Шамиль – имам Чечни и Дагестана. Часть 2

Совсем не ожидая услышать такие речи, там более, что до этого дня слышал от него только соболезнования об одиночестве Гази – Магомета, – я увидел себя в весьма щекотливом положении. За всем тем, мне казалось необходимым разъяснить это дело вполне, вследствие чего, я выразил сначала некоторое сомнение в основательности взведенного на Керемет обвинения; но, убедившись, что собеседник мой остается при прежней уверенности, – я заметил, соблюдая при этом надлежащую осторожность, что хотя невозможно ожидать после этого, чтобы между членами его семейства и Керемет установились родственные отношения с первого же раза после ее приезда, – но что, во всяком случае, мне казалось бы необходимым устроить это дело таким образом, чтобы не могли произойти какие – либо крайности.

На это Шамиль отвечал: – До сих пор я знал, что Гази – Магомет очень много любит свою жену, что она отравит или его, или меня, или сделает какую-нибудь другую гадость.

Дальнейшие расспросы с моей стороны были бы неуместны; я оставил это дело в изложенном виде, и только желая придать разговору не столь резкое окончание, полюбопытствовал узнать: отчего не высказал Шамиль всего этого в то время, когда спрашивал его, желает ли он, чтобы Гази – Магомет ехал за своею женою или не? Шамиль отозвался, что когда еще много оставалось времени для отклонения Гази – Магомета от намерения соединиться с женою, что все это время он надеялся услышать от него желаемый отказ и что наконец с тех пор и до вчерашнего дня ему все казалось, что Керемет никак не может приехать в Калугу; но теперь, виденный им в эту ночь сон поколебал прежнюю уверенность и он решился на всякий случай принять меры заблаговременною в заключение, на высказанную мною догадку, что по этому он вероятно будет доволен, если вследствие каких – либо обстоятельств Керемет не приедет в Калугу, – Шамиль с большим одушевлением отвечал: «очень буду доволен, очень дубу счастлив и об этом молюсь каждый день»…

Стр. 1438 …Соображая все вышеизложенные обстоятельства, следует, как мне кажется, вывести два заключения: или Гази – Магомет действительно любит свою жену так много, как он показывал, и как говорят о том все его родные; или же чувство любви он обнаруживал с единственною целью возбудить к себе сочувствие Русского Начальства и вызывать его к содействию на выдачу Керемет, руководствуясь отцовским на нее взглядом. В первом случае, нет сомнения, что он для нее будет надежным щитом против всех домашних напастей и желания отомстить за сделанное ею зло, если только оно действительно сделано. В противном же случае, нельзя сомневаться, что женщине этой угрожает в Калуге большая опасность потому, что при вышеозначенных условиях, настойчивость с которою Гази – Магомет желает соединиться с женою, может выражать только жажду мщения, питаемую им в той же степени, как и отец его.

Хотя последнее предположение легко может быть и ошибочным, но припоминая отзывы Шамиля о стремлении горцев к справедливости, с которою неразрывно соединена идея возмездия или, что все равно, мщения, – я не могу освободиться от некоторых опасения за Керемет; и потому считаю обязанностью просить наставления на случай ее приезда и требования от меня защиты, подобно тому, как несколько дней назад требовала ее Шуаннет.

Что касается до найма для Гази – Магомета особой квартиры, то об этом согласно 11 – го § выданной мне инструкции, я докладывал Калужскому губернатору, предупредив вместе Шамиля, что наем помещения, также как и содержание Гази – Магомета, должны будут производиться на счет Всемилостивейше определенного ему пенсиона.

За июнь 1860 года. 2-го июня. Сегодня Шамиль просил меня показать оставшимся при нем горцам существенную в Калуге фабрику бумагопрядильных изделий, которую сам он видел еще впервые дни своего здесь пребывания.

