Шамиль – имам Чечни и Дагестана. Часть 2

В то время, когда мужчины молились в кунацкой, женщины собирались этого в одной из своих комнат, и молились под началом Зейдат, порядком, предварительно объясненным ей самим Шамилем.

Курбан празднуется 4 дня. Это второй и последний в году праздник мусульман. День нового года (первого числа месяца мухаррема), хотя тоже считается праздником, но Кавказскими мусульманами, по крайней мере, в Дагестане и Чечне, он не празднуется; и, по словам Шамиля, о наступлении нового года, во всем немирном крае, знал только он, да еще несколько человек преимущественно из людей ученых.

19-го июня. Разговаривая сегодня со мною о вчерашнем жертвоприношении, Шамиль объяснил мне подробности жертвоприношения Авраама, как они изложены в книгах мусульманских преданий. Сущность этого события передается ими почти также, как значится она в нашей истории Ветхого Завета.

Желая испытать послушание и преданность к себе Авраама, Бог явился ему в сонном видение и приказал принести в жертву Исаака. Проснувшись, Авраам немедленно приступил к исполнению этого повеления. Устроив все, что было для этого нужно, он взял покорного своей воле Исаака, положил его на жертвенник и нанес по горлу удар, который должен был прекратить его жизнь без всяких страданий. Но он не только не умертвил его, он и не сделал ни малейшего вреда. Сначала Авраам не обратил на это внимания, и приписав неудачу случайности, повторил свой удар но с таким же успехом. Удивившись такому явлению, он начал водить ножом по горлу, как обыкновенно режут баранов. Однако, и тут не сделал Исааку никакого вреда, хотя нож был приготовлен надлежащим образом. Тогда Авраам рассердился, и в досаде бросил непокорное оружие на землю. К величайшему его удивлению, нож ударился о камень и разрезал его пополам. Не зная, что и подумать об этом обстоятельстве, Авраам был выведен из своего недоумения Ангелом Джабраилом (Гавриилом), который, явившись в эту минуту перед ним, объявил, что Бог доволен его послушанием и, оставляя ему сына, повелевает, вместо него, принести на жертву барана. Сказав эти слова, ангел Джабраил скрылся, а Авраам, отпустил Исаака и обернувшись назад, увидел подле себя неизвестно откуда явившегося барана, которого немедленно и принес в жертву, не встретив уже со стороны ножа ни малейшего препятствия.

Оставшиеся от барана рога, Авраам выбросил, как совершенно ненужный предмет. Но впоследствии, во время «какого-то» наводнения (вероятно во время всемирного потопа), рога эти были остановлены недалеко от Мекки, в том месте, где теперь стоит какое-то озеро. С течением времени, рога опустились на дно, и дали от себя отростки, обратившиеся в подводное дерево, ветви которого исходят из воды наружу. Пилигримы считают непременною обязанностью отрезать от них частичку для четок, которые почитаются священными и употребляются преимущественно в дни «Курбана» и в первое время после него, а также и в пост, который ему предшествует. Отрезанный кусок ветки немедленно зарастают, и вообще всякая убыль тотчас же пополняется силою растительности рогов.

Почти у всех почетных или богатых мусульман есть такие четки. Не бывшие в Мекке приобретают их за весьма дорогую цену; Шамиль же получил свои в подарок от одного из Меккских богомольцев. Четки эти не заключают в себе никаких сверхъестественных свойств, но употребление их в дни Курбана доставляет мусульманам, или по крайней мере Шамилю, такое же удовольствие, как нашим детям праздничная обнова.

23-го июня. Сегодня Шамиль передал мне некоторые подробности о Каабе и о священном источнике Зем-Земе, находящемся тоже в Мекке, и столько же почитаемом мусульманами, сколько воды Ганга почитаются Индийцами.

Стр. 1442 …По своему всеведению, Бог предвидел необходимость для мусульман иметь какое-нибудь священное место для молитвы и очищения грехов. В удовлетворение этой потребности, он приказал ангелам соорудить фундамент для Каабы на том самом месте, где стоит она теперь. Окончательное же возведение этого здания Бог возложил впоследствии на Авраама, который был предупрежден об этом заблаговременно.

