Аналогичный мир. Том второй. Прах и пепел

– Я. Мы нашпиговали транспортную сеть минами, по всей Алабаме не проехать. Без рабства хозяйства не работают, или им придётся самим кормить нас.

Хорошо, уводим разговор ещё дальше.

– Ну-ну. Скажи лучше, ты сделал всё, что я, – сейчас надо мягче, – советовал?

– Да. Весь научный комплекс, питомники, лагеря, Паласы, да, всё ликвидируем.

– Ещё не закончили?

– Я приказал. Этого достаточно…

… «Самодовольный болван», – вздохнул Говард, разглядывая огонь. Так ничего и не понял. Хотя… а было нужно, чтобы понимал? И сам себе ответил: «Нет». Понимание исполнителя нужно ровно настолько, чтобы не ошибался в исполнении. Да, ликвидировать удалось многое. Но не всё. И не всех. За лагерями, питомниками и прочими Паласами никто не заметил и научного комплекса. Да, там были весьма перспективные разработки, но было столь же ясно, что русские немедленно хапнут их себе по праву победителей. Уничтожение запасов и ценностей, чтобы не достались врагу, давняя и, надо признать, эффективная тактика. Достаточно вспомнить тех же русских, которые, отступая, сжигали и подрывали всё, что не могли увезти. Ну, так и ответили им тем же. Слишком многое вложено, чтобы это так запросто подарить. Не мне, так никому. Почему бы и нет? И «слоёным пирогом» по остаткам. Конечно, кое-кто успел сбежать и скрыться. Не опасно. И Джонатана он убрал вовремя…

…– Так как насчёт моей доли, отец? Я – Говард, и по закону третья часть всего моя. А захочу, так и всё. Понятно? Я – бригадный генерал, а ты… Я и не таких ломал.

Он спокойно смотрит на своего первенца. Да, придётся заняться этим уже сейчас, прямо здесь. Хорошо, что успел подготовиться.

– Твой брат пьёт, а ты? Уколы или таблетки?

– Не твоё дело! Ключи от сейфа, ну!

Он медленно полез в жилетный карман.

– Ну, раз такая… ситуация, – Джонатан улыбнулся, а он продолжал ровным спокойным голосом, разделяя слова паузами: – Трубкозуб… Глютамин…

– Кто из нас под кайфом, отец? – засмеялся Джонатан. – Крыша поехала? Не симулируй, не поверю. Не вынуждай меня, отец, я ведь могу и сам, лично. Где ключи?

– Антитеза… Доминанта… – продолжает он, уже не обращая на сына внимания. – Розенкрейцер… Действуйте!

Джонатан дёрнулся, но два негра-телохранителя уже выбили его из кресла и умело распяли на полу, плотно прижав коленями его запястья и лодыжки к полу. Точный удар по горлу парализует голосовые связки, и Джонатан бессильно и беззвучно по-рыбьи разевает рот, пока его ловко и умело обыскивают, перекидывая содержимое карманов на столик рядом с камином…

…Говард пригубил коньяк. Да, так всё и было. Не в первый раз. И личность объекта обработки уже ничего не значила. Любая помеха – враг. Врага надо уничтожать. С максимальной эффективностью. То есть решить, что выгоднее: смерть или исчезновение. Бригадного генерала начальника СБ могли и должны были искать русские. Их возможности мало известны, так что… пусть не ищут. Всё правильно…

…Удостоверение, пару сугубо личных писем, фотографии жены, матери и свою – не будем мешать опознанию – бумажник с мелочью он кинул обратно.

– Положите на место. Отвезите на виллу и обработайте. Оставите в саду, – поглядел на залитое слезами перекошенное лицо сына и добавил: – Сначала убейте. Всё остальное потом. И вернётесь сюда. Выполняйте.

