Аналогичный мир. Том второй. Прах и пепел

…– Я вот сейчас вспоминаю, – улыбнулся Эркин, – и думаю, это джинсы были. И ковбойка. Я до этого никогда ковбоев не видел…

…– Парень… не бойся… – улавливает он в потоке гортанных звуков знакомые слова.

Ладно-ладно, не бойся, подойди, сядь рядом, ложись поспи, а потом… знаем, и слышали, и видели. Второй раз на это не поймаете. Тёмная рука тянется к нему, к голове. Ухватят за волосы – точно не отбиться. Резким ударом ребром ладони по чужому запястью так, чтобы не перехватили он отбрасывает чужую руку и застывает, готовясь к новой схватке. Но индеец не нападает. Стоит, растирая ушибленное запястье, и смотрит на него. Странно смотрит. Будто и не отработочный. А кто тогда? Что-то не то, не так. Но если опять полезет, придётся драться. Нет, отошёл к лежащему у стены и сел рядом с тем, жестом приглашает подойти. Ну нет, такие дураки давно в Овраге. Он осторожно, скользя спиной по решётке, опускается на корточки и садится, подтянув колени к подбородку, сворачивается тугим клубком, чтобы в любой момент развернуться для удара или отпрянуть. Оба индейца смотрят на него, негромко переговариваются. Он слышит часто повторяющееся слово «эркин» и догадывается, что это его они так называют. И похоже… по тону, по их взглядам, что это не ругательство. Он не знает, как это назвать, но чувствует: нет обиды в этом слове…

…– Всю ночь так просидел. Они шевельнутся, я проснусь сразу, – Эркин хмыкнул. – Всю ночь продрожал. Но они между собой только говорили. Я уже и бояться перестал. Думал, если ещё раз позовут, то подойду. Но не позвали, обиделись, наверное. А утром за мной надзиратель пришёл. А слово я запомнил. И решил, – он улыбнулся. – Пусть у меня будет имя. Индейское. Я же индеец. Мне все тыкают этим, а я, ну, ничего индейского не знаю. Пусть хоть имя.

Женя кивнула, протянула руку и погладила его по плечу. Он быстро повернул голову, прижал её руку подбородком и тут же отпустил. И встал, собирая чашки. Встала и Женя. И в самом деле, поздно уже, пора ложиться спать.

– Проследите за молодняком. Если нормы соблюдаются, то… на здоровье. Пусть оформляют владение.

– Да, сэр.

– Ступайте.

Кропстон кивком отпустил всех и задержал Сторма.

– Что вас смущает, Эд?

Сторм пожал плечами.

– То же, что и вас. Русские.

Кропстон задумчиво кивнул.

– Возможно, вы и правы. Но…

Сторм улыбнулся.

– Но, сэр. Я согласен с вами. Постараемся обойтись минимальными потерями.

– И что же вы считаете максимальной потерей? – усмехнулся Кропстон.

– Свою шкуру, сэр, – Сторм встал. – Я могу идти?

– Приглядите за Расселом, – бросил ему в спину Кропстон.

Сторм молча кивнул, выходя из кабинета.

Когда за ним закрылась дверь, Кропстон достал из ящика стола колоду и стал раскладывать пасьянс. Итак, Сторм уверен в провале. Но надо быть круглым идиотом, чтобы рассчитывать на что-то другое. Значит, максимальная потеря – своя шкура, а минимальная… все остальные. Что ж, вполне… вполне и даже весьма. Сведём потери к минимуму.

– Гэб.

– Да, сэр, – откликнулся телохранитель, выходя из-за портьеры.

Кропстон быстро поглядел на него. Интересно, какие инструкции дал парню Паук? Всякие ходили об этом слухи. Любит Паук избавляться от людей чужими руками и без следов. Пит однажды ляпнул, что и Джонатан Говард с папочкиной подачи на тот свет отправился. Пит, конечно, дурак, но иногда ляпает такую глупость, что уж очень похожа на правду.

– Проверь окна и двери, Гэб, и можешь идти отдыхать.

– Слушаюсь, сэр.

