Темь. В поисках истины

Антону показалось, что лес стал просыпаться, в ветвях замелькали искорки глаз любопытных белок, а из-под валежника донеслось смешливое хрюканье вообще непонятного зверя. То ли волка хохот разобрал, удивился этому хрюканью Антон, глядя на полыхающие синевой глазки деда… Только тут он понял, что пируэты Никитича больше напоминали брачные танцы тетеревов-глухарей, виденные им когда-то по далекому теперь телевизору.

А затем его еще больше поразили две фигуры, истуканами замершие возле потухшего костра. Одна являла собой, без сомнения, Леху, но была достаточно привычна: отставной скинхед в состоянии сверхпохмельного ступора. Таким Леха был на следующее утро после принятия примерно цистерны ячменного напитка, если ему не давали опохмелиться. Вот только глаза его сияли той же синевой, что и у Никитича. Не протрезвленный Леха с ясными глазами – это было крайне необычно.

С Митромиром было несколько хуже. Замерший на месте маг менялся. Он менялся каждые десять секунд с удручающей размеренностью. Это были полуголая одалиска и дикарь в шкурах, с дубиной, низенький рыцарь в жестяных доспехах, русый росич в полотняной белой рубахе, маленький жирный человечек в чалме, происхождение которого Антон затруднился определить, высоколобый мыслитель, склонившийся над древними рукописями… А внутри Антона словно стучал метроном: один, два, три… десять, следующий кадр.

Долго ли продолжался этот калейдоскоп?

Но хуже всего было то, что потом все эти образы кто-то убивал.

Пала пронзенная ножом одалиска. Пал пронзенный стрелой дикарь. Пал пронзенный мечом рыцарь. Пал пронзенный кинжалом человечек…

А затем наваждение рухнуло. Время пошло своим чередом, оставив в запасе секунду.

Пыхтя, остановился и опустился на снег Никитич.

Митромиру вернулся его зимний походный камуфляж

Белки и хрюкающее существо тихо исчезли в лесу. А серебряная луна сделала вид, что все, происходящее на этой соседней планетке, ее не касается.

И в тишине на поляне появились двое: Весняна и Радегаст.

В молчании они прошли к потухшему костру. Радегаст щелкнул пальцами, огонь вспыхнул… И нереальность происходящего начала понемногу исчезать в живом пламени, ласково пытающемся отогреть замерзшие души. Как это и было с древнейших времен, когда человек впервые задумался о вечном.

– Митромир, ты в порядке? – первым делом спросил Радегаст, пытливо глядя на мага. И Антон узнал этот голос, остановивший безумие.

Митромир неопределенно пожал плечами. Взгляд его понемногу прояснялся.

– А что со мной было? – осведомился он. – Я всегда в порядке, – и обидчиво хмыкнул.

Радегаст удовлетворенно кивнул и обратился к восседающему в снегу Никитичу:

– А ты, уважаемый домовой? Все ли хорошо в твоем клане?

Никитич тяжело завозился в шубе, затем неожиданно резво подпрыгнул, и в следующую минуту его уже не было на поляне, только снег сыпался с веток в чаще. Радегаст, глядя ему вслед, недоуменно поднял брови. Весняна задумалась, а потом, прыснув, сообщила:

– Никитич вопил и камлал.

Громовой хохот потряс ночь. Поначалу хохотали солнечный бог, маг и домовена. Но, видя недоуменные лица Антона и очнувшегося Лехи, хором сообщили:

– Понос.

После чего хохот по меньшей мере утроился благодаря здоровым легким бывшего скинхеда.

***

– Хорошо вам, – ворчал потом Никитич, вылезая из кустов и отряхивая снежную пыль с бороды и шубы, – Одним сила не позволяет страдать безвинно, у других ее вовсе нетути… А я вот, самый чувствительный, за всех отдувайся…

– Друзья, – проникновенно сообщил Радегаст, – нам нужно серьезно присесть и важно поговорить.

Дружное хихиканье было ему ответом. Похоже, солнечный бог давно не практиковался в земном языке.

– Поговорить можно всегда, – ответствовал Леха. – А вот если бы, гм… помогли с пивком, кха… – вечный студент был неисправим.

– Ну, тогда можно было бы поговорить и важно, – компанейски добавил Антон, заслужив удивленные взгляды сотоварищей. – Заодно хорошо бы представиться.

– Именно, – проворчал Леха. – Вылезает из лесу чолдон в халате – и без пива… Если б не Весняна, я попросил бы обратно в лес.

