Братья Карамазовы. Том 2

– Понял, отче.

– Тогда иди с Богом, Алеша, а мне нужно отдохнуть.

– Благословите меня, отче.

Алексей встал, принял благословение, поцеловал руку старца и покинул его келью.

УТЕШЕНИЕ

Покинув пределы Александро-Невской лавры, Алексей Федорович поймал извозчика и поехал к дому Ивана. Он был полон надежд на этот раз его образумить, чтобы он бросил идею цареубийства. Но застать брата дома не удалось. Катерина Ивановна, приветливо встретившая его, сказала, что он ушел с четверть часа по каким-то важным делам.

– Как хорошо, что вы пришли, драгоценный мой друг Алексей Федорович, сколько вас не было? Словно мы не родня, а так, чужие люди. Но все-таки вас-то сегодня привело к нам, видимо, какое-то очень важное дело. Проходите в гостиную. Отказа я не потерплю. Маша, накрывай на стол, сейчас обедать будем.

– Я даже не знаю.

– Сколько вы у нас не были? Дайте подумать… М, с крестин Роди, да, точно, с этого времени ни мы к вам, ни вы к нам. Родя, сыночек мой, иди в гостиную, сейчас обедать будем, – сказала она.

– А может, я все-таки пойду? Мне, Иван очень нужен! – робко сказал Алексей Федорович, но начал медленно расстёгивать пуговицы пальто.

– Нет уж, я вас никуда не пущу. Тем более у меня к вам разговор имеется. Давно назрел. Так что проходите и говорите мне все. Я хочу знать все.

Алексей Федорович нехотя разделся, и они вместе прошли в гостиную. Родя уже находился за столом, а они сели друг напротив друга.

– Говорите мне, какое дело? Что случилось?

– При ребенке я говорить ничего не буду.

– Хорошо, тогда я скажу. Вы, Алексей Федорович, драгоценный мой дружочек, спасли мою душу от вечных метаний. Вы тогда у госпожи Хохлаковой сказали то, в чем я сама себе признаться не могла. Я же тогда готова была за вашим братом Дмитрием в Сибирь ехать. А вы прямо всех обличили, вывели всех на чистую воду. Простите меня за то, что я тогда неблагосклонно отнеслась. Но когда Иван лежал в горячке, я убедилась, что вы правду сказали. И тогда, кажется, и Иван понял это, и когда он выздоровел, он тут же мне предложение сделал, став для меня спасителем. Я, конечно, приняла его предложение, и тогда он увез меня в Петербург, подарив мне сказку. Он чуть ли не все свое наследство истратил на взятки, чтобы наше венчание прошло в Исаакиевском соборе. Купил мне лучшее свадебное платье с фатой, которая была длиной семь метров, и несли ее мальчик Александр и Екатерина, в честь нашего царя и его любимой Екатерины Долгорукой. Я ехала почти что в королевской карете, а за мной – он на белом коне, где Иван достал, ума не приложу, и все это действо происходило при большом скоплении народа. Представляешь, и моя тетка из Москвы приехала и, увидев мою шикарную свадьбу с таким размахом, сразу мне подарила целый миллион рублей. Праздновали три дня в «Гранд Отеле Европа», приглашенных было около двухсот человек, а мы с ним все это время жили в его роскошном номере люкс. Город потом говорил полмесяца о нашей свадьбе. А мы сразу поехали в путешествие за границу, сначала в Дрезден. Что мне очень запомнилось в этом городе – так это Брюссельская терраса – набережная реки Эльбы. Она не такая, как наша Дворцовая, она гораздо массивнее, ее еще называют «Балконом Европы». Так вот, когда мы на нее вышли, Ивана будто прорвало, он начал мне объясняться в любви. Мы шли, шли, а он с таким жаром мне повествует, как сильно меня любит, столько комплиментов наговорил мне – просто жуть. Я так была счастлива наблюдать вечерний город и слушать его сладостные речи, а он как соловей все пел и пел, пока не дошли до ее конца. Пробыли мы в Дрездене четыре дня, посетили знаменитейший дворец Цвингер, там я чуть каблук туфли не сломала, дрезденскую галерею старых мастеров, оттуда я вышла под большим впечатлением, а фонтаны? Роскошно! Музей «Зеленые своды», там главная сокровищница – самая богатая в Европе, между прочим, а оперный театр у них шикарный, мы сидели обездвиженные и восхищались, ну и Кафедральный собор – чудо архитекторской мысли. Да, чуть не забыла, главное – это то, что у нас в номере всегда находились цветы.

