
Полная версия
Лена из прошлого не реагировала. Она так и не появилась на кровати, как я не старался зажмуривать глаза, в надежде, что мой зов достучится до неё, и девушка останется в постели. О чём это я? Возможно, именно так и сходят с ума…
Проклиная себя за сон, я кинулся к ванной. Шаг, ещё один, и ещё… Время тянулось, отделяя меня от цели. Казалось, я должен оказаться у заветной двери за считанные секунды, но сколько бы я не тянулся к ручке, она всегда ускользала от меня, оставаясь в паре шагов впереди. Последний рывок я делал, как чемпион мира по прыжкам в длину. Я впился в ручку и с негодованием начал её крутить, понимая, что дверь не поддаётся.
– Лена! – в очередной раз закричал я, с усилием дёргая дверь. – Открой! У тебя всё в порядке?
Ответа не было. Только капли падали вниз, выбивая сумасшедшую дробь по моему сознанию.
«Кап-кап-кап, герой. Проспал? Проворонил свою невесту? Хорошо, что ты не собирался спасать весь мир», – голова разрывалась от мыслей, вгоняя каждое слово, словно нож в излюбленную жертву.
Не знаю, как мне это удалась, но я сорвал дверь с замка и тут же окунулся с головой в пар. Похоже, Лена открыла очень горячую воду, и теперь вся ванная комната была заполнена белой взвесью, скрывающей девушку. Я ворвался внутрь и тут же упал. Мои ноги поскользнулись на чём-то, чем был залит пол… немного вязкая жидкость налипла на руки и когда я поднял пальцы к лицу, то увидел, что они красные от…
Рука Лены находилась почти перед моим носом. Теперь, когда после открытия двери пар повалили в коридор, в ванной стало легче разбирать очертания предметов. Я увидел ванную и возрадовался, что при падении не приложился головой о её край.
С наманикюренных пальцев на пол капает кровь. Я закричал, вспоминая видение у гроба Гоши, и попробовал вскочить на ноги, но рука, облачённая в чёрную одежду, опустилась на моё плечо. Медленно, словно находясь по макушку в густом киселе, я обернулся назад. Странный священник стоял настолько близко, что я смог разглядеть небольшие зелёные пятна на медном кресте, свисающем на чёрной верёвке с его шеи. Ряса, дырявая, со следами неизвестной грязи, оказалась полностью изорванной в самом низу. Край надорванной ткани отогнулся в сторону, предоставив моему взору невероятно худую и грязную правую ногу. На колене красовалась рваная рана, отчего кусок кожи свисал, подобно ткани на его рясе. Сомневаюсь, что левая нога выглядит намного лучше.
Человек смотрел на меня, а в его полностью белых глазах отражалась наша ванная комната. Там я увидел и лужу крови на полу, и рану на руке Лены, из которой вытекали последние капли, унося её в мир странного священника. Затем, он поднял взгляд вверх, рассматривая точечные светильники на потолке. Не знаю, что его в них заинтересовало, но моему взору предстала рваная рана на шее, скрываемая бородой. Возникало чувство, что кто-то убил этого человека, перерезав ему горло.
Я открыл рот, намереваясь узнать, почему этот человек преследует нас, но он поднял руку и приложил к моим губам палец. Холодный, пахнущий прелостью, он вызывал рвоту, которая волнами покатилась из глубины живота.
– Молчи, – пробасил священник, – сейчас не время говорить. Привыкли голосить, не отпуская упокоившихся… Она теперь не в твоей власти, и твой крик ничего не сделает.
Он убрал руку от моего рта, дав возможность вдохнуть относительно свежий воздух. Затем, легонько поглаживая Лену по руке, он остановился на её запястье. Я вспомнил увиденное на кухне и понял, что судьба моей невесты была предрешена уже в тот момент.
Второй рукой священник провёл по волосам девушки. На мгновение остановившись на макушке, он резко повёл рукой вверх. Я увидел, как светящийся безликий двойник Лены вылетает из её тела, повисая в его костлявой руке. Священник улыбался, показывая мёртвой девушке гнилые зубы.
– Оставь её! – я попробовал подняться на ноги, но скользкий пол мешал моему желанию. Руки скользили, как будто не желали находить опору, пока вокруг не оказался снег…
Я снова увидел дуб. Присыпанный снегом, он также молча стоял на своём почётном месте, возвышаясь над равниной. Усыпанное душами дерево, медленно покачивались под дуновением ветра. Священник держал бесплотную Лену, которая тут же закачалась в такт с остальными жертвами.
