деньги же компании), которые предъявляли бухгалтерше, достались компании. Не могло быть и речи о просьбе вернуть их владельцам (так и получится, компания акции не вернет, неприятности с бывшими хозяевами бумаг начнутся позже). И точно, Вовика подлечило. Впрочем, сама Светлана ближе к ночи, несомненно невзначай, прошептала: «Что же будет».

Мужчина по-прежнему ходил на работу, но возвращался мрачный. Ездил к Игорю, Светлана с ним. Открыл сын: «Папа уехал на долгую командировку». Однажды Вовик вернулся порозовевший:

– Похоже, пронесло, забрали акции у тех скотов.

Несмотря на то, что холод вокруг стоял, действий против субъекта не предпринималось. Постепенно кровью в лице разжился, ступил говорить прежними интонациями. «Не иначе, Румянцев опять спас», – сказал как-то… И прибежало.

Приехала Елена, глаза на полметра впереди. В квартиру прошла молча, как увидела Вовика, руками всплеснула:

– Ну, вы меня своими шуточками кончите.

Объяснила, кофточку оправив:

– Звонит Ирка из Москвы. То-се. Спрашивает – и голос-то звенит – Светлану давно видела? Есть время, отвечаю. Она: слух прошел, что Вовика убили, накосячил крупно.

Вовик опустился на диван… Испугались по-настоящему. Вечером, Елена уже ушла, у товарища случился припадок. Было решено бежать. Куда? К родителям, больше не нашли места. Однако пару дней Вовик провалялся дома. Дни стояли невыносимые, то хныкал, откровенно скулил, нарочито вел себя мерзко, то взрывался ненавистью:

– Ты, ты виновата! Своего Румянцева, заступника, подсунула – региональным представителем будешь!

Когда все-таки собрался уезжать, уже к выходу подошел, Светлана спросила:

– Ты адрес Палыча знаешь?

Вовик развернулся резко, спокойно и ненавидяще проговорил:

– А-а, подставлять побежишь. Случай подходящий. Ночь тогда не даром… – Осекся, осунулся. Прошел обратно в комнату, сел за стол, безжизненно глядел вперед, подперев подбородок руками. Встал, быстро пошел к двери и бросил тихо: «Не знаю, этот козел из комбината наверное знает».

Когда уехал, стало много легче, Светлана начала действовать. Пришла к родителям Румянцева. Те дали номер: «Он теперь на Украине». Набрала, но сообщили, что Румянцев в Москве и будет через месяц. Заявилась в комбинат, фраер разговаривать не соизволил. Зашла в косметику. Поначалу женщины зажались, говорили с опаской, но понемногу разгладились. Ужас-то какой! Светлана от подобных разговоров разогревалась, активностью обзаводилась.

Вспомнила о Чайке, поехала. Он и дал адрес Палыча. Правда, нехорошее вставил:

– Козел твой Вова. Справляй панихиду.

– Я вас всех пересажу, – злобно выкрикнула Светлана.

Чайка усмехнулся. Посетительница с маху горько зарыдала, уткнулась в ладони. Бывший приятель брезгливо выдохнул:

– Ладно, ладно. Иди к Палычу пока он здесь, разводи нюни. Мне что за дело.

Федор Палыч существовал гладко, швейцар в подъезде. В квартире встретил парень, оглядел, казалось, ощупывать будет. Нет. Провел в гостиную. Просторная, светлая, почти без мебели, много светильников и картин на европейский фасон. Неуместный огромный ковер на полу. Хозяин был в тапочках и спортивных брюках, выглядел окончательно нелепо. Бессловесно кивнул в качестве приветствия. Светлана настойчиво выплеснула:

– Что нам делать?

Гражданин пожал плечами:

– Моральный урон, его компенсировать трудно.

– У меня есть деньги, – Светлана назвала оставшуюся от всех передряг сумму, – квартира.

– Перестаньте смешить.

– Если что-то случится, я заявлю на вас.

Федор Палыч неприязненно посмотрел:

– Мы о чем сейчас разговариваем?

Светлана сникла, помолчала. Глядя в пол, буркнула:

– Я на все согласна.

Федор Палыч засмеялся:

– Вы умная женщина, а слова странные. Это не по адресу.

– Скажите мне, где Румянцев.

– Не знаю. Когда появится, предложу посетить вас. Уж простите, но разговаривать нам не стоит. Я вас провожу.

У выхода тронул за локоть:

– Вы красивая женщина и достаточно у вас впереди. Я, поверьте, сочувствую, что так случилось.

Вовика не навещала, перезванивались. О посещении не сказала. Собралась в Москву. Хотела ехать не уведомив, но что-то держало. Все-таки поехала к мужу, уже после поняла, что ей нужен был скандал. Он вел себя пусто, равнодушно, Светлана нервничала.