А потом мы поехали в Берлин, там мы задержались на целую неделю, он даже экипаж снял для прогулок. И первым, куда мы поехали, был бульвар Унтер-ден-Линден, там столько лип растет и столько воздуха, что голова кружилась. Мы шли и мечтали о нашем будущем. Какое счастье, что мы вместе и теперь будем наслаждаться друг другом до конца жизни. А заканчивается он чудесной Парижской площадью и упирается в Бранденбургские ворота. Также мы были в Берлинском кафедральном соборе – величественная Божья обитель, внутри тишина. Мы, наверное, провели там около часа, а потом пошли в парк. Там у фонтана сели и долго молчали, не хотелось говорить ничего, а только смотреть и смотреть на него.

Неделя пролетела очень быстро: мы посетили дворец Шарлоттенбург, дворец Кёпеник и дворцовый парк, музейный остров, там на нем расположилось пять разных музеев, на осмотр которых ушло порядка трех дней. Я была поражена сосредоточием произведений искусства на таком маленьком клочке земли. В общем, объехали почти все достопримечательности Берлина, а потом на поезде отправились в Брюссель. Родя, сыночек мой, ты покушал? – вдруг спросила она. Тот мотнул головой в знак согласия. – Тогда иди поиграть или, если хочешь, иди с Машей погуляй.

– Мы пойдем гулять, – ответил Родя.

– Маша!

– Да, Екатерина Ивановна? – явилась по первому зову служанка.

– Одевайтесь и с Родионом идите гулять.

– Хорошо, пойдемте, Родион Иванович, – сказала Маша, и, взяв ребенка за руку, они вышли из гостиной.

– А после Брюсселя был Париж, где на Елисейских полях мы шли и целовались, потом дождливый Лондон, а из него мы очень долго на пароходе плыли сначала до Неаполя, а там поездом – до Рима. Ватикан – сердце католичества. Побывали на площади Святого Петра и зашли в собор, налюбовались Рафаэлем. Еще побывали во Флоренции, Миланскую оперу посетили, в Венеции покатались на гондоле и возвратились в Петербург. Я была на седьмом небе от такого путешествия, и здесь он не остановился: мы были на каждой премьере Мариинки, посещали разные салоны, участвовали даже в спиритических сеансах. Все изменилось, и сказка закончилась, когда я стала носить под сердцем Родю. Иван не хотел его появления. Из-за этого тогда он замкнулся и стал выпивать. У него снова началась белая горячка. Что я тогда пережила, как Родю выносила, один Бог ведает. Он уж и в психиатрической больнице два раза лежал – все равно не помогло. А Родю Иван просто игнорирует, как будто это не его ребенок, теперь же стало еще хуже: он со мной как с женщиной уже две недели не живет. Видимо, что-то случилось.

– Случилось! – сказал Алексей Федорович.

– У него другая женщина появилась. Да?

– Хуже. Он в партию вступил, которая хочет совершить цареубийство.

– Абсурд какой-то. Он на это не пойдет. У него другая появилась – вот это точно, я сердцем чувствую.

– Одно другому не мешает.

– Да нет же, еще раз вам говорю, Алексей Федорович: он на это не решится никогда. Иван же все-таки разумный человек, ну да, выпивает, и что? Здравый-то смысл в нем присутствует.

– Он сам мне это сказал вчера.

– И все-таки здесь замешана женщина. Вы что хотите мне говорите, а я в этом уверена.