Негры вскочили на ноги, ловко подняли бескостно обвисающее тело и исчезли за портьерами…

…Да, всё было правильно. Говарду можно простить многое, но не глупость. Правда, обоих телохранителей пришлось убрать, когда они вернулись. И у него остались Гэб и Чак. Тима он отдал в аренду ещё раньше. Слишком показалась перспективной предложенная комбинация, вот и не устоял, согласился. Джус Армонти ещё ни разу не подвёл. Комбинация отработанная, изящная и беспроигрышная. Но… но не для Русской Территории. Да, этого он не учёл. Этот мгновенный прорыв русских в обход крепостной линии и образовавшийся мгновенно бардак. В таком бардаке очень легко исчезают даже те, кто нужен. Джус исчез вместе с Тимом, собранными долгами и связями. И поиска, настоящего поиска, уже не удалось наладить. Пустяк, конечно, мелочёвка, но сейчас и мелочь на счету. От Джуса всё равно планировалось избавляться, а вот Тим был бы и сейчас нужен. Чака он отдал Ротбусу. Этого психованного садиста надо было держать под контролем. Ротбуса убили, а Чак исчез, как и Тим. Да, возможно, скорее всего так и было. Кто-то перехватил управление, отдал приказ и забрал исполнителя себе. Это надо учесть. Откуда на той стороне знающий формулу полного подчинения? Грин клялся, что формула индивидуальна для каждого хозяина. Это не русские, русские ничего не знают ни о Грине, ни обо всём комплексе. Не могут, не должны знать. Кто-то из Старого Охотничьего Клуба? Да, там могут найтись и знающие, и желающие повести свою игру. А банковские счета СБ и… всего остального до сих пор блокированы. Но с банками можно уладить и потом. После. А вот Грина уже нет, и последнюю партию не удалось перехватить. Это неприятно. Гэба так же пришлось отдать Кропстону. По завершению надо будет забрать Гэба. От Хэмфри можно ожидать любой глупости, и надо иметь под рукой хорошее оружие. Да, жаль, что не удалось забрать у Грина последнюю партию. У команды по ликвидации был соответствующий приказ, но они приехали уже к пожару. Значит, остаётся один Гэб. Да. Но до вторника это терпит.

Говард очень старательно не думал о среде. О том, что будет на следующий день. Когда русские введут в игру войска.

АлабамаГрафство ЭйрОкруг ГатрингсДжексонвилл

Утром в субботу Эркин ушёл рано. Субботний рынок – рынок больших покупок. Есть шанс.

И только управившись со всеми обычными утренними делами, замочив бельё и отправив Алису гулять во двор, Женя вспомнила о книге Рассела. Вчера она, придя домой, бросила её на комод. И даже как-то забыла о ней.

Ну-ка, что она должна прочитать? Серая невзрачная обложка. Длинный скучный заголовок. «Некоторые проблемы племенного разведения и специфической дрессировки». Зачем ей это? Что это Расселу взбрело в голову? Титульный лист. Грифы и штампы. «Совершенно секретно», «Особая отчётность», «Строго для служебного пользования», «Вынос запрещён». Заголовок. Редактор и составитель д-р Шерман. Совсем интересно.

Женя быстро пролистала книгу. Таблицы, схемы, фотографии. На них обнажённые мужчины, женщины, дети… Что это?

Вместо закладки вложен небольшой цветной буклет. «Выставка-смотр питомников сто тринадцатого года». Цветные фотографии. Порнография какая-то. С чего это Расселу вздумалось? Но… но ведь это… нет! Но она уже узнала. Эркин. Совсем мальчишка ещё, улыбающийся, голый, а рядом ещё фотография, и на развороте… Да… да что это такое?! Женя негодующе отбросила буклет так, что он упал на пол, но тут же его подобрала.

Женя читала весь день, не отрываясь. Нет, она, конечно, ещё готовила, кормила Алису и укладывала её спать, ела сама, стирала, зашивала поехавший чулок, убирала, мыла посуду… и читала, читала, читала. Замирала от ужаса и гнева, отбрасывала книгу и снова бралась за неё. Не желая, не смея вдумываться, не могла не думать. Эркин, его номер, год рождения, «уникальный экземпляр», «результат продуманной селекции»…

Зачем Рассел это сделал? Значит, он знает? Что? Видел Эркина в городе и узнал по фотографии? Наверное, так. Узнал и догадался. О чём? Нет, этого быть не может, но… но тогда зачем дал ей… эту гадость, мерзость… Да… да какое он имеет право вмешиваться в её жизнь?! Господи, что же делать? Скорей бы Эркин пришёл…

Эркин пришёл уже в сумерках. Усталый, сразу и злой, и довольный. Выложил на комод семь кредиток с мелочью.

