Расколотая мечта. Арка 2. Великие богатырские состязания

– Кречет? – тут же подскочил судья. – Прекращаю бой?

– Нет! – рявкнул одержимник. Он коснулся груди свободной ладонью и облизал покрасневшие пальцы. – Это всего лишь царапина.

Перстень на его руке сверкнул, раздался звук, как будто кто-то громко чавкал и втягивал в себя жидкость. Рука тут же очистилась от красного. Кречет ухмыльнулся и приложил перстень к ране.

– Тебе жертвую себя! – проговорил он. Полыхнула фиолетовая вспышка. Рана мгновенно затянулась, Кречет расправил плечи и выпрямился.

– Аха-ха-ха-хе-хе-хо! – он оскалился. – Теперь поиграем!

Граум! Граум! Граум!

Его движения ускорились. Первый удар лёг сверху, казак принял его на скрещенные мечи. Ноги по щиколотку ушли в плотную землю арены. Второй удар настиг сбоку, на сей раз Свистун не стал прыгать, поймав удар двумя лезвиями. Его ноги прочертили в земле борозду в сажень глубиной.

Кречет извернулся и сделал выпад, ударив мечом как копьём. Казак выставил перед собой клинки так, что кончик Рассекателя уткнулся прямо в перекрещеные лезвия. Ноги казака прочертили ещё одну глубокую борозду.

Они стояли друг напротив друга, тяжело дыша. Кречет смерил казака тяжёлым взглядом.

– Поиграли и хватит, – молвил одержимник. – Настало время раздавить блоху!

Он замахнулся нарочито медленно. Удар снова шёл сверху вниз. Свистун оскалился. Два таких удара он уже заблокировал, сможет и третий. Он вскинул мечи над головой и перекрестил их.

Вшух! В полете лезвие Рассекателя Пространств провернулось. Любимка ахнул. Граум! Казак остановил лезвие, но от широкой, как наковальня, стороны меча хлынула вниз поток силы. Она изломала и вмяла в землю хрупкую фигуру с голым торсом. Содрогнулась арена, повскакивали зрители. На своём месте вскрикнул и дёрнулся Данила-мастер. Рука его крепче сжала шар в подлокотнике.

Через всю арену тянулась трещина. Она была не глубже ладони. Посреди неё вдавленным в землю лежал Свистун. Его мечи упали сверху и вонзились по обе стороны поверженного казака, склонив рукояти, словно скорбя.

Над ареной повисла ледяная тишина. Панас страшно побледнел, остальные казаки разинули рты.

Клин тихой тенью подскочил к поверженному поединщику и прикоснулся к нему рукой.

– Он жив, – выкрикнул он. – Земная тяга спасла его.

Панас выпустил воздух сквозь сжатые зубы. Судья повернулся к одержимнику. Тот стоял, все ещё держа меч на весу.

– Чистая победа! – выкрикнул Клин. – У нас есть первый финалист богатырских состязаний! И это! Одержимый! Кречет!!!

Стадион взорвался криками, свистами и топотом. И крики эти в большинстве своём не были одобрительными. Лишь Новгородская делегация кричала радостно.

Тук-тук-тук! – стучали пишущие палочки по дощечкам. Ширк-ширк-ширк! – ходили туда-сюда кисти. Михайло улыбался во всю ширь своего не малого лица. Вчера из Новгорода пришли тревожные вести – Трувор с Ястребом выкрали золотую статую Потыка и показали её городу. Но Михайло не боялся их. Он знал, что ответит им Добрыня. Победителей не судят. Создателей новой истории – не судят. А что, как не победа, что, как не новая история зарождались за его спиной прямо сейчас? Новая легенда, которая возвеличит Новгородскую землю и поставит её в один ряд с богатырской славой Московии.

– Скоро наши воители будут более знамениты, чем богатыри, – бормотал глава гильдии. – Открою на нашем конце школу одержимников. Нет, пожалуй слово "одержимник" использовать не стоит. Придумаем что-то более величественное…

Вших-вших. Кречет взмахнул Рассекателем Пространств, словно стряхивал невидимую кровь.