– Этого я не знаю.

– А я знаю, потому и говорю, драгоценный мой друг, вы должны сыскать эту женщину. Устройте за ним слежку, я денег сколько надо дам, только выясните все. Я вас очень прошу, Алексей Федорович. Иначе я себе места не нахожу. Все думаю и думаю, как он с ней там развлекается, – и она вся вспыхнула.

– Вы возлагаете на меня непосильную ношу, Катерина Ивановна! – спокойно сказал Алексей Федорович.

– Как?! Вы отказываетесь?

– Точно так.

– Но вы не можете оставить меня в одиночестве, Алексей Федорович. В таком горьком положении?!

– Слишком много дел мне нужно сделать. У меня жена тоже в трудной ситуации, она хочет иметь ребенка, в ее-то положении! Спасти душу Ивана, вернув его обратно к Богу, а теперь и вы хотите, чтобы я нашел его любовницу, если, конечно, есть, это ж нужно выяснить, прежде чем начинать поиски ее.

– Так, найдя эту порочную женщину, тем и спасете его душу от смертного греха.

– Все дела нужно решать по очереди.

– Вы бросаете меня? – чуть ли не плача, сказала Катерина Ивановна.

– Я не знаю. Нужно навести справки, разузнать и тогда чего-то предпринимать, а так бегать по городу – напрасная трата сил и времени.

– Так вы поможете мне?

– Я не знаю, я попробую что-то сделать, но не обещаю положительного исхода вашего дела.

– Все получится у вас, Алексей Федорович, я в вас верю! – восторженно сказала Екатерина Ивановна, встала из-за стола и пошла к конторке. Там она взяла лист бумаги и что-то написала. – Вот, – подала небольших размеров бумажку Алексею Федоровичу.

– Что это?

– Ее вы отдадите ей, когда сыщите эту женщину.

– Но я же ничего вам не обещаю.

– Возьмите, я уверена, что вы ее найдете. Также я надеюсь, что вы явились к нам сегодня как дорогой и добрый человек, который не позволит нашему с Иваном браку рухнуть. Я многое могу простить, претерпеть и вынести, потому что очень сильно его люблю. Поэтому помогите мне вернуть наше утраченное счастье. В это я буду верить до конца своей жизни, Алексей Федорович. Не убивайте эту надежду своим отказом, а будьте милосердны к моей просьбе.

– Я все сделаю, что в моих силах, но на все воля Божья. А теперь мне пора! – сказал Алексей Фёдорович, вставая из-за стола и убирая в пиджак бумажку, полученную от Катерины Ивановны. Она проводила его до передней и стояла, пока он не ушел.

ДОМА

Иван Федорович, чуть шатаясь, вышел из трактира, поймал извозчика и поехал в Гостиный двор. Там он купил колье, украшенное бриллиантами, также серьги, и тоже с бриллиантами, и кольцо с бриллиантом в два карата. Сумма вышла немалая, и потому он расплатился банковским чеком. Потом заехал в кондитерскую, где купил конфет, шоколадную лошадку, мармелад и поехал домой.

– Родя, сынок, иди, подойди к папе, посмотри, что я тебе на Рождество принес, – позвал сына Иван Федорович, как только разделся.

– Папа, папа пришел! – вбежал ребенок в комнату. Следом подошла и Катерина Ивановна.

– Смотри, какую лошадку я тебе купил, ее можно съесть. Вот, еще бери, тут конфеты и мармелад, – и Иван Федорович отдал кулек сладостей. – Иди к себе в комнату, сынок. А тебе, дорогая, я принес особенный подарок, – и он достал из-за пазухи три футляра с универсальным ложементом и подал жене. – Открой.

– Зачем это, Иван?

– Ну, сегодня праздник и еще одно событие.

– Какое событие?

– Мы с тобой расстаёмся навсегда.

– Как навсегда? Ты пьян, Иван.