Я нашёл силы подняться на ноги. Упираясь о скользкую ледяную дорожку, мои руки нашли непонятную опору. Я чувствовал себя возрождающимся фениксом, расправляющим крылья на ветру. Ну же, ещё рывок!
Холодный ветер пробирал до костей, но я делал вид, что его не замечаю. Спасти Лену – вот моя цель и главная задача!
– Эй, Васька! Оставь её в покое. Верни мне невесту!
Священник повернулся, наклонив голову. Он улыбался, насмехаясь над моими словами.
– Она уже умерла. Ты сам видел, что она с собой сделала, но просишь меня вернуть ей жизнь? Это не в моих силах.
Он повернулся к дубу и поднял руку. Лена взмыла вверх, оставляя меня с накатившими на глаза слезами.
– Возьми меня! – не желая отступать, я хватался за непонятную надежду.
– Твоё время тоже придёт. Ибо, нет спасения…
– Да в курсе я, что его нет! Но это моя вина! Я видел души…
– Не в этом дело, смертный…
Я снова оказался в ванной. Снег лежал на ногах, начиная таять от тепла, царившего вокруг. Рука продолжала свисать вниз, и очередная капля крови упала на плитку. Пар развеялся, давая мне возможность увидеть картину произошедшего.
Моя бритва лежала разломанный. Ещё недавно, являя собой безопасное приспособление для бритья, она превратилась в безжалостного убийцу, породив из своего нутра холодный осколок смерти. Лезвие лежало у Лены на груди, как будто намеревалось остаться уликой для будущего расследования. Кровью на стене была написана старая фраза, сокращённая до стыдливого: «Нет спасения»…
Я встал на колени рядом с ванной и примерил взглядом лезвие. Лена сделала правильный выбор: зачем ждать, если уже всё предрешено? Васька, появляющийся в самые напряжённые минуты, придёт за всеми, и, ни море, ни люди вокруг, от него не спасут. А если он не поможет, всегда есть выбор, дарующий тот же самый финал. Не хочу висеть на дереве, но, похоже, этого не избежать.
Я положил руку на край ванной, всматриваясь в опустевшие глаза своей бывшей невесты. Надо же… всегда думал, что мы распишемся и уедем в тёплые страны. Моя работа позволяет находиться вдалеке от работодателя, а для Лены я хотел найти место в отельном бизнесе. И мечтал умереть с ней в один день…
Взгляд снова упал на лезвие. Что там говорят про бездну, смотрящую на человека? Я чувствовал, как маленький кусочек металла манит к себе, предлагая осуществить давние мысли и снова быть вместе с любимой. Всего-то и надо легонько провести им по руке, дополнив образовавшуюся на полу лужу своей кровью. Просто и легко, не очень быстро, но эффективно… Может, именно из-за потери родных и друзей умерла большая часть посетивших дуб? Думаю, были такие, кто не смог пережить расставание и отправился следом за любимым человеком…
Я продолжал смотреть в пустые глаза. Когда-то там были азарт и огонь, сводившие меня с ума. Сейчас там был мир Гоши, который открылся мне в глазах мёртвого фотографа. А ещё там было чувство вины… Не её вины, а моей. Оно отражалось, вытекая из моих глаз вместе со слезами, устремляясь по щекам в горячую воду.
– Зачем я рассказал тебе об увиденном? – тихие слова сорвались с губ. – Мог увезти… спрятать… Нет покоя посетившим алтарь!
На ватных ногах я пошёл в комнату. Телефон Лены лежал на полочке, рядом с кроватью. Не знаю, можно ли назвать данный вопрос своевременным, но мысль о том, что скажет моя бывшая «будущая тёща», звенел в голове назойливым комаром. Потеря ребёнка может подкосить любого родителя, а тут, не успел Гоша провести первую ночь в «новом доме», как следом уходит родная дочь. Какие силы должны быть у человека, чтоб такое пережить?