Осматривая фабрику и все подробности ее действий, начиная от размотки бумаги до обращения ее в готовую материю (серпянка и два или три сорта шерстяных и полушерстяных материй), – горцы больше всего удивлялись первобытной простоте механизма употребляемых при этом машин. Наконец сын Шамиля, Магомет – Шеффи, интересовавшийся этим делом, по—видимому, больше всех объявил, что у них в Ведене была точно такая же фабрика, только несравненно меньших размеров, и не имевшая в своем устройстве той определенности, какою обусловлена фабрика Калужская. Но зато станок, сподручные машины и самая материя были те же самые, как и здесь. По его словам, такая фабрика была одна во всем немирном крае. Она принадлежала жителю аула Мужич в Акуше, Али – Бею, который устроил все действовавшие на ней машины собственноручно. Производством материи занимался сам Али – бей и члены его семейства. Количество выделываемой материи было весьма незначительно, и потому сбыта ее в посторонние руки почти никакого не было, а все потребление ограничивалось семейством Али – бея и некоторыми его родственниками.

Не смотря на то, что заведение это не столько походило на фабрику, сколько на обыкновенное ручное производство нашими крестьянками холста и сукна, где тоже употребляется уток и другие самодельные снаряды, – показания Магомета – Шеффи о мануфактуре в ауле Мужич было для меня сюрпризом, во – первых, потому, что в продолжение почти двадцатилетнего пребывания на Кавказе, я никогда не слышал о подобном явлении в немирном крае, и вместе с другими разделял убеждение о неспособности горцев к занятиям такого рода. С другой стороны мне казалось, что факт этот свидетельствует о возможности удовлетворения со временем потребностей Кавказа в мануфактурных изделиях собственными его средствами, если только население имеет к этим занятиям способность, а главное – склонность к усидчивому труду, чего впрочем, трудно ожидать в первое время после тревожной жизни, которую так долго вели обыватели покоренного края.

За разъяснением этого предположения я обратился к Шамилю. Оказалось, что о существовании в ауле Мужич «ситцевой» фабрики Шамиль не имел ни малейшего понятия, и даже никогда не слыхал о ней, впрочем, так же точно, как почти и обо всем, что делалось в последнее время в немирном крае, за исключением сложных военных предприятий и еще тех предметов, о которых наибы считали нужным довести до его сведения. Он знал, что у него есть литейный и пороховые заводы, а частные люди занимаются выделкою холодного оружия. Но подробности содержания и устройства заводов, а также качество и количество выделываемых ими снарядов, ему было вовсе неизвестным; и он не любопытствовал даже получить о том сколько-нибудь подробные сведения, а довольствовался тем, что изредка посещал эти заведения лично, при чем расспрашивал не столько о предметах производства, сколько о содержании беглых солдат, и о том – не обижает ли их кто-нибудь.

Относительно же способности и склонности горцев к занятиям, требующим тяжкого труда, и притом во многих отношениях неблагодарного, Шамиль отзывался следующим образом: – Выучите горцев чему хотите, они все сделают, и притом так хорошо, как не сделает никто. Доказательством служат множество оружейников, которые делают оружие, быть может, самое лучшее в свете (холодное). Если же горцы не производят других предметов, то это потому, что никто ничему их не учил, да и некогда им было. Способности у горцев большие, охоты очень много для всякой самой тяжелой работы, лишь бы он видел, что труд его не совсем бесполезен, и что из под его рук выходит дельное, хорошее. Это подтверждается теми же оружейниками, которые не делают оружие в полном его виде, а работают его по частям; один мастер работает ствол, другой замок, третий шомпол и т.д.; точно также кинжальный мастер не возьмется за шашку, пистолетный за ружье. От этого, ни в каком оружии нет такой прочности и чистоты отделки в частях его как в нашем. Одно, что может помешать успеху фабрики на Кавказе, это вино. Но ваше Правительство, вероятно, примет в этом отношении, если не такие строгие меры, какие принимал я, то вероятно тоже довольно строгие для того, чтобы не допустить население до крайностей, которые потом едва ли можно будет исправить, потому что повторяю: вино составит для горцев источник всякого зла; точно также, как отсутствие возможности злоупотреблять им, будет источником всякого добра и для страны и для народа.

Что касается до учреждения разных фабрик и заводов, то Шамиль думает, что в покоренном крае они должны приняться вообще хорошо.

4-го июня. В мусульманских книгах определено благополучное состояние человека на земле следующими четырьмя условиями: возможностью съесть на тощак яблоко; смотреть на движение воды по ее течению, созерцать лицо достойного человека, и наконец, жениться на девушке невинной.