– Мелочь оставь себе, – устало сказала Женя.

Она действительно устала за этот день. От этой книги, от собственных мыслей и страхов. Эркин встревоженно посмотрел на неё.

– Что-то случилось? Женя?

– Нет, ничего, – она попробовала улыбнуться. – Ничего особого, – а так как Эркин продолжал смотреть на неё, добавила: – Потом, Эркин, всё потом. Сейчас вымоешься, поужинаем.

– Хорошо, – кивнул он. – Я за водой пошёл.

– Да, конечно.

Их обычный субботний вечер. Женя вымыла Алису, вытерла её и посадила в кроватку. Эркин, возившийся в это время в сарае, закрыл его, принёс ещё вязанку дров и лучины, вынес лохань с грязной водой и пошёл в комнату к Алисе, давая Жене спокойно вымыться. Когда Женя вошла в комнату, они увлечённо играли в щелбаны. Увидев Женю, Эркин улыбнулся, прервал игру и встал.

– Шесть-два.

– Ну-у, – начала было Алиса, но, поглядев на Женю вздохнула. – Ладно. После ужина доиграем, да?

– Большой счёт будет, – тихо засмеялся Эркин, осторожно отщёлкивая проигранные очки в лоб Алисы.

Алиса потёрла ладошкой лоб и хитро улыбнулась.

– Значит, после ужина новый кон, да?

– Там посмотрим, – решила Женя. – Иди, Эркин. Я её расчешу пока.

– Ага.

На ходу расстёгивая и стаскивая с плеч рубашку, Эркин пошёл в кухню. Что же такое случилось? Женя сама не своя, а говорить не хочет. Обидел её кто? Ну, так он эту сволочь по стенке размажет, не задумается.

Эркин засунул рубашку, трусы и портянки в ведро, залил чуть тёплой водой – пусть отмокают – и осторожно, чтобы не наплескать на пол, сел в корыто. Ух, хорошо-то как! А ничего сегодня день прошёл. Пришлось им с Андреем побегать, покрутиться и, как Андрей говорит, рогом упираться, чтоб деньгами платили. Чего они только сегодня ни делали. И вместе, и порознь. И таскали, и мешки с ящиками ворочали, и забор, поваленный грузовиком, ставили, шофёр же им и заплатил, чтоб они всё быстренько сделали, пока старая хрычовка не разоралась и под штраф не подвела, и… да много чего было. Ладно, семь кредиток – это, конечно, деньги небольшие, но хоть что-то.

– Эркин, ты скоро?

– Сейчас, Женя. Обольюсь только.

– Давай солью.

– Женя!

– Сиди. У тебя на макушке мыло.

– А-а, ну ладно, – согласился Эркин, подставляя голову под ковшик.

Никакого мыла у него на волосах не было, Женя просто уже не могла больше ждать. Ей было надо увидеть его, потрогать. Она поливала из ковшика его склонённую голову, потом взяла мочалку, намылила и стала теперь ему спину, смыла пену. Ритуал мытья сложился у них давно, она знала, что ей надо уйти, оставить его, дать домыться, и не могла оторваться от него.

Эркин поднял голову, отбросил со лба мокрые волосы, снизу вверх глядя на Женю. И она не выдержала, присела рядом на корточки и обняла, прижавшись лицом к его твёрдому скользкому от воды плечу.

– Родной мой, сколько же ты вынес…

– Чего и откуда? – решил пошутить Эркин.

И добился своего: Женя рассмеялась и встала.

– Давай, домывайся. Ужинать сейчас будем.

– Ага.