Сооруженный ангелами фундамент долго стоял без всякого употребления: тысячелетия «может быть» пронеслись над ним и его занесло, наконец, песком и разными растениями, изгладивши все наружные следы работы ангелов.

В это время Авраам, проживавший на том месте, где теперь Иерусалим, заметил в домашней своей жизни одно обстоятельство, весьма сильно его тревожившее: беспристрастные ссоры между женами его Саррат и Геджар (Сарою и Агарью) постоянно нарушали обычное его спокойствие, и он просил Бога оказать ему помощь в этом столь важном для него деле. Тогда Бог приказал ему отвезти Геджар, с ее малолетним сыном Исмаилом, за сорок дней пути от Иерусалима, на то место, где теперь находится Мекка.

Взяв с собою нужное для дороги количество съестных припасов и воды, Авраам повез Геджар и Исмаила в Мекку, и прибыв на указанный пункт, устроил для них хижину, снабдил финиками и другими оставшимися от дороги припасами и затем отправился восвояси, не простившись с Геджар, чтобы устранить просьбы и упреки. Но Геджар скоро заметил, что Авраам оставил ее здесь навсегда: бросившись вслед за ним, она догнала его, и спрашивала со слезами за что он покидает столь близких ему существ, умоляла не оставлять их на жертву всяких случайностей. Авраам не сказал ей на это ни одного слова и на дальнейшие мольбы и слезы отвечал тем же упорным молчанием. Наконец, на вопрос Геджар, не делает ли он это по повелению Бога, Авраам отвечал утвердительно. Тогда Геджар объявила, что в таком случае она охотно покоряется своей участи; после чего, простившись с Авраамом и получив его благословление, возвратилась к оставленному возле хижины Исмаилу. Авраам же, отойдя от нее на такое расстояние, что хижина едва ему виднелась, и заметив, что солнце уже спускается за горизонт, остановился для молитвы и, обратившись назад, к стороне фундамента Каабы, о существовании которого он уже знал, совершил намаз, призывая благословление и милость Божию на оставленное им семейство.

Между тем, Герджар, возвратившись к хижине, начала приводить в порядок свое хозяйство. Осматривая оставленные ей съестные припасы, она нашла, что воды у нее совсем нет. Место было совершенно пустынное: ни поселений, ни людского следа, ни даже водного источника не было заметно на пространстве, какое только мог обнять человеческий глаз; дневные же жары были нестерпимы. Соображая эти обстоятельства, Геджар ужаснулась, подумав о том, что ее с завтрашним днем ожидает. В этих мыслях, он решилась взойти на стоявший недалеко пригорок (Сафа), надеясь увидеть оттуда какой-нибудь предмет, обличающий близкое присутствие человека. В таком же недальнем расстоянии от хижины находилась и высокая гора (Арафат), с которой местность открывалась на более обширное пространство, но по случаю наступления вечера Геджар не решилась туда идти.

Взойдя на пригорок и не видя ничего, кроме той же пустыни, Геджар перешла к другому кургану (Марва), также недалеко расположенному от первого. Но и здесь, глазам ее представилась та же картина. Надеясь найти какую-нибудь перемену в прежнем месте своих наблюдений, Геджар снова перешла туда, потом опять возвратилась назад, и напоследок, придя в отчаяние от неуспеха своих стараний и замечая к тому же скорое наступление ночи, она стала перебегать от кургана к кургану, причем, постояв на одном, и не видя ничего нового, – она быстро сбегала с него и возвращалась к другому.

Пробежав, таким образом, семь раз, Геджар приготовилась бежать снова, как вдруг, обернувшись к своей хижине, она увидела Исмаила, окруженного со всех сторон водою. Испуганная этим чудом, Геджар бросилась на помощь к своему ребенку, который в то время как она, томясь тяжелым ожиданием, бегала между курганами, спокойно лежал на песке и играл так, как обыкновенно играют дети. При одном из движений его ноги, вода брызнула из-под земли сильным ключом и в одно мгновение начала разливаться вокруг Исмаила. Испуганный внезапным появлением воды, Исмаил закричал «Зем», «Зем» (постой, постой)!, и ключ тотчас же начал бить с меньшею силою; а когда прибежала Геджар и тоже в беспамятстве закричала: «Зем», «Зем», то он укротился окончательно, обратившись в обыкновенный источник. Впоследствии, его устроили колодцем, в каком виде он находится и

теперь.