Когда не уверен в рабе, лучше держать его на дистанции. А в Гэбе он не уверен. Нет в этом парне нужной беззаветности. Да, конечно, убьёт любого по первому приказу, но захочет ли умереть сам за хозяина? Так что лучше не рисковать. И не прижимать, не злить без нужды. Грин, похоже, именно на этом и погорел. Что там произошло, толком никто так и не узнал, но команде СБ пришлось их выжигать огнемётами вместе с домом. И старину Мейнарда прикончили его же рабы, и сколько ещё таких… И устраивать поворот, чтобы опять вот так ждать удара в спину или смерти во сне? Проигрыш неминуем, значит, главное – минимизировать потери.

Кропстон сгрёб карты, перетасовал и сбросил в ящик стола. Первая стадия – проверка и выявление нарушений в содержании – начата, команды самообороны отправлены по выявленным адресам. Машина стронулась и теперь ни её остановить, ни самому на ходу не спрыгнуть. Кой чёрт занёс Бредли с его Фредди в такую глухомань, что их оттуда, когда надо, не выковырнешь? А они нужны. Оба. Здесь и сейчас. Но уже ничего не сделаешь.

– А здесь что?

– Посмотри по списку.

– Да ни хрена! И так знаем.

– Ага. Одна… сучка тут краснорожего прикормила. Чистый ходит, гладкий. И наглый, сволочь…

– Ну что ж, проверим. Давайте только тихо, чтобы не спугнуть.

– Знаем.

– Не впервой.

Универсальная отмычка под любой замок. Разработана в Центре Исследований СБ, входит в снаряжение сотрудников, начиная с младшего подофицера. Но ею надо уметь пользоваться. Тройт умел. С такими сейфами справлялся, а здесь-то… Меньше минуты понадобилось на калитку, и они вошли во двор.

– Сарай проверим?

– А что там может быть?

– Да керосин! Ща погреем!

И все дружно заржали.

Тройт поморщился. Сопляки, а туда же. Тихо надо, а они ржут. Если там «расу оскверняют», то врасплох уже не застанешь. Он покосился на командира. Тот тоже промолчал, хоть и поморщился. Ну да, сыночки всё, слова им не скажи. Ни армии, ни серьёзной работы не нюхали даже.

Гогот под окнами разбудил Женю, и она приподняла голову. Что это? В их дворе всегда было тихо, загульных компаний не водилось. Что это?! Ей почему-то стало страшно. Она встала, стараясь не шуметь, подошла к окну и тут услышала, как… как открывают нижнюю дверь. К ней? К ним! Зачем?! Алиса… Эркин… Эркин! Она побежала в кладовку и натолкнулась на Эркина.

– Закрой меня.

– Что? – не поняла она.

– Тихо. Они на лестнице уже, – шёпот Эркина обжигал ей кожу на щеке. – Накинь крючок.

И Эркин исчез. Женя нащупала дверь кладовки, накинула крючок, теперь… дверь, уже верхняя. Нет, ложиться поздно.

– Кто там? – громко спросила она, выходя в прихожую.

Дверь распахнулась, и сразу несколько сильных фонарей ослепили её.

– Кто вы?! Что вам нужно?!

Она пятилась под этими лучами, а в дверь вваливались всё новые и новые… в форме самообороны.

– Мама! – ударил её в спину голосок Алисы.

И Женя бросилась на этот голос, схватила Алису на руки.

Эркин успел содрать и отбросить в угол простыню, наволочку и пододеяльник – не положено бельё рабу – и лечь. Вцепившись зубами, скрюченными пальцами в подушку, ждал. Может, пронесёт. Пронеси… слышал он о таком, ещё весной… неужели опять… или этот… поворот?!

– Ага, вот он где! – с треском распахнулась дверь.

И удар сапогом. Эркин успел поджать ноги, и удар пришёлся вскользь.

– Встать, скотина! – с него сдёрнули одеяло.

И снова удар.

Тесно. Бьющих много. Бьют неумело. Пошатываясь, уклоняясь от ударов, он на четвереньках выполз из кладовки и встал, заложив руки за спину. Женя… лишь бы Женю… тронут её – поубиваю…

– Так, значит, вы берёте с него деньги?

