Полная версия
Подвижники земли русской. Приенисейская Сибирь
Среди наиболее видных евангельских христианок было несколько дочерей героев Отечественной войны 1812 года. Одной из них была Юлия Денисовна Засецкая (в девичестве – Давыдова). Она открыла ночлежный дом в столице и сотрудничала с известными писателями Н. С. Лесковым и Ф. М. Достоевским, которые оставили неплохие отзывы о евангельских христианах, оставаясь на православных позициях.
Еще как минимум две евангельских христианки были внучками героя русско-турецкой войны 1787—1791 годов, курляндского дворянина П. А. Палена. Это были княгини Вера Федоровна Гагарина (1835—1923) и Наталья Федоровна Ливен (1842—1920). Обе жили в Санкт-Петербурге в соседних домах (№43 и №45 на ул. Большой Морской). Первая была бездетной, вторая воспитывала пятерых детей. Поэтому В. Ф. Гагарина ярче проявила себя в социальном служении: посещении заключенных, больных, нищих, открывала швейные мастерские для бедных женщин, больницы. Когда к власти пришли большевики, она добровольно передала всю недвижимость государству и дожила свои дни в доме врача, когда-то открытой ею же больницы.
Собрания евангельских христиан проводились в столичных особняках. Женщины из высшего общества предоставляли свои дома для собраний религиозных обществ и раньше, при Александре I (например, баронесса Варвара Юлия фон Крюденер) [Извольский, с. 175]. Но с появлением евангельского движения при Александре II социальный состав религиозных собраний изменился: знать и простонародье сидели на собраниях в роскошных залах бок о бок.
По мере роста евангельского движения в нем активнее проявляли себя и женщины других сословий: они предоставляли дома для собраний, свидетельствовали о вере соседям, выполняли роль помощниц, советчиц и друзей для своих мужей, ходатайствовали за заключенных, организовывали женские группы и кружки по интересам с пользой для церкви. К примеру, продавали результаты своего рукоделия, собирая средства на миссионерское служение для братьев по вере [Лубинец].
Среди евангельских христиан были непосредственные участники Крымской войны, боевые офицеры:
– Гренвилл Уолдигрейв Редсток (1833—1913), английский офицер, уверовавший в Бога непосредственно во время военных неудач английских войск в Крыму. Вернувшись на родину, он, по обычаю британских аристократов того времени, стал посещать пациентов госпиталя. Однажды он захотел облегчить страдания обиженному на свою судьбу онкобольному-испанцу. Не владея разговорным языком, английский лорд несколько недель читал умирающему Евангелие от Иоанна и другие книги Нового Завета на испанском языке. И больной, действительно, примирился с Богом. С этого и началось служение Г. У. Редстока. Определенное влияние на него оказало чувство вины по отношению к тем британским миссионерам, которые работали за границей почти без помощи своих соотечественников. Потом он проводил собрания в Англии, Голландии, Франции, Швейцарии, Индии. В 1874 году приехал в Россию по приглашению аристократки Е. И. Чертковой, а до этого его приглашала российская императрица. Г. У. Редсток распространял идеи, характерные для «плимутских братьев», но имел успех только в северной столице. Как вспоминал один из близко знавших Г. У. Редстока русских аристократов, в этом человеке привлекала его интеллектуальная честность, детская вера и основательное знакомство со всей Библией. Обсуждением догматических вопросов он не занимался, и приходящие на собрания православные священники не слышали от него выступлений против православия. В 1878 году он выехал из России через Швецию и Данию, где так же осуществлял миссионерскую работу. Его имение в Англии со временем было превращено в общественный парк [Основоположники…, с. 41; Фаунтин].
– Алексей Павлович Бобринский (1826—1894), правнук Екатерины II по прямой линии. Он участвовал в Крымской войне в составе стрелкового полка. Позднее принимал участие в реформах Александра II. В 1874 году он познакомился с лордом Г. У. Редстоком и примкнул к евангельским христианам. Он финансировал издание Библии и распространение духовно-нравственной протестантской литературы в г. Санкт-Петербурге и в своих имениях в Тульской губернии. Был выслан из России.