– Слабаки! – сказал, словно выплюнул он. – Я вам покажу богатырские игры! Аха-ха-ха-хе-хе-хо!

Слово "богатырские" он выделил издевательским тоном. Развернувшись, одержимник утопал в помещение для участников, оставив на верхней перекладине врат глубокую зарубку от своего чудовищного меча.

Данила-мастер выдохнул и снял ладонь с шара. Василиса ухватила его под локоть, и мужчина заметно приободрился.

– Мы предупреждали, что из этого выйдет фарс! – громко сказал Стоян.

– Это и правда будет выглядеть недобро, если в богатырских состязаниях победит одержимник, – проговорил Данила.

– Не победит! – воскликнул Любимка, опережая наставника. – Не боись, мастер. Дядька Дыня его в два счета уделает!

– Что?! – взвился Олег. – Ты не веришь в собственного калику?! Предатель!

– Ёшь-матрёшь! Чего предатель-то! Да вы сами сдадитесь, не дойдя до ладошки!

Стоян оглянулся и расхохотался. Олега избавило от ответа молчаливый человек в одежде цвета Данилы-мастера. Следующий поединок был как раз калика Савелий против калики Олега. Торжество московского богатырства, как говорил дядька Стоян.

– Я буду за вас болеть! – закричал Любимка вслед калике Олегу. – Хоть вы и проиграете!

Даже сквозь общий шум до них донёсся скрежет зубов калики.

– Любим, нельзя так обижать бойцов из своей команды перед боем, – сказал Стоян.

– Так они оба из нашей команды, – сказал Любимка. – А вы за кого болеете?

– Я не знаю, кто победит, – вздохнул наставник, – но кто бы не выиграл, я стану очень переживать за него в финале.

Оба поглядели на арену. Там работники Данилы пытались вытащить из углубления в земле тело Свистуна.

***

Поверженного казака отправили к Малоросской делегации. На арену выкатился на колёсиках голем, который залил трещины какой-то жижей. Данила мастер снова коснулся серебристого шара на подлокотнике кресла. По жиже пробежал серебристый переблеск. После этого голем спокойно проехал по ней колёсами, не осталось даже следа. Жидкость затвердела.

После этого на арене появился Клин.

– Наши новые участники – оба из московского княжества. Отличный результат, который, тем не менее, будет ополовинен здесь и сейчас.

С разных сторон арены отворились врата, к распорядителю игр вышли калика Савелий и запыхавшийся калика Олег.

Сказ 17 – Москва против Москвы.

В уголке губ распорядителя появилась соломинка. Она медленно поползла вдоль рта.

– Тьфу! – соломинка исчезла, едва достигнув противоположной стороны. – Начали!

Савелий поднял правую руку и собрал мизинчик и большой палец в кольцо.

– Ёшь-матрёшь! Он опять начал, – воскликнул Любимку.

– Бережёт Олежку, – улыбнулся Стоян.

Калика Олег напротив отскочил назад и сунул руку в перемётную суму.

– Зря он на неё надеется, – сказал первый наставник. – Сума чувствует опасность, если опасности нет, ничего стоящего она не даст.

Любимка повернулся к нему:

– А откуда в ней вообще берутся все эти штуки?

– Никто не знает, – пожал плечами наставник. – Но сказывают, что эта сума очень древняя, родственная тем, в которой Микула носил тягу земли, которую впоследствии даровал Святогору.

– Родственная с той самой сумочкой?! – глаза отрока заблестели. – Так это что же, из неё можно что-то такое же мощное как вся земная тяга вытащить?!

– Увы, – развёл руками Стоян.– Чтобы вытащить что-то стоящее, нужно и самому многого стоить. Помнишь, как Болт признал Олега, когда тот вытащил Истовик камень?