Пророк Магомет, открыв этот источник и узнав, вследствие откровения, силу его, пожалеть о боязливой поспешности Геджар. «Такой полезной воды для людей нужно больше», восклицает он в каких-то своих записках.

Мусульманские предания говорят, что вода Зем-Зем исходит прямо из рая. Она имеет такое свойство, что одно из желаний пилигрима, выраженное в ту минуту, когда он пьет ее, – будет исполнено непременно, как бы нелепо и неумеренно оно не было. Запуганные мучениями загробной жизни и хорошо знакомые с томящим зноем своих стран и с жаждой, которую он возбуждает, мусульманские пилигримы просят в эту счастливую минуту только одного: не чувствовать жажды в продолжение всей будущей жизни. Был один пример, что какой-то бедняк пожелал богатства, и он сделался таким богачом, каких свет не видал. Предания рассказывают о другом мусульманине, который, возвратившись каким-то случаем из царства мертвых на землю, подтвердил своими словами справедливость сказания о чудодейной силе Зем-Зема.

Что касается Каабы, то она была воздвигнута Авраамом уже тогда, когда Исмаил сделался взрослым человеком. Раскапывая однажды по близости своего жилища землю, он открыл построенный ангелами фундамент, вместе с большим количеством нужного для здания камня. К этому же времени Авраам получил новое откровение, вследствие чего тотчас же явился в Мекку и занялся постройкою Каабы при помощи Исмаила, подававшего ему камни.

Построенная руками Авраама, Кааба существовала долгое время, пользуясь уважением потомков этого пророка, называвших ее «Божьим домом». Наконец, вследствие «какого-то» наводнения, она не только утратила прежний вид свой, – но даже память людей не удержала и места ее нахождения, и уже впоследствии она была открыта пророком Магометом по следующему случаю:

В первое время своего знаменитого поприща, когда слух о нем ходил в пределах его родины, – Магомет молился Богу, обращаясь подобно всем к стороне Иерусалима, и тем возбуждал насмешки Евреев, которые говорили ему: «как же ты проповедуешь новую веру, а молишься по-старому?» Досадуя на этот упрек, справедливость которого нельзя было опровергнуть, – Магомет просил

Бога указать ему какое-нибудь место для молитвы; и Бог указал ему на местонахождение «Каабы», которую он впоследствии открыл и возвысил до той степени, на которой она стоит во мнении мусульман теперь.

Стр. 1443 …28-го июня. До вступления Шамиля в управление немирным краем, все общества и деревни управлялись старшинами и Кадиями, власть и влияние которых были весьма сомнительного свойства. Убедившись в бессилии этих людей, Шамиль разделил страну на Наибства, предоставив Наибам весьма большие права. Они творили суд и расправу не только в обыкновенных тяжебных делах, но и все касавшееся безопасности и благосостояния вверенного им края, а также заготовление для военных действий продовольствия, – подлежало их ответственности, а, следовательно, их разбирательству и распоряжениям. Одним словом, им было предоставлено все военное управление, и все гражданское правление, кроме введения новых административных мер, имевших форму и силу закона. Последнее подлежало власти Имама, точно также как и смертная казнь, которая хотя определялась Наибами, но приговоры их приводились в исполнение не иначе, как с утверждения Шамиля. Впрочем, последнее постановление состоялось уже впоследствии, когда Шамиль узнал о случаях несправедливости Наибов, казнивших несколько человек совершенно безвинно, из корыстных видов. Во всем остальном исполнительная власть была сосредоточена в руках Наибов. Дела тяжебные (гражданские) разбирались Муллами и Кадиями, по смыслу Корана. Приговоры их передавались для исполнения Наибам в тех случаях, если с которой-нибудь стороны обнаружится нежелание покориться решению Шариата добровольно. Когда жалоба предъявлялась самому Наибу, – он требовал Кадия или Муллу и дело решалось на месте, согласно объявленного ими толкования. В этих случаях исполнение приговора следовало немедленно за решением дела. Апелляции не было; а если случалось недовольным довести свою жалобу до сведения Имама, то обыкновенно ответом была следующая фраза: «твой Наиб потому сделан Наибом, что он умный, честный и ученый человек; к тому же он разбирал твое дело и знает его лучше меня; стало быть оно решено по справедливости: ступай себе с Богом»…