– Да, я немного выпил, но это не мешает делу, – сказал Иван Федорович, достал железную флягу и отхлебнул. —Ну открой же. Здесь колье, а здесь серьги, и вот кольцо. Размер, думаю, подойдет.

– Не об этом нужно сейчас говорить, – сказала она, принимая дорогие украшения. – Мы же с тобой венчаны, а это навсегда, Иван.

– Я в Бога больше не верую, а значит, и в венчание тоже.

– У тебя появилась другая женщина, и ты к ней уходишь? Признавайся!

– Нет, к ней я не ухожу. И вообще, почему ты интересуешься? Просто я не хочу с тобой больше жить, вот и все.

– А ты мне не безразличен, я люблю тебя и хочу знать, где ты и что с тобой.

– К сожалению, моя любовь к тебе иссякла, и я хочу уйти. Не к другой женщине, а просто хочу остаться один и быть свободен от твоего присутствия.

– А как же Родя? Ты о нем подумал? Как он без тебя?

– Родион подрастет и все поймет, что так было лучше для всех.

– Он любит тебя и всегда будет любить, и без тебя ему никогда не будет лучше. О, Господи, не уходи, пожалуйста. Слышишь? Мы пропадем без тебя.

– Катя, не устраивай истерики из всего этого. Я прошу тебя, успокойся и возьми себя в руки, где твое самообладание, наконец?

– Ты будешь навещать нас? Да?!

– Этого я не знаю, скорей всего, нет.

– Иван, что я тебе такого сделала, что ты так жестоко поступаешь со мной?

– Ты ничего не сделала, просто время изменилось, изменились и мы. Потому я принял решение уйти от тебя.

– Неправда! Сегодня твой брат Алексей приходил и сказал, что ты вступил в какую-то партию и вы хотите убить царя.

– Вот болтун! А еще чего он там тебе наговорил?

– Он хочет спасти твою душу от греха, вот что он сказал. Не делай этого, Иван! Откажись от этой бредовой идеи. Зачем тебе это? Зачем тебе семью терять ради нее?

– Это идея дорого стоит, и она требует жертв. Александр – узурпатор, простой народ из-за него бедствует, вот зачем.

– Хорошо, я больше не буду тебя спрашивать ни о чем, я не буду вмешиваться в твои дела, только не покидай нас с Родей, мы же любим тебя! Что мне надо сделать, чтобы ты не бросал нас? Скажи – и я сделаю!

– Ничего не надо делать, просто живи без меня и помалкивай о том, что тебе Алексей наплел. Он же наивный дурачок и не понимает, что делает, куда влезает. Не хватало и тебе в это вмешиваться. Спокойно живи тем, что уготовит тебе Бог. Про деньги я не забуду, продам наш доходный дом после праздников, возьму себе восемьдесят тысяч, а остальные тебе оставлю.

– Значит, ты все же в Бога веруешь, раз так.

– Нет, просто говорю, чтобы тебе легче стало.

– Значит, ты отрекаешься от нас?

– Нет, я просто покидаю вас, но люблю вас по-прежнему.

– Мне от этого не легче. Прошу тебя, Иван, заклинаю, молю – останься! Я же не понимаю, как я без тебя жить буду! – со слезами сказала Катерина Ивановна. – Родя, сынок, поди сюда, от нас папа навсегда уходит.

– Папа, папа, папа, не уходи! – Весь в слезах, подбежал Родя и обнял отца.

– Катя, забери ребенка сейчас же, – потребовал Иван Федорович и выпил из жестяной бутылки. – И что это за гномы по дому ходят?

– Родя, пойди ко мне. Иван, здесь нет никого, – сказала Катерина Ивановна и прижала к себе сына.

– Да как же нет? Вон один под стол полез, гад, сейчас я его достану, подлеца, – и Иван Федорович полез под стол. – А ну кыш отсюда, я тебя все одно поймаю за шиворот – и за дверь. Так, вон там еще один, ну, я и тебя достану. Держи его, иди, иди, иди же сюда. В спальню побежал. Ага, там-то я тебя и поймаю, наглец какой, – сказал Иван Федорович.