Олег тем временем пошарил в суме и достал небольшой камушек. Поглядел на него, потом на мизинчик Савелия и вздохнул.

Он положил камушек на раскрытую ладонь и шелбаном отправил его в полет. Савелий выбросил вперёд кольцо из большого и мизинца и – чпух – встретил камень ударом.

Банг! Камушек отскочил в сторону, пролетел через всю арену и врезался в стену. Хрясь! Через бревно легла трещина, в середине отверстие. Данила мастер нахмурился и принялся трогать шар. Явно не доволен, что пробили его защиту.

А калика Олег снова шарил в суме. Савелий улыбнулся и приготовил к шелбану указательный палец. На сей раз он не стал ждать и прыгнул вперёд первым.

Олег отскочил. Рука сжалась и потащила что-то наружу. Но Савелий был уже рядом.

Бац! Шелбан врезался калике в плечо, богатырь кувыркнулся через всю арену, докатившись до самой стены.

Любимка вскочил, сжимая кулаки. Стоян только улыбался. Олег медленно поднялся и вытащил кулак из сумы. На раскрытой ладони лежал камушек, пёстрый и шипящий. Не смотря на шум зрителей, Любимка со своего места слышал едва слышное шипение и зуд.

Олег поспешно ударил по камушку. Савелий даже глазом не повёл. Пёстрый росчерк мелькнул рядом с его головой и ушёл в стену арены. Та содрогнулась, удар отдался на другой стороне арены. На сей раз не было ни трещины, ни отверстия. Камушек отскочил и упал на стылую землю. Данила мастер улыбнулся и что-то сказал Василисе. Та величаво кивнула.

– Ну что, Олег. Настала очередь чилима, – с улыбкой произнёс Савелий, до хруста выгибая назад средний палец. – Помнится Лютик был от него не в восторге. Поглядим, как его держит богатырь.

Он улыбнулся и начал подбираться к Олегу. Тот побледнел и панически зашарил в суме.

– Вряд ли ты достанешь ещё один Истовик камень, – молвил Савелий, приближаясь. – Я не желаю тебе зла, сума это чувствует.

Олег вытащил руку и долго не решался разжать кулак. Савелий приостановился. Ему тоже было интересно, что достал калика. Зрители тянули шеи и перешёптывались.

– Говорил я ему не брать суму… – пробормотал Стоян. Любимка не находил себе места.

– Надо было больше упражнять земную тягу, – в сердцах бросил он. – Дядька Дыня же на голову сильнее!

Стоян покосился на отрока и вздохнул. Этого и следовало ожидать. Любим считает, что уже достиг необходимых вершин для того, чтобы считаться полноценным богатырём. И бедного Ярополка убедил, что так оно и есть.

Стоян вспомнил, как отыскал вчера сына воеводы посреди арены, уже занесённого снегом, равнодушного ко всему. Парень ни на что не реагировал и дрожал от холода.

Наставник отвёл его в одну замечательную корчму, называлась она "Паровой котёл". Там и правда был котёл, который выдавал клубы пара, они летели по трубам и двигали разные мудрёные механизмы. Но Даниловы чудеса мало волновали первого наставника. Куда больше его радовало то, что там было очень жарко. Ярополк отогрелся, а Стоян имел с ним длительную беседу. Пришлось даже наступить на горло своей гордости и рассказать парню о теории калики Савелия на счёт страданий и земной тяги.

– Вы поменялись с Любимом местами, – как наяву наствник слышал свои слова. – Раньше он страдал от твоих слов, и это давало ему силы. Теперь твоя очередь побывать "под конём". Может быть, ты ещё не ощутил, но тебе это даёт сил гораздо больше, чем ему…

Ярополк прислушался к себе и вдруг неуверенно улыбнулся.

– Как это может быть? – губы его дрогнули.