Стр. 1439 …Счастливицу, достигшему возможности пользоваться всеми этими благами, не остается уж ничего более желать на земле. Ощущаемое им удовольствие увеличивается сознанием изложенного в книгах обещания, что только этим именно способом человек может прожить долго.

Судя по вседневной жизни Шамиля и окружающих его мужчин, Кавказские горцы, кажется, больше, нежели другие мусульмане, сознают непреложность этой книжной истинны. В этом удостоверяют и предпочтение, отдаваемое ими яблоку перед всеми другими фруктами (за исключением финика), и частые прогулки на платформе, устроенной на обрывистом берегу Оки, где они готовы стоять по целым часам, наблюдая за течением воды, и наконец, не совсем обыкновенное любопытство, которое приводит их в мою квартиру каждый раз, когда кто-нибудь приедет: в то время они с изощренным вниманием всматриваются в лица посетителей и вслушиваются в те их речи, которые понятны для них, или которые им переводят. По отъезде же посетителя, горцы немедленно принимаются выводить заключения о его уме, дарованиях и душевных способностях, нередко выказывая при этом необыкновенную сметливость и проницательность, свойственные только тем людям, которые имели в делах такого рода продолжительную практику.

6-го июня. Сегодня я рассматривал с Шамилем десятиверстную карту Дагестана и Чечни. По-видимому он знает ее в совершенстве: мне стоило только назвать один какой-нибудь самый ничтожный пункт, и уже Шамиль указывал на все остальные места края, попадая пальцем совершенно вероятно на тот самый пункт, о котором говорил. Это навело меня на предположение, не имел ли он карты Кавказа во время своего Имамства, но на вопрос мой об этом, он отвечал отрицательно; причем объяснил, что рассматривая часто со мною «портрет Кавказа» (так называет он и все горцы всякие географические карты), он приучил свой глаз к масштабу карты, и теперь может указать каждый ничтожный пункт безошибочно.

Такая способность соображения тем более замечательная, что рассматривая карту, Шамиль держал ее не иначе, как наоборот, т.е. северною частью к себе, а южною от себя; и когда я положил ее перед ним как следует, – Шамиль тотчас же сбился, и заметив «ненормальное» положение карты, – оборотил ее по своему, сказав, что иначе он не будет знать где что находится.

Верное указание Шамилем всех пунктов, обозначенных на карте, рекомендует верность ее. Но один пункт оказался «неисправным», требующим изменения. Он находится между укр. Шатоевским и аулом Чермой (на р. Хулхулу) и значится на карте под именем «Сибири, места ссылки». По словам Шамиля, никакого ссылочного пункта у него в этих местах не было; а ссылал он провинившихся в «Четль», возле Ичичали, в Гумбете. Урочище это, на которое и следует по справедливости перенести название «Сибири», находится на высочайшей горе, в столь дурном климате, что целых три месяца сряду бывает там зима. На этой горе поселено несколько семейств, которые, вместо всяких повинностей, обязаны стеречь ссыльных. Для этих последних, выстроены вблизи аульчика помещения, доступ к которым чрезвычайно затруднен.

Ссылка в это место заменяла смертную казнь для тех людей, которые оказали обществу или стране какие-либо услуги, или же были известны с хорошей стороны самому Шамилю.

Другая, замеченная Шамилем «неисправность» карты, заключается в названии общества, находящегося между Шаро и Анди; вместо значащегося на карте: «Тадбутри», следует обозначить «Тадбутры».

8-го июня. С сегодняшнего числа, у горцев начинается Ураза (пост), служащий преддверием праздника, известного под именем «Курбан-Байрама». Пост этот продолжается 10 дней и предписывается религиею не как «Фарыз», а как «Суннат». Исполнение его не обещает, подобно некоторым другим постам, особенных определительных милостей от Бога, которые даже поименованы в книгах, но оно просто «будет способствовать, как и всякое доброе дело, к спасению души».

