Расколотая мечта. Арка 2. Великие богатырские состязания

Данила-мастер вскрикнул и положил на шар обе руки. Василиса прикоснулась ладонью к его плечу. Оба напряглись так, что жилы надулись на висках. Распространение кокона прекратилось, но от этого он стал ещё плотнее.

Поединщики стали размываться и мутнеть, словно на стекло дохнул невидимый великан, и оно запотело. Арена начала подрагивать. Нахлынуло ощущение небывалой мощи, как будто они находились на шляпке крохотного грибка, над которым занёс лапу гигантский бер. С каждым мигом это ощущение росло.

В некоторых местах на трибунах начался переполох. Кто-то куда-то рвался, кого-то столкнули с лавки. Шух! Перед лицом Любимки что-то мелькнуло. Человек в кафтане с шестерёнками соскочил к ним в тягательские места и, спихнув Ярополка, по-особому дёрнул подлокотник. Из него тут же появился шар подобный тому, каким Данила управлял своим городом. Человек положил руку на шар и застыл в таком же напряжении, как правители града. Стоян придвинулся к нему и положил руку на плечо.

– Любим! Помоги, – сказал он. – Надо защитить зрителей.

Отрок придвинулся и ухватился за протянутую руку богатыря. Его тут же тряхнуло и растянуло. Показалось, что попал под копыто коняги Миколы Стародуба.

– Что… это… – протиснул он сквозь сжатые от напряжения зубы.

– Поединщики высвободили такую мощь, что она способна смести с лица земли весь город. Данила-мастер пытается удержать её внутри арены…

Он вскрикнул и упал на одно колено. Но руки не выпустил. По Любимке будто дубиной вдарили. Глаз Ворона прыгал в кармашке, как уж на сковородке.

– Ва-а! – Пелагея встала и широко распахнутыми глазами смотрела на мутнеющих поединщиков. – Вот значит, как все было, когда бились Илья и Мрак.

– Нет, – просипел Стоян, силясь подняться. – Там бы никто не удержал. Поэтому сила была перенаправлена в небо…

Любимка вспомнил выглаженную гигантскую чашу и порванные в клочья облака. Его там не было, но образ был чёткий и яркий, словно это думал кто-то за него.

А потом кокон треснул и разлетелся. Разом вскрикнуло с десяток голосов. Помощники Данилы-мастера с шестернями на кафтанах обмякли и попадали. Стояна вместе с Любимом отбросило назад.

Мир осыпался, словно толстое стекло. Любимке показалось, что рассыпаются и фигуры в центре, но потом он понял, что это не так. Они уцелели. Только одна из них медленно осела и распласталась по земле, а вторая так и осталась стоять.

– Кто это? Кто? – прошептал Любимка непослушными губами.

Над измочаленной ареной раздался хриплый надтреснутый звук.

– Аха-ха-ха-хи-хи-хе-хе-хо-о!

Сказ 20 – Незыблемость мироздания

Сердце оборвалось внутри Любима. Как же это?! Калика Дыня! Не может быть!

А Кречет уже вбирался вверх, по стенам образованной сражением воронки. По пути выдернул меч и вскинул на плечо. И все это время не смолкал его надтреснутый ядовитый смех.

– Что?! Съели?! – кричал одержимник. – Вот они – богатыри! Кончилась их эпоха! Теперь мы сильнее! Мы станем работать у купцов и князей! Нас станут нанимать города!

Он отыскал взглядом Стояна и выкрикнул:

– Школа богатырей больше не нужна! – он взмахнул перед собой мечем, словно перечёркивая прошлое и снова водрузил его на плече. – Колодца потерянных душ хватит с лихвой!

Он снова расхохотался. Стоян поменялся в лице. Вшух. Его сдуло с трибун, он появился у воронки и спустился к Савелию. Калика Олег отстал от него лишь на мгновение.

– Как он?! Жив?

– Лекаря! Быстро лекаря! – вскрикнул Стоян.

