Прямо и наискосок

Вячеслава кредиторы попросили больше не пить и манали полтора месяца. В результате страдалец исчез. Молодчики возвратились, протянули ладошку и пояснили жест: «Квартиру». И Света обратно вернулась в повествование.

Надо сказать, Светлана не удивилась. Были, естественно, слезы, слова.

– Почему ты такой дурак! – стенала она. – Отчего Игорь ни за что не отвечает, как случилось, что он свою квартиру не заложил!

– Игорь – подонок, – жалко требовал соболезнования Вовик.

Он в те дни много ополз, превращался в кисель или, напротив, гордо вздергивал голову, – тяжко вздыхал, изогнувшись в крючок на диване. Прожили несколько свирепых дней. Артем раз бесхитростно докучал, и Светлана долбанула его кулаком по затылку.

– Не смей, – вскинул подбородок Вовик.

Светлана безразлично бросила:

– Заткнись, будет тут всякий…

Вообще говоря, и облака коростой загромождали небо, цвет имели непотребный, в натуральном спектре такого не наблюдалось. Иначе сказать, вознамерилась Светлана ехать обнажать загашник, но появился Румянцев.

Он стал объявляться в России чаще, заезжая за Артемом, без околичностей проходил в квартиру. При нынешнем появлении все произошло лихо, строго говоря, просто и оттого тревожно. Приходит Андрей забирать сына, спрашивает:

– У вас неприятности?

– Да, – говорит Светлана, – ты откуда знаешь?

Румянцев берет Вовика под руку и уводит на кухню. Через некоторое время он и Артем исчезают.

– Что он сказал? – спрашивает Светлана.

Вовик пожимает плечами:

– Попробует разрулить.

И разрулил, Вячеслава нашли и заставили работать на кредиторов. А впереди ждали натюрморты, и ждали недолго.

Участие Румянцев не прекратил. Благорасположенное, но узнала о том Светлана много позже Вовика. Шумела:

– Опять за моей спиной авантюришь, опять в недоумки влезаешь!

– Бога постесняйся, – порол глаза Вовик, – что утаивать, если для твоей комплекции все делается. Я теперь тобой с головой арендован, раб и ничто.

Ввел таки Румянцев Вовика в дело. И здесь необходимо Андрея капитально потревожить, секреты его пощупать.

***

Компания, где Румянцев имел, между прочим, не последний голос, все более приобретала многопрофильный характер. Дело в том, что лафа с ферросплавами кончилась. Конверсия, перепрофилирование предприятий в Екатеринбурге и другие причины повлекли за собой ограничение производства порошковых ингредиентов, на которых наши деятели грели руки. Производство в Венгрии, рассчитанное на продолжительное время и вобравшее в себя приличные первоначальные прибыли, встало у кромки. Похерить его вообще нельзя было по причинам австро-венгерско-российского характера. Добывать сырье пришлось в иных местах. Этим и занимался в основном Румянцев. Упомянем, пособил ему в этом все тот же Иван. Румянцев отыскал его в Москве. Он вывел Андрея на Украину. Там ломили цену, дивиденд отощал, но реноме фирмы держалось. Контора за счет этого могла ввязываться в крупные операции, это и была компенсация вышеупомянутой неудачи.

Затевали кое-что с Икарусами. Проводили через Австрию операцию с мерседесовскими бэушными двигателями – Икарус по двигателю считался никудышным авто. Иванов готовил крупный контракт с российской стороны. Решили поискать новые мелкие пажити. Занимались винами. Австрияки давали мебель, Румянцев начал возить ее в Россию. Первые поставки осуществили в Тюмень, Нефтьюганск, Сургут – на нефтяных деньгах лицо шире наедалось – однако Екатеринбург проскочить никак не получалось.

Все это Вовик позже разведал, а пока Румянцев хлопнул его по плечу: «Региональным представителем будешь». Вовик от удара столбняком покрылся. Размышлял мужик не долго, взялся за гуж. Выхлопотал в Арамили, пригороде, по подсказке работодателя дешевое помещение на первую пору. Побежал рекламу мастерить. Потекло.

Полежал снег, облучил мир звонким, морозным светом. А там и весна плюнула гнусным, томящим выхлопом. Человек одел шляпу, коты вытягивали головы, сверкая черными вертикалями глаз. Снова застрекотала яма перед подъездом.