Были среди пашковцев и крупные российские чиновники, чья карьера достигла зенита в пореформенный период:
– Модест Модестович Корф (1843—1936), церемониймейстер царского двора. Еще до встречи с Г. У. Редстоком он распространял Библии, бесплатно присланные ему Британским и иностранным библейским обществом, испросив на это благословение у Священного Синода. О своем обращении, произошедшем в 1874 году, он вспоминал так:
«Для моего возрождения Бог употребил простое слово, но слово это, как молот, разбило скалу; «слово мое не подобно ли огню», говорит Господь, «и не подобно ли молоту, разбивающему скалу?» Иер. 23:20. Будучи вполне удовлетворенным этим миром, мне казалось невозможным посвятить все свое сердце Господу Иисусу. Этот вопрос поднимался передо мною, как скала, через которую было немыслимо перешагнуть человеческими силами. Слово, разбившее мою скалу, было в Послании к Римлянам в 10 гл., в 9-м стихе: «Если устами своими будешь исповедовать Иисуса Господом и сердцем своим веровать, что Бог воскресил его из мертвых; то спасешься».
Это слово было для меня молотом. До моей отдачи Господу я никогда свободно не молился; я имел обыкновение читать молитвы по молитвенникам. Я не знал лично моего Искупителя; я не мог свободно, от сердца, беседовать с Ним. Слова 9-го ст. из 10-й гл. Послания к Римлянам преследовали меня. Не мог я остановиться перед Богом двуличным, подобно тому, как принято изображать древнеримское божество, Януса, с двумя лицами. Моя двуличность, напоминавшая языческого Януса, состояла в том, что людям я казался набожным молодым человеком, ревностно посещающим церковь и высшее духовенство. Бог же видел меня иным. Он видел, что мое сердце было еще вполне в мире сем. В то время я думал, что все требования Божия сводились только к тому, чтобы мы веровали в учение церкви и старались исполнять свои обязанности честно и добросовестно. Из Св. Писания мне были известны четыре Евангелия. Теперь я пришел к заключению, что только одно нужно. Только возрожденный человек может жить для Христа; лишь этим путем он получит божественную силу на служение Богу» [Граф М. М. Корф…, с. 16—17].
– Василий Николаевич Чичерин (1829—1882), русский дипломат во Франции. Его жена была немкой: она происходила из рода остзейских (прибалтийских) дворян. Под влиянием усвоенных им евангельских идей он отказался драться на дуэли со своим обидчиком, душевнобольным родственником жены. За отказ от дуэли вынужден был оставить свет и бросить карьеру. Проживая в тамбовском имении, в удалении от высшего общества, В. Н. Чичерин страдал оттого, что его считают трусом. Он записался в Красный Крест во время русско-турецкой войны 1877—1878 гг., вытаскивал раненных с поля боя. На фронте он заразился туберкулезом и через несколько лет умер, находясь уже на родине. Официально с православием он так и не порвал. Его сын Г. В. Чичерин (1872—1936) стал советским дипломатом [Млечин].
О причинах увлечения Евангелием столичной знати писала сестра В. Н. Чичерина, А. Н. Нарышкина, тамбовскому епископу (последний был прославлен РПЦ МП в 1988 году как святой Феофан Затворник):
Из первого письма.
«Хорошо ли это огромное влияние протестантское на наше общество? Вы скажете – нет. Но дело в том, что у людей пустых образовался сильный христианский дух. Это влияние Редстока переменило весь строй их жизни. Если бы его не было, то и они спали бы до сей поры, погруженные в пустоту мирскую. Духовенство, как влияние, не существует здесь. На днях граф Бобринский сказал: «я был до 48 лет неверующим; только теперь уверовал, благодаря этому Редстоку».
Но как вы смотрите на эти импровизированные молитвы, читаемые светскими в собраниях? Допускает ли это наша церковь? Хорошо ли петь протестантские кантики и молиться по-ихнему, уткнувши нос в стул. Эти кантики начинают переводить и для народа. Даже на днях один извозчик импровизировал. Вы вот что подумайте, что, если б не Редсток, то весь этот кружок, очень же увеличивающийся, погрязал бы до сего дня в пустоте. Лучшие и высшие семьи к нему примкнули. Движение религиозное большое. Хотя они открыто этого не говорят; но общество это является в виде секты и вне православной церкви. Многие желают к ним примкнуть, но боятся все еще, не осуждено ли это нашей церковью. Противодействовать этому некому. Говорящие духом у нас скрыты. Книг никто не читает. Да и книга кого обратит? Живого слова духовного нет у нас; а потребность есть – около кого-либо сильного группироваться, позаимствовать силы.