– Ну? Кто ещё пожелает бросить мне вызов? – Кречет взмахнул мечом, вдоль стен воронки с жутким скрежетом легла полоса, словно по выглаженному камню провели тупым острым предметом. – Кто из вас? Теперь я сильнейший богатырь! Я никого не боюсь!

Трибуны зашумели, особенно оживились казаки. Они готовы были лезть через перила и драться всем скопом. Любимка услыхал, как запыхтел и закряхтел Фёдор, подымаясь со своего места.

– Надобно защитить честь богатырскую… – бормотал он.

– Тихо! – перекрыл общий хаос гулкий голос. Михайло выпрямился в полный рост. – Богатырские состязания окончены! Новгородский воин победил! Этого уже не изменить! Если кто-то желает помериться с ним силами, пусть явится на следующие игры! Мы не намерены терять чемпионства, да Кречет?

Одержимник расхохотался, поворачиваясь во все стороны, показывая себя.

– Аха-ха! Я не против драться сейчас, ведь я лучший! Я сильнейший воин во всех шести княжествах! Я сильнейший – на всей земле! Аха-ха-ха-хи!

Казаки кричали и скрипели зубами. Кречет повернулся к ним и отвесил шутовской поклон.

– Но правила есть правила! Я законопослушный гражданин! Вынужден подчиниться!

Казаки потрясали кулаками.

– Боя! Требуем боя!!

– Нет, – на сей раз над ареной громыхнул голос Данилы-мастера. – Мы не допустим беспорядков. По правилам никаких боев после выявления чемпионов…

Фёдор опустился обратно на кресло, бормоча проклятия. Любимка беспомощно поглядел на воронку, дядька Стоян и калика Олег не появлялись. Это значит, что с каликой Дыней все плохо…

– Что же это?! Как?! – отрок метался туда-сюда. Потом взгляд его уткнулся во Фрола, который сидел ниже с двумя воронёными.

– Дядька Фрол! Как нам быть?! – воскликнул Любимка.

Урядник повернул к нему бледное лицо. Любимка едва не отшатнулся, увидав насколько оно осунулось и посерело. Во Фроле шла внутренняя борьба, взгляд блуждал, губы кривились в гримасе отвращения и боли, бледные пальцы комкали белый гармошкой ворот.

Розг косился на него удивлённо и неодобрительно. Болт как всегда пребывал в полной невозмутимости.

– Помоги! – пролепетал отрок. – Ведь вы первый после князя!

Он совершенно растерялся и был выбит из колеи. Иначе ни за что не обратился бы к человеку, который два раза пытался его убить.

Губы урядника дрогнули, сложившись в жестокую улыбку-ухмылку. Он открыл рот, словно хотел что-то сказать, закрыл, потом снова открыл. За сухими тонкими губами ходил узкий язык. Сердце Любимки упало. Да что с ним такое? Надо что-то делать, а он!..

– Разве не ты тот, кто ещё чего-то может? – глухим надтреснутым голосом проговорил Фрол. Плечи его сгорбились, он сжался в комок и отвернулся, словно не мог больше смотреть на Любима.

– Я-а?! – вытаращился в его спину тягатель. – Но как…

И тут его осенило. Лицо парня разом затвердело, он поглядел на воронку, откуда все ещё никто не показывался, затем на Кречета, который как петух важно вышагивал перед зрителями, распушив свои павлиньи перья.

Взгляд ухватил и самодовольного Михайло с притихшим Прошкой за спиной. Потом взглянул на Данилу-мастера. Тот не глядел в сторону московских мест, специально встал так, чтобы даже случайного взгляда не бросить.

Зато смотрела Василиса. Взгляды их встретились, она тревожно выпрямилась и вдруг качнула головой. Любимка вскинул брови и гордо выпрямился. "Женщины! Чего они понимают!"