При стесненном положении края вообще, при невозможности дать ходу гражданских дел какую-либо форму, а главное, при общем и весьма сильном отвращении горцев ко всякого рода формальностям и особенно к медленному производству, хотя бы дело шло о жизни или смерти тяжущихся, другого порядка вещей и быть не могло. Шамиль знал это очень хорошо; а потому и на слабую сторону своей администрации смотрел довольно равнодушно, выходя из этой апатии только в самых экстренных случаях.

Помощниками Наибов, как гражданских правителей, были, во-первых, мюриды, потом пятисотенные, сотенные и десятники. Они (кроме мюридов) избирались из людей, принадлежавших к местному населению, и назначались на эти должности Наибом. Он же назначал начальников во всех те места, где не было его резиденции. Начальники эти назывались «Дебирами». В отношении Наиба, они были тоже самое, что наши городничие в отношении губернатора. Занятия и права их были такие же, вообще же круг действий их был очень ограничен: они решали дела только незначительной важности: все же остальное представляли на усмотрение Наибов. В ведении Дебиров находились, между прочим, и Татели.

Все эти должностные, лица, взятые вместе, представляли собою сколок нашей городской и земской полиции. На них лежала обязанность отыскать и представить Наибу нужного ему человека; следить за действиями людей, подозреваемых в сношениях с неприятелями; наблюдать за точным исполнением жителями предписаний религии (Татель); передавать приказания Наибов подчиненным ему старшинам, сообщения соседним. Наибам и донесения Имаму и наконец, мюриды были исполнителями смертной казни.

В военном отношении, Наиб был главный начальник над войсками, расположенными в стране, вверенной его управлению. Другими словами: он был главный начальник всех, кто носит в его наибстве оружие. Безопасность Наибства лежала на полной его ответственности. Но распоряжаясь самовластно при вторжении неприятеля в его Наибство и даже снаряжая небольшие партии, или давая начальникам их позволение для набегов на наши пределы, – Наиб не имел права предпринимать без разрешения Имама экспедиции больших размеров.

Если в его Наибство являлся другой Наиб со своими войсками для совокупных оборонительных или наступательных действий, то этот последний подчинялся первому. Однако подчиненность эта была только наружная, ради выполнения Имамского приказа; в сущности же, оба они, не будучи друг на друга в претензии, действовали порознь, каждый по своему усмотрению, точно также как действовали и простые горцы, рядовые солдаты.

Этим объясняется причина неуспеха нападения многочисленных горских скопищ на наши самые мелкие команды, если встреча происходила на местности сколько-нибудь открытой. Зато, в лесах Чечни и в горах Дагестана, где каждый обороняющийся действует на свой страх, все выгоды были на его стороне, весь успех дела зависел от смелости и личной храбрости обороняющегося. Этим, в свою очередь, объясняется продолжительность Кавказской войны, на которую огромная разница в средствах противников имела весьма слабое влияние.

Помощниками Наиба в военное время, или, вернее, – частными начальниками в действующих войсках, были те же пятисотенные, сотенные и десятники. Обязанность их на время их отсутствия, также как и обязанности Наиба, исполнялись людьми, ими же самими для этого избранными. По большей части, это были или близкие их родственники, или хорошо известные им люди, на которых вполне можно было положиться.

Как в военное, так и в мирное время, Наибы подчинялись «Мудиру». Это звание Шамиль учредил для легкости сношений с Наибствами, слишком отдаленными от его собственной резиденции, а также и для более действительного надзора за некоторыми не совсем надежными Наибами. Такими Мудирами были у него: в начале – Шуаиб-мулла в Большой Чечне, Ахверды-Магома,

Даниэль-Султан, Албаз-Дебирь и некоторые другие в различных частях Дагестана. Последним был

Гази-Магомет. Относительно гражданской части, Мудир был нечто вроде генерал-губернатора нескольких Наибств.