– Иван, очнись, здесь никого, кроме нас, нет, – сказала Катерина Ивановна, по-прежнему обнимая Родю.

– Как это нет? Вот только что был здесь и убежал. Ну, ничего, я поймаю его сейчас и покажу тебе! – сказал Иван Федорович и направился в спальню.

Прошло минут пять, из спальни сначала доносились шаги, потом шуршание, и вдруг все неожиданно стихло.

– Маша, иди сюда и посмотри, что там с барином, – сказала Катерина Ивановна, не вытерпев неизвестности.

Маша вышла из кухни, и зайдя в спальню и тут же буквально вылетела из нее.

– Барыня, да он весь догола раздетый лежит на кровати, – сказала служанка.

Тогда Екатерина Ивановна, оставив сына, зашла в спальню. Иван, абсолютно нагой, лежал на их кровати в сильном ознобе.

– Не возьмешь меня! Иди вон! Я сам тебя убью, – бредил Иван Федорович.

– Маша, беги за Блюменштайном, доктор нужен очень. Вот, возьми денег. Скажи, чтобы немедленно шел.

– Сам дурак, а я сейчас тебе по лбу дам. Не знаю, нет у меня ничего, – продолжал бредить Иван Федорович.

Катерина Ивановна села на край кровати и потрогала Ивана – тот весь горел, а Маша, быстро одевшись, побежала за Блюменштайном. Ждать пришлось около часа, прежде чем на пороге их квартиры появилась грузная фигура доктора Николая Карловича. Раздевшись, он сразу прошел к больному и, увидев Ивана Федоровича, тут же определил его состояние и причину его недуга: delirium tremens9.

– Его в больницу надо везти, вот только как? Он весь в горячке и бреду.

– Нет, я его в больницу не отдам, – категорично заявила Катерина Ивановна. – Неужели у вас нет с собой каких-то лекарств, чтобы он пришел в себя, встал на ноги?

– Да нет таких лекарств, нет. Я могу дать только успокоительное и снотворное. И как ему порошок-то прикажете дать, если он вон, весь вне себя?

– Мы с Машей приподнимем, а вы ему прямо в рот засыплете.

– Да помилуйте, Пресвятая дева Мария, а если он захлебнется? Бывали такие случаи, я рисковать не хочу.

– Я всю ответственность беру на себя. Делайте! – сказала Катерина Ивановна.

– Я ничего вам не отдам, кукиш получите, ха, вот вам! – вскрикнул Иван Федорович.

– Маша, принеси воды, Николай Карлович, готовьте порошки.

Через несколько минут Маша принесла воды в стакане, а Блюменштайн разложил на столике маленькие бутылочки и начал что-то смешивать.

Когда все было готово, Катерина Ивановна залезла на постель, взялась за левое плечо Ивана Федоровича и начала его приподнимать, а Маша стала делать то же самое, только за правое. Блюменштайн подошел к кровати и попытался влить разведенные им порошки, но тут Иван Федорович дернулся, доктор чуть было все не пролил.

– Вот видите, ничего не получится, – сказал доктор.

– Маша, держи его крепче, а вы вливайте, сейчас все сладится, – уверенным тоном сказала Екатерина Ивановна. И действительно, они с Машей взялись еще крепче и подняли Ивана Федоровича выше, а Николай Карлович, улучив момент, влил лекарство в рот больному. Тот закашлялся, но ему тут же дали еще воды.

– Все равно вы ничего не получите! – только сказал Иван Федорович, когда проглотил снадобье.

– Ну, вот все и вышло! – устало произнесла Катерина Ивановна. – Вот, возьмите, Николай Карлович, – и она протянула пятнадцать рублей, – это вам за старания.

– Дорогуша, да я ничего такого особенного не сделал. Я послезавтра к вам загляну, но лучше бы его в больницу поместить, – сказал он.