– Стойте! – крикнул Любимка и вскочил прямо на перила. Его голос скорее напоминал писк комара, на фоне усиленных голосов представителей княжеств. Подумал, что его никто не услышит, но Данила и Михайло тут же замолчали и поглядели на московский сектор.

– По правилам состязаний, – сказал Любимка, и его голос разнёсся над всей ареной. Клин продолжил исполнять свои обязанности распорядителя, – я имею право на поединок!

Мгновение назад никто на него не смотрел, и вот все многотысячное собрание повернуло головы в его сторону. Михайло поднял брови. Он выразительно глянул на оставленную на арене дыру, а потом взглянул на Любимку:

– Хо-хо, буду рад на это взглянуть! – он расхохотался. Ему вторил весь новгородский сектор. – Малыш, ты только начинаешь жизнь, у тебя все хорошо. Неужели желаешь все оборвать здесь и сейчас?!

– Аха-ха-ха-хи-хи-хе-хе-хо-о! – присоединился к ним издевательский смех Кречета. – С радостью поиграю с малышом!

Он посмотрел Любимке прямо в глаза.

– Я хочу оборвать здесь и сейчас только лишь этот смех! – ответил Любим и ощутил, как голос его набирает силу и грохочет над всем собранием.

– Герой! Любим наш герой! – крикнул кто-то из зрителей. Отрок услышал это и выпятил грудь. Сейчас и правда происходит сцена достойная героя. Он глянул на новгородских художников и менестрелей. Рисуйте! Вот он я!

– Нет! – воскликнул Стоян, выпрыгивая из углубления. – Любим, я тебе запрещаю!

– Что?! Нет! – Любимка разом утратил геройский вид, превратившись в подростка, у которого отняли калач. – Дядька Стоян! Но почему?!

С разных концов зрительских мест донеслись смешки. Михайло развёл руками, Кречет выдал новую трель ломкого хохота. Лицо его кривилось и дёргалось.

– Дядька Фрол! Скажи ему! – закричал Любимка совсем уж жалобно, повернувшись к уряднику. – Ведь ты главнее!

Теперь все смотрели на Фрола. Тот вжался в кресло, словно хотел заползти под него и скрыться от взглядов.

– Фрол, нельзя его отпускать! – сказал Стоян. – Ты же видел, что случилось…

Он оглянулся на воронку, куда спускались лекари.

– Делайте что хотите, – буркнул Фрол и сгорбился так, что не видно стало лица.

– Что?! – взревел Любимка. – Но вы же сами сказали!..

– Тише! Тише… – прошипело на ухо. На плечо легла тяжёлая рука. Калика Фёдор подобрался неслышно, и Любимка понял, что вырваться не успеет.

Стоян после слов урядника будто сделался выше.

– Любим! Как глава московской команды и твой наставник в школе богатырей я тебе запреща…

– Дядька Стоян! – перебил его Любим. Брови сурово сдвинулись, он сжал губы и глядел исподлобья. – Не говорите так! Разрешите мне участвовать в бою! Иначе…

– Любим, прости, но я не могу позволить тебе столь самоубийственное…

Любимка возвысил голос до крика:

– Иначе я брошу школу богатырей и покину московское княжество! Так или иначе, я сражусь с Кречетом и отомщу за калику Дыню!

Его слова оборвали все разговоры. Над ареной воцарилась тишина. Тысячи лиц были обращены к нему. Стоян побледнел и отпрянул.

– Да! Это решение героя! – выкрикнул одинокий голос. Даже без усиления он прозвучал достаточно громко. – Герой! Любимка наш герой!

То здесь, то там стали подниматься люди и хлопать в ладоши.

– Герой! Любимка наш герой!

Их становилось все больше. И вот уже почти вся арена в едином порыве грохочет.

– Герой! Любимка наш герой!