Радегаст переглянулся с Весняной и сообщил зимнему лесу:

– Теперь я понимаю, насколько трудно Темным с этой компанией… А пива не будет, разговор без дурманов. Вас и без того только что пытались одурманить, – и кряхтя, присел на ближайшее поваленное дерево. – Вы хоть помните, что только что выделывали? – и перевел взгляд на Митромира.

Маг смущенно пожал плечами и задумался. По мере углубления в этот процесс лицо его наливалось краской, затем побледнело, и Митромир понурился.

– Нас, как птенцов, пытались поймать в силки, усыпив парализующей атакой, – молвил он и остро глянул на Антона. – Между прочим, ты остался вне воздействия. Почему, интересно?

– А я, я что делал, а? – оживленно встрял Никитич. – На меня никакие охмурения не действуют тоже, вот!

– Если не считать глухариного танца, – простодушно сказал Антон. – Ты, Никитич, подманивал самку-тетерку вот на этой полянке…

От новой волны хохота посыпался снег с веток сосен. Остался серьезен лишь Митромир, не сводя взгляда с Антона.

– Да не знаю я, почему у меня крыша не съехала, – сказал ему Антон. – Только как туманом сначала все закрыло… Леха сидел в похмельном трансе, это дело обычное, а ты… менялся.

– Стоп! – быстро сказал Радегаст. – С Антоном дело понятное, он просветленный… вроде бы как есть, и у него особая защита. Хоть в этом его призванность засматривается…

– Просматривается, – автоматически поправила Весняна.

– Ладно, – согласился Радегаст, лукаво глянув на домовену и Антона. – Так вот… Иду я себе по лесу, чую – излучением пахнет явственным… Тут неподалеку Темный сидел с каким-то аппаратом. Чужеродным как будто. Значит, делал нехорошее дело. Должен просветить, задержался я немного чуть-чуть, он и успел вас излучением ошарашить. Особливо излучил тот напиток, которым вас Митромир вздумал угощать. Однако потом что-то случилось, была вспышка света, и аппарата не стало. И Темный слинялся всяко… Затем остановил я видения Митромира, ибо вели они к невозвратному, и просветил вас наяву. Вот и все.

– Чудно, – задумчиво сказал Митромир, вслушиваясь в речь Радегаста. – Почему же я не заметил? Защиту ведь ставил.

– Чужеродное, я сказал, – терпеливо ответил Радегаст. – То есть не магическое. И иномирное. А ты поставил обычную защиту. Потерял самоконтроль, используя напиток. В твоем сознании был чужой взгляд.

– Откуда я знал, что Темные используют иномирные технологии в этом варварском мире, – проворчал маг. – Теперь буду знать. Как и о том, что солнечный бог днем чихает на поле битвы, а по ночам запросто шляется по карельским лесам. А ты, Весняна, чем занималась, пока мы лицедействовали? Помнится, ты исчезала, приняв моего напитка. Что-то о тебе Ант молчит…

– Из солидарности, – ехидно ввернул Леха, уязвленно переживая замечание по поводу его обычного похмельного состояния.

– И вовсе нет! – вспыхнула Весняна. – Я и сама могу за себя постоять. Просто именно в тот момент мне надо было срочно отлучиться по делам… А когда возвращалась, встретила в лесу Радегаста. Вот и все.

– Сплошные загадки… – проворчал Митромир.

Вся компания, вновь расположившаяся вокруг костра, дипломатично помолчала.

– Так вот, кхе, – откашлялся Радегаст. – Позвольте представиться честному сотовариществу. Являюсь солнечным богом именем Радегаст. В нескольких мирах. По совместительству курирую этот прекрасный упавший мир. Мы считаем, что он материнский, потому как многие боги вышли из него, из этого физического… как это… плана. Или континуума, если вспоминать варварский язык ученых ваших. Местно резидентую в Гималаях. Вот уже и все.

– А я – царица Тамара, – не выдержал Леха.

– Лучшие маги, взошедшие в мирах в ранг богов, – наставительно произнес Радегаст, – несут не только груз доверия людей, но и большую ответственность, молодой человек. Иначе потом они снисходят на низший физический план. Что же касается Тамары, то я ее знавал, кхе… И вы на нее совсем не похожи, должен замечать.