15
Я и раньше ловил себя на том, что в сложные моменты жизни голову забивают глупые и ненужные мысли, стремясь заполнить звенящую пустоту разума. Сейчас снова не обошлось без подобного: могу ли я называть маму Лены своей тёщей? За время отношений с будущим «великим архитектором», в моём понимании другого определения этой плачущей женщине я не знал. Да что там говорить, во время знакомства с родителями, Лена мне их так и представила: твои будущие тесть и тёща. С того момента я их по-другому и не называл. А сейчас… Сейчас я смотрел на плачущую женщину и не мог решить самый важный на данный момент вопрос…
Родители Лены приехали почти на час раньше полиции. Убитый горем отец разрывал их за такую халатность, вспоминая все свои регалии, заслуги перед страной и козыряя званием, но те лишь пожимали плечами, показывая на Лену:
– Мы бы уже ничего не изменили… – говорил молодой парень, поправляя кобуру.
– Да тут и так всё ясно, – вторил другой полицейский, продолжая смотреть на голую девушку. – Тем более предсмертная записка на стене…
Да, тут всё, действительно, ясно. Я, не являясь полицейским, первый вывод сделал бы соответствующий – самоубийство. Не знаю, что будет дальше и кто будет осматривать Лену, но других заключений никто не даст. Не думаю, что экспертиза сможет определить отсутствие души, тем самым предприняв попытку найти настоящего виновника смерти Лены. А он сейчас стоит у дуба и смеётся вместе со своим хозяином, показавшим мне рога и ожидающим новых жертв.
Я сидел в комнате, временами отвечая на вопросы каких-то людей. Знакомые голоса, услышанные сегодня утром на кладбище, разносили плач по квартире, усугубляя моё и без того тяжёлое состояние.
Я смотрел на кровать. Точнее, на то место, где ещё пару часов назад лежала Лена. Что было в её глазах, когда она молча лежала, отвернувшись от меня к окну? Наверное, злость и ненависть, которые я заслужил, промолчал об увиденном. Думаю, она сама хотела стать причиной всех развернувшихся событий… или это бред?
Ноги сами привели меня к кровати, мысли о которой кружили вороньём в голове. Опустившись на колени, я положил голову на маленькую подушку. Лена любила её, рассказывая о пользе подобных вещей для здоровья, а я, улыбаясь, кивал…
Простынь хранит тепло её тела, отчего мне приходится вздрогнуть. Нет, это мозг играет со мной, создавая иллюзию желаемого… или коммунальщики сильнее топить начали. Я точно знаю, там, где сейчас находится её душа, холодно и… Стоп! А если дьявол съел её душу, то что висит на дереве? Или он не ест их в прямом смысле? Чёрт! Мозг старается отвлечься от случившегося, но делает это так криво, что хочется заплакать, поддержав душевные порывы собравшихся в моей квартире людей!
Я терплю. Мои глаза покраснели, но слезам с них не вырваться. Я буду стойким и разорву этот круг смертей! Ваське не победить меня! Я знаю, что мне предрешено, а это большой козырь! Предупреждён – значит вооружён!
В голове повисла тишина… Ну же, мозг, давай, подкидывай ещё мотивирующих фразочек!
Вместо этого он отдаёт команду делать начатое минуту назад: продолжать привязывать к батарее галстук, к другому концу которого привязан его собрат, завязанный в петлю. Я смотрю на свои действия, осознавая весь ужас происходящего, но руки не останавливаются. Вот правая рука подёргала привязанный к батарее край импровизированной верёвки. Вот левая проверяет узел на петле…
Кто-то стоит сзади, читая монотонным голосом странную молитву. Чётки стучат одна о другую, добавляя к бубнению нотки ужаса. Я догадываюсь, кто стоит сзади, но тело меня не слушает… Я не могу обернуться, продолжая проверять импровизированную виселицу, с заготовленной для моей шеи петлёй.
В комнате резко похолодало. Снег летит в лицо, закручиваемый порывами ветра. Голос, разносивший недавно молитву в привычном мире квартиры, усилился. Уже знакомая фигура в рясе вышла из-за моей спины, направляясь к толстому стволу дерева. Прямо возле него стояла Лена, в той же позе, что и на фотосессии: голова опущена, руки висят вдоль тела. Только теперь на ней был наряд невесты, а по левой руке стекала кровь, выталкиваемая сердцем из перерезанных вен. Гоша стоял невдалеке, замерев в позе фотографа. Вот только руки его были пустыми, оставаясь замершими в ожидании привычного инструмента.
– Так всё началось, так всё и закончится, – пробасил Васька, держа в руках мою петлю из галстуков. – Ибо нет спасения для пришедших на алтарь!
Петля сама взлетела вверх, и непонятным мне образом закрепилась на ветке. Священник вскинул руку, указывая на предстоящий мне путь.