Хохот Кречета почти не слышен, лишь кривится и дёргается лицо, обрамлённое павлиньими перьями. Михайло досадливо дёрнул бровью. Как все таки изменчива толпа. Ничего, поглядим, как они запоют после того, как Рассекатель Пространств сокрушит этого крикливого дурачка. Прошка склонился к нему, губы парня быстро двигались, глава гильдии оглянулся и что-то резко бросил художникам. Они опустили дощечки и перестали рисовать. Лица вытянулись. Михайло указал на Кречета.

Любимка расправил плечи и раскинул руки, купаясь в общем внимании. Внутри него заворчал и приподнялся тёмный пёс с красными очами. Он тоже был доволен.

***

– О чем ты только думал?! – ярился Стоян. – Я отошёл от тебя на пару минут!.. Савелию нужна была помощь!..

Они шагали по коридору под местами для зрителей. Пару минут назад Данила-мастер назначил поединок чемпиона богатыря и чемпиона тягателя завтра на полдень.

– Как он? – тревожно сверкнул глазами отрок.

– Жить будет. Но встанет ещё не скоро…

– Вот видите?! – вскричал Любимка. – Мы должны отомстить! Я не мог!.. я…

Любимка зло опустил голову. Обида переполняла всю его сущность. Как же так?! Они все должны гордиться мной, а не отчитывать.

– Ума не приложу, как теперь отменить бой, – проговорил Стоян.

– Просто отменим и все, – хмуро бухнул Фёдор.

– Согласен, – калика Олег.

– Ну уж нет! – Любимка на всякий случай отпрыгнул от них подальше, яростно тряхнув кудрями. – Я не шутил. Я и правда уйду… и будь что будет!

Он выглядел так решительно и сурово, что богатыри только переглянулись и развели руками.

– Почему вы в меня не верите? – Любимка поджал губы и отвёл глаза в сторону. – Я не собираюсь уступать этому одержимнику! Я победил Вия, пришёл золотыми вратами! Я…

– Ты не понимаешь, во что ввязался, – сурово бросил Стоян. – В финале боя Савелий показал небывалый уровень силы. Фактически он вышел на уровень сильномогучего богатыря.

Любимка распахнул глаза.

– Как? Дядька Дыня, да сильномогучий?!

Он был поражён до глубины души. Одно дело слышать о сильномогучих богатырях древности, совсем другое слышать, что кто-то сумел стать таковым прямо сейчас. Отрок ревниво запыхтел. Я хотел быть первым из новых богатырей!

– Вышел, но проиграл! – закончил Стоян.

Любимка сжал кулаки.

– А я выиграю! – упрямо сказал он. – И догоню дядьку Буслая! Пущай Пелагея так и запишет! Любим – первый сильномогучий богатырь среди нового поколения!

Богатыри тревожно переглянулись.

***

Фрол ощущал себя загнанным в угол. Все эти дни чувствовал, как кокон вокруг него уплотняется и сжимается. Словно мушка, попавшая пауку, он был заботливо укутан и готов к обеду.

После того, как обманом отправился на состязания, привратники не тревожили его серьёзными заданиями. Зато наслаждения были усилены, периоды между посещениями уменьшались. Дошло до того, что урядник с утра не мог думать ни о чем другом, кроме как о вечернем посещении пещеры.

Все его мысли занимал тёмный камень. Кровь! Возьми мою кровь! Всю, если потребуется. Только позволь перед смертью ещё раз вкусить…

– Любим! Ты должен проследить, чтобы он сразился с чемпионом богатырей! – сказал ему привратник во время последнего появления.

– Да! – дрожа от нетерпения, ответил Фрол. – Все, что угодно, только дозвольте… Только пустите…

– Не забудь. Любим должен сразится с чемпионом богатырей!

На Фрола обрушилась волна удовольствия и он застыл, приоткрыв рот. А потом он вернулся, увидел бой Кречета с богатырём и прозрел. В очередной раз от него требовали предать князя Александра. В тот момент в голове мелькнуло, что он конченый человек. Ему не выбраться, и запомнят его не как важного общественного мужа, не как первого помощника великого князя. Он останется в истории, как жалкий предатель.