– Это действительно светлейший Радегаст, – подтвердил Митромир. – В прошлом неплохой боевой маг… – он поймал укоризненный взгляд солнечного бога. – То есть, я хотел сказать, замечательный маг, а пуще того – бог Солнца у множества народов. Он известен и в этом мире, только не вам, поскольку вы совершенно не знаете так называемую языческую мифологию. Прискорбная безграмотность современного поколения, отсутствие веры, падение нравов…

– А жертвы вам не приносили? – осведомился Леха.

Весняна хихикнула. Антон хрюкнул. Радегаст почесал рыжеватую бородку, подумал – и не обиделся.

– Я гуманный бог, – надменно заявил он, – и жертв не требовал. Вот Перун – тот кровавое любил. Потому его и не явили куратором в эту эпоху толерантности и консенсуса. А Велес совсем ушел в темные миры.

– Вот что значит божественная грамотность светлейшего… – очень громко прошептал Весняне Никитич, с завистью оглядывая искрящийся в свете пламени костра халат солнечного бога. – Каки словеса, однако, знает… Толерастность… И сус какой-то. С конем.

Радегаст благосклонно кивнул, поглаживая бородку.

– Однако речь не обо мне, – заявил он. – Скромном и нетребовательном. Речь о вас и Темных. Точности сказать, о нас и них. Или их? – он задумался.

– Светоносный, о тонкостях речи потом. Если тебе будет угодно, ближе к делу, – остановил его раздумья Митромир.

– Эх… – вздохнул Радегаст. – Суровый физический мир тленно влияет на твое воспитание, Митромир. Прерываешь светлейшего… Ну, да ладно. У меня в гостях была Мокоша.

– О-о-о! – дружно выдохнула вся компания.

– И она попросила меня сюда, – важно продолжал бог Солнца, – чтобы помочь вам, неразумеющим, в вашей неразумной поступи. Это пришлось в свое время, если повспоминать то, что произошло в вашей битве, которую вы проиграли. Если бы не я, конечно.

– Но они пустили в ход демона! – воскликнул Митромир. – А это энергетика уже среднего уровня!

– Не надо увеличивать, – поморщился Радегаст. – Демон был самый тупой, какого они нашли, иначе мне пришлось бы справлять тризну на ваших могилах. Кроме того, его уровень не средний, как ты помнишь, а чуть выше начального. Я убрал это порождение тьмы одним мановением пальца, – и он значительно помолчал. – Конечно, может быть, и вы справились бы, но на ваш уровень наложены балансные ограничения…

– Именно! – горячо воскликнул Митромир.

– Так вот, Мокоша разрешила мне возрасти вам квоту. Но слишком не увлекайтесь! – скупердяйски произнес Радегаст.

– Аха! – радостно подскочила троица, владеющая магическим искусством.

– Это всего лишь означает, что Темные нарушили баланс, – охладил ее пыл Радегаст, – и вам предстоит его восстановить.

– А намного они его нарушили? – вкрадчиво спросил Никитич.

Радегаст неопределенно пошевелил пальцами, подумал и сообщил:

– Примерно на тысячу магиков.

Митромир, Весняна и Никитич переглянулись, и было ощущение, что они сладко облизываются после сытного обеда.

– У вас еще есть резерв без прикосновения, – невозмутимо сообщил Радегаст. – Тысяча магиков.

Радостный вопль вновь потряс ночную поляну. Никитич, хитро поблескивая глазками, пустился в пляс, непостижимым образом вновь смахивая на токующего тетерева, а Митромир, сняв шапку, разглаживал темные кудри, мечтательно закатив глаза. Даже Весняна раскраснелась и посматривала на Антона и Леху, словно приглашала их разделить торжество.

Леха был хладен как снег.

– А пиво будет? – строго вопросил он.

– Угощу! – на радостях хлопнул его по спине Никитич. – Как тока до «Веселой берлоги» дойдем – так и быть!

– Что еще за веселая берлога? И далеко ли до нее? – спросил Антон, с невольной завистью глядя на веселящуюся компанию.

– А вот теперь к делу, – мановением руки прекратил веселье Радегаст. – И я поведаю вас, куда вам ждет…

По словам солнечного бога выходило, что до вожделенного перехода в Раземелье еще топать и топать – вкруг Ладоги, а затем еще севернее. Радегаст уточнил конечную задачу: перейти в Раземелье, а там разузнать все возможное о том артефакте, который ищут и Темные. Об этом, кстати, уже знают в том мире, куда они идут. «Речь идет об оооочень важном артефакте», – подчеркнул Радегаст. Но неизвестно, как эта штука выглядит и что вообще собой представляет. Вот для этого-то и нужен призванный или типа просветленный-призванный, чтобы опознать, что именно нашли.