– Нет, в больницу его не надо. Пусть будет при мне. Я думаю, денек-другой – и поправится, – сказала Катерина Ивановна и укрыла одеялом Ивана Федоровича, а тот уже во всю храпел. – Маша, проводи Николая Карловича.

Когда Блюменштайн ушел, Екатерина Ивановна обратилась к служанке:

– Маша, ты слышала наш разговор с Иваном Фёдоровичем?

– А что? – вдруг насторожилась Маша. – Я только так… я же на кухне сидела.

– Как думаешь, он про расставание уже в бреду сказал или нет?

– Кто ж его разберет? Надо подождать, когда придет в себя, тогда и узнаем.

– Не могу я столько ждать. Я же изведу себя, – а у самой уже наворачивались слезы, она едва сдерживала себя, чтобы не разрыдаться.

– Так другого, Катерина Ивановна, и выхода у вас нет. Поди разбери, что у него на уме было. Может, завтра проснется и скажет что-нибудь другое. Надо ждать.

– Ладно, поздно уже. Ты пригляди за ним полночи, посиди рядом, а потом меня разбудишь, я буду до утра с ним, покамест пойду к Роде спать. Если что случится, то буди меня немедленно. Все поняла?

– Да вы не беспокойтесь, я все сделаю как надо, Катерина Ивановна. Идите спать, я присмотрю за барином.

Она заламывала себе руки и глубоко дышала, а из головы никак не выходил разговор о расставании. Но, собравшись с силами и мужеством, пошла в детскую и там легла подле Роди, который еще не спал, а лежал, уткнувшись в стену.

– Мама, а что с папой случилось? Почему он хочет уйти от нас? – спросил он.

– Давай спать, сыночек мой дорогой. Еще никто ни от кого не уходит. Завтра встанем – и все прояснится. Сейчас же усни, милый мой, и пусть тебе приснится чудесный сон, чтобы ты забыл, что сегодня произошло дурное событие.

ЗАКАТ ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА II

Счастливая рука?

Вернемся к коронации. Генерал Михаил Горчаков, который должен был принести Александру II шарообразную державу, от духоты лишился чувств. Одна из регалий покатилась по полу, в соборе наблюдающие за церемонией в страхе притихли, все молча сочли это дурным знаком. А государь, не обращая ни на кого внимания, произнес: «Главное, чтобы на полях сражений спокойно стоял».

Еще одно не доброе событие произошло, когда для императрицы изготовили специальную корону, которую фрейлины должны были прикрепить бриллиантовыми заколками. Когда это сделали, государыня попыталась пройтись с короной на голове, но регалия вдруг слетела и покатилась к ногам одной из приближенных. Все сразу зашептались: «Будет в царской семье посторонняя женщина». Так оно и случилось – через десять лет у императора появилась постоянная любовница, Екатерина Долгорукая. Род Долгоруких всегда приносил несчастье дому Романовых, и этот случай не был исключением. Через десять лет после коронации случилось страшное событие – первое в истории Российской империи покушение на помазанника Божьего.

Это произошло дня четвертого апреля месяца, в четвертом часу после полудня. Император Александр II гулял в Летнем саду со своими племянниками: тринадцатилетним Николаем – герцогом Лейхтербергским и пятнадцатилетней Машей – принцессой Баденской. Это были дети его сестры Великой княжны Марии Николаевны – герцогини Лейхтербергской. Они были рождены ею от первого брака от герцога Максимилиана Лейхтербергского, младшего сына Евгения Богарне и внука императрицы Жозефины. Но ее супруг долго не прожил. У овдовевшей Марии Николаевны тут же начался бурный роман с графом Григорием Александровичем Строгановым, закончившийся тайным венчанием. Если бы об этом узнал Николай I, то, вероятнее всего, ее бы отправили в монастырь, а его сослали бы на Кавказ, а так, дотерпев до смерти отца, она снискала благоволение своего брата, который признавал совершенный ею брак законным особым Актом, подписанным Александром II и императрицей Александрой Фёдоровной 12 сентября 1856 года в Москве. В нем говорилось: «Как второй брачный союз Великой Княгини МАРИИ НИКОЛАЕВНЫ, хотя получающий ныне по воле НАШЕЙ силу законного, должна, однако же, оставаться без гласности, то ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЫСОЧЕСТВО обязывается каждый раз в случае беременности удаляться на время родов от столиц и других мест пребывания ИМПЕРАТОРСКОЙ Фамилии.