Бедная Россия! У пришельца Редстока должна искать пищи духовной. Рядом большой поток полнейшего неверия. Неужели не подымется чей-либо голос в православной церкви?! Формы без духа, так уже давно нашими духовными выставляемые, никакого более не имеют действия, и сами духовные – никакого авторитета. И новомодные священники и те уже – ни во что. Обо всем этом стоит подумать. Не книг ученых нужно, а живого слова человека, который бы остановил этот поток, поднял бы голос, чтоб удержать в православии лучшие силы нашего общества» [Феофан (Говоров), с. 120—121].
Из второго письма.
«Догматические изречения, что вера православная настоящая и что у англичан нет духа, никого не остановят. Живое слово надо, а где его дождешься от нашего духовенства. Владыку здешнего все уважают, а к нему никто не хочет. А этих барынь, – которые уже уклонились, хотя и не сознают этого, – да их к владыке разве связанными, да с жандармами туда тащить?! Вот что нужно бы! Приехал бы кто-нибудь в эти собрания и там жгучим словом отрезвил бы всех. А нашему духовенству, поверьте, все равно. Не умею объяснить, но у меня все время там щемило сердце.
Но не могу не сознаться, что у этого кружка более христианского чувства, чем у наших постных богомольных барынь. И сама бы к ним примкнула, но формы протестантские и моления без креста, мне казалось, что я точно своей церкви изменяю. И разговоры духовные, и чтения вместе с толкованиями – все это имеет большую прелесть; а потому многие примкнули к ним. Такого центра православного у нас нигде нет. Их учение ничего нового не говорит. Читают Евангелие и толкуют его; также и Апостол. О святых, конечно, и помина нет, также и о Богородице умалчивают. Псалмы переведены с английского и поются. Все вместе что-то очень хорошее христианское, но не в нашем православном духе. А, может быть, это и все равно, лишь бы знали Христа, и Ему работали. Один бы умный священник или архиерей, если б загорелось у него сердце, начал бы ездить в эти собрания, – где и народ начал уже являться, и тихонько, никого не осуждая, всю эту толпу направил бы на правый путь.
Пущины – которые стоят во главе, Пашков и Корф весьма даже не умные; но женщины там все тузы. Мой Василий Чичерин, хотя в некоторых отношениях к лучшему изменился, но всей душой туда примкнул. Я с ним часто спорю. Уверяет, что формы ничто, и что все равно, какой принадлежать церкви, лишь бы была живая вера. Не знаю, говеют ли, и как это совершают наши дамы-редстокистки. Меня очень не возлюбили, потому что я им говорила, что они секту образовали и что не хорошо уклоняться от обычаев церкви. Сознают ли они свое уклонение, не знаю, – может быть и не сознают, совершается сие бессознательно.
Самого Редстока нет в С.-Петербурге, а его миссионеры увлекают весь beau monde» [Феофан (Говоров), с. 122—123].