Он дождался, пока она вытрет лицо и выйдет, встал и обмылся. Ловко, не выходя из корыта, дотянулся до полотенца и стал вытираться. Потом перешагнул в шлёпанцы, успевая обтереть ступни, пока балансировал на одной ноге. Повесил на верёвку и расправил мокрое полотенце, натянул рабские штаны, вылил воду из корыта в лохань, всё подтёр, ополоснул и вытер руки, надел тенниску. Привычные движения, обычные действия по раз и навсегда заведённому порядку… там, куда они уедут, всё будет, конечно, по-другому, понятное дело, лучше ли, хуже ли, но по-другому. И всё-таки что-то с Женей не то. Не из-за вчерашнего же…

…Он пришёл усталый и злой. Две кредитки за весь день – это… даже не издевательство. Ещё хуже. От злости и обиды он решил отказаться от ужина, и пришлось спорить с Женей. Как ни крутился, а пришлось признаться, что мало заработал, меньше, чем съест, и Женя… словом, непонятно что получилось…

…Эркин вздохнул, ещё раз оглядел убранную кухню, взял чайник и пошёл в комнату.

– Я уже думала, ты утонул, – встретила его Женя. – Ой, и чайник захватил, ну, молодец, садись скорей.

– Сейчас. Женя, там кастрюль много, какую нести?

– Я сама.

Женя тряхнула ещё влажными волосами и побежала на кухню. Он дёрнулся было за ней, но его остановила Алиса. От щелбанов он отказался, но зато немного покачал её на ноге. Эту игру она как-то увидела во дворе, и теперь не часто, а вот как сейчас, они играли. Эркин плотно садился на стул и вытягивал ноги. Алиса сбрасывала тапочки, вставала на его ступни и цеплялась за вытянутые к ней руки Эркина. И Эркин поднимал и опускал ноги, качая её. Алиса тихонько – чтобы мама не сердилась – повизгивала на быстрых подъёмах и спусках.

Женя поставила на стол кастрюлю с картошкой.

– Алиса, хватит.

Эркин опустил руки и придержал её, пока она вслепую нашаривала ногами тапочки.

– Уморила она тебя? – Женя с улыбкой смотрела, как он и Алиса садятся к столу.

Эркин только рассмеялся в ответ. Разве ж это тяжесть?

Женя разложила по тарелкам картошку, налила чай.

– Алиса, не вози по тарелке. Ешь сразу.

– Она горячая.

– Тогда подуй аккуратно. Ну, как у тебя сегодня, удачно?

– Ага, – Эркин разломил вилкой надвое дымящуюся картофелину. – Покрутиться, конечно, пришлось, чтобы деньгами платили, но, – он победно улыбнулся, – выбили. Семь кредиток полных.

Женя улыбнулась его хвастливой интонации. Вчера он так переживал, что принёс слишком мало. Еле успокоила его. Вздумал считать, сколько он ест и что съедает больше, чем зарабатывает. Нахмурился, набычился, все колючки выставил… ёжик. А сегодня такой… гладенький.

– Женя, – она вздрогнула, не сразу поняв, что он к ней обращается. – Что с тобой?

– Ничего, задумалась, – быстро ответила Женя. – Ты о чём говорил?

– Я вот думал, – с неожиданным для себя удовольствием начал Эркин. – В дороге не один день будем, пить-есть надо. А чашки, тарелки… неудобно. И тяжёлые они. Может, я куплю миски ещё две и кружки? Жестяные. Ну, как на выпас брал.

– Конечно, – кивнула Женя. – Фарфор, стекло… в дороге неудобно. Я даже думаю, мы это всё и брать не будем. Это ты хорошо придумал. Покупай, конечно.

– И ложки…

– Ложки, вилки, ножи мы возьмём. Пару кастрюль получше, сковородку… – Женя оборвала перечень и засмеялась. – Я так говорю, будто у нас машина будет. Всё ж на себе понесём.

– Я сильный, – рассмеялся Эркин. – И Андрей ещё.

– У Андрея свои вещи будут, – возразила Женя. – Давай я тебе картошки подложу.

– Я сыт, Женя.

– Опять?! – грозно спросила Женя. – Тебе вчерашнего мало?