– Ну и что, – шепнул в голове вкрадчивый голос. – Зато ты испытаешь перед концом удовольствие. Оно стоит того…

И вот теперь ему было плохо. Очень плохо. Он должен был придумать, как отправить Любима на его последний бой. Фрол передёрнул плечами. Но ему даже не пришлось утруждаться. Дурень сам умолял его отпустить. А потом…

Урядник содрогнулся от ужаса и мерзости. Ужаса, что мог потерять все, мерзости на себя, за то, что едва все не испортил. Он помнил, как тяжело дались ему те слова, брошенные Стояну.

– Решайте сами!

Он был готов умереть сразу после них. Но… увы, они ничего не изменили.

И вот теперь он снова сидит перед камнем, а трясущиеся руки ищут нож. Насладится! Я жажду наслаждения!

Кап, кап. Пш-ш! Как всегда с тихим шипением кровь втягивается в камень. Он раскинул руки и замер в ожидании блаженной щекочущей волны. Она накатывала всегда внезапно и неотвратимо.

Ну же?! Он нахмурился. Где она?! Почему так долго не настаёт?!

– Вы разочаровали нас, – раздался тихий и спокойный голос. В нем нет ни злости, ни раздражения. Но от этого только хуже.

– Ты пытался сорвать то, о чем мы просили, – это была констатация факта. Не угроза, не обида. Простая констатация, но Фрола этот сухой без эмоций голос вверг в настоящий ужас.

– Нет! Пожалуйста! Я все объясню! Я все исправлю! Я…

– Ты нас разочаровал, – булыжниками легли слова привратника. – Ты знал, что ошибка может быть лишь одна. Первая и последняя. Как и наказание.

В тот момент Фрол испытал дикий ужас. Его члены превратились в желе, глаза вытаращились, а челюсть отвисла. Но даже тогда единственная мысль в голове была о наслаждении.

– Нет! Пожалуйста! Я ещё пригожусь! Позвольте мне попробовать ещё раз..

– Другого раза не будет, – спокойно проговорил привратник. Фрол расширил глаза и отступил назад. Из темноты под капюшоном донеслось:

– Не думай, что ты один. Церемонится с вами мы не станем. Что не сделал один, исполнит другой. А ты послужишь назиданием для слабых умов.

Привратник неслышно скользнул в сторону. Фрол панически дёрнулся. Взгляд его заметался по пещере. Бежать! Туда, где толпятся люди. Они помогут.

Он отпрыгнул и уткнулся в черные плащи, которые неслышно подобрались сзади. На запястьях сомкнулись холодные пальцы. Он забился, пытаясь вырваться, но привратники словно пребывали в другом измерении. Он не мог поколебать их ни на волосок.

А потом они двинулись к провалу. Неспешно и неумолимо. Фрол кричал, упирался, пытался запихать ногу меж камней – все впустую.

– Ты упадёшь вниз, но не умрёшь. Кости рук и ног переломятся, как сухие ветки. Но жизнь не уйдёт из твоего тела, – бесстрастно говорил первый привратник, пока прочие подтягивали его к пропасти. – Ты будешь вечно лежать там, на дне, и никогда не сможешь вернуться к свету. Ты получишь бессмертие. Вечное бессмертие! И проведёшь его на дней нашей пропасти!

– Нет! Пожалуйста! Я все сделаю! Я буду послушен! – кричал он, дёргаясь в руках привратников.

– Поздно. Ты отказался, и мы приняли меры. Твою работу сделает другой. Ну а ты… Ты больше нам не нужен.

Привратники остановились на краю пропасти и вытянули руки. Урядник повис над провалом, снизу веяло жутью и доносились завывающие голоса. Теперь он сам цеплялся за них. Они по-прежнему были непоколебимы, как стальные статуи.

***

– Вот он! – сказал писарь. – Я едва успел. Ещё чуть и призрачные волки…

Он держал в руках свёрток. На столике горела одинокая свеча, помещение библиотеки как всегда тонет во тьме.