Упомянутый выше святитель Феофан Затворник был сторонником запретительных, репрессивных мер по отношению к евангельским христианам. Он критиковал и самого лорда Редстока и его представление в области пневматологии (учении о Св. Духе):
«Спрашиваете, как думать об английском апостоле каком-то? (Редстоке). Но в ваших же словах есть и решение, как о нем думать. Он говорит, что Господь ему является и приказывает ему, что сделать и что говорить. Неужто не видите или у вас там не видят, что он обманщик? Если бы Господь ему являлся, то не послал бы его к нам, а к туркам, например, или другим каким неверам. Нашу веру Сам Господь многократно подтверждал и подтверждает чудесами, святыми мощами и явлениями Своими и святых Своих. Нас нечего учить. Напротив, ему самому надо у нас поучиться. Апостол этот не общеанглийской веры, а особой некоей, недавно появившейся. Недавно появилась там секта духоносцев. Кому-то пришло в голову, что в Церкви Христовой должно повторяться то же, что было на апостолах, т. е. чтобы Дух Святой видимо сходил и видимо действовал в верующих…
Из их-то среды и ваш апостол. Он все толкует о Святом Духе, что всякому непременно надобно быть исполнену благодати Его, чтобы спастись. Эта мысль совершенно верная. Я раскрывал ее вам в первых письмах. Но только и есть правды в его словах. Далее все ложь! Он кричит: веруй-веруй – и Дух Святой придет! Это главная его ложь! Вера, точно, есть неотложное условие к получению дара Духа Святого, но самое получение дара бывает не по одной вере, а по вере чрез Богоучрежденные Таинства. Так было и во времена апостолов. Вот случай! Св. Павел пришел в Ефес и, встретив там некоторых верующих, спросил их: приняли ли они Духа Святого? Те отвечали, что они не слышали даже, есть ли Дух Святой. Оказалось, что они были крещены лишь крещением Иоанновым. Тогда святой Павел окрестил их Христовым Крещением; после же Крещения возложил на них руки, и они исполнились Духа Святого. Крещением они были обновлены, но не получили дара Святого Духа. Он сообщился им чрез апостольское возложение рук, а Крещение сделало их только способными к принятию дара и достойными того. Как с этими верующими было, так бывало и со всеми: и при апостолах, и после них. Так это и доселе бывает в Церкви Божией – именно через святое Миропомазание, которое апостолами же введено вместо возложения рук.
Мы все – крещеные и миропомазанные – имеем дар Святого Духа. Он у всех есть, но не у всех действен. Как достигнуть того, чтобы он стал действенным, изображено в моих первых письмах… Обратитесь теперь к английскому апостолу и спросите, имеет ли он сам дар Святого Духа. Не имеет. Ибо у англичан нет Таинства Миропомазания, без которого, как без возложения рук апостольских, Дух Святой никогда не сходил и не сходит. У англичан только два Таинства: Крещение и Причащение, а Таинства Миропомазания нет. Нет, следовательно, в них и дара Святого Духа. Нет его и у сего апостола. Стало быть, он толкует о том, чего не знает, и проповедует о получении того, чего сам не имеет. В речах его вы не заметите и помина о том, как приемлется Дух Святой. Он толкует только о необходимости иметь Его и потом взывает: веруй!..» [Архимандрит Георгий (Тертышников), с. 278—279].
Резкость критики евангельского движения со стороны православного подвижника не в последнюю очередь была обусловлена усилением апокалиптических настроений в обществе и противостоянием Западу. В ожидании Страшного Суда для православных христиан главным становилась подготовка к нему: покаяние и благотворительность, исполнение церковных обрядов, превознесение пути восточного христианства.
Святитель Феофан Затворник не учитывал того, что многие пашковцы, во-первых, не жаждали поскорее оборвать все связи с Русской православной церковью, в которой таинство миропомазания было, а во-вторых, перед евангельскими христианами открывались и другие духовные перспективы: крещение Св. Духом с печатью иных языков (т. е. пятидесятничество). И если Феофан Затворник спокойно принимал тот факт, что многие христиане не проявляют дары Св. Духа, то евангельское движение эволюционировало в сторону проявления всех даров в своих церквях. В-третьих, развитие евангельского движения в России было вызвано потребностями народа в образовании, сокращении дистанции между сословиями, улучшении уровня жизни, качественных, человечных служителях и т. д. О необходимости активизации деятельности в этом направлении писалось и говорилось тогда много и теми, кто не вошел в евангельское движение – православными славянофилами. Идеи православных славянофилов о необходимости духовного трезвения, жизни духа, развития общественного воспитания, подготовки последующих поколений к подвижничеству и т. п. [Тамаев], были близки аристократам, вошедшим в евангельское движение.
Евангельские христиане на практике пытались помочь людям, опустившимся на социальное дно общества. «Кающиеся дворяне» широко практиковали «тайную милостыню» – распространенную в российском православии форму благотворительности. Баптисты, вышедшие из крестьян, тем более проявляли усердие в делах милосердия. Изучение учения Христа по Библии и пример организации общинной жизни европейских мигрантов, активно переселявшихся в Россию, заметно влияли на них. Поскольку все они желали жить «по Библии», то распространенной практикой среди них стало выполнение «телесных» и «духовных» дел милосердия. В число первых, согласно Мф. 25:34—46, входят обязанности: насыщать голодных, поить жаждущих, принимать странников, одевать нагих, посещать больных, освобождать узников, посещать умерших. В числе вторых: учить незнающих (Кол. 3:16), советовать сомневающимся (Сир. 37:20), утешать печалящихся (Рим. 12:15), исправлять заблуждающихся (Гал. 6:1), переносить несправедливость (1 Пет. 3:9), прощать оскорбления (Еф. 4:32), молиться о живых и усопших (Иак. 5:16) [Что объединяет?.., c. 69].