Я находился в своём теле, как сторонний наблюдатель. Руки отталкивались от снега, помогая телу выравниваться на пути к петле. Ноги делали вялые шаги, с трудом сгибая колени. Ветер забивал зрение, стараясь запихнуть в каждый миллиметр глаза побольше снега, отчего путь виделся мутным.
Теперь я понял, почему вешались все те ребята, фотографии которых были у Лены на телефоне и в ноутбуке. Они не могли противиться отказавшемуся подчиняться телу, не могли повернуть назад… Вот так они и лезли в петлю! Никто не мог совладать с силой, ведущей их тело на эшафот, видимый только для смертников.
Мне на плечо упала чья-то рука. Голос, ставший знакомым, звал меня через расстояния, призывая вернуться в реальность. Лена подняла голову и, как-то очень по-злому, посмотрела в мою сторону.
– Миша, что с тобой? – голос бывшей будущей тёщи зазвучал более ясно. – Ты что, окно открывал? Откуда в комнате снег? И кровать от него вся мокрая…
Наша с Леной комната оставалась такой же тёплой, какой запомнилась мне до попадания в мир Васьки. Сюда заходили мои несостоявшиеся родственники, рассматривая меня, словно диковинную зверушку. А я стоял на четвереньках рядом с батареей и плакал.
Не было моей петли, не было Лены со злыми глазами, не было и Гоши, замершего в его любимой рабочей позе. Где-то далеко остались и Васька с дубом. Мои галстуки тоже остались висеть на дереве, дожидаясь неминуемого завершения недавней фотосессии.
16
В доме родителей Лены было полно людей. Мысль о том, что здесь какой-то нескончаемый траур, прилетела в голову и унеслась в неизвестном направлении. Чёрные платья, платки и костюмы – всё это напоминало фильмы времён Чарли Чаплина, в которые кинематограф ещё не научился завозить цвет. В отличие от весёлого кино великого комика, здесь отсутствовали улыбки, а эмоции были хуже, чем просто печальными. Я старался отвлечься, подбирая слова для увиденного, но сознание крутило перед глазами другой фильм: снег, чётки, борода… а где-то под дубом меня дожидается невеста.
Я обернулся на звук звонка. Кто-то торопился к входной двери, щёлкая замками, привлекая в том направлении взгляды собравшихся. Все знали кто приехал, в ужасе ожидая встречи с неминуемым. Отец Лены договорился, и сейчас его дочь привезли домой, чтоб все, кто не сможет поехать на кладбище, смогли попрощаться с ней в домашней обстановке.
Двое человек внесли крышку от лакированного гроба. Кто-то топтался в коридоре, отдавая команды другим людям. Плач усилился, безошибочно подсказав мне, что именно происходит в коридоре.
В комнату внесли гроб. В нём лежала та, с которой я планировал связать жизнь, но теперь смогу соединиться только после смерти. И шанс, что ждать этого осталось не долго, рос с каждой минутой.
Лена лежала накрытая с головой. Немного снега сохранилось по краям огромного полотенца, скрывающего от чужих глаз её бездыханное тело. Белый, пушистый, словно дорогая вата, он становился для меня предвестником ужасающих событий. Когда мы приехали к дубу, снег покрывал всё поле бесконечным одеялом. Он укутывал Гошу, лежащего в гробу перед могилой. Он же кружил перед окном, когда Лена лежала в ванной. В тот момент, когда мои галстуки обматывались вокруг ветки, снег, словно стараясь скрыть от меня происходящее, падал на землю. Уверен, на наших могилах его будет столько, что каждый желающий сможет до самого лета лепить огромных снеговиков.
Мама Лены стояла в стороне. Несколько женщин окружили её, поддерживая под руки и подсовывая под нос пузырёк с нашатырём. Соседка, которая была частой гостьей в этой квартире, откинула белое полотенце, явив всем собравшимся мою Лену…
– Красавица наша, – сказала женщина, убрав покатившуюся по щеке слезу. – Покойся с миром… Петя, ну за что вам такое?
Она разрыдалась ещё сильнее, уступая своё место другим людям. Отец Лены, поддерживая жену, подошёл к гробу и опёрся рукой о его край. Военный человек, на сколько я знаю, видевший ни одну смерть, старался сдержать слёзы. Виолетта Павловна возле гроба выглядела спокойнее мужа, выплакавшись несколько минут назад.