Звание Мудира, вместе с некоторыми другими нововведениями, учреждено Шамилем по образцу Турецкому, со слов и по руководству известного в немирном крае чеченца Юсуфа-Хаджи, который долго жил в Аравии, Египте и в особенности в Константинополе, и возвратившись потом к Шамилю, – пленил его рассказами о Турецкой администрации.

Организовав, таким образом, управление немирным краем, Шамилю оставалось только наблюдать за добросовестным выполнением Наибами своих обязанностей и заниматься внешними делами своей страны. По его словам, он так и сделал. В какой степени принятые им меры были действительны, – мы можем теперь судить самым безошибочным образом, имея в своих руках все необходимые для этого данные.

30-го июня. Мне удалось помирить Магомет-Шеффи с Абдуррахманом. Хотя это примирение только наружное, но можно поручиться, что до ожидаемого отправления Абдуррахмана на Кавказ, особенного ничего не произойдет.

Стр. 1444 …Жена Шамиля Шуаннет в здоровье поправляется. Кроме следов горячки, в ней осталась еще слабость, вероятно и следствие кровопускания, Болезнь свою она приписывает, также как и все прочие женщины, перемене воды, но никак не собственной неосторожности.

За июль 1860 года. 3-го июля. Нет сомнения, что причина, побудившая пророка Магомета воспретить употребление некоторых предметов в пищу и питье, также точно как и введение в повседневный быт мусульманина особых обрядов, подобных омовению, бритью волос и проч., имеет в своем основании гигиену, соблюдение которой столь необходимо в жарком климате Востока.

В этом случае, конечно, труднее всего было заставить мусульман отказаться от вина, в котором уже ровно ничего не заключается нечистого, а опьяняющее его свойство может вредить только тем, которые употребляют его неумеренно. Но пылкий нрав и горячая кровь последователей Магомета заставляли его опасаться, что последних будет большинство.

Эта причина и побудила Магомета подкрепить сказание о боговдохновенности запрещения на вино фактов из действительной жизни. Факт этот занесен в мусульманские книги и, по словам Шамиля, заключается в следующем.

Однажды Пророк выехал верхом на своей кобылице за город, с целью найти в окрестностях его уединенное место, где бы можно было без помехи предаться размышлениям и самосозерцанию. Проезжая садами, он встретил многочисленное общество, которое, расположившись на траве, весело беседовало, сопровождая это занятие обильными возлияниями. (В то время вино еще не было запрещено). Поравнявшись с пирующими, Пророк благословил их, и, пожелав мирного веселия, поехал дальше. Через несколько часов, возвращаясь домой, доехав до того места, где оставил веселившихся людей, увидел их всех лежащих мертвыми. Пир перешел в ссору, и пирующие перебили друг друга.

Видя это, Пророк начал молиться Богу и просить позволения запретить вино, которое приносит так много зла. Тогда предстал пред ним ангел Джабраил (Гавриил), возвестивший ему, что Бог повелевает запретить употребление вина и что он сделал его свидетелем этой кровавой картины нарочно для того, чтобы еще рельефнее выставить правоверным тот вред, который заключается в вине.

Но из всех правоверных, живших прежде и живущих теперь, конечно Шамиль глубже, чем кто-нибудь сознает непреложность этой истины. При своей незлобивости и христианском, если так можно выразиться, желании всем людям добра, он питает сильное отвращение к тем, которые неумеренно пьют вино, по справедливости считая их врагами общества, способными причинить рано или поздно большое зло.

6-го июля. В происшедшем сегодня разговоре, мне пришлось спросить Шамиля: отчего он бездействовал во время Турецкой войны, когда за откомандированием значительной части войск с Левого Крыла Кавказской линии в Азиатскую Турцию, он по справедливости мог надеяться на успех, если бы принял положение наступательное.

Шамиль отвечал, что, напротив, в начале кампании, он действовал весьма энергически, и при том в таких условиях, что его даже можно назвать одним из прямых участников минувшей войны, так как, вследствие предварительного соглашения с Турецкими Пашами, он действовал так, чтобы соединиться с союзными войсками и действовать впоследствии совокупно против наших войск на Кавказе.