Вовик нахохлился, наряду с тем появился блеск в глазах. Светлана пару раз ездила с мужем в «выставочный зал». Поначалу в глазах рябило от нулей в ценниках, и она окутывалась недоверием, но вскоре от этого отказалась, увидев, какое количество людей запросто разговаривает на этом языке. Артем обзавелся школой.

Без того Вовик был приятелями не обделен, тут появилась пропасть новых знакомых на иномарках, в пиджаках с лишними пуговицами, гражданин раздался вширь. Приезжал поздно, Светлана скучала без него. Случалось звонить по мнимым поводам. Обижалась на суровость откликов. По вечерам жалась к товарищу, ладошку прислоняла. Уведомим, о потере ребенка без уговору не было произнесено ни слова, то же самое о повторной попытке.

Вновь объявился Игорь. Светлана пеняла:

– Мало тебе. Сними сразу голову, да подай.

– Ты не понимаешь, – отклонял супруг. – Я с ним в третьем классе учился, знаю человека наизусть.

Артем сделал объявление:

– Я летом с папой в Австрию еду.

Светлана создала официальное лицо и рассудила:

– Это мы еще посмотрим.

Против она, само собой, не была, но категоричность заявки не уважила. И впрямь, мужики приобрели вольность, Вовик, например, ноты в голосе приобрел:

– Ты, подруга, что живот-то не снимешь. Я тебя для чего держу… Убрать.

Верно, после первой беременности на второй месяц живота не стало, а тут забыла. Светлана отворчалась, а затем измерения произвела и ногами пошла дрыгать. Там и Юлию на физкультуру подломила, теперь шейпингом называлось. Обратно на теннис подалась.

Снова подружки появились: Юлия, Ленка. В час лихой затерялись – время демократическое, чувствительный народ – а теперь здесь.

Обратно об Австрии. Ехали однажды мимо строения, Артем говорит:

– У папы такой же дом.

– Ты откуда знаешь?

– У бабушки фотографий ящик.

– Принеси-ка, – советует Светлана.

Дом, скажем, совсем не похож, но фрау на фото мелькала. Элегантности сумасшедшей, однако на рожу и есть фрау.

Вновь разговор о поездке Артем заводит, Вовик вопрос:

– Вы когда, в июле, кажется, едете?

– Тебе тоже известно? – удивляется Светлана.

– Румянцев давно сообщил.

Живопись. Та претенциозная Галина, будучи вхожей во все что можно и, главное, нельзя, следуя пиетету к Светлане порекомендовала ее солидному банкиру для оформления кабинета. Состоялась встреча. Наша особа прихватила фотографии работ – волновалась, между прочим, умеренно – но, похоже, собой заинтересовала богача больше. Испытала подъем – возможно, не единственно практическая сторона дела составила мотив, пусть дядя и не являлся образцом чисто мужских достоинств, там и годы присутствовали. Подключила Владимира Ильича – речь шла о мозаике, работа трудоемкая и требующая особого опыта – тот беззастенчиво заинтересовался (собственно, контракт включал шибкую финансовую составляющую).

Словом, имела место безоговорочно светлая полоса.

***

Летом, перед отъездом Артема и Румянцева попали Касьяновы (Светлана взяла фамилию Вовика) на пикник. Пикник получился нате вам.

Человек двадцать сошлось. От города увезли порядочно – на берегу пруда расположилась небольшая база отдыха. Пустая, работы у людей, видать, летом много. Коттеджи деревянной выделки, баня, физкультура и моционы разные, две лошадки для выездки. Все чин-чинарем. Увидела за многие годы Чайку, постарел страшно, морщины изрыли лицо. От былой красоты и соринки не осталось.

– Ломаны пути господни, – приветствовал Чайка и поздравил: – Однако ты стала…

Солнце не досаждало, бережно шушукалась с песком вода, недокучливый ветерок переставлял литые, ядреные облака. Вовик оголтело деятельничал, во взгляд попадал редко, Светлана попросила поручения у пожилого, невзрачного на вид, но с живым глазом мужчины.

– Я понял, нас отдыхать сюда привезли, – доверительно сказал дядя и посочувствовал: – В то же время предлагаю изладить одну вещь.

Федор Палыч, так он представился, повлек Свету помогать ему ставить морды.