– Но я и вправду сыт, – Эркин даже провёл ребром ладони по горлу. – Вот так. Картошка же сытная. И с хлебом, – и видя, что Женя уже сдаётся, сделал подчёркнуто перепуганное лицо и зачастил по-рабски: – Да я ничего такого, мэм, да я никогда ничегошеньки…

Пившая чай Алиса даже пузыри пустила в чашке от восторга. Женя рассмеялась и похлопала её по спине. Эркин довольно ухмыльнулся и, отодвинув тарелку, взялся за свой чай.

Жене так не хотелось портить этот вечер, такой тихий, такой… семейный, но… стоило ей посмотреть на комод, как она вспоминала об этой книге. Нет, сначала надо уложить Алису. Ей-то вовсе незачем слушать такое.

К удивлению Алисы, её сегодня мама нисколько не торопила. Будто забыла про неё. И как назло стали слипаться глаза, а голова сама по себе ложиться на стол. Ну вот, когда не гонят, так сама засыпаешь.

– Алиса, в кровать, – скомандовала Женя.

– Ага-а, – согласилась Алиса, вылезая из-за стола и отправляясь в уборную.

Женя уложила её, поцеловала как всегда в щёчку и вернулась к столу. Поставила ширму, загораживая лампу. Эркин уже налил ей и себе по второй чашке и ждал с улыбкой их обычного вечернего разговора. «Костровой час». И когда Женя взяла с комода книгу и, садясь к столу, отодвинула свою чашку, у него удивлённо дрогнули брови.

– Что это, Женя?

– Это? Это мне дали вчера. До понедельника. Я её весь день сегодня читала, – Женя невольно всхлипнула.

– Это ты из-за неё… такая? – тихо спросил Эркин.

Женя кивнула, достала из книги и раскрыла буклет. На том самом месте, где на фотографии…

– Вот, смотри.

Эркин удивлённо посмотрел на фотографию и, явно не узнавая себя, поднял на неё глаза.

– Женя, это кто?

– Это ты, – совсем тихо ответила Женя и, так как Эркин продолжал смотреть на неё, сказала: – Вот внизу… подписан… твой номер.

Он опустил глаза, потом повернул правую руку номером вверх и сравнил. Лицо его отвердело и потемнело. Не глядя уже на Женю, он медленно перелистал буклет и книгу, тщательно очень внимательно рассматривая фотографии. Потом закрыл и слегка отодвинул от себя.

– Да, – его голос звучал глухо. – Это так. Это… – он оборвал себя. – И… и что там написано?

Женя судорожно вздохнула и снова открыла книгу. Читать всё подряд или заботливо отмеченные Расселом места?

– Читай всё, – по-прежнему глухо сказал Эркин.

Не попросил, приказал. И Женя подчинилась.

Она читала, а он слушал. Не шевелясь, не меняя позы, глядя прямо перед собой в никуда широко раскрытыми глазами. У Жени перехватывало горло, она сбивалась, замолкала, но он ждал, и она снова читала. Сдерживая слёзы бессильного гнева. «…болевое воздействие как оптимальное регулирование сексуальных реакций… формирование и автоматизация навыков совокупления… использование племенного материала из резерваций… целенаправленная селекция в сочетании с жёстким отбором…». Переводя дыхание, она смотрела на Эркина, но его лицо окаменело и ничего не выражало, а лежащие на столе руки спокойны, он даже кулаки не сжал. «… представленные на смотр особи позволили сделать вывод о направленном разведении в лучших питомниках. Особо выделяется племенной питомник Исследовательского Центра. Проверка рабочих качеств, проводившаяся по единой программе, выявила определённые недостатки в дрессировочной работе…» Да… он что, не понимает, что так спокоен?! А может, и впрямь не понимает?

– Ты… ты понимаешь?

Эркин молча кивнул, И Женя стала читать дальше.

Когда она закончила и закрыла книгу, Эркин тихо и как-то равнодушно сказал:

– Теперь всё.

– Что всё? – не поняла Женя.