– На что поедешь? – спросил.

Светлана примолкла, смотрела неумолимо, выпалила:

– У меня есть деньги!

– Откуда? – Вовик поднял усталые глаза.

– Румянцев оставил, – Светлана назвала сумму.

Не проникся, просто опустил взгляд и больше им не действовал.

Столица стояла грязная, шумная. В самолете блуждала устойчивая безысходность, здесь поубавилась. Препиралась в аэропорту с пожилым, речистым таксистом, добиралась в центр автобусом. Набрала номер Ширяева – у Елены выхлопотала, та чуть не с ней подбивалась ехать – ответил голосом забытым, сомнительным. Потребовал ожидать, сейчас подъедет. Вышел из шикарной машины, дверцу ей открыл. Элегантным не выглядел, но похудел.

– Ты знаешь, зачем я приехала? – Отчего-то улыбка легла на лицо.

– В общих чертах.

– Мне нужна помощь.

– Какая? О деньгах речь не идет, а вмешиваться в дела такого характера мы не можем.

– Дело вот в чем. Ирина звонила Ленке. Слух, говорит, идет, что Вову убили. Мне нужно знать, как он возник.

– Ирина переврала, слышала звон…

– Откуда звон, что вы знаете о деле?

– От Румянцева, он сам все рассказал.

Светлана круто повернулась:

– Ты его видел?

– Конечно, он здесь.

– Знаешь где?

– Естественно.

Светлана обмякла, вжалась в сиденье. Голос выбрался низкий, усталый:

– Отвези к нему. Умоляю. Он не узнает, что ты меня привез.

– Да отчего не узнает? Ради бога! Разумеется, отвезу.

Румянцева нашли в офисе какой-то фирмы. Светлана затеяла пристально смотреть в его глаза. Андрей появлению не удивился, но явно не обрадовался.

Ширяев уехал, сели в автомобиль Румянцева. Спросил:

– Надолго?

– Не знаю.

– Недалеко есть приличная и недорогая гостиница. Если хочешь…

– Да, конечно.

Разговор начался в номере. Светлана говорила без волнения, ровно:

– Ты, несомненно, знаешь, зачем я приехала.

– Не знаю, – упруго возразил Румянцев.

– Пощадите Володю, – по лицу Светланы рассыпались пятна.

– Я ничего не могу сделать. И не хочу.

– Ты можешь, я знаю.

– Ничего ты не знаешь.

Светлана замолчала, подошла к окну. Румянцев, не раздеваясь, сел на стул, негромко шлепал ключом от автомобиля по столу. За окном шумел город, первая листва перемигивалась на деревьях, лотошница в белом халате гонялась за апельсином. Светлана жестко, почти не открывая рта, выдавила:

– Если с ним что-то случится, Артем обо всем узнает.

Румянцев без лишних интонаций произнес:

– Артем – мой сын. И уясни, жизнь ему открою я, ты мне не помешаешь… Можешь говорить что угодно.

Пришла холодная тишина. Светлана пробовала заплакать, не получилось. Лотошница поймала апельсин, добросовестно рассматривала его, крутя в руках, с негодованием бросила в гнилой, стоящий в сторонке ящик. На стекле мерцало старое, высохшее русло дождевого ручья.

– Не убивайте его, Андрей. Всем святым прошу.

Румянцев рассмеялся:

– Какого ты лестного мнения о нас… – Унял смех. – Мы обыкновенные толкачи, маклачьё.

Светлана повела рукой по стеклу. Запело.

– Ты хочешь убрать его, потому что любишь меня! – припечатала, сама пугаясь.

Заскрипел стул, звякнули ключи, вздохнул под ногами ковер. Дверь засипела и замерла. Образовались слова:

– Ты вот что. Если будешь мешать с Артемом, я тебя… переведу. – И Румянцев вышел.

Вечером того же дня Светлана сидела у Репринцевых. Иван пришел поздно. До этого прилежно выпили. Ирина качала головой:

– Ой, какой идиот.

Толком она ничего не знала. Когда пришел Иван, вышла из комнаты – «Поговорите». Иван говорил медленно, страшно неохотно:

– Там стрелки развели, но в отношении твоего мужа ничего не меняется. Это синие, они подобного не имеют права простить.

– Он может скрыться?

– Не знаю. Попробуйте… Думаю, тебя напрягать не станут. Попробуйте.

На другой день Светлана снова поехала в офис Румянцева, но там отрезали, из Москвы уехал. Светлана хотела позвонить Ширяеву, однако передумала, улетела вечером домой. Неделю сидела дома, потом поехала к мужу.