– Мы с вами этих архаровцев умоем, – забавно жестикулируя пальцами, излагал он. – Они, видите ли, вознамерились потчевать нас завтра ухой, полагая встать зарей и заняться рыбой. Однако вестимо, через пару часов их мотивы приобретут необратимые направления и рыба опять будет бездельничать. А вот мы, пока еще присутствует координация соображения, сделаем чреватый ход и утрем фанфаронам нос.

Светлана мгновенно увлеклась идеей и неотвязно улыбалась. Забрели на небольшой мысок – обтрепанные березки, употребленная трава, лишь валуны тускнели доверчиво. Федор Палыч начал раздеваться. Обнажил дряблое, пользованное тело, непереносимо ежился, страдальчески оглядывался на женщину, не решаясь вступить в воду.

– А, может, к лешему, пусть ее плавает?

Светлана смеялась:

– И мечтать перестаньте. Ну что вы, ей богу, не погоните же даму в омут!

По грудь Палыч погрузился быстро, затем шел долго, смешно вытянув перед собой руки. Взвизгнул и ушел под воду. Выбравшись, очаровательно фыркал, Светлана хорошо растерла полотенцем его спину. Когда вернулись, в просторном павильоне стоял накрытый обильно стол. Первое слово взял он:

– Ну что, предвижу утилизированные тосты, стало быть, хочу сказать за сокровенное. А что сие? Да именно эта речка, разумеется, воздух, конечно же улыбка, что там Джоконда, наших женщин.

– Кто это? – спросила Светлана у мужа.

– Я понял, и есть голова всей кухни. Крутизна чрезвычайная.

Светлана посмотрела на голову.

Далее имели место аттракционы, шатания. Мужики невоздержанно дурачились, женщины хохотали. Устроили состязания – скачки на лошадях. Охотников нашлось мало, однако рьян оказался пожилой, как Федор Палыч, дядя. Страстно утверждал, что получил босоногое детство и вырос на лошади. Позже Вовик восторженно дохнет Светлане в ухо: «Иванов». Отыскался еще обладатель воспоминаний. Некая девица рассудила, что без флажков стартовать и финишировать незаконно. Сооружали флажки.

Действительно, босоногое детство у Иванова присутствовало, выиграл. Ободренный тем, что недавно победил всех в настольный теннис, выпер Чайка, дескать, доводилось бывать в деревне. Однако лошадь под ним пошла трусцой и Чайку, увезя недалеко, свалила. На этом соревнования закончились. Дальше катали женщин, что тоже было забавно.

Вовик беспощадно вмешивался в очередное мероприятие, при этом толку никакого не вносил. Светлана различила шутовство, но выяснилось, гражданин уместен. Короче говоря, чувствовала себя одиноко. Пыталась приспособиться к трем степенно-суетливым дамам ее возраста, однако они лучили клановость. Имелись еще девицы, да явно веселого содержания.

Подсобил Чайка. Когда он брякнулся с лошади, получилось так, что Светлана первая подоспела. Она им и занималась, заклеила пару царапин. Поговорили, вспомнили былое – надо сказать, с удовольствием. О себе порассказал. Подошла его жена, она происшествие с мужем пропустила, кухней заведовала. Женщина невзрачная, явно старше Чайки, и простая. Сходу, узнав о приключении, пошла материться, и Светлана почувствовала расположение. Про Чайку Марина вскоре забыла и хорошо общались («Я тебя знаю, и мой, и Андрей упоминали»).

Поспела баня, народ с глаз исчез. Светлана с Мариной как раз возились на кухне.

– Не желаешь? – спросила наша, указав на баню.

– Там сейчас толкотня, молодежь, позже разве.

– Ты здесь была?

– Сколько раз.

Вдалеке что-то мелькнуло. Светлана подняла голову, из бани – на отшибе стояла – выскочила совсем нагая девица, забежала обратно.

– Они там голые что ли?

– Всякие.

Девушка невольно повела глазами, забеспокоилась:

– Твой там?

– Нет, он на эти прелести пустой.

Светлана вскинула глаза, убрала теперь же.

Вышла из кухни, по сторонам огляделась, нет Вовика. Вернулась. В другой раз обнаружила: аккурат за домиком стол, Иванов и Палыч за шахматами сидят, рядом болельщики и благоверный здесь. Он и в баню потом с шахматистами сгулял. Подходящий мужчина.