Прижимая к себе молча вцепившуюся в неё Алису, Женя старалась говорить спокойно.

– Разумеется.

– И ещё он работает на вас, не так ли?

Недаром она всегда боялась Мервина. Мервин Спайз, дамский угодник и доверенное лицо владельца их конторы, не в обычном элегантно небрежном костюме, а затянут в форму, поигрывает пистолетом.

– Да.

– И каковы же его обязанности, мисс Малик?

– Дрова, вода, вынести грязную воду, ведро из уборной… Вся грязная работа на нём.

Алиса молча прижимается к ней, Женя поглаживает её по спинке. Что там в кухне? Что делают с Эркином? Но Мервин смотрит в упор, и она должна держаться.

В комнату входят двое, в той же форме.

– Что там? – бросает, не оборачиваясь, Спайз.

– Особых нарушений нет, – спокойно отвечает немолодой.

Второй, совсем мальчишка, скучающе обводит комнату лучом своего фонаря и, заметив рассыпанные по полу игрушки Алисы, улыбается. И Женя в каком-то оцепенении видит, как он носком сапога подбрасывает в воздух тряпичного медвежонка и ловит его на лезвие своего ножа, ловким движение распарывает, разрезает медвежонка пополам и стряхивает остатки на пол.

И в том же оцепенении Женя слышит собственный голос:

– Я могу уложить ребёнка?

– Разумеется, мисс Малик.

Мервин выделяет слово «мисс», и юнец радостно ржёт, похабно оглядывая Женю.

Женя уложила Алису, укрыла, быстро накинула на себя халатик, завязала пояс. Что там на кухне?

– Ну что ж, мисс Малик. Раз вас устраивает его работа, послезавтра зайдите по этому адресу, уплатите положенный сбор и оформите владение.

Она видит, как её рука недрогнувшими пальцами берёт у Мервина белый прямоугольник, слышит свой голос:

– Благодарю вас.

Из кухни слышен хохот, звон бьющегося стекла и какие-то глухие удары.

– Заканчивайте, – бросает Мервин и идёт к двери, за ним эти двое.

Выйдя за ними в кухню, Женя видит лежащего на полу Эркина и… тёмную, нет, чёрную струйку на полу от его губ. Вокруг мальчишки из самообороны. Мервин что-то говорит. Ей? Да, это ей:

– Вы должны соблюдать правила содержания раба, мисс Малик. Можете оставить его в кладовке, но на ночь вы должны его приковывать и запирать на прочный засов, а не крючок. Необходимый для содержания инвентарь можете приобрести по тому же адресу, – и остальным: – Всё, здесь закончили.

Они перестают пинать Эркина и, гогоча, как отпущенные с урока мальчишки, вываливаются на лестницу. И уходящий последним, Мервин вдруг оборачивается в дверях.

– Постарайтесь не опоздать на работу, мисс Малик. Вы всё поняли?

– Да, – слышит Женя свой голос. – Я поняла.

Ушли? Шаги на лестнице, хлопает нижняя дверь, раз, другой, ещё… сколько их было… ушли?! Она кидается к Эркину, и его шёпот отбрасывает её.

– Отойди. Сейчас вернутся.

Она успела сделать шаг назад, когда в кухню вбежал тот, немолодой.

– Прошу прощения, мисс, фуражку забыл.

Он берёт со стола свою фуражку, и голос его звучит… тепло, по-отечески.

– А вообще-то, мисс, вы бы лучше купили себе чёрного. Индейцы с норовом, – и носком сапога толкает голову Эркина.

И Женя видит, как от толчка безвольно катнулась по полу черноволосая голова и чёрная струйка расплескалась в лужицу.

В последний раз хлопает нижняя дверь, калитка… Эркин приподнимается на руках, выплёвывает чёрный сгусток, снизу вверх смотрит на Женю и… и улыбается окровавленными губами.

– Отбились.

Его голос и улыбка выводят Женю из оцепенения, и только сейчас она замечает на кухонном столе горящую лампу. Кто и когда зажёг её и принёс сюда? Не помнит. Не видела…

– Мама! Ты где?

– Алиса! – Женя побежала в комнату.