Граф Григорий Строганов может иметь помещение в Санкт-Петербургском и загородных Дворцах Великой Княгини МАРИИ НИКОЛАЕВНЫ, но не иначе, как по званию причисленного ко Двору ЕЯ, ни в фамильных, ни в иных собраниях Дома или Двора НАШЕГО, а равно и ни в каком публичном месте, и вообще пред свидетелями. Прогулки с Великой Княгиней запросто он может дозволять себе только в собственных садах ЕЯ ВЫСОЧЕСТВА: Санкт-Петербургском и Сергиевском, но отнюдь не в Петергофском и других ИМПЕРАТОРСКИХ, где они могли бы встречаться с гуляющими или проезжающими и проходящими».

Но во втором браке она счастья не сыскала, а страсть прошла безвозвратно, и Мария Николаевна, оставив детей своему брату, поселилась во Флоренции на вилле Кватро.

Государь покинул Летний сад, оставив детей фрейлине, и вышел за массивный забор на Невскую набережную. Вокруг, как всегда, собралась толпа зевак, пришедших поглазеть на императора. Полицейский, неспешно прогуливаясь, вытянулся по стойке смирно. Рядом с коляской ждал его жандармский унтер-офицер, и вот, когда Александр II, подобрав длинные полы шинели, готовился сесть в коляску, раздался громкий хлопок, и все сразу увидели убегающего молодого человека. Полицейский и жандарм тут же бросились в погоню и вскоре настигли беглеца. Его подвели к государю.

– Ты поляк? – первое, что спросил Александр II.

– Русский, – ответил тот.

– Почему же ты стрелял в меня?

– Ты обманул народ, обещал ему землю, да не дал.

Толпа негодовала и жаждала немедленной расправы над злоумышленником. Преступник еще продолжал кричать: «Ребята, я за вас стрелял», – когда его увозили в III отделение полиции на Фонтанке. А Александр II, в связи с этим событием изменил свой привычный маршрут и отправился в честь чудесного своего спасения на благодарственный молебен в Казанский собор. Вернувшись в Зимний дворец, он начал успокаивать царственную семью, которая уже была в курсе произошедшего и немало встревожилась.

На следующий день начальник III отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии и шеф Отдельного корпуса жандармов князь Василий Долгорукий прибыл в Зимний дворец с докладом о том, что создана Особая следственная комиссия во главе с графом Михаилом Муравьевым-Виленским. Также князь заверил Александра II, что: «Все средства будут употреблены, дабы раскрыть истину». И действительно расстарались во всю силу. Вот что докладывал на Высочайшее Имя князь Долгорукий в следующие дни: «Арестованного допрашивали целый день, не давая ему отдыха, употреблены все меры, но преступник до сих пор не объявляет своего имени и просит меня дать ему отдых, чтобы на следующий день написать свои объяснения. Хотя он действительно изможден, но надобно еще его истомить, дабы посмотреть, не решится ли он еще сегодня на откровенность». Также Муравьев писал царю в докладной записке: «Запирательство преступника вынуждает комиссию к самым деятельным и энергичным мерам для доведения преступника до сознания». После его доклада Александру II к государю явился с поздравлениями Сенат в полном составе, с министром юстиции во главе. «Благодарю вас, господа, – сказал император, – благодарю за верноподданнические чувства. Они радуют меня! Я всегда был в них уверен. Жалею только об одном: что нам довелось выражать их по такому грустному событию. Личность преступника еще не разъяснена, но очевидно, что он тот, за кого себя выдает. Всего прискорбнее, что он русский».