Уж длинное плоское облако, подпаленное зарей, отчаянно шаяло над лесом, остановилась река, застонал комар. Ударились в чревоугодие. Народ, разогретый градусом, сокровенностью вязких, тяжелых сумерек, общностью, окончательно распоясался. Стоял гвалт и хохот. Вовик попытался изладить тост, запутался, но Светлана удачно перехватила, закруглила. Тело уплотнилось, обросло беспокойными мышцами, в голове шныряли слова.

Когда слиплась последняя мгла, сместились на танцплощадку – вместительный деревянный квадрат, обнесенный скамейками, прикрытый кубом ровного неразличимого света. Полыхнула музыка, девицы, не мешкая, забились в танце, за ними дернулся мужик. Вован, а как же, очутился в центре, отрывал от себя конечности. Светлана и не в курсе состоялась, что так умеет. Ее тоже втянули в круг. Кровь била в виски, гуляла по телу.

Ночь ходила ходуном, то танцы, то веранда с чоканьем и тостами за скабрезное, дружбу и владение миром. Компания расчленялась на группки, затем те перетасовывались или вваливались в общий шалман. Много заполночь Марина предложила:

– Пойдем, тех стручков поворошим.

Указала на укромную скамейку. Едва смазанные и без того хилым светом, неприметно сидели Федор Палыч с Ивановым. Марина подскочила к Палычу, весело причитала:

– Ты что такой замороченный, ну-ка тряхни костями!

Светлана, изобразив непонятно что, пригласила Иванова. Мужчины улыбались, от скамьи оттолкнулись вяло.

Вскоре вчетвером, прихватив шампанского, отправились на пирс-купалку. Там уже пылали женские возгласы и плеск воды, должно быть, кого-то окунали, Федор Палыч предложил:

– Идемте, покажу явление.

Направились по берегу, шли долго, хоть и недалеко – пробирались по цепким, казалось, дремучим зарослям, то и дело взвизгивали, попадая в мякоть, скользя по влажной траве. Очутилась Света рядом с Палычем, ухватилась за его крепкую, угодливую руку. Вышли на твердую почву, кустарник спрятался.

– Где-то здесь было, – неуверенно промямлил Федор Палыч, – погодите.

Прошел немного дальше, силуэт не потерялся, сохраненный нежным мерцанием реки.

– Вот. Глядите на реку и идите ко мне.

Светлана, Марина, Иванов стеснились, медленно двинулись.

На чугунной площадке реки лежала луна, от нее бежала длинная, выверенная струя холодного огня. Шарик тронулся вместе с людьми, отмечая передвижение медленно пересекавшими дорожку плевками пены. Вдруг пятно заволновалось, наконец разорвалось: луна падала в небольшой водоворот. Тот неумолимо месил огненный шар, увлекал в воронку, луна отчаянно сопротивлялась, карабкалась на поверхность. Зрелище было эффектным, все замерли, очарованные.

Вскоре, выпив шампанское, тронулись обратно. Настроение переменилось, уж кустарник показался родным, теперь он доверчиво прикасался к благонамеренному телу. Светлана подняла голову, на нее опять, как однажды на море, обрушились звезды. Впрочем, без угара, лирика, положим, пела, но и постороннее не исчезло совсем. Она снова держалась за Палыча, не очень хотелось говорить и сказала:

– Как верно вы озвучили первый тост. О реке, воздухе.

– Знаете, здесь собой доволен, с детства умею видеть природу. Для меня нет ничего мощней естества.

– Что, есть чем недовольны?

Поговорили. Марина с Ивановым запропастились куда-то, наши долго бродили по берегу. Федор Палыч накинул на женщину свою спортивную куртку и рассказывал о молодости. В другой раз нелепыми могли показаться смахивающие на исповедь откровения зрелого незнакомого человека, но теперь оказалось впопад. Спать проводил, когда затеплился рассвет. Войдя в отведенную комнату, обнаружила пьяный сап Вовика.

– Я тебя вчера всю ночь искал, – ерепенился с утра, – отчет мне быстро.

После выволочки и противодействия Светлана окунулась в раздражение. Погода сопутствовала, небо укуталось облаками. Все вылезли с неважными лицами, девицы потускнели. Федор Палыч казался истрепанным, отдельным, вчерашнее не аукалось. К полудню, однако, слегка разогрелись. Скажем прямо, отлично погуляли.

***

Появлялись мысли сгонять на море, но как Вовик, так и Светлана втянулись в работу. Да и не сказать, чтоб уж очень ресурс дозволял. Сделку Светлана заполучила, но народу пришлось задействовать достаточно, потом расчет оговорили сделать после завершения, а кропотливости и времени контракт немало забирал. Потом руководил фактически Владимир Ильич.