Отсутствие заманчивых обещаний, быть может, и составляет причину того, что из всего семейства Шамиля только один он будет поститься. Впрочем, обстоятельства предшествовавшего времени и многие подробности, переданные мне при разных случаях горцам, довольно ясно свидетельствуют, что вообще жители покоренного края, за весьма небольшими исключениями, далеко не всей душою преданы своей религии и не слишком охотно выполняют ее требования, покоряясь, в некоторых случаях, особенно за время Имамства Шамиля, единственно грозной необходимости, для избегания столкновений с Тателем. Подтверждением этого служит между прочим и примеры, случавшиеся на моих глазах в самом доме Шамиля. Принимая же в соображение отзыв его о пристрастии горцев к вину, о склонности к разного рода общественным удовольствиям, и о нерасположении их к строгим требованиям «Шариата» вообще, что, как известно, оставляет неодолимое препятствие для тех, кто хочет быть истинным мусульманином, нельзя не предположить возможности постепенного и при том недалекого обращения жителей немирного края в христианскую веру, без особого труда для нас и неудовольствие для них.

Известная Кавказским войскам обходительность мирных туземцев в отношении нашей пищи и питья, особенно когда они бывают в наших домах; замеченное в них уважение к нашей святыне вообще и к почитаемому нами угоднику Николаю Чудотворцу в особенности; потом, многие христианские памятники, открываемые в разных местах наших поселений, и не только не истребленные ими, к чему они имели так много времени и способов, а напротив, даже сохранявшиеся по приказанию самого Шамиля, как например древняя церковь близ аула Гоготл в Тилитлинском наибстве, все это может скорее утвердить высказанное предположение, нежели доказать неосновательность его.

12-го июня. Апрельский дождь играет во мнении горцев роль, тождественную с нашим мартовским снегом: как этот последний обещает женщинам, которые умоются им, на всю жизнь белизну лица, так и апрельский дождь приносит еще более существенную пользу тем, которые подвергнутся его действию с открытою головою: они навсегда избавятся болезней головы и внутренностей.

Следуя этому поверью, горцы приняли за обычай выходить во время дождя на открытый воздух, непременно сняв шапки. Это, кажется, единственный случай в их жизни, когда они обнажают свои головы; потому что они даже и спят в папахах, находя это полезным против головной простуды, которой они боятся больше всех других болезней.

Полезное действие апрельского дождя распространяется на одних только мужчин; женщины, даже и в этом случае, забыты, как всегда и во всем. По мнению горцев, сама природа создана не для них.

17-го июня. Дочь Шамиля, Фатимат, выздоровела, а вместо нее заболела желчною горячкою Шуаннет. Развитие болезни произошло вследствие простуды и крайней небрежности в обращении с желудком, до того общей всем женщинам семейства Шамиля, а по их словам, и всем горским женщинам, что ее можно принять за вкоренившийся в горах обычай, и именно между женщинами: мужчины несравненно умереннее их. Женщины нашего дома постоянно сидят на сквозном ветру, и к тому же истребляют великое множество всякой зелени и незрелых фруктов, так что нельзя не удивляться тому, что до сих пор не было у нас холерных случаев. Почти все яблони и смородиновые кусты в саду оборваны, лук покупается для дома пудами, и все это съедается только женщинами и детьми. Всякие увещания и предостережения совершенно бесполезны. Между этими обжорами, Шуаннет отличается особенным пристрастием ко всему безвкусному и вредному. Это самое, верное, и было причиною того, что все ее дети умирали в самом раннем возрасте.

Стр. 1440 …В теперешней болезни, первый пароксизм был так силен, что Шамиль признал необходимым открыть ей кровь, что и сделал собственноручно, распорядившись таким образом, чтобы это не дошло до моего сведения. Его скрытность имела основанием потребность не высказать себя обманщиком, так как при подобном же случае, встретившемся прежде, он получил от доктора надлежащее предостережение, и дал в то время слово отказаться от кровопускания навсегда.

Болезнь Шуаннет опасна, и по заключению доктора, должна быть продолжительна. Жена Магомета-Шеффи, Аминат, продолжает болеть.

18-го июня. Вчера вечером Шамиль пригласил меня присутствовать при торжественном богослужении, которое сегодня, по случаю наступления «Курбан-Байрама», было совершено вместе с особым, предписываемыми религиею, обрядами.

С восходом солнца явился я в «кунацкую» и нашел там Шамиля, одетого по праздничному и перебиравшего какие-то книги. В ожидании того, пока соберутся для богослужения все проживающие в Калуге мусульмане, Шамиль объяснил мне значение теперешнего праздника.