Затем, он рассказал мне подробности своих сношений с союзниками. При самом начале войны, он получил предложение приготовиться к встрече союзных войск и к соединению с ними в Имерети. Изъявив свое согласие, Шамиль тотчас же принял меры к осуществлению этого плана. Собрав всех способных носить оружие, и оставив из них необходимое число людей для защиты края, с остальными войсками в числе 12,000 чел. (7,000 конницы и 5,000 пехоты) двинулся он весною 1854 года в Джаро-Белоканский округ.

Делая распоряжение, лишавшее страну большей части ее защитников и облегчавшее успех нападения на нее Русских, Шамиль именно принимал в соображение откомандирование наших войск в Азиатскую Турцию, что, по его мнению, лишало в свою очередь и нас возможности предпринимать наступательные действия в больших размерах.

Говоря о последующих своих действиях на Лезгинской Кордонной Линии, Шамиль упомянул о сражении при Чирахе, в котором, по его словам, Русские потерпели большой урон. После этого, он предложил идти на Тифлис; но свободнее в этом случае действовать, – послал предварительно известие о своем намерении в Карс и к Паше, начальствовавшему войсками в Абхазии, и в ожидании ответа отрядил старшего своего сына со всею конницей и с небольшим числом пеших охотников в Кахетию (последствием чего было взятие в плен Грузинских княгинь), а сам расположился с остальными войсками возле какого-то нашего укрепления, которое оставлено было нами еще прежде и название которого он позабыл.

В скором времени он получил ответ, содержание которого было для него крайне оскорбительно. Вместо признательности за изъявленную им готовность содействовать намерениям союзников и за быстроту в исполнении данного им обещания, ему делали упрек и даже выговор как простому подчиненному лицу за его действия, которые, по соображению союзных генералов, до времени не должны были иметь наступательного характера.

Затаив в душе злобу и даже не удостоив своих союзников ответом, Шамиль дал себе слово не только не содействовать им в каком бы то не было отношении, но оставаться спокойным зрителем и тогда, если бы союзные войска появились в самом сердце Дагестана. Снявшись немедленно со своей позиции, к чему побуждал его также внезапно выпавший в горах снег, грозивший сделать путь отступления непроходимым, Шамиль возвратился в Ведень, распуская дорогою свои войска по домам, и послав сказать Гази-Магомету, чтобы тоже шел из набега домой, а не в Джаро-Белокань.

В последующее затем время мы видели, что и в самом деле действия Шамиля в продолжение остального времени Турецкой кампании, были как-то особенно вялы, совсем не такие, какими бы они могли быть; и вообще в них было заметно отсутствие энергии, которую тогдашние наши обстоятельства на Левом Крыле весьма способны были вызвать в противнике и менее даровитом, нежели Шамиль.

Сношения его с Турками были письменные. Шамиль вел переписку с тремя пашами: с Решидом, Ахметом и Селимом – тем самым, который был у нас в плену.

Письма доставлялись Меккскими богомольцами и подданными Даниэль-Султана, которые зашивали их в одежду, обувь и даже запаивали в медные кувшинчики, всегда сопровождающие мусульманина в путешествиях и употребляемые для омовений. В этих кувшинчиках приделывалось фальшивое дно, которое и закрывало собою письма.

Корреспонденция производилась через Елису, в Карс и Абхазию, а также, при посредстве Магомет-Амина, прямо в Константинополь.

Стр. 1445 …В заключение, Шамиль снова указал на «невероятность» Турков, в которой вышеозначенные сношения удостоверили его окончательно, усилив вместе с тем и нелюбовь, которую он постоянно к ним питал и в прежнее время.

9-го июля. Сегодня Шамиль объявил мне, что с этого числа у них начинается новый год, что в этот же день родился он сам, и что сегодня ему исполнилось шестьдесят пять лет. Затем, он рассказал виденный им в эту ночь сон, который, по его мнению, должен иметь большое значение.

Он видел фельдмаршала кн. Барятинского с озабоченным лицом и с непокрытою головою. Это последнее обстоятельство означает по приметам горцев большие хлопоты и вообще неудовольствие для той особы, которая в сонном видении представилась с открытою головою.