– Ну что?

– Ничего хорошего, тебя накажут. Хоть дело закончилось благополучно.

– Как накажут?

– Не знаю, побьют, наверное. Так мне сказали.

Вовик длинно высморкался… Домой, впрочем, сразу не поехал, вернулся через три дня. Заметно ожил, взъерошился. Через пару недель снова увял, нервничал.

Чудо! Зарыли вековую яму перед подъездом. Набросали грязи, во взгляд из окна просилась хмурая, корявая плешь. В подъезд поволокся бурый след. Некий старикан, не иначе впавший в крайность, на глазах у честного народа угораздил всаживать в бывшую яму два юных деревца. Его сверстница, обстоятельная бабуля, долго корила проказника за наивность либо неосмотрительность. Старичка, правда, не обескуражила. Одно деревце так и не прижилось – славно мужики поработали, убили землю – а другое скоро занялось.

Весна шла тягучая, длинная. Вовик от безделья стал нуден. Светлана переносила его плохо, но от себя не отпускала. Возила часто в сад к родителям, на окраину города – ковырялись молча в земле. Фирму свою прикрыла, рисовать тоже прекратила.

Ленка, разведчица, дюжила, дюжила и призналась Светлане: Вовик, пока ты в Москву ездила, жену прежнюю усердно навещал (Елена с той связь держала). Света, надо отметить, знание попридержала.

К началу лета возникла легкая напряженность. Появился Игорь, Вовик мгновенно разговелся, вновь занялся идеями и начал подруливать к жене. Нужны, мол, деньги, есть верняки. В сложившейся психологии Светлана выкрутиться не смогла и деньги отдала. Правда, не все – придумала, что уже родителям пожертвовала (отец больной, решили купить капитальную дачу подальше от города).

А что-либо в июле появился Румянцев и был лаконичен:

– Поедете в Венгрию, будешь отрабатывать.

***

В Венгрию приехали поздней осенью.

Под скарб подрулил громадный, западного образца трейлер, но брали с собой немного: одежду, самое необходимое из бытового, все детское. В квартиру въезжали Лариса с семьей, все оставляли на их пользование. Был подписан контракт на три года.

Всю дорогу Артем ликовал, Вовик до границы несносно нервничал и Светлане пришлось вынуть его из-за руля своей легковушки. После нервотрепки на таможне, напротив, присмирела, напряглась – ландшафт, флора резко изменились, дохнуло чужой страной – а муж расслабился. Артем спал, границу проехали в пять утра.

К полудню все испытывали подъем. Светлана не могла наполнить глаза – ядреная, бугристая осень сочилась красками, запахом прели и прелести, окружающее жило новыми формами, смыслами.

В Будапеште их встречал Румянцев. Трейлер привел машину Светланы к офису, который расположился на набережной Дуная, и ей пришлось укорачивать вспыхнувшее вновь – за сутки пребывания в Венгрии впечатления устоялись – очарование, когда открылась с длинного, высокого моста панорама набережной, просто вынутая с открыток с видами Парижа.

В офисе Румянцев познакомил с шикарным – безукоризненная седина в угольных волосах – забавно говорившим по-русски венгром: «Сердэшно прывеч, товарищ мадам и товарища господин, потому что компания на враст». Вскоре появился и Федор Палыч. Он вместе с Румянцевым поехал показывать Касьяновым жилье.

Двухкомнатная квартира внушительной площади располагалась в бывшем военном городке, километрах в тридцати от Будапешта. После ухода советских частей из Венгрии многие русские умудрились найти здесь контракты и заключили договора на аренду старого жилища. К слову, половина населения городка (гарнизон, так называли по старинке) работала на небольшом заводике, изготовляющем детали из ферросплавов, владельцем которого и являлась компания. Выгодно, русским меньше платили, да и управлять было проще. Сам завод располагался километрах в двадцати от городка.

Федор Палыч снимал трехкомнатную квартиру в Будапеште. Андрей большую часть времени проводил в Австрии, жил у подруги. В Венгрию наезжал часто и останавливался у Палыча.

Практически вся необходимая мебель в квартире уже стояла. Федор Палыч и Румянцев вели себя просто, помогли выгрузить вещи. Оба были говорливы и светлы. Любопытно, что двое дюжих парней, ехавших с Палычем и Румянцевым – телохранители, надо понимать – к вещам не притронулись. На вечер назначили сбор, полагалось отметить приезд.

Собралось на вечеринку человек пятнадцать: Румянцев, Федор Палыч, шофера, что ехали в трейлере из России, еще двое мужчин, венгры, сотрудники компании и две пары, соседи. За исключением шоферов, все – управление.