Слово «Курбан» значит «жертва». «Курбан-Байрам» – «праздник жертвы». Праздник этот имеет непосредственную связь с жертвоприношением Авраама и некоторым образом учрежден в память этого события. Подобно тому, как Аврамова жертва была угодна Богу, – мусульмане верят, что и их жертвоприношение заключает в себе великую важность, между прочим потому, что оно совершается способом, указанным самим Богом. Пролитая в этот день кровь жертвы должна принести в будущей жизни несомненную пользу. Если только жертва примется Богом благоприятно, то в день всеобщего воскресения, когда все, что жило на земле, устремится к сборному своему пункту – в Дамаск, мусульмане отправятся туда на зарезанных ими в день Курбана баранах, которые после того повезут их на себе, через «Эль-Сыррат», в жилище гурий. Скорость и успех этой последней переправы будет зависеть от степени греховности всадника и того удовольствия, с которым были приняты его жертвы, принесенные за время земной его жизни в день «Курбан-Байрама»: некоторые души пронесутся по «Эль-Сыррату» вихрем, другие – со скоростью бега отличной лошади; некоторые потянутся подобно черепахе, томясь и изнывая при виде окружающих «Эль-Сыррат» ужасов. Наконец грешники, земные дела которых противны Богу, а праздничные жертвы отвергнуты им, – будут в разных местах переправы опрокинуты и попадут в пропасть на мучения загробной жизни. Что касается до младенцев и вообще детей, умерших несовершеннолетними, то все они без исключения, и мусульманские и иноверческие, будут причислены к лику праведных.

Окончив это объяснение, Шамиль перешел на обыкновенное свое место во время общей молитвы, в угол, выходящий, на юго-восток, и начал богослужение семикратным возгласом, которым начинается и всякий обыкновенный намаз: «Алла-гу акбар». Восклицание это, все молившиеся повторили про себя, поднимая и опуская каждый раз вслед за Шамилем руки и сопровождая это действие поклоном. После этого Шамиль сел впереди всех, а прочие молельщики, в числе 11-ти чел., поместились позади его в две шеренги. Обратившись к ним лицом, Шамиль вкратце объяснил значение праздника и порядок предстоящего молитословия. Затем, он снова встал и сделал новый «Ракаат», после чего, все опять сели; и когда каждый успел прочитать про себя краткую молитву, – старший зять Шамиля, Абдуррахман, встал со своего места и, взобравшись на ближайшее кресло, прочитал во всеуслышание так называемую «молитву Хаджиев» (Меккских пилигримов). Он читал ее по книге на Арабском языке. Вот самый близкий ее перевод:

Стр. 1441 …«Хвала Тебе, Богу! Хвала Тебе, создавшему мир и людей. Хвала Тебе, поставившему мусульман выше всех людей. Хвала Тебе, создавшему Мекку и Каабу. Хвала Тебе, сделавшему Ихрам и Арафат. Хвала тебе, поставившему Хаджиев выше всех мусульман. Хвала Тебе, приготовившему грехи тех, которые ходили между Сафою и Марвою. Хвала Тебе, принимающему в свое жилище тех, которые произносят: „Аллагумма-ля бейкк“. Хвала Тебе, сближающего с собою людей посредством жертвоприношения. Нет Бога, кроме Бога, Мухаммед пророк Его»!

Вслед за тем, Абдуррахман прочитал увещание, тоже из книги: «Рабы Божии, послушайте меня. Прошу вас, бойтесь Бога также, как я Его боюсь, и исполняйте Его волю: кто боится Бога – тот всегда с Богом. Слушайте рабы Божии! Этот день – ваш день, великий счастливый день, Богом любимый день. Будьте близки к Богу! Будьте близки к нему принесением жертвы. Из той части вашего достояния, которую вы стяжали праведным образом, купите жертву и принесите ее Богу с сердцем чистым, чтобы Господь принял ее с удовольствием. Всякий мусульманин должен принести жертву, если только он не раб, и если имеет к тому средства. Молитесь Богу и исполняйте Его повеления от чистого сердца: Он ваш Бог; Он дал Свою милость и насущный хлеб всем: верующему и неверующему, доброму и злому. Ваш Бог выше всего и лучше всего. Старайтесь, чтобы ваша жертва была как можно более чиста, потому что она будет вам полезна при переходе через „Эль-Сыррат“. Эту жертву разделите на три части: одну отдайте неимущим, другою угостите ваших имущих знакомых, а последнюю оставьте для ваших домашних».