Вовик суммы переставлял добрые, но личного здесь было отмерено – много шло на развитие. Кроме того умудрил Вова вещь.

Недаром мужик по дому быта, где располагалась контора Светланы, анекдоты разносил. Сам он в Арамили, пригороде располагался, но надумал в настоящий город передвинуться. Где-то Иванов похлопотал, еще люди, сам покрутился… Комбинат был набит разным кустарным промыслом: пошив одежды, обуви, химчистка и так далее. От наскока западного ширпотреба кустари шибко исхудали, налог и арендную плату ненавидели всей душой. Однако если налог душил, то с арендой повезло. Несколько лет шла чехарда с собственностью. Хабазину перепихивали с баланса так называемого ПЖРТ на баланс местного завода, потом некоего швейно-замороченного объединения. От этих перетасовок большой строгости к выплате арендной платы не наблюдалось. Скажем прямо, обитатели ее не сдавали вообще. За три года вырос вкусный долг. От подобной домокловости, громадного не поощрения нашими государями производства работный люд комбината ходил на очень вялых ногах. Симпатично складывалась ситуация со швейным объединением, последним хозяином дома. Руководитель его по политическим убеждениям переезжал в Москву и выяснилось, что без его авторитета объединение являет собой пшик и содержит массу юридических недоразумений. Между прочим, это разведал Игорь.

Иными словами, ушлый Вовик в течении двух месяцев имел самый загадочный вид. В город Екатеринбург приехали несколько Икарусов, и хоромина технично перетекла на баланс компании Румянцева.

Жизнь даже очень поплотнела. Комбинат перекраивали. Из старых обитателей оставили косметику, химчистку, еще малость (безусловно, Светланину кухню) – они имели свойство, как услуги, переводить всю богадельню в разряд более низких платежей. Первый этаж и подвал пустили под мастерские, связанные с мебелью: перетяжка, починка, мелкое изготовление и склады. Второй – выставочный зал, третий – офисы, бухгалтерия, магазин бытовой техники, столовая.

Вовик целыми днями толкался на работе (Светлана в комбинате практически не появлялась, поглощала работа по мозаике). По идее, он и до того дома находился редко, но сейчас изменилась напряженность, при этом знак не сдвинулся безоговорочно в положительную область. Вовик разжился внутренним протестом и небезосновательно.

Дело в том, что его, скажем так, щелкнули по носу. Идею присовокупления дворца подал он и во многих перипетиях непосредственно участвовал. Тем временем он так и остался начальником магазина, то есть хозяином части второго этажа. По бумагам и совсем неудобоваримо произносилось – заведующий выставочным залом. Признаться, от идеи до воплощения ой какие люди руку приложили и, право, Вовино участие блеклую форму имело, но, к примеру, начальником всего дома встал молодой парень, который вообще нарисовался из миража. А вспомните румянцевское «региональным представителем будешь» – да еще по плечу, гад, хлопал. Начал Вовик сетовать супруге:

– Гонщик твой Румянцев, метет метлой.

Светлана поминала, что живут в квартире благодаря Румянцеву, и вообще, деньги какие-то водятся, но в душе соглашалась.

Относительно денег. История эта увеличение прибыли Вовика разумела, ибо планировались стабильные, добротные поставки, но пока этого не наблюдалось. Ездили Касьяновы на зачуханой довольно машине, а, скажем, молодой начальствующий парень дверкой последнего БМВ хлопал.

Впрочем, выпадали и штучки. Допустим, осуществляет Иванов по определенному случаю питейное мероприятие, круг не широкий. Сам звонит: тогда-то и тогда-то с супругой милости просим. Между тем парня на БМВ не видать. Кстати, и Румянцева не обнаружилось, в Австрии обретался. Федор Палыч присутствовал (в приветствии за плечо Вовика трепал, зубами блестел, Светлану в руку чмокнул) и по ходу вечера слова ронял:

– В принципе, самому не грех на месте товар смотреть (это об Австрии). С головой у тебя хорошо, уже отмечено. Кому как не тебе товар отбирать.

Светлана фразу нашла – она, сказать есть, смирением относительно Палыча не надсаживалась:

– Вы моего мужа особенно не обольщайте. Я соблазны подозреваю.

– Тут вы сами барыня, – отступал Федор Палыч, – дело всем отыщется.