– По нюху, что ли? Эт в качестве собачки, получается, – глубокомысленно заметил Никитич.

Антон насупился.

– Получается – иди туда, не знаю куда, ищи то, не знаю что, – проворчал он.

Ну, кое-какие признаки имеются, утешил Радегаст. К примеру, то, что артефакт являет собой предмет вооружения, который в известном смысле можно толковать как оружие. И в то же время – как мирное орудие. Так очень исчерпывающе сказано в старинных книгах. А сам артефакт представляет собой вещь немыслимой древности. Ясное дело, что он должен излучать громаднейшую магическую силу, и вот по этой силе, как предполагалось, призванный и должен был его найти.

– Однако, – с сомнением поглядел на Антона солнечный бог, – у тебя с этим проблемка. Похожесть получается только в том, что ты совсем никак не подвержен магии. Но с других боков ты совсем ее не чувствуешь. И это не есть хорошо.

– Предполагалось как раз совсем наоборот, – заметил Митромир. – Мы думали, что магический нюх у призванного должен быть как у хорошей ищейки. И что у него вообще есть какие-то особые свойства… А пока, Ант, ты обычный представитель Серого мира даже еще с худшими качествами, чем у большинства. Уж не обижайся – я в магическом смысле.

Как ни странно, Антон совершенно не чувствовал обиды. Ну, не чует – так не чует. А может, и к лучшему…

– Зато поноса не случится, – пробормотал он, – и по кустам бегать не буду… После камланий.

Уже за полночь, когда вся компания, кряхтя после трудного дня, укладывалась спать, на северо-востоке в очистившемся ночном небе вспыхнуло северное сияние. Бледно-голубые и зеленоватые полотнища развернулись среди звезд, а затем среди них возник белый луч, который, расширяясь превратился в столб света, идущий от земли. Путешественники, затаив дыхание, смотрели на эту картину.

– Там ведь Ладога… Валаамский монастырь, – прошептал Антон, но его услышали в тишине все. – Так близко?

– Да, – сурово сказал Радегаст. – Рядом берег Ладоги. А там – одна из крепостей, где свет побеждает тьму. На том острове есть разные люди, но они просят Создателя о свете для всей земли. И только благодаря таким крепостям этот мир еще не захвачен полностью Тьмой. Или точнее как еще – Темью.

– К сожалению, этих крепостей все меньше, – мрачно добавил Митромир. – Люди уничтожают их неверием, злобой, жадностью.

– А как же вы, магия – и оно? – не отрывая глаз от близкого сияния, спросил Антон.

Митромир и Радегаст переглянулись.

– У каждого свое оружие, – пробурчал Радегаст, совершенно правильно на этот раз расставляя слова. – Луч света, как ты знаешь, состоит из семи цветов, а на самом деле – из еще большего количества. Сейчас время этой силы, – он кивнул в сторону сияния, – но мы идем в одном направлении. А большего тебе знать не положено.

У Антона на языке крутилось еще множество вопросов, но, посмотрев на отрешенные лица солнечного бога и мага, он, вздохнув, полез в свою палатку. Его примеру молча последовали остальные.

И только Радегаст еще долго сидел на краю поляны, смотря на северное сияние и столб света, а его борода золотисто посверкивала в темноте.

Глава 14

Следующее утро началось с того, что Радегаст торжественно отбыл из лагеря. Ночь в палатке не лучшим образом сказалась на его здоровье.

– В боей пещере такого клибада нет, – произнес речь солнечный бог, нещадно гундося и массируя распухший от насморка нос. – Бне надо восстановить силы. Но я буду бдить за ваби. И если что – ударять.

– По врагам? – осведомился Леха.

– А как же, – важно кивнул Радегаст. – Я всегда буду являться вовребя.

– Будем надеяться, – вздохнул бывший скинхед. – Но чую, что тяжелого вооружения мы лишаемся.

– Не кручинься! – бодро сказал ему Никитич, наоборот, посвежевший после рейда по зимним карельским лесам. – У нас теперь ента… квохта… выросла, однако, а значит, мочить будем супостата, как полагается.

– В туалете мочить? – ехидно спросил Леха. – Развелось в стране мочильщиков… На нашу голову… Ни вздохнуть, ни какнуть. Только им все можно, а нам ничего нельзя…

– Кончай базар, – прекратил начинающуюся дискуссию Митромир. – У каждого свой участок борьбы с Темными. А у светлейшего свои дела. Нас он не оставит.