Я решил, что теперь пришла и моя очередь. По крайней мере, хоть здесь мы сможем побыть одной семьёй, которой было не суждено состояться.
– Почему она в свадебном платье? – я посмотрел на Виолетту Павловну, поглаживающую сложенные на груди руки дочери.
– Так принято… не знаю… Мне на работе так сказали. Её там все любили… Ну, ты же знаешь это и сам…
Мне пришлось выдохнуть, чтобы не закричать.
– Да, знаю. Но почему она в таком платье? Она же не замуж выходит…
– Ну, вы же так и не расписались… – пожала плечами мама Лены. – А они сказали, что по традиции, незамужних девушек хоронят в свадебном платье. Или что-то в этом роде… Не знаю… не помню… Лене уже всё равно, а мне так легче.
– Почему вам от этого легче? – я опустил голову, закрыв глаза.
– Помню, когда умер мой отец, мама никак не могла придумать, в чём его похоронить. И дело не в том, что ей было жалко его оставшуюся одежду. Она хотела, чтобы на том свете он предстал перед ней в нормальном виде. А так, после вашей с Леной встречи в раю, вы сможете сразу пожениться. Ты, главное, другую тут не находи. Береги себя для неё, а она себя сбережёт…
Я посмотрел на свою предполагаемую тёщу округлившимися глазами. Эта женщина, которую я всегда считал умной, сейчас несла самый настоящий бред. Правда, после того, что ей пришлось пережить, я могу простить ей это.
Лицо Лены оказалось напудренным, а губы накрашены помадой. Я даже уловил её запах – это был мой подарок на очередную дату наших отношений. Глаза были плотно сжаты, но мне сразу представилось, как они откроются точно так же, как сделали Гошины, намереваясь рассмотреть мою трепещущую душу. Наверное, пока родители рядом, она не сделает подобного, но, на всякий случай, я приготовился отступить в толпу, стоящую позади меня.
– Миша, заканчивай здесь, – Пётр Сергеевич качнул головой, и махнул рукой стоящим в стороне людям с крышкой от гроба. – У нас всех ещё будет немного времени у могилы. Не самое лучшее место для встреч, но и не самое худшее для прощаний.
Сверху на Лену опустилась крыша её нового дома, которой суждено ещё один раз быть отложенной в сторону для финального прощания на кладбище. Мне пришлось отойти, чтоб не мешать похоронной бригаде, ловко подхватившей привычную для них ношу. Меня взяла под руку какая-то женщина, махнувшая успокоительно маме Лены, и потянула к выходу. Похоже, меня решили успокаивать, а я просто не мог оторваться от гроба, намеревающегося навсегда спрятать от меня девушку в платье невесты… мою предполагаемую жену.
17
На кладбище было не так людно, как на похоронах Гоши. Я узнал нескольких одногруппников Лены, но подходить к ним не стал, отделавшись лёгким кивком и поднятой рукой. Так оказалось, что рядом с Гошей уже похоронили какую-то бабушку, и новая могила расположилась в нескольких метрах от креста с информацией о годах жизни её брата. Такая же, но с другими числами, лежала рядом с подставками, которые приготовили для временной установки гроба. Снег старался скрыть знакомую мне дату, в которую Лена в подарок получила смертельную фотосессию. Возможно, заметив мой взгляд, низкий парень из похоронной бригады, поднял табличку и смёл с неё снег изорванной перчаткой. Затем, траурный прямоугольник скрылся за пазухой грязной куртки. Пусть, так даже лучше…
Часть родни ещё не разъехалась после похорон фотографа, так что, как сказал один из дальних родственников, собирать снова им не пришлось. Но взгляд уловил несколько незнакомых лиц, и я решил, что просто не обратил на них внимание на прошлых похоронах.
Люди шептались, выстраивая различные теории о причине поступка Лены. Про безответную любовь я не слышал, но вариант, что жених ей изменил, тоже прозвучал. Была даже версия, что Лена не смогла пережить горе от смерти брата. Одна из бабушек даже вспомнила, что у внучки в детстве были склонности к суициду, и её пару раз ловили на крыше родительского дома. А я и не знал об этом… Да что там… мы не говорили на подобные темы ни разу, что было странно, учитывая любовь Лены к мистике. Думаю, она хотела забыть этот момент, но добрая родня всё помнила.