– Спроси у Дыни… Э-э, калики Савелия. Я раньше не верил, но, похоже, он прав. Страдания позволяют стяжать земную тягу…

Это помогло. В глазах воеводова сына появился смысл, а челюсти заработали быстрее, перемалывая кашу, которую купил ему наставник. Нынче Ярополк пришёл смотреть на поединки. Сам пришёл, никто его не уговаривал. Стоян поглядел на воводова сына, тот явно был рад тому, что калика Дыня побеждает.

Савелий разглядел камушек Олега и расхохотался.

– Ха-ха! Лечебный камень. Твоя сума говорит – получи удар и полечись.

Олег успел только зажать камень в кулаке, как Савелий переместился к нему и вонзил удар чилима. Бедного калику смело. Он пролетел через арену, собирая снежную пыль, и со всего маху врезался в стену.

Бам! Арена загудела, как огромный барабан. Тут же появился Клин. Лицо внимательное, поглядел на Олега, который уже не понимал, где находится. Потом на Савелия, тот с хрустом отгибал уже целую ладонь.

– Смысла продолжать не вижу, – развел распорядитель руками. – Прибережём силы для финала.

Он вскинул перекрещенные запястья и развёл их в стороны.

– Победитель – калика Савелий.

Крак! Камушек на ладони Олега раскрылся, из него вышло радужное сияние, которое охватило богатыря. Он тут же встрепенулся и огляделся. Увидав распорядителя и Савелия – сник и начал подыматься. С каждым мгновением его движения становились более уверенными. К Стояну и Любимке подошёл без единого признака усталости.

– Надо же, так легко проиграл, – смущённо сказал он, потирая затылок.

– Верный выбор оружия бывает ключевым для боя, – строго заметил Стоян. Калика Савелий не присоединился к ним, ушёл в противоположное помещение. После сражений он предпочитал быть один.

***

– Любим, – строго сказал Стоян. – Надеюсь, тебе не надо говорить, чтобы ты не ходил сегодня к своей шумной компании. Посиди здесь в тишине, соберись с мыслями, вспомни, что я тебе говорил.

Любимка кивнул, хоть и кисло перекривил лицо:

– Скука – эти ваши раздумья…

– Тебе надобно выспаться и набраться сил. Ты должен раньше лечь спать.

– Да-да! Я готов сделать это прямо сейчас. Подумаю над вашими словами лёжа…

Он улёгся на лавку и закинул руки за голову. Стоян с сомнением поглядел на него, качнул головой и вышел.

– Пошёл калику Олега утешать, – с кривой ухмылкой проговорил Любимка в пространство. – Правильно, они же друзья.

Он честно попытался уснуть. Но сон не шёл. Вспоминать нудные наставления наставника тоже не хотелось. Много они мне помогли в бою с Коропейко. Зато хотелось другого. Снова очутится в центре внимания, ощутить прилив сил от восторгов девиц. Вот что теперь даёт ему силу, а не какие-то там страдания.

– Я совсем на недолго, – пробормотал он. – Должен же я выслушать их пожелания на завтрашний бой…

Он поднялся и тихонечко выскользнул из горницы.

Сказ 18 – Бой на троих

– Любим! Вставай! Да что же ты за спун такой?

Любимка продрал глаза и сел на лавке. Голова тяжёлая, в глаза словно песка насыпали. Зевота так и норовит разорвать рот. Перед ним нахмуренное лицо Стояна.

– Ты же вчера раньше спать лёг!?

– Я… Ёшь-матрёшь!..

Слишком уж весело чествовали его вчера Рыж и компания, очень милы были девицы, а уж какие славные хвалебные речи расточали – Любимка просто не мог их покинуть. Долго не мог. Когда спохватился, было уже за полночь.

– Я просто переспал… – он снова с подвыванием зевнул. – Не привык так долго…

– Ладно, твоё дело, – махнул рукой наставник. – Умывайся и приводи себя в порядок. Свиток нам тут принёс информацию…

И вот теперь Любим стоял, ощущая предательскую слабость во всем теле, перед многотысячным зрителем. Здесь же были Лексий в своей простоватой кольчуге с кинжалом на поясе и княжич Димитрий в богатом кафтане, подбитом мехом.