Радегаст благосклонно взмахнул золотистой бородкой, отдал честь и исчез в ослепительной вспышке.

– Апчхи! – донеслось напоследок.

– И вам того же… – буркнул несносный Леха. – А пивом так и не угостил. Жмот.

Похоже, отставной скинхед не испытывал ни малейшего почтения к древним богам, чем заслужил отповедь Митромира.

– Тысячелетия люди древней Руси поклонялись Радегасту, Мокоше, Ладе, Велесу и другим божествам, – поучал он Леху, пока все собирались в дальнейший путь, свертывая лагерь. – Это были их покровители, которые помогали и в хозяйстве, и в битвах, потому что человечество было беспомощным… Маги, выросшие до уровня богов, осознавали свою ответственность вместе с ростом своей силы, находили консенсус с такими же магами других народов и вместе пасли человечество. А ты, смертный, без должного почтения относишься к ним, являя свое невежество…

– А кто Радегаст по национальности, а? – прервал его неисправимый Леха. – Че-то не пойму я… Вроде рыжий, а физия какая-то не наша. Если пшек какой-нибудь или чухонец, то почему я его уважать должен?

– Дурак ты, Леха, – с досадой сказал Митромир. – Разве дело в физии? Как ты не поймешь… У богов нет национальности!

– Ну да, – вредно ответствовал отставной скинхед. – А вот Будда, к примеру, где-то в Азиях родился – значит, не наш!

– Тьфу, – плюнул раздраженный Митромир. – Вот обличьем ты вроде как человек, а в натуре – ну просто тролль. Если бы не вытащил тогда Анта из той истории – никогда бы тебя с нами не взял!

– Да ладно, ладно, – примирительно отвечал Леха. – Я ведь только словами, а по мордам теперь чужих не трогаю… И вообще я крещеный, и ты меня со своими богами не трожь. Берись-ка лучше вон за тот угол палатки и заворачивай сюда…

Лехина наглость была непробиваемой, и боевой маг, кряхтя и вздыхая, помогал ему сворачивать палатку.

Когда низкое северное солнце приподнялось над горизонтом, поляна была пуста, и над ней воцарилась тишина. Лишь долгое время спустя зашевелились кусты, и из них показалась голова существа, которое было известно ушедшим путешественникам, как шишига Хухрик. Его зеленый шишковатый нос, освобожденный от паучьей бородавки, а следовательно, и демонского обличья, пошевелился и шмыгнул.

– Ндяк, – сказал сам себе Хухрик. – Хрюнди ухехрили… А мне куда? Но тока не к хадам и хехлам. И-эх! Лягушатки мои, лягушатки… И хде вы теперь квандучите? – присел на пень и, обхватив морщинистую зеленую голову лапами, глубоко задумался.

Посторонний сказал бы, что на пне застыла чудом сохранившаяся большая засохшая коряга, присыпанная снегом. Она, однако, изредка шевелилась и издавала горестные стоны.

– Не простят мне хрюнди, не простят, – бормотнула, наконец, коряга. – Базлаю чистомочно… По моей вине в присухе были. Может, отхехлюсь чендово этим…

Хухрик, вытянув неимоверно длинную лапу, выволок из кустов какую-то металлическую штуковину, взвалил ее на загорбок и неожиданно бесшумно исчез в чаще. Лишь напоследок оттуда донесся тяжкий вздох, взволновавший шапки снега на лапах сумрачной ели.

***

Лишь через день пути, когда все чаще стали попадаться гранитные глыбы и увалы среди болот, Митромир, водя носом, оптимистично сообщил, что экспедиция приближается к точке перехода.

– А там и «Веселая берлога»! – довольно потер ручки Никитич.

И пояснил очень заинтересованному Лехе, что содержит эту берлогу его давний знакомый по домовьим и лешачьим делам Варсонофий Мусатеевич, очень разудалый малый, поднявшийся из простых домовых-овинников.

– Знамо дело, – авторитетно рассуждал дед, – без того, чтобы на лапу дать, тут не обошлось, как на Руси водится. Потряс мошной перед лешачками местными, что закон в ентих местах держат. А как же! Да русалочек, бывало, к ним задарма направлял… Зато теперь – хозяин.

– Это когда ты у него в гостях успел побывать? – ехидно сощурилась Весняна.