К месту вставить, если в первой встрече Палыч выглядел удобным, то теперь витийствовал, занимая Светлану:

– Человека объяснить затруднительно не потому что необъятен, а как раз оттого что слишком незамысловат. Здесь найти пристойную формулу не просто, непременно наворотим лишнего и уведем от портрета.

Или:

– Ощущения красоты, гармонии работают в сфере априорных представлений, связанных с моделями, обусловливающими мораль, норму, ритм. Красота то, чему доверяешь. До веры… Можно сказать, что это условия задачи, но не решение ее. В этом смысле гармонию обязывают незавершенностью.

Напросился смотреть Светланины работы, но так и не удосужился – вскоре уехал в Венгрию, и в России Светлана увидит его еще только раз.

Перед сном Вовик ходил важный, живот трепал:

– Действительно, если вдуматься, почему не мне товар отмерять.

Добавим, Артем из Австрии лютый приехал. Там его папа на какие-то аттракционы водил и воспламенил парня предельно.

– Тетю с фотографий видел? – не преминула Светлана.

– По-русски не тянет болтать, и все на тренажере сидит.

Зима под хорошим снегом пролежала, и Австрию Вовик миновал. Другое дело, путевое авто справили, дубленку ему. Свою часть работы Светлана закончила, теперь шел набор мозаики, но одинаково терлась возле Владимира Ильича, в своей конторе почти и не появлялась. Работали молодые художники, с ними бывало интересно. А по весне пришло.

***

Заболел отец Светланы, аденома предстательной железы. Сделали операцию, подержали в больнице, отвезли домой. Дня три хорохорился и туже занемог. Мама, Лариска занялись слезы ронять. Светлана достала румянцевские деньги, повезла отца в хорошую больницу. Человека подлатали и дали группу. Почки хандрили, в квартире стоял неистребимый запах мочи, но еще в больницу лечь наотрез отказался.

Светлана часто ездила к родным, недурно рисовала, Вовика видела относительно редко. Однако в понимании дел он ее держал.

– Ну, если и теперь меня обойдут, тогда не знаю… – затеял встрепано поговаривать еще в зачатке зимы.

С того интенсивного пикника Вовик начал вникать в дела компании. Венгерская отрасль захлебывалась, ферросплавы окончательно становились нерентабельными. Центр тяжести смещался в Австрию, австрияки пристально поглядывали на природные богатства Урала. Упоминались изумруды, но в контексте унылом, там шла буза. Однажды Вовик услышал разговор о мраморе, и слово в памяти отложилось.

Соученик Вовика (он заканчивал Горный институт) и бывший тесный приятель служил главным инженером мраморного карьера. Мрамор рудник копал особый. Ситуация на предприятии сложилась тяжелая. Когда началась приватизация, областное управление в качестве фондов изловчилось подсунуть руднику гнилое оборудование. Через год механизмы пошли из строя, пришлось арендовать новые. Прибыль, соответственно, сократилась. Помимо, некоторые крупные заказчики обнищали, стали обходиться обычным мрамором, более дешевым. Карьер приходил в упадок.

Рудник в свое время выпустил солидное количество акций, которые постепенно разошлись по причастным к предприятию людям в обмен на ваучеры, в качестве зарплаты и так далее. Акции рудника почти никто не покупал – перспектив не наблюдалось.

Для областного объединения рудников предприятие являлось балластом. При наличии удобных обстоятельств юридического и транспортного характера наблюдался вариант выгодного вложения компанией средств. Словом, Вовик посуетился, командование покумекало, было решено купить контрольный пакет акций. Впрямую компания тогда это делать не могла, поскольку имела ярко выраженный иностранный оттенок. Требовалось подставное лицо, и черты его четко обозначились в Вовике.

Вот что знала Светлана, но это было не все.

Окончательную операцию по скупке акций планировалось провести весной, этот срок назначили в результате шуры-муры с управлением объединения и прочими знающими людьми. От попыток убивать цену акций слухами и действиями, или скупать акции постепенно компанию отговорили. Попытки такие уже имели место, ни к чему кроме вздутия цены и затормаживания продажи это не привело: на номинале по долларовому эквиваленту народ стоял насмерть. По весне ожидались некоторые пертурбации в объединении и еще мероприятия, что цену сбить не могло, но возможность массового сброса акций обеспечивало. Тут и намеревались сделать разовый хапок.