Эркин встал. Надо замыть пол, пока не присохло. Ну… ну, неужели пронесло?

Он зачерпнул из ведра холодной воды, взял тряпку.

– Эркин! – Женя, бледная, чуть темнее своей рубашки, с глазами-провалами на пол-лица встала в дверях кухни. – Эркин, Алиса тебя зовёт.

Эркин бросил тряпку в чёрную лужицу и пошёл в комнату.

Алиса плакала, сидя в кроватке, и, когда он подошёл и наклонился к ней, обхватила его за шею.

– Эрик…

– Ну, что ты? – Эркин сел на пол у её кроватки. – Ну, ничего, ну, всё в порядке.

Подошла Женя, обняла их обоих.

– Мам, ты не плачь, – всхлипывая, попросила Алиса.

– Я не плачу, – шмыгнула носом Женя. – Ложись, Алиса. Надо спать.

– А Эрик?

– Здесь я, здесь, – Эркин осторожно, чтобы не запачкать их кровью, высвободился.

Женя кивнула.

– Я уложу её сейчас. Всё, зайчик, всё маленькая, всё хорошо, спи.

Выходя из комнаты, Эркин слышал, как Женя что-то неразборчиво приговаривает, успокаивая Алису. В кухне он замыл пол, подобрал и выкинул в ведро в уборной разбитые чашки. Вот сволочи! Перевернули тазик с посудой и ещё потоптались. Хорошо, что не прицепились, где его посуда. Хотя… это дело хозяина – из чего раба кормить. Но что этот гад нёс про содержание рабов? Ведь поворот на Рождество обещали.

– Заснула, – Женя вошла в кухню, огляделась.

– Они чашки побили, Женя. Я подобрал.

– Чёрт с ними.

Он удивлённо вскинул на неё глаза. Такой он Женю ещё не видел.

– Женя…

– Нет, подожди. Тебя сильно…

Она не договорила, но он понял.

– Нет, Женя. Я кровь во рту собирал и выплёвывал потихоньку. Ты… тебя не тронули?

– Пока нет, – отмахнулась Женя. – Вот что. Будем собираться. Надо уезжать. Сегодня же.

– Но…

– Поедем в Гатрингс. Там комендатура. Как-нибудь дотянем. Здесь оставаться нельзя.

– А Андрей?

– Едем вместе. А там… что-нибудь придумаем.

Эркин задумчиво кивнул.

– На работу ты не пойдёшь?

Женя досадливо прикусила губу.

– Да, надо пойти. Заодно… заодно узнаю.

– А я на рынок схожу. С Андреем договорюсь.

– Хорошо. Так и сделаем.

И тут они услышали далёкие выстрелы. Женя метнулась к столу и погасила лампу.

– Всё, Эркин, иди, ложись.

– Ага, понял.

Отряды самообороны прочёсывали город. Рассел неспешно, словно прогуливаясь, шёл по улице. Он не надел формы и с самого начала не присоединился ни к одной из групп, на чём, правда, никто и не настаивал, а, значит, мог бы спокойно вернуться домой, но… но вдруг… нет, если за ним следят, идти сразу туда нельзя… неумелой защитой можно только навредить… и, в конце концов, откуда им взять, что… списков он не просмотрел, но вроде её имя, распределяя объекты, не упоминали…

До нужного дома оставалось два квартала, когда его окликнули.

– Рассел!

Он остановился и оглянулся.

– Это вы, Сторм? В чём дело?

– Не стоит туда идти, Рассел.

Рассел медленно перевёл дыхание.

– Ты не имеешь права мне приказывать, Сторм.

Сторм улыбнулся.

– Права? Скорее, полномочий, но, да, конечно. И там уже был Спайз со своей командой. Тебе там нечего делать, Рассел.

Рассел стиснул зубы. После Мервина, после его банды… Джен…

– Там всё обошлось, Рассел. Но вряд ли она захочет говорить с тобой.

– Сторм, я делаю то, что хочу.

– Ради бога, Рассел. Делайте, что хотите. Кроме глупостей.

– И чему я обязан такой заботой о своей персоне? – заставил себя улыбнуться Рассел.