Поток людей, устремившихся к гробу после снятия крышки, скрыл от меня всё происходящее. Я видел спины, слышал голоса, но не понимал, кто уже попрощался и сколько людей отделяют меня от этой же работы. Кто-то отходил, затем снова возвращался. Кому-то несли воду, намереваясь успокоить человека, а я не понимал, как может стать плохо на такой холодной погоде.
В общем, всё шло своим чередом и я, снова оставшись последним в этой веренице, пошёл к своей невесте. Парень из похоронной бригады держал над её лицом небольшой зонт, выданный ему какой-то из сердобольных бабушек. Он отвернулся в сторону, рассматривая соседние могилы, покачивая при этом головой. У меня возникло странное чувство дежавю: точно также, пару дней назад на похоронах Гоши вся толпа стояла у гроба, а я оказался возле него в полном одиночестве. Здесь первой мыслью была: какие были мои последние слова, произнесённые Лене?
Она не смотрела на меня в привычном смысле, но я чувствовал её взгляд. Тяжёлый, полный ненависти за молчаливое хранение тайны с увиденным под дубом. Он жёг меня, прорываясь из-под сомкнутых век. Запах помады, странным образом доносящийся несмотря на погоду, манил к губам девушки. Покойников целуют в лоб, но это же моя бывшая невеста…
Я наклонился пониже и поцеловал остывшие губы. Мои руки коснулись полотенца, которым было перекрыто некогда желанное мною тело. Я не заметил, как от этого движения, оно отъехало в сторону, освобождая сложенные на груди руки покойницы.
Странное чувство появилось в тот момент, когда я отрывался от поцелуя. Меня продолжало тянуть к девушке, как будто невидимая сила не желает нашего расставания. Опустив вниз взгляд, я увидел, что левая рука Лены крепко вцепилась в карман моей куртки. В обычных условиях пришлось бы вспоминать истории про судороги и цепкие хватки после смерти, но в моём случае, в голову лезли только истории про зомби.
– Ты переживал, что не утянул нас в тёплые страны, хренов спаситель! Мне кажется, что ты думал об этом, только в надежде спасти свою шкуру. А теперь я заняла положенное тебе место в этом лакированном ящике…
От неожиданности я дёрнулся назад и чуть не упал.
– Лена, я…
Взгляд девушки снова стал злым, а губы искривились. Слова ненависти летели в мою стороны, ударяя сильнее, чем кулаки профессионального боксёра.
– Но ты не смог! Ты не сделал этого! А, может, просто не захотел? Может, у тебя появилась другая, и Лена стала для тебя обузой? И теперь ты с ней будешь жить в нашей квартире, здесь наверху? Ну так знай, что там под землёй тебя ждут два человека, у которых есть очень неприятный для тебя разговор!
Её правая рука приподнялась, указывая большим пальцем в сторону. Я посмотрел в том направлении и увидел среди собравшихся Гошу, изломанного, с перекошенным от боли лицом. Он стоял невдалеке от своей могилы, рядом с которой уже стояла часть родственников, пришедших попрощаться с Леной. Среди них стоял и Васька, перебирая чётки, стучащие своими деревянными зубами на полкладбища.
Ощущение попытки втянуть меня в гроб пропало. Я смотрел на девушку, лежащую в обычной для погребения позе. Её руки были сложены на груди, а потухший взгляд скрывали напудренные веки. Человек, держащий зонтик стоял на своём месте, рассматривая соседнюю могилу. Чёрт, да я даже не могу сказать, был ли он здесь, когда Лена рассказывала мне о моих последних мыслях! По поводу её слов, у меня сложилось впечатление, что это обычный разговор женщины, по старой «бабской» традиции, перевернувшей с ног на голову сказанное мужем.
Я отошёл в сторону, вытирая губы. Отец Лены аккуратно махнул похоронной бригаде, после чего зонт был резко сложен и убран в сторону, а вместо него в руках человека уже был один из краёв крышки гроба. Быстро орудуя молотками, ребята вбивали острые гвозди в податливое дерево. Не прошло и минуты, как последнее пристанище Лены было готово к заключительному ритуалу.
На крепких полотенцах гроб опускался в землю, по пути цепляя краями стенки могилы. Копатели старались сделать яму похожей по форме на гроб, но где-то недоработали, оставив лишние куски земли. Я понимал ребят, ведь копать мёрзлую землю – удовольствие не из приятных, но чувство того, что гроб опустится боком, заставляло смотреть на него округлившимися глазами.