– Правила просты, – сказал распорядитель, гоняя соломинку от одного уголка губ к другому. – Я объявляю начало и ухожу с арены. Кто последним останется на ногах, тот и победил. Ясно?

Любимка хотел улыбнуться, но вместо этого зевнул. Прав был Свиток. Организаторы состязаний решили устроить им битву на троих. В голове, как дурашливые белки, запрыгали советы дядьки Стояна, которые тот принялся ему давать сразу после того, как умолк писарь.

– У-у-у! – Любимка поднял горсть снега и приложил её к голове. Все таки Рыж должен был выпихать его спать задолго до полуночи. По крайне мере так они договаривались.

Распорядитель закончил говорить и посмотрел на них. Лексий скупо кивнул. Димитрий был собран и переводил взгляд с одного противника на другого, решает, кто опаснее.

Любимка снова зевнул, пытаясь собрать мысли в одну кучу. Как там говорил наставник? Если я нападу на одного, дам преимущество второму?

– Любим, не торопись. Некуда спешить. Лучше выждать и позволить им напасть первыми, – прозвучал в ушах голос дядьки Стоян.

Соломинка бесконечно долго ползла от одного уголка рта Клина к другому.

– А если они сцепятся друг с другом – ещё лучше. Подожди, пока они максимально навредят друг другу…

– Тьфу! Начали!

Клин стремительно убрался из зоны поражения, но тягатели не сдвинулись с места. Они стояли и глядели друг на друга. Лексий выглядел расслабленным, он словно явился не биться, а наблюдать, и теперь заскучал. Но Любимка хорошо помнил, чего стоит его видимая расслабленность. Димитрий, наоборот, был очень собран и хмурил лоб. Узнать бы, какие мысли там бродят.

Чем дольше они стояли, тем больше Любимка ощущал дрожь нетерпения. Если не сделать что-нибудь прямо сейчас, я снова зевну. А во время зевка глаза закроются сами собой. И тогда Лексий сможет атаковать, а Димитрий наверняка позволит ему это сделать…

– Тогда я сделаю это первым, – воскликнул он.

Кап-кап! Перед глазами упали черные кляксы, время ускорилось. Два тягателя застыли. Один брезгливо морщась, другой высокомерно скалясь.

– Хм! С кого бы начать!

Любимка театрально наморщил лоб и приложил палец к губам. Знал, что все равно никто этого не увидит, но не мог отказать себе в дерзкой выходке.

Хотел начать считалочку, но одумался и ринулся к Лексию. Даже не заметил, что лицо Димитрия дрогнуло и изменилось. Теперь оно уже не кривилось, теперь там была улыбка.

Не смотря на самоуверенность, все же подстраховался, оббежал Лексия и атаковал сзади. Кулак понёсся в цель, вот сейчас он врежется в неподвижную фигуру, и та полетит, бешено вращаясь.

И тут что-то произошло. Время резко просело, Лексий сместился с того места, где только что был. Совсем на чуть, но этого хватило, чтобы удар Любима пролетел мимо.

Отрок понял, что промахнулся, но ничего поделать уже не мог. Инерция тела влекла его вперёд. Когда сообразил, что нет смысла пялиться на Лексия, повернул голову. Если бы сердце не застыло вместе со временем посреди удара, ухнуло бы в пятки. Ибо Димитрий тоже сместился и в данную секунду разгонял кулак в его сторону.

Нет! Как же так?! Ёшь-матрёшь! Этого не может бы…

Кулак врезался ему в челюсть, перед глазами заискрили звезды, его бросило в сторону, шмякнуло, ещё и ещё раз. А потом он провалился во тьму.

Хлоп! Рука Стояна достигла лба и хлопнула по нему.

– Дурень! Так знал, что он все забудет!..