– Ну… – запыхтел Никитич. – В гостях, может, и не бывал, мы годков эдак с полсотни не видались. Но добрым слухом земля живет, однако! Где тебе, неразумной, понять… Зато он у меня в гостях в Питер-граде был. А потому в долгу передо мной, во как! – и хвастливо распушил бороду поверх шубы и комбинезона.

– Откуда же тогда знаешь, что берлога недалеко? – продолжала допрашивать Весняна. – И что она рядом с точкой перехода?

– Думаешь, у одного Митромира нюх магический есть? – обиделся дед. – Да я в лесах тутошних как дома! И он сам рассказывал, что недалеко от берлоги его проход в мир иной, куда прародители наши ушли. Молодо-зелено, однако…

– Варсонофий… как его… – силился запомнить Леха. – Мухреевич, что ли? Опять нерусь какая-то, блин…

– Мусатеевич! – раздраженно рявкнул дед. – Варс можешь звать… Как все зовут. Ну, есть у него в предках кто-то из шаманов то ли сибирских, то ли татарских, дак был бы хозяин хороший! А вот ежели в твоих гениталиях покопаться, то еще, небось, и армяна какого найдешь! – и важно надулся: мол, мы тоже словеса знаем.

Ответом ему был дружный хохот.

– Ты хотел сказать: в генах покопаться? – спросил Митромир, вытирая слезы.

– А есть разность? – смущенно спросил Никитич.

– Если вдуматься, это близкие понятия, – разъяснил маг под несмолкающий хохот. – Но все же в гениталиях копаться не советую. Особенно в чужих…

– Хватит, хватит! – пресекла общее веселье Весняна. – Тоже мне, знатоки. Не забывайте, что девушка с вами – и очень стеснительная.

Маг сделал изящный полупоклон и, фыркнув, поспешно удалился вперед, под сень ближайших сосен.

– Уа-ха-ха! – раздалось оттуда. Митромир в предвкушении окончания нелегкого пути явно был в приподнятом настроении.

– А ты не обижайся, дед, – примирительно сказала Весняна насупившемуся Никитичу. – Просто этот маг забыл, как плавал в твоем супе.

– Хы! – произнес Никитич, и его борода распахнулась надвое в ехиднейшей ухмылке. – Супнабор, понимашь… С гениталиями…

Однако ближе к обеду шутливый градус экспедиции стал постепенно падать.

– Эх, в баньку бы… – ворчал Антон, перебираясь с одного скользкого валуна на другой и проваливаясь в ямы, наполненные снежной жижей. – В берлогах есть бани, а, Никитич?

Дед сердито отмалчивался и на пару с Митромиром водил носом. Перед ними продолжал тянуться нескончаемый лес, прорезаемый замерзшими речушками, болотами и озерами. Зима облегчала путь, но преподносила сюрпризы в виде обжигающего ветра, неожиданных незамерзающих промоин, сугробов и обледенелых скал, буреломов, которые приходилось обходить.

Ладога осталась где-то справа. По большой дуге обошли очередной город, стоящий на ее берегу. Леха было возопил о пиве, узрев городские дымы в низком снежном небе, но Митромир на жалость не поддался.

– Там гнездо порока, – сурово заявил он. – Едут туда новобогатеи, чтобы развлечься, много девиц развратных… Жадность и злоба чувствуются, силы темные. И самое главное – недалеко от того острова, где ты видел свет… Вот так и соседствуют. Нам там не место. Терпи.

На удивление, Леха смирился и даже не стал бурчать. Замерзшая экспедиция вновь углубилась в лес, подальше от торных путей.

Однако и тут ей не было покоя. В самых красивых местах, где было хоть какое-то подобие дорог, оставались следы туристического разгула – наспех сколоченные столы и помосты, кучи мусора, которые не смог закрыть даже глубокий снег, искалеченные деревья, красноречиво свидетельствовавшие о попытках использовать их на дрова. На зимниках ревели лесовозы, волоча с браконьерских делянок древесину, в лесу раздавались матюги дровосеков… Обходить все эти препятствия помогало лишь искусство Никитича. Дед словно нюхом чуял присутствие людей и уводил группу подальше от них, игнорируя вопли путешественников, до сих пор не привыкших к суровой кочевой жизни.

Ближе к вечеру окончательно вымотанные и вымокшие путники повалились навзничь на очередной лесной лужайке прямо в снег, у подножия громадного гранитного увала. Леха даже перестал поминать о пиве, что свидетельствовало о крайней степени его истощения. Личико Весняны осунулось, а в темной бородке Митромира прочно обосновались просмоленные иголки хвои.