Вот Божие слово: полезно будет тому, кто принес жертву и в это время произнес имя Божие, а после того совершил намаз… Это слово написано в тех самых книгах, которые даны были Моисею и Аврааму. Спаси нас Господи! Боже, спаси нас от нашей нечистоты телесной! Сохрани нас, Боже, от дурных дел и от худых слов. Прости согрешения мои и всех молящихся Тебе! Ты Бог милостивый. Слава Тебе, Боже наш (семь раз).

«Хвала Тебе, Богу! Велика Твоя милость: милость эта выше всего. Божия великая милость и Божие великое благоволение посылается Его пророку. Даю вам последний совет: бойтесь Бога так, как я его боюсь, и будьте покорны Ему: Божия милость низойдет на вас»!

«Боже наш! Прости грехи верующих в Тебя, как мужчин, так и женщин! Прости грехи всех мусульман, как мужчин, так и женщин! Прости грехи мусульман, живущих во всем мире, от восхода до заката солнца! Исполни наши молитвы. Аминь»!

«Бог и Его святые ангелы любят и возвышают пророков: о верующие в Бога! Возвышайте их и вы»!

Прочитав эту молитву, Абдуррахман сел на свое место и запел известный стих «ля-илльля-га, илль-алла». Присутствующие подхватили его, и началось пение хором. Стих был повторен ровно сто раз, без всякой паузы, но только с повышением и понижением голоса, который в последнем случае как будто замирал от истомы, а потом снова возрождался с новою силою; при чем молельщики закрывали глаза и покачивались туловищем из одно стороны в другую.

С последним, сотым разом, окончилось и богослужение. Шамиль встал и перешел в столовую пить чай; после чего все отправились на черный двор, где были приготовлены жертвенные бараны и посуда для спуска крови. Всех баранов принесено в жертву двенадцать, по числу взрослых людей, состоящих на лицо и принадлежащих к семейству и к дому Шамиля. За малолетних детей, кровавой жертвы не приносится.

Первый баран выбран был самим Шамилем: это был самый видный из всех. Его взяли, поднесли к посуде, и, опрокинув перед нею навзничь, – держали, таким образом, до тех пор, ока Шамиль читал над ним молитву; после чего мюрид Омар зарезал его, направляя свой удар так, чтобы по возможности вся кровь стекла бы в посуду. Окончив молитву, Шамиль отошел немного в сторону и наблюдал за исходом крови. С последнею каплею крови, барана положили на разостланную тут же по земле солому, и придерживали за ноги, если предсмертные судороги заставляли его слишком сильно биться. Этим окончился и весь обряд. Молитва, прочитанная Шамилем, была следующего содержания:

«Слава Тебе, Боже наш (три раза). Нет Бога, кроме Бога! Бога величаем превыше всего. Величаем его несчетно. Слава Тебе, Боже наш (три раза). Очищаем Его от слов неверных. Очищаем Его утром и вечером. Нет Бога, кроме единого Бога. Хвала Ему, Слава Ему! Нет ничего выше Бога: хвала и слава Ему единому! Слава Тебе, Боже наш (три раза)».

После этой молитвы, Шамиль читал про себя другую в то самое время, когда их жертвы истекала кровь: это была молитва о благоприятном принятии жертвы. В бытность свою в Дарго, Шамиль резал первого барана обыкновенно сам. Теперь же, церемонии этой не было потому, что настоящие условия его жизни не требуют соблюдения этого этикета.

Когда все жертвы были принесены, Шамиль приказал немедленно выдать одну третью часть ссыльным горцам, другую на кухню, с тем, чтобы вся она была приготовлена сегодня же полностью; наконец, остальная часть отдана была женщинам, которые приготовили ее впрок, особым способом: сначала посолив мясо с разными специями, а потом, вывесив на солнце, где оно будет в продолжение нескольких дней вялиться.

Дележ этого можно было сделать очень просто, отдав по четыре барана. Но Шамиль сделал иначе: он приказал разделить каждого барана на три части, и притом таr, чтобы каждая часть имела в себе всевозможные составные части целого барана.