***

Никто ничего не понял. Только раздосадовано воскликнул Стоян, потом Любимка вдруг исчез и почти сразу возник, отлетая от Лексия и Димитрия. Ударившись несколько раз об арену, он так и остался лежать.

– Нет! – воскликнула Пелагея, едва не уронив книжицу. – Что произошло?!

Настенька застыла на месте. В отличие от остальных, её глаза увидели удар.

– Он не выдержал и напал первым, – сказала она, холодея. – Лексий увернулся, а Димитрий ударил.

– Дурень! Какой же дурень! – проговорила Пелагея и вдруг закричала во всю мочь. – Вставай! Ты не можешь так просто проиграть!

Но её заглушали крики и свист прочих зрителей. Поражение Любима они встретили язвительными криками и хохотом.

– Много говорил, много отхватил! – сказал мужик, сидящий на пару рядов ниже. Его слова вызвали смех.

– И этот человек кричал про величие богатырства! Стыдно смотреть!

– Дурак!

– Таких нельзя брать в богатыри!

– Слабак!

За их спинами спрятал в ладони коварную улыбку Рыж. Вторая рука коснулась груди, что-то сжимая под одеждой.

Настенька не могла удержать слез.

– Что же они говорят? Ведь ещё вчера они славили его!

Пелагея горько улыбнулась.

– Нет ничего более ложного и изменчивого, нежели слава. Я бы ни за что не осталась при дворе князя, коли бы не Любим. Неужели я ошиблась?

– Нет! – закричала Настенька. – Нет! Он поднимется! Он не может проиграть! Если он проиграет – это не Любим!

– Не Любим… – Пелагея странно на неё поглядела, но ничего больше не сказала.

А Лексий с Димитрием, наконец, начали поединок. Оба перешли в режим земной тяги, оба принялись наносить друг дружке мощные удары.

Арена притихла, с напряжением наблюдая за боем. Изредка кто-то выкрикивал, подбадривая своего бойца. О Любиме все позабыли.

– Чем плохи тебе эти? – спросила Настенька, напряжённо всматриваясь в неподвижную фигуру. – Про них тоже сложат песни.

– Про них сложат и без меня. Один княжич, второй сын легенды. Нет. Оба избалованы, из них не выйдет истинных героев.

– А из Любима? – впервые Настенька оторвалась от арены и обратилась к Пелагее.

Менестрель тяжко вздохнула.

– Видать его заметила не одна я, – сказала она печально. – Не могла гордыня так быстро охватить столь чистое сердце. Кто-то явно подтолкнул…

– Кто?! – Настенька испуганно распахнула глаза.

– Это уже дело Харитона, вызнавать, – отозвалась Пелагея. – Моё дело маленькое. Следить и записывать! Ну же! Вставай! Любим!

Ярополк сидел на своём месте и ощущал пустоту. Варвара, дочка библиотекаря, пожелала ему успехов на состязаниях. А Любиму пожелала проиграть.

И вот теперь он сидит на трибунах и глядит, как упал и не подымается его вечный соперник. И почему-то в душе не радость, а горечь.

– Любим! Подымайся!

Не сразу понял, что слышит свой собственный голос.

– Поднимайся, Любим! Крикнул калика Фёдор.

– Да! Хорош обманывать! Вставай! – это уже кто-то из толпы.

Тело поверженного тягателя осталось недвижимым.

***

Темнота была полной. Чтобы подчеркнуть её глубину, в темноте висели звезды. Любимка падал к одной из них, как тогда, когда его вырубил Ярополк.

– Неужели это случилось опять?!

Он попытался сопротивляться, но его неудержимо влекло к далёкому костру. Внутри открыл глаза, отливающие красной бездной крупный молодой пёс. Принюхался, вильнул хвостом. Тёмная волна почуяла хозяина.

Тьма вокруг костра заворочалась, заворчала, закружилась. Любимка сжался, когда она потянулась к нему. Невидимый пёс внутри него встал на все четыре лапы и принюхался. Хвост недоверчиво дёрнулся.