– Я забочусь о себе, Рассел. Как любой разумный человек. – Сторм стоял, засунув руки в карманы и улыбаясь. Беззаботной дружеской улыбкой. – И я очень не хочу, чтобы вас продырявили или разрезали, или придушили, или… ну, способов много.

– Понятно, – Рассел достал сигареты и закурил. – Зачем я вам, Сторм?

– Я запасливый, Рассел. Кто знает, что и когда понадобится.

Рассел кивнул.

– Что ж, спасибо за откровенность. А теперь я пойду. И не смей идти за мной.

– А зачем? Тебе ведь некуда идти, Рассел. Тебя никто не будет прятать.

Рассел резко повернулся. Будь он проклят, этот чёртов ублюдок со своей поганой правдой. И почему Сторм тоже без формы? Тоже… боится?

Сторм негромко рассмеялся ему вслед. Ничего, пусть побегает, помечется. Главное – свести потери к минимуму. А за сына доктора Шермана, за инженера Шермана русские дадут много. Дадут жизнь. Пусть себе идёт. Все выезды из города перекрыты, Расселу некуда бежать.

Колумбия

– Стой, черномазый! – ударил в спину окрик.

Чак остановился и медленно развернулся лицом к окликнувшим. В предутреннем сером сумраке они казались плоскими, как мишени в тире. Форма? Здесь такой не видел. А раньше?

– И чего ты тут шляешься, а?

Трое. С оружием. Палки, пистолеты в карманах, зажимают в полукольцо. Собираются бить, стрелять не будут. Ну… Чак почувствовал, как поднимается холодная яростная волна, уходит боль, а руки становятся опять сильными и ловкими.

– Что, язык со страху проглотил?

– Обделался, образина!

– Ишь, вырядился!

Чак невольно улыбнулся. Сопляки, форма телохранителя им незнакома. Что ж, тем лучше для него и хуже для них. Но пусть замахнутся первыми, так надёжней.

– А ну, посмотрим, на что ты годишься!

Чак слегка отклонился от хватающей его за волосы руки. Юнца это разозлило, и он взмахнул палкой.

Всё ещё улыбаясь, Чак резко бросил себя вперёд. Тройной удар. Не самое сложное. Но всегда эффективное.

Оглядев три распростёртых на тротуаре тела – один хрипит, видно пришлось вскользь, а двое отключены надёжно – и убедившись, что улица пуста, Чак стал обыскивать лежащих. Ни за чем, просто интересно: не ошибся ли. Пистолеты, деньги, а это что? Хрипящий попытался что-то сказать, и Чак точным ударом по горлу отключил ему голосовые связки, а затем, на всякий случай, и у двух других. А то ещё стонать начнут. Так, что это? Листовка? Ага, прямо пачки, и у каждого. Ну-ка. Выпрямившись, он быстро прочитал текст и бросил листок в общую кучу. Вот оно что, значит, Рождества ждать не стали. Ну, эти трое сами напросились, а там дальше видно будет. И лучше… да, с этими закончить.

Они уже начинали шевелиться. Чак взял было один из найденных пистолетов, но тут же бросил его обратно. Шум не нужен. Они уже видели, но двигаться ещё не могли, беспорядочно подёргиваясь. Чак спокойно, под тремя парами беспомощно следящих за ним глаз, достал пистолет, присоединил глушитель и, тщательно целясь, выстрелил. Три хлопка. Будто три бутылки открыли.

Оглядев ещё раз улицу, тела и рассыпанные листки, Чак подобрал один, сложил вчетверо и сунул в карман. А куда эти сволочи шли? Цветные кварталы… так, а через два проулка как раз заведение Слайдеров. Ну-ка, проверим.

Два квартала он пробежал одним духом. Улица была пуста. Все спят. И дом Слайдеров тих, будто нежилой. Уже не сдерживая себя, он грохнул кулаком в дверь, прислушался и ударил ещё раз.

– Кто там? – тихо спросили из-за двери.

– Открывайте, ну. Я это, – и, чтобы не стали чухаться и думать, прижался ртом к двери и свистнул, как в питомнике, памятным с детства сигналом.