– Я не человек, значит, – Эркин с трудом выталкивал слова. – Кукла. Заводная кукла.

– Что ты говоришь? Опомнись!

Он по-прежнему глядел перед собой.

– Я думал: они так просто… куражатся над нами. От злобы. Все мы так думали. А они… книжки писали. Придумывали всё это, – у него задрожали губы, но он справился с ними. – Женя. Мне… мне уйти, да? Тебе… тебе неприятно будет… со мной… после этого…

– Замолол! – нешуточно рассердилась Женя.

Она резко встала, почти бросила обе книжки на комод, обернулась. Эркин по-прежнему сидел за столом, глядя в пустоту. Женя подошла, встала у него за спиной, положила руки ему на плечи. И впервые не ощутила его ответного мягкого движения.

– Кто-то что-то наврал, а ты…

– Это всё правда, – перебил он её. – Всё это с нами, со мной сделали. Всё так.

– Перестань, – она тряхнула его за плечи, вернее, попробовала встряхнуть, но он был как каменный.

– Я работал, Женя. Мне велели, я шёл и работал.

– Перестань! Со мной тогда, там, ты тоже работал?!

Женя сама не ожидала, что это вырвется. Они оба, не сговариваясь, ни разу за эти месяцы, с весны, не упомянули вслух об их первой встрече. Клиентки и спальника. Женя сказала и испугалась. И своих слов, и реакции Эркина. Он вздрогнул и упал головой на стол, как от удара, закрыл голову руками. Но Женя не отошла от него, не разжала пальцев, вцепившихся в его такие твёрдые сейчас неподатливые плечи.

– Ну же, отвечай, – Женя говорила теперь таким же жёстким приказным тоном, как и он, когда требовал, чтобы она читала всё подряд без пропусков. – Не мне. Я ответ знаю. Себе отвечай. Ты на меня, нет, на Алису смотришь, о чём думаешь? Ну?

– Не надо, – глухо простонал он.

– Ну же, Эркин, – не отступала Женя. – Ну же, посмотри на меня. Ты тот, кем себя считаешь, понял? Ты не кукла, ты – человек.

Она отпустила его. Ей хотелось погладить эти взъерошенные торчащие иглами пряди, но она удержалась. Сейчас этого нельзя. И… и надо поесть.

Женя ушла на кухню и поставила на плиту чайник. Плита была ещё тёплой, но чая на такой не вскипятишь. Она открыла топку и стала на углях разводить огонь, подкладывая лучинки. И когда за её спиной раздались лёгкие шаги – она не услышала, а как-то ощутила их – она не обернулась.

Эркин мягко потеснил её от плиты, забрал лучины. Женя кивнула и встала. Пока он налаживал огонь, она принесла из комнаты их чашки, вылила в лохань остывший чай, ополоснула чашки и ушла в комнату. Что у неё… у них есть? Хлеб, масло? Нет, масла мало. А печенье ещё есть? Да, немного, но им хватит.

Она заново накрыла на стол и вернулась на кухню к Эркину.

Он по-прежнему сидел на корточках у плиты, неотрывно глядя в открытую топку.

– Я не доливала, – сказала Женя. – Подогреется и ладно.

– Я долил, – голос у Эркина хриплый, натужный, как не его.

Женя кивнула.

– Ты… – она вздрогнула, так неожиданно он заговорил. – Ты простишь меня?

– За что? – ответила она вопросом и не дала ему ответить. – Ты ни в чём, понимаешь, ни в чём не виноват. И что бы ты ни говорил, но они… эти книжки врут.

– Это всё правда.

– Не вся, – возразила она. – А полуправда – тоже ложь.

Чайник тоненько свистнул, и Эркин закрыл дверцу топки и встал. Подошёл к Жене и остановился перед ней. Она требовательно смотрела ему в лицо. И увидела, как оно медленно меняется, как из-под жёсткой корки проступают знакомые черты.

– Да, – его голос тоже стал прежним. – Это не вся правда.

У чайника задребезжала крышка, и он повернулся к плите, взял чайник и понёс в комнату. Женя посторонилась, пропуская его, и вошла следом.