– Ну же! Я должен вернуться! Я не могу тут прохлаждаться!

Любимка изо всех сил попытался очнуться. Даже хотел ущипнуть себя, но обнаружил, что здесь у него нет рук. Вообще нет ничего, кроме ощущение собственного "я".

Тьма радостно взревела, завибрировала, зарокотала. Шевельнулось, дрогнуло, провалилось что-то огромное, вязкое, бездонное. Это нечто вдруг успокоилось, затихло, затаилось, словно приглядываясь, принюхиваясь, примеряясь.

Молодой пёс, выросший внутри его "я" потянулся вперёд, хвост вильнул смелее. А потом тьма встрепенулась, обрадовалась, возликовала. Она признала его, потянулась, ухватилась, завладела. Отроку сделалось зябко. Зябко не телу, задрожала от холода сама душа. От ледяного холода космической пустоты.

– Нет! Не надо! Я должен вернуться!..

И тьма отпрянула, отстранилась, отползла. Молодой пёс с красными глазами заскулил. Уши его встали торчком, хвост дёрнулся, словно зверь слушал приказ знакомого человека. Потом он улёгся и свернулся калачиком. Красные угольки глаз потухли, пёс задремал, вернувшись к спокойному ожиданию.

Любимка закричал и упал обратно. В собственное тело. Прежде чем очнуться, голову посетило осознание – тьма не испугалась. Тьма разглядела в нем что-то и решила… подождать.

А потом он очнулся, и раздумывать стало некогда.

***

Мир вырвался из тьмы, и Любимка увидел небо. Далёкое, синее, с облаками. Одно, самое большое облако, походило на снежный замок, который они защищали. Только не с такими ровными линиями, как в Туле, а с приятными округлостями, как в детстве.

– Ха! Ха!

Бам! Бам!

Ощутил, что лежит на чем-то мягком. Это мягкое колыхнулось и потащило его с собой. Будто лежал на волнах Москва реки, раскинув руки и запрокинув голову.

Шлёп! В лицо бросило горсть чего-то холодного и мокрого, одновременно то же ощущение проникло за шиворот. Резко поднялся, отплёвываясь и утирая лицо. И тут же на него обрушилась тяжесть многотысячной арены. Тысячи глаз глядели и в два раза меньше ртов кричали.

– Я вернулся, – молнией сверкнуло понимание.

Он подскочил и едва не свалился обратно. Арена подрагивала, а тело ещё не оправилось от удара. Но Глаз Ворона уже поспешно закачивал земную тягу в повреждённые участки тела. Унять боль, снять головокружение, вернуть силы. Мир не перестал от этого подрагивать и грохотать, но перед глазами значительно прояснилось.

Любимка огляделся по сторонам и понял, что зрители кричат не ему. Их внимание плотно приковано к противоположному концу арены. Оттуда раздаётся грохот и расходятся волны дрожи.

Уф. Любимка стер выступивший на лбу пот. Все же удар даром ему не дался. В мышцах слабость, не смотря на старания артефакта. Лексий и Димитрий продолжают бой, отвешивая друг другу мощные удары.

Хи-хи, сейчас самое время напасть и отомстить. Любимке, как наяву, представился Рыж со зловредной физиономией потирающий руки. И так мерзко он хихикал, что Любимка раздражённо дёрнул кудрями. Нет уж! Настоящий богатырь исподтишка не нападает!

Он двинулся к сражающимся. Подожду, пока кто-нибудь победит, и сражусь с победителем.

– Это тоже не честно. Он будет усталый! – зашептал в ухе зловредный голос. – Напасть надо сейчас и на обоих разом!

Хорошо, хорошо! – вскинул руки отрок. Подойду, пусть они меня заметят, а там разберёмся!

Первыми его увидели зрители, одни толкали других и показывали пальцем. Его сознания коснулись невидимые нити и почти сразу пропали. Это Клин проверил, способен ли он сражаться дальше.