– Избавь меня от подробностей. Он цел? – рокочущий голос Харитона из тьмы.

– Да. Я просто усыпил его.

– Добро, держи его…

Из темноты появились две руки и легли на мохнатые уши пса.

Бах. Бревенчатые стены. Мягкое кресло, блюдца, висящие в воздухе. Харитон уютно расположился в кресле. Перед ним сразу же явилось несколько крупных блюдец. Остальные нетерпеливо подрагивали в сторонке.

– Что тут у нас!

Харитон вгляделся в картинки на блюдцах.

– Этот пёс принадлежал Прутику, нынешнему носителю Скрипеня. Носитель необычный. Мальчишка не заключил контракт, а демон все же вселился в него.

– Но ведь это против правил мироздания, – от стен отделился силуэт девушки с темно рыжими волосами, забранными в две аккуратные косицы. – Если бы демоны могли овладевать людьми без их на то согласия, мир давно бы уже превратился в преисподнюю.

– Да, Варвара. Ты права. В этом и вся суть. Какой же тут может быть ответ?

– Прутик не заключил контракт, но все же был не против вхождения в него демона?

Казалось Варвара сама себе не верит.

– Это совершеннейшая глупость, но иного объяснения нет, – добавила она.

– Да, иначе бы пришлось признать, что законы мироздания пошатнулись, – отозвался Харитон. На блюдцах менялись изображения. Пёс защищает мальчика с дьявольским лицом. Волк нападает. Мелькнули изображения деревни, злобное лицо Прутика, удар в бок, визг.

Варвара поморщилась, лицо Харитона сохранило бесстрастность.

– Ещё раньше… – проговорил он.

Долгие дни унылой тоски. Глаза пса видит лишь доски забора. Иногда чьи то руки подносят к морде миску с едой. Но пёс безучастен.

– Быстрее. Некогда смотреть эти сопли…

Изображения менялись с невообразимой скоростью.

Эпизод в пещере душ.

Эпизод с хвастовством Любима.

– Я обязательно тебя спасу, Прутик! Обещаю!

Эпизод их встречи.

– А вот здесь смотрим внимательно, – пророкотал Харитон. Варвара придвинулась.

Нападение на деревню, всеобщая суета, ощущение страха идёт от людей и передаётся псу. Крики Прутика: "Но я хочу сражаться!" Спокойный голос большака деревни: "Ты отвечаешь за женщин и детишек" Пёс идёт вместе с хозяином. Леса, леса, леса, а потом…

– Вот оно!

Прутик говорит с большихой, указывая куда-то в сторону маленькой полянки. Та явно не понимает, что происходит. Прутик заворожённо ступает на поляну, пёс скулит и бежит следом, а потом…

Все вокруг залил ослепительный первозданный свет. Харитон хотел вскрикнуть и прикрыть глаза, но тело не послушалось. Глаза, наоборот, распахнулись, желая впитать в себя это живительное сияние. Лучи пронзали тело насквозь и очищали от наносной мирской грязи и груза страстей.

Харитон ощутил себя легко и покойно, как в далёком давно забытом детстве. Это было чувство из тех времён, когда маленький человечек ещё тонко чувствует мир, точно знает, что ничего плохого случится с ним не может и видит ангелов над плечом склонившихся к нему родителей.

Сияние угасло и пропало. Тяжесть мира вновь рухнула на плечи Харитона. Каждая частица его потрёпанного грязного от поступков тела вопила о том, что не желает возвращаться назад, не желает утратить тот чистый первозданный…

Харитон моргнул и понял, что глаза полны слез. Было до безумного обидно. Быть там, и снова вернуться сюда…

– Что это значит, отец?