Они снова сели за стол. Женя налила чай и аккуратно, чтобы треском обёртки не разбудить Алису, вскрыла пакетик с ореховым печеньем. Эркин взял печенье, хрустнул им, отпил чаю и… наконец улыбнулся. Женя перевела дыхание и взялась за свою чашку.

– Женя, – голос Эркина ровен и мягок. Как обычно, как будто ничего не случилось. – Я ведь помню, как нас снимали, ну, фотографировали. Понимаешь, нам велели принять нужную позу и снимали, – он вдруг улыбнулся. – Я помню. Было трудно.

Женя кивнула, улыбнулась. Не его словам, а тому, что он становится прежним. Пусть говорит. Пусть говорит, что хочет, о чём хочет…

– Женя, – Эркин смотрел на неё с какой-то новой горькой улыбкой. – Я сам не всё понимаю, но… но я тебе всё расскажу. Обо всём.

– Не надо, – Женя подалась к нему, накрыла своей ладонью его руку. – Тебе ведь… тяжело, неприятно вспоминать, так?

– Так, – кивнул он. – Но… я хочу, чтобы у меня не было тайн. От тебя.

– Спасибо. И я тоже тебе расскажу. О своих тайнах.

Эркин мягко накрыл ладонью её руку, лежащую на его кулаке.

– О чём мне рассказать тебе?

– О чём хочешь.

Он опустил веки, его лицо стало опять жёстким, но он явно заставил себя снова посмотреть на Женю.

– У меня никогда… не будет детей, Женя. Спальникам убивают семя. Там… в книге об этом нет. И вот ещё… если спальник три или там четыре дня… не работает, он… он начинает гореть. Это очень больно, – Эркин говорил по-английски, медленно, подбирая слова, будто вдруг забыл язык и теперь с трудом вспоминал. – Когда меня купили в имение, давно… пять лет прошло… я горел. Ты… ты звала меня… я слышал тебя. И выжил. Если бы не ты… И я не работал больше… спальником.

– Эркин…

– Нет, Женя, подожди. Когда спальник перегорит, он уже не может… работать. Я думал… всё… кончилось… я не ждал… а тут… я… я никогда не работал с тобой, Женя. Правда. Я сам не знаю, как это… я себя не помню, когда… Я… я хочу, чтобы тебе было хорошо.

– А тебе самому, – Жене удалось перебить его, – тебе со мной хорошо?

– Лучше не бывает.

Эркин ответил с такой убеждённостью, что Женя засмеялась.

– Мнение знатока, да?

Он не сразу понял, а поняв, улыбнулся той, памятной Жене ещё с их первой встречи, преображающей его лицо улыбкой.

– Нас в Бифпите десять было. Ну, таких, как я. Поломанные куклы.

– Эркин!

– Нет, Женя, я о другом. Они тоже горели, зимой… нет, не то, понимаешь, это правда, что мы работали по приказу, но… но мы боялись… кто отказывался работать, того убивали. После двадцати пяти лет убивали всех. Я не знаю, почему… нет, мы можем по приказу, через силу, через… через всё… но…

– Не надо, Эркин, – Женя всё-таки остановила его. – Я поняла. Какие же вы куклы, если вам так плохо… от этого. У куклы душа не болит. Куклы бездушные, а вы… ты человек, Эркин. И был им… тогда. И всегда будешь.

У Эркина дрогнули губы, словно он хотел улыбнуться, но получилось… Он медленно разжал пальцы, отпуская руку Жени.

Женя молча смотрела, как он пьёт. Красиво, как всё, что он делает. Эркин быстро вскинул на неё глаза, поймал её улыбку и ответно улыбнулся.

– А ты что не пьёшь, Женя?

Она кивнула, взяла чашку. Теперь что? Теперь её очередь. Он доверяет ей, а она… «Мужчины всегда ревнивы к прошлому женщины больше, чем к настоящему». Старая истина, но…

– Эркин…

– Да, Женя.

– Эркин, теперь моя очередь, да? – она храбро улыбнулась. – Моя тайна.