Об ориентации российского евангельского движения на бедных писали и зарубежные исследователи: «Забота о бедных была частью жизни богатых членов, как и в апостольские времена. Равенство и братство – это постоянные их слова, и это не просто слова, но живые идеи» [Каретникова]. Это признавали даже православные сектоведы начала XX века: «Вообще, нужно сознаться, что дело благотворительности, как способ пропаганды, у сектантов организовано прекрасно. Нам пока об этом можно только воздыхать, ибо почти все средства церковные поглощаются не на местные приходские нужды, а на общеепархиальные и внеепархиальные, так как помощь правительства ведомству нашему скудна… Сами рабочие теперь часто говорят: „ваша Церковь за панов, а их (сектантов) за нас“. И по городам, действительно, общины сектантские увеличиваются преимущественно рабочими и беднотою» [Русские сектанты…, с. 317, 319].
Так, в медленно отходившей от патриархального крестьянского быта стране на смену кровному родству постепенно приходило реальное духовное родство. Но идеи духовного равенства и братства у российских чиновников, по-видимому, ассоциировались с девизом Великой французской революции – «Свобода, равенство, братство», хотя никакой агитации против церковной и государственной власти евангельские христиане не вели. Православное духовенство продолжало держать себя как элитная каста. Негативное отношение обер-прокурора Синода и провинциального духовенства к участникам библейских кружков способствовало отделению евангельских христиан от Русской православной церкви и эмиграции наиболее влиятельных лидеров движения.
В 1878 году лорду Редстоку был запрещен въезд в Россию. В 1884 году был разогнан объединенный съезд евангельских течений. Делегатов арестовали по обвинению в нигилизме (отрицании веры и морали) и участии в тайных организациях. Арестованных отправили в Петропавловскую крепость. Вскоре обвинения были сняты, но Общество поощрения духовно-нравственного чтения закрыли, литературу конфисковали, а от щедрых благотворителей В. А. Пашкова и М. М. Корфа потребовали прекратить проповедовать и в устной, и в письменной форме. Поскольку те отказались это сделать, их выслали за границу.
Василий Александрович Пашков (1831—1902) был полковником Кавалергардского полка в отставке. В 1860-е годы к нему перешла значительная часть имений рода Пашковых в Нижегородской губернии. Именно по приглашению сестры его жены и приехал в Россию английский миссионер лорд Г. У. Редсток в 1874 году. В том же году В. А. Пашков пригласил его к себе в дом. В присутствии гостя русский помещик покаялся и принял Иисуса Христа как своего Спасителя. Под влиянием лорда Редстока Василий Пашков в том же году основал Общество поощрения духовно-нравственного чтения. Это общество проводило религиозные собрания в доме его матери на Гагаринской (ныне – Французской) набережной. В 1874—1884 годах этот дом был центром притяжения для тех, кто желал услышать Евангелие на русском языке или получить исцеление по молитвам. Сейчас в нем находится Институт прикладной астрономии РАН (г. Санкт-Петербург, набережная Кутузова, 10). В 1882 году Русское Библейское Общество на средства В. А. Пашкова издало русскую Библию в каноническом составе, со строго проверенным текстом. Эта Библия послужила прототипом всех Библий синодального перевода, изданных на русском языке [Жидков, Восемьдесят лет евангельско-баптистских изданий, c. 16—17].
Особую обеспокоенность властей вызывал тот факт, что у В. А. Пашкова было много имений, в которых он охотно делился своими взглядами с крестьянами и служащими. Как вспоминал М. М. Корф, «незадолго до нашего удаления из России, на одном вечернем собрании присутствовало свыше 700 человек. На этом собрании присутствовал также и обер-прокурор Синода, К. П. Победоносцев. Можно себе представить, как такая масса выходящего из собрания народа поражала проходящих по улице людей. Многим из них казалось, что в этом доме что-то случилось» [Основоположники…, с. 42]. Высылка была связана с широкой проповедью во всех сословиях идей, близких к баптизму, и попыткой объединения с близкими течениями на юге страны (тем же Иваном Онищенко, к примеру).