В отличие от него лицо дочери хранило отблески света. В глазах тоже слезы, но это слезы счастья и восторга. Она ещё не так испорчена, она не такая грязная, как я…

Впервые Харитон увидел, что жизнь человека меряется не только умом и приносимой пользой. С точки зрения Света это совсем не важно. Мерило человека – чистота его души. Чистота помыслов!

– Это значит, дочь… – проговорил он, тяжко вздохнув, – что все гораздо сложнее и запутаннее, чем мы думали.

Он помолчал и добавил помертвевшими губами.

– И страшнее!

Сказ 21 – Спасти Любима

– Отец, разве мы не могли остановить Любима с поединком? – спросил Никто с жадностью глядя на Управителя. Ему очень хотелось знать грань возможностей их организации.

– Если смотреть с точки зрения могли-не могли, то подход должен быть таким, – ответил тот. – Слишком велика концентрация богатырей и лучших соглядатаев Харитона и Василисы. Пытаться напрямую влиять на объект под их носом сопряжено с большим риском. А рисковать, это не наш подход.

– Тогда что же мы будем делать? Если Кречет убьёт Любима, мы его никогда не похитим.

– Не думаю, что он убьёт его. Скорей всего он просто хочет поиграть, заставить молить о пощаде. Он хочет сломать Любима на виду у всех.

– Но тогда… – начал мальчик.

– Гораздо хуже для нас, если его покалечат, – проговорил управитель и замолчал. Никто ухватился за эти слова.

– Да. Я уже подумал о таком исходе. Если сундучок с сокровищем повредится, его спрячут за семь замков.

– Именно, – управитель прищурился, глядя на карту. – Поэтому то, что мы сейчас видим – это не материал для работы. Это исходные данные новой задачи.

– Ни разу ещё задача не казалась мне столь невыполнимой! – воскликнул мальчик.

– Согласен. При этом мы не должны забывать, что и с Харитоном ссориться не стоит. Мы обещали ему дружбу.

– И это тоже… – Никто окончательно поник. – Как же все это сделать?!

Управитель позволил себе улыбку.

– А на мой взгляд тут явное совпадение интересов. То, что необходимо Харитону, поможет и нам.

Он замолчал. Мальчик прикусил губу и задумался, сжав пальцами виски. Лоб его пошёл морщинами, все лицо исказила мука. Казалось один миг, и голова лопнет от прикладываемых усилий.

– Если только… – он медленно отнял пальцы от висков. Глаза быстро скакнули влево и вверх. На лицо медленно вползла недоверчивая надежда, а потом все стёрло ликование.

– Отец!.. Неужели это и есть решение?! Какое красивое и…

Он умолк.

– Да. Мы должны сделать так, чтобы Любим победить Кречета!

Никто восхищённо помотал головой.

– Но… это невозможно! Несмышленый щенок не может побить матерого хищника. При любых раскладах.

Мужчина недобро усмехнулся.

– Невозможное – возможно! Так говорил прародитель богатырей Святогор. Если мы желаем биться наравне с богатырями, нам предстоит освоить этот принцип. Скажу больше, я уже заложил камни, на которых будет покоиться наша победа. Три краеугольных камня!

***

– Перстень! Он должен его отдать! – бухнул Фёдор, ударив кулаком о ладонь. – Это против правил.

Стоян задумался.

– Согласен. Мы подадим официальный протест. Что ещё?

В горнице московского княжества собрались богатыри, тягатели и Пелагея.

– Не думаю, что это будет иметь решающее значение. С ним он справился безо всяких перстней, – калика Олег кивнул в сторону печи.

Настроение в горнице было мрачное. Савелий лежал в постели. Грудь его была перетянута белоснежными повязками. Любимка стоял над ним, склонив голову. Отрок был непривычно тих, плечи его поникли и подрагивали.

Настенька смотрела на друга, и сердце её обливалось кровью. Любим не показывает, конечно, но боится. Бросил вызов не кому-нибудь – одержимому Кречету. Сильнейшему одержимнику, который сотворил такое с сильнейшим из богатырей Московии. Тут любой перетрусит.