Это дошло, и ему открыли. Слайдеры, сонные, полуголые, а Найджел вовсе в одних трусах, встретили его неприветливо.

– Тебе чего? Приспичило?

– Подождать не мог?

Чак ткнул им листок.

– Читайте, олухи. Приспичило, да не мне.

– Сам читай, коли такой умный.

– Слушайте.

Быстро, захлёбываясь словами, он прочитал им текст. Слайдеры переглянулись.

– Однако, – хмыкнул Метьюз.

– Может, – неуверенно пожал плечами Найджел, – шутка? Хэллоуин же сегодня.

– Вот на торгах с тобой и пошутят, – кивнул Чак.

– Так, – заговорил Роберт, – ясно. Значит, не дотерпели до Рождества, сволочи. Спасибо, что предупредил. Что делать будем?

– Вы? А что хотите, – улыбнулся Чак. – А я давить их, сволочей, буду.

– Ну и шлёпнут тебя.

– Ни хрена, сколько успею, столько и задавлю.

И тут постучали. В дверь для белых. Все замерли на полуслове. Чак потянул из кармана пистолет. Стук повторился, и Роберт, жестом приказав остальным молчать, подошёл к двери.

– Кто там?

– Открой, Слайдер.

Чак вопросительно посмотрел на Найджела и Метьюза. Но они, похоже, знали этот хриплый голос. Чака быстро втолкнули за занавеску в боковой коридорчик с туалетами и дверью во двор, а Роберт открыл дверь. Стоя за занавеской с пистолетом наготове, Чак слушал разговор.

– Доброе утро, сэр. Извините, что заставили ждать, но мы ещё спали.

– Всё спокойно, парни?

– Да, сэр.

– А что, сэр, – голос Найджела, – что-то случилось, сэр?

И короткий смешок.

– Пока нет. Вот что, Роб, сегодня свою мялку не открывайте и сидите тихо, носа не высовывайте. Поняли? Если к вам полезут, сразу отправляйте ко мне. Ясно?

– Да, сэр, но…

– Мы признательны вам за заботу, сэр…

– Спасибо, сэр…

– Стоп. Если честно, парни, мне и вы, и ваш бизнес… – мужчина крепко выругался. – Но за вами Бредли. А с ним… Словом, мне не нужны неприятности. Я ещё жить хочу. Всё.

– До свидания, сэр.

– Спасибо, сэр.

И щелчок замка. Чак вышел из-за занавески, засунул в карман пистолет. Слайдеры стояли посреди холла. Чак подошёл к ним.

– Кто это был, парни?

– Дэннис, – рассеянно ответил Метьюз. – Строительный подрядчик. Его фирма нам дом ставила.

– Та-ак, – протянул Чак. – А Бредли кто? Вы на него, что ли, пашете?

– Нет, – резко ответил Роберт. – Он дал нам денег и помог с домом, мы выплачиваем ему долг. Но мы сами по себе, понял?

– Чего ж тут не понять? – усмехнулся Чак. – Взяли вас на поводок, вот и вся ваша свобода. Ну, так вам бояться нечего. За Бредли и останетесь. Пока он вас на торги не выставит. Или оставит, а вместо мялки Палас откроет.

– Зря задираешься, – Роберт сожалеющее оглядел его. – Зря. Не до того сейчас, – и отвернулся от него. – Опускайте шторы. А Найджел где?

– Наверх побежал, – Метьюз опускал и тщательно расправлял шторы на окнах в холле.

Прогрохотали по лестнице сапоги, и в полутёмный холл вбежал уже одетый Найджел, на ходу натягивая куртку.

– Ты это куда собрался? – нахмурился Роберт.

– В комендатуру, – отмахнулся Найджел, останавливаясь перед Чаком. – Давай листок, ну…!

– С ума сошёл? – Роберт рванул Найджела за плечо. – Ты что, не слышал?

– Слышал. И понял. Листок давай, ну же, – Найджел вырвал из рук Чака листовку, засунул в карман куртки.

– У беляков на беляков же управу ищешь? – усмехнулся Чак. – Ну-ну.

– Русские за нас.

– Сказано же, – подошёл Метьюз. – Сидеть и не высовываться.

– За непослушание знаешь, что бывает? – издеваясь, поддержал его Чак.

– Знаю, – Найджел хмуро улыбнулся. – Но нас прикрывает Дэннис. Потому что боится Бредли. Это их дела, и мне на это плевать. Но кто прикроет всех остальных? Всё, братья, – он обнял Роберта и Метьюза. – Я пошёл. Вернусь, так вернусь, а не вернусь… живите без меня.

– Аккуратнее только.

– Не зарывайся, Найдж.

– И тогда там пережди.

– Дважды не рискуй.

Насмешливо скривив губы, Чак смотрел на сцену прощания.

Через боковую дверь они вышли на террасу, прислушались. Тихо. Только где-то далеко чьи-то одинокие быстрые шаги.

– Проводить тебя? – неожиданно для самого себя предложил Чак.

И в серо-голубом сумраке блеснула белозубая улыбка.

– Спасибо, но с тобой быстрее залетишь.

– Как знаешь, – пожал плечами Чак. – Удачи тебе, спальник.

– И тебе, палач, – усмехнулся Найджел и стал, осторожно пригибаясь, пробираться к выходу на «белую» улицу.

Чак видел, как он перемахнул через живую изгородь и побежал. Ну, что ж. Значит, догадался. Что телохранителей использовали как палачей, мало кто знал. Ну что ж… палач – так палач. Сегодня он будет казнить по своему выбору.

Графство ЭйрОкруг ГатрингсДжексонвилл

К рассвету Женя и Эркин всё решили. Женя пойдёт в контору, а Эркин на рынок. Как всегда. Он предупредит Андрея, а тот Дашу и Машу. Соберутся все здесь и отсюда на шоссе ловить попутку. До Гатрингса. Вещи…

– Женя, мне как-то сказали, что ни деньги, ни вещи жизни не стоят.

– Правильно сказали, – Женя аккуратно укладывала в стопку бельё Алисы. – Но подготовиться надо. Ты своё собрал?

– Да. Тебе надо хоть немного поспать.

– Значит, так, – Женя будто не услышала его последних слов. – Я прихожу, всё увязываю и жду вас. И сразу идём. Хэллоуин сегодня. Вечером на улицах такое будет… Пройдём. А если нет, то всё бросим. Ну вот, отобрала. Как нам повезло, что они обыска не сделали. Нашли бы фотографии…

Она не договорила, и Эркин кивнул. Да, повезло, отделались пустяками. Алиса только испугалась сильно, а так… можно считать, пронесло.

– Мне уже за водой идти.

– Да, – согласилась Женя. – Пусть, как всегда.

Эркин взял на кухне вёдра и побежал вниз во двор. Светает уже. В Гатрингсе тяжело будет. Ни жилья, ни работы, но… но оставаться здесь нельзя. До Оврага досидишься. Скула саднит. И губы распухли. Всё-таки разукрасили. Не как весной, но всё равно… А с этой жабой белоглазой, что Женю мордовал, он ещё встретится.

Двор тих и безлюден, как всегда по утрам. Эркин подставил ведро и открыл воду. Тугая струя звонко ударило в дно. Эркин обвёл взглядом спящие дома. Спящие? Или кто из них навёл? Не эта ли… Невидимка, что подсматривает за ним каждое утро, когда он ходит за водой и дровами. Ну и чёрт с ней и со всеми.

Наполнив вёдра, он отнёс их домой. Женя уже разожгла плиту и жарила картошку. И правильно. Раз они сегодня уходят, то продукты и беречь нечего.

Женя разбудила Алису. Они позавтракали, и Эркин стал собираться.

– Женя, только будь осторожна.

– Сам не нарывайся.

Они стояли на кухне. Эркин уже в куртке, шапке. На левой скуле наливался синяк, распухшие разбитые губы… Женя обняла его, осторожно поцеловала в щёку рядом со шрамом. Эркин коснулся губами её виска и оторвал себя от неё, от Алисы, державшей его за полу куртки. В дверях он обернулся. Женя уже в юбке и жакете, в которых ходит на работу, Алиса в клетчатом платьице…