По воспоминаниям Я. И. Жидкова за пределами столицы имели место жестокие гонения в отношении евангельских христиан: «Условия в С.-Петербурге отличали работу евангельских христиан от того, что происходило на местах. В Петербурге было более или менее свободно, тогда как на местах было гонение за веру. А в Петербурге влияние на начальство княгини Гагариной, Ливен, Шуваловой, Чертковой и других, которые были в рядах верующих, смягчало обстановку. И евангельские христиане, или, как их тогда звали, „пашковцы“, были до известной степени терпимы. А в глубине России были вспышки гонений. Сначала известный душитель сектантов Победоносцев, а потом его преемник Саблер держали твердо линию на удушение живого христианства, но они этого сделать были не в состоянии» [Немного о себе…, с. 29].
Какого рода бывали притеснения в сельской местности и каким образом в них участвовало православное духовенство, полиция и сельчане, показывают примеры ниже.
– Василий Кирпичников был питерским кучером. Он злоупотреблял алкоголем, так как жена его много лет была бесноватой, и он хотел с ней развестись. Узнав об исцелениях, происходящих по молитвам евангельских христиан, решил попросить их приехать (женщина не могла даже приблизиться к церкви). Она исцелилась. Василий Кирпичников бросил пить, сменил работу, стал примерным семьянином. В. А. Пашков дал ему должность старшего лесничего в Матчерке, в одном из своих тамбовских имений (сейчас оно находится на территории Пензенской области). Выполняя свои служебные обязанности, В. Кирпичников оштрафовал за незаконную вырубку леса нескольких мужчин. Те, в отместку, оклеветали его в полиции, заявив о глумлении над иконами. В 1887 году В. Кирпичникова приговорили к ссылке в Сибирь [Коррадо, с. 89].
В 1889 году ссыльный евангельский христианин В. А. Кирпичников пешком в кандалах прибыл в город Минусинск Минусинского уезда Енисейской губернии. Этот год и считается датой основания в Приенисейской Сибири первой общины евангельских христиан-баптистов. Здесь В. Кирпичников вместе с приехавшей к нему в ссылку женой и тремя детьми прожил несколько лет в изоляции от единоверцев. В ссылке Кирпичниковых навещал Иван Степанович Каргель, евангельский христианин, плотно занимавшийся тюремным служением. По словам минусинского пресвитера И. А. Булычева, В. Кирпичников объезжал населенные пункты Минусинского уезда в поисках работы: Минусинск, Шушенское, Верхнюю Шушь, Среднюю Шушь. Какое-то время он работал учителем. Позднее семья переехала в Красноярск. Но в 1890 году из Каменец-Подольской губернии в с. Очуры, также находившееся на юге Приенисейской Сибири, был сослан баптист Григорий Михайлович Вержбицкий. Вслед за ним сюда решились добровольно приехать и другие евангельские верующие, вдохновленные его письмами о Сибири. О том, как жили его сыновья и внуки в Минусинском уезде, сохранились воспоминания в базе данных красноярского общества «Мемориал» [Вержбицкая; Интервью И. А. Булычева].
– Феоктист Дунаенко был украинским крестьянином. В православном храме в с. Скалево он хорошо читал Псалтырь и пел на церковно-славянском. Иван Рябошапка жил в 70 верстах от этого села. Когда и в с. Скалево стали тайно собираться штундисты, туда стала тайно приходить жена Феоктиста. Уже тогда штундистов преследовали. В д. Бельведер он стал очевидцем дискуссии православных священников и штундистов: православные священники не смогли ответить на вопросы штундиста-католика, присутствовавшая полиция запретила спрашивающему говорить и тот ушел, а священники остались. После этого Феоктист Дунаенко выписал себе Библию из Москвы через книжный магазин в Умани. Стал читать ее дома сам, по воскресеньям. Односельчане увидели, заметили отсутствие на утренней службе чтеца и заинтересовались. Богатый мельник пригласил его читать Библию в своем доме. Православный священник обнаружил, что в церкви резко упал свечной сбор, чтеца и его слушателей полицейские стали бить и преследовать публично: