Гибель Лодэтского Дьявола. Первый том

– А что за боевое ранение было у Иама?

– Дрянь какая-то мелкая сзади в ногу попала и застряла, – ответил Раоль, допивая уже третью чашку наливки. – Иам думал, что легкая ранка, не жаловался, не ныл, хоть и хромал… У Иама еще кираса была смята из-за того, что конь по нему потоптался, когда мы мертвыми притворялись, а он – ни звука… Ну вот… всё как бы… – тоскливо посмотрел усатый пехотинец на пустую бутыль. – Что еще сказать-то? Не зря битва была, мы ныне увидали, как они воюют, и придумаем, как ответить. А подвиг Иама всех окрылил. Дух поднял в войске… Были, правда, и те, кто не поверил, да Бог им судья. Монеты вот, – достал он из кошелька мешочек. – Здесь двести семьдесят шесть регнов. Распоряжайтесь, как хотите, – это ваше. На первое время должно хватить… А от властей лучше не пытайтесь получить чего-либо как вдова, а то выяснят, что Иаму восемнадцати не было… Да и не дадут вам всё равно ни монеты: уж больно много вдов и сирот сталось нынче в Лиисеме…

Маргарита уныло посмотрела на мешочек. Вспомнила, как муж, прощаясь, говорил, что отправит денег на красивое платье для встречи, а передал средства на траурный наряд. Маргарита, ничего не ответив, вытащила сковороду из печи и стала гасить кочергой огонь.

– Сестрица Маргарита, – появился в дверях обеденной Огю Шотно. – Марлена приняла опиаты и уснула, но оставлять ее одну нельзя… У меня к тебе просьба. Супруга хочет, чтобы с Иамом попрощались в храме Благодарения и там же его захоронили, рядом с покойным батюшкой. Если тебе не составит труда, сходи туда и договорись с братом Амадеем на завтра… как раз нечетный день… Лучше всего успокоение провести до полудня.

– Да, конечно. Здесь двести семьдесят шесть регнов, – показала Маргарита на мешочек. – На успокоение…

– Оставь их себе, – манерно повел рукой Огю. – Думаю, скоро, когда ты покинешь этот дом, они тебе пригодятся. Марлене сейчас не нужно, чтобы что-либо или кто-либо напоминал ей о ее несчастном брате. Ты должна это понимать… и должна покинуть наш дом как можно скорее… Даже если Марлена будет препятствовать. Если ты, конечно, думаешь о ее благе, а не о своем собственном.

Маргарита кивнула и, не желая заходить в гостиную, вышла из кухни через боковую дверцу – сразу попала в переднюю, к выходу на огород и к лестнице.

– А вас что-то задерживает? – спросил Огю у Раоля Роннака, косясь на пустую бутыль из-под наливки. – Ах да… вот вам за старания, – полез он в кошелек и достал несколько монет. – Девять регнов – как раз хватит на бочонок пива. Выпейте сегодня честь честью за моего несчастного брата.

– Не надо, на воинской службе нам щедро платят, – ответил Раоль Роннак и пошел к выходу. Огю Шотно так и остался с деньгами на ладони. – Иам и мне стал братом – не надо благодарности. Позаботиться о теле побратима – это долг воина.

– Ясненько… – усмехнулся, вместо прощания, Огю Шотно.

________________

Еще один долг воина, по словам Раоля, заключался в заботе о вдове побратима, как о собственной супруге, особенно на исходе дня, – поэтому он отправился с Маргаритой в храм, несмотря на ее возражения и довод о том, что еще даже не стемнело. В итоге, решив, что ему просто было некуда пойти и нечем заняться, она махнула рукой.

Когда они спустились с холма, миновали улицу Благочестия и вышли на Западную дорогу, Раоль опять заговорил про убийство Иама.

– Простой человек «санделианский поцелуй» не сделает – мастерство нужно. Раньше так женщины убивали, когда целовали мужчин, – засланные для разных каверз санделианские красотки – вот отсюда и название. Мне сказали, что человек тотчас умирает и крови нету. Может, и женщина убила, но, скорее всего, мужчина… Не простой – мастер этого дела… Убивать, то есть, мастер. А может, и женщина… Иам, ты уж прости меня, Маргарита, монахом не был, – перешел на еще более свободный тон Раоль. – Но к тебе, конечно, рвался всем сердцем. Только и говорил в последний свой час, как хочет обнять свою красавицу-жену. А все эти девки – так все воины такие – ничего не поделаешь… Девки не важны, одним словом.

Маргарита ничего не отвечала; общество словоохотливого Раоля Роннака тяготило ее. К тому же дорогой он странно поглядывал на нее, наглаживая свои пышные, черные усы. С облегчением Маргарита увидела, что Главная площадь уж близко: до храма Благодарения осталось идти не более двух триад часа.

– Я вот всё сказать хочу, – продолжал Раоль Роннак. – Да пойми меня верно. Дело у меня к тебе есть… Мы с Иамом, как я уже сказал, после того боя братья стали. Пережить такое – не шутка: Смерть рядом носилась, в лицо дышала, клянусь, что чувствовал это – вонь нестерпимую. Я знал, что на меня нечто ужасное смотрит и боялся открыть глаза. Уже вернувшись в Нонанданн, я сел в холодном поту на землю и так просидел полночи! Лишь там осознал, что чудом не помер. Иам то же самое ощущал, один в один, и не верил, что жив останется. Так мне и сказал: «Я скоро умру, а если ты уцелеешь, то женись на моей вдове и заботься о ней». Я ему поклялся так сделать.

Маргарита испуганно посмотрела на него: Раоль Роннак – ее муж! Этого еще не хватало! В памяти всплыло, как он пересчитывал медяки у храма, на глазах ее родных.

– Нет, не надо, – ответила она. – Вы меня не знаете, а я вас.

– Эх, пустячок! – усмехнулся Раоль. – Узнаемся после свадебки – тебе ж не привыкать. А я, знаешь, как Иаму завидовал! Если бы он отказался, то я б на тебе женился. Как тебя увидал, так влюбился, усами клянусь! А ты еще печенье такое милое печешь, сердечками, и ножки у тебя красивые…

– Замолчите! – резко прервала его Маргарита. – Иам еще не успокоен, а вы про мои ноги! – поморщилась она. – Вам не гадко?

– Я всего на день в городе. Завтра – опять в Нонанданн. Нет времени, чтобы тебя с цветами обхаживать и песни петь, – говорю прямо, как есть. Ты-то, что делать будешь? Из дома Марлены тебя выгоняют. Куда пойдешь? А я позабочусь о тебе. Я не такой, как Иам: я бережливый. У меня средства при себе неплохие имеются. Комнату тебе снимем, недорогую… И на жизнь оставлю. Присылать буду регнов сорок в триаду. Белье красивое купи…

– Да замолчите же, наконец! – взмолилась Маргарита, прикрывая ладонями уши, и так спрятанные платком. – Я не могу больше вас слышать! И уходите, Богом прошу! Храм уже недалеко. До замка меня брат проводит. Идите по своим делам!

Раоль Роннак обиделся.

– Я хотел как лучше, – пробормотал он в усы, но не ушел. Остаток пути, он более не донимал юную вдову. Только у самого храма Благодарения сказал:

– Иам не ранил Лодэтского Дьявола. Он даже копья в него не кидал. И, вообще, вся эта история – враки: дурак, что ли, Лодэтский Дьявол один по полю шастать? Я и Иам вместе лежали под покойниками и молились – и так до ночи, пока не стихло. Тогда я поклялся заботиться о тебе, но раз не надо, то не надо… А героем был я – вытащил хромого Иама из того ада и волок его на себе почти четыре дня до лагеря! А мог бы бросить – одному было легче спастись. К тому же я сам пострадал: у меня кираса не меньше его продавлена была – бока ломило, всё тело ломило, а я его не бросил! И еще я сам ту дрянь ему из ноги выковыривал…

– Зачем? – устало спросила Маргарита.

– Ну это… – погладил усы Раоль. – Ногу у него страх как раздуло, едва не помер от горячки. Я травами его подлечил, как меня в монастырском приюте Святого Фоля научили. Так вот: я Иама дважды спас. Не догадайся я, что в ране у него дрянь застряла, он бы не дожил до Нонанданна.

– Зачем ложь? – еще более уставшим голосом пояснила свой вопрос девушка.

– Иам заврался, пока прохлаждался среди раненых в Нонанданне. Со скуки судачили, все бахвалились и он тоже. Хотел быть героем, оно-то понятно. Командующим байка понравилась – дух другим воинам и впрямь подняла, а то уж больно позорной битва вышла. Но если ранили Лодэтского Дьявола или даже убили, значит, опять же сражались не зря… Вот, повторил эту сказку, чтобы близким было приятно, но правду сказал только что… Хочешь, расскажи Марлене сама. Тебе решать.

________________

В храме Благодарения Маргарита устремилась к брату Амадею, будто к родному: Раоль Роннак, его предложение и все его слова окончательно смутили разум юной вдовы. Она вспомнила Марлену и то, что надо покинуть дом любимой подруги – уйти неизвестно куда, – и слезы покатились по щекам. Себя она жалела или Марлену, Маргарита уже не разбирала. Она уткнулась лицом в грудь священника и даже крепко обняла его. Брат Амадей спокойно воспринял излившийся на него поток из слез и причитаний, а затем повел девушку в сад, где сладко благоухали розы, темнели кипарисы и стрекотали сверчки. Близился шестой час, вечерний сумрак опускался на город. Крошечные огоньки кружили над кустами – светлячки танцевали, несмотря на всё горе, что творилось вокруг, несмотря на войну и страшного Лодэтского Дьявола.

Брат Амадей усадил Маргариту на скамью в начале кладбища, дал ей время успокоиться.

– Иам мертв, – наконец, выдавила эти страшные слова Маргарита. – Убили… Тело в доме Марлены. Я пришла… – снова начала она плакать. – Нужно сжигать и хоронить. Завтра пятый день со смерти будет… Она хочет здесь могилу…

– Да, рядом с отцом, – тихо проговорил брат Амадей. – Конечно. Завтра в шестом часу утра проведем успокоение, – взял он Маргариту за руку. – Как она, как Марлена?

– Не описать словами.

Брат Амадей глубоко вздохнул, отпустил ладонь Маргариты, после чего праведник и юная вдова, погруженные в свои мысли, замолчали на пару минут.

– Как потом думаешь жить, сестра? – первым заговорил священник.

– Не знаю. Огю Шотно говорит, что я буду напоминать Марлене о брате. Мне надо уйти куда-то… Иам передал деньги: хватит на полгода, если сниму недорогое жилье. Возможно, заработок какой-нибудь найду, например, стирать или хлеба разносить на рынке…

– Я могу помочь. Могу устроить тебя к весьма милой, добропорядочной старушке, которой нужна помощь по хозяйству. Правда, она живет в соседнем Миттеданне. Тебе подойдет?

Маргарита кивнула.

– Завтра еще об этом поговорим. Если та пожилая дама уже нашла себе прислужницу, то я знаком с вдовой, у которой есть честное дело – ваяние могильных стел, – вдова с охотой берет на работу других вдов, попавших в бедственное положение, предоставляет тем кров и стол. Не самые лучшие условия, откровенно говоря, но… Думаю, брат Огю прав: Марлена должна жить своей жизнью, а ты своей, где у тебя однажды появится новый супруг и дети… Однако и сейчас ты не одна: ты всегда, если тебе нужна помощь, можешь прийти в храм Благодарения. Ничего не бойся.

– Я чувствую себя виноватой, – сказала Маргарита, вытирая слезы. – Мне кажется, что это из-за меня. Я так боялась его приезда, что…

– Твоей вины в том, что ты не полюбила супруга за один день знакомства, только половина. Остальное – его вина. А на самом деле ни ты, ни он не виноваты… Не стоит говорить Марлене то, что ты сейчас сказала мне. Это глупость, но она может в нее поверить, как веришь ты. Хорошо?

Маргарита снова кивнула.

– Юность – лучший врачеватель. Справедливо это и для ран души. Марлена еще крайне молода, она переживет это горе. Пойдем… уже поздно. Ты одна вернешься?

– В дом дяди пойду. Старшего брата попрошу проводить.

– Хорошо, сестра Маргарита, – на прощание сказал ей брат Амадей. – Сделай так, чтобы твое новое супружество не стало столь же скоропалительным и необдуманным, как первое.

Маргарита кивнула в третий раз.

________________

Раоль Роннак, обиженный и надутый, но всё равно исполнявший долг защитника, проводил Маргариту до зеленого дома ее дяди. Оставив юную вдову возле лавки, он направился к постоялому двору Мамаши Агны. Девушка обнаружила лавку закрытой, что ее не удивило: в это время она никогда не работала. Перекрестившись, Маргарита постучала ручкой-кольцом в парадную дверь дома Ботно – и не поверила своим глазам, когда та открылась, а ее любимый дядюшка Жоль, занимая весь проем, оказался на пороге.

– Дочка! – крепко обнял ее дядя. – Тебя не признать!

Не давая ничего сказать, он затащил племянницу в гостиную, где сидели все, кого Маргарита не хотела видеть: тетка Клементина с полосатой кубышкой на голове, сужэн Оливи в роскошном ярко-синем наряде и Гиор Себесро в неизменном коричневом кафтане и синем берете с пряжкой-барашком. Грубое, лошадиное лицо Гиора выражало едва заметное удивление.

– Добрый вечер, мона Махнгафасс, – первым поприветствовал девушку Гиор, поднявшись со скамьи и чуть склонившись. – Отрадно видеть, что платье из моей суконной палаты так украсило вас, а вы его.

– О да! Великолепно! – воскликнул Оливи, разглядывая соблазнительные изгибы девичьей фигуры и расплываясь в масленой улыбке. – Я имею в виду цвет платья! Великолепно! Рад видеть, милая сужэнна, – шагнул он навстречу, желая обнять Маргариту, но она от него отшатнулась.

«Дуреха», – беззвучно сказали губы Оливи.

Тетка Клементина так и не встала со складного кресла, ограничив приветствие кивком головы.

– Дядя, а где Филипп?

– В дому Нинно, попозжее будёт, ближее к ночи́.

Маргарита устало поднесла ладонь ко лбу: идти к Нинно не хотелось. «В этот час он, конечно, дома, – думала она. – Нет, не хочу его видеть и Беати тоже с ее жалостью. Придется идти до замка в одиночестве».

– Давай я тебя сладким угощу! – поманил ее дядя Жоль в обеденную. – Ах, чтоб… уж час Воздержанию… Я всё ж таки дам тебе сластёв с собою. И миндалю насыплю – ох и славно нас наше деревцо́ в этот год задарило!

– Нет, дядюшка, – помотала головой Маргарита. – Я на минуту… Мне надо возвращаться в замок, а то уже и так поздно… Я зашла сказать, – выдохнула она. – Я пару часов назад узнала, что стала вдовой.

– Огоо! – донесся радостный глас Оливи. – Поздравляю!

– Оливи! – прикрикнул на него отец и нахмурил брови. – Как вдовой?

Маргарита развела руками.

– Мой муж был воином на войне… Я из храма Благодарения. Завтра там будет успокоение. Приходите и вы… – неприязненно посмотрела она на Оливи, надеясь, что тот всё же проявит деликатность и не явится туда со своей масленой улыбкой.

– Непременно! – тут же ответил ее сужэн. – Бедная моя сестренка, позволь обнять тебя!

– Да не трогай ты меня! – нервно вскричала Маргарита.

– Успокойся… – делая вид, что ничего не понимает, повел плечами Оливи. – Я лишь хотел принести свои соболезнования.

Оливи не смущал ни строгий взгляд из-под широких бровей Гиора, ни настороженное лицо матери, ни стыд отца за непристойное поведение сына.

– И как ты теперь намысливаешь себе живать? – с вызовом спросила Маргариту тетка Клементина.

– Коль чё – до своёго дому воротится! – рявкнул дядя Жоль на жену.

– Брат Амадей устроит меня к старушке, которой нужна помощь, – поспешила сказать Маргарита. – Мне пора… Дядя, передай братьям и Беати… И Нинно с женой… Кто хочет, пусть приходит завтра к храму Благодарения в шесть утра, – это всё, что я хотела сказать. Увидимся завтра.

Прихватывая одной рукой юбку, она присела, отводя ногу назад и склоняя голову набок, как ее научила прощаться Марлена. А после направилась к выходу. Гиор Себесро устремился за ней в переднюю.

– Я вас провожу до замка, мона Махнгафасс: уже поздно. И мои искренние соболезнования.

– Излишне меня провожать. Я Синоли попрошу. Филиппа думала за ним отправить…

– Синоли Ботно сейчас с супругой, с которой он не виделся целый день, так как работал водоносом и очень устал. Он до поздней ночи будет провожать вас на холм и обратно, – может даже не успеть домой к полуночи и попасться стражникам. Я же на коне и мы быстро доедем.

– Гиор, мне кажется, что это я должен проводить свою сестру до замка, – встрял Оливи. – Я тоже на коне! – подмигнул он Маргарите – она же вспыхнула от гнева.

– Спасибо, господин Себесро, – ответила разозленная на сужэна девушка. – Буду вам крайне признательна.

«Гиор Себесро хотя бы приставать не будет. Хоть сам Дьявол, только не Оливи», – подумала она, направляясь вместе с Гиором во дворик.

________________

Гиор Себесро молчал всю дорогу до холма, молчала и Маргарита. Она сидела позади него и боком на коне, как те дамы, которых она видела на Восточной дороге. Одной рукой Маргарита крепко держалась за плечо Гиора, а другой обхватывала его за пояс. Она впервые ехала с мужчиной верхом на лошади и вряд ли осмелилась, если бы не грех мужеложства Гиора. Холеный гнедой рысак, породистое сокровище с лоснящимися боками, всего за триаду часа домчал их до холма. После моста через Даори, суконщик пустил своего красавца-коня медленным шагом.

– Еще раз приношу свои соболезнования, мона Маргарита Махнгафасс, – повернулся Гиор к девушке, а она убрала руку с его талии и отстранилась, держась теперь только за седло. – Не отодвигайтесь далеко: вы можете упасть, – сам обхватил ее за свободную руку мужчина. – Не бойтесь. От меня вы не увидите зла.

Маргарита почувствовала резкую дурноту от прикосновения Гиора. Она с надеждой посмотрела на замковые стены, надеясь, что Восточные ворота уже близко.

– Несложно было узнать, как вы познакомились с градоначальником Совиннаком, – говорил тем временем суконщик. – Синоли Ботно рассказал всё своему двэну Оливи, а тот мне. Стоило ли скрывать? – усмехнулся он в темноте. – Необычная история про бочку…

– Вряд ли вас должно удивлять, что я не спешу разглашаться всем подряд об этой бочке, – с досадой в голосе ответила Маргарита.

– Вы будете и дальше утверждать, что не имеете отношения к отзыву грамоты на дело?

– И пусть даже так. Я справедливо обижена на Оливи… Но то, что я сказала в вашей суконной палате, – это тоже правда. Потом я попросила градоначальника поступить так, как он сочтет нужным.

– И значит… мона Махнгафасс… я скажу прямо: складывается впечатление, что градоначальник Совиннак неравнодушен к вам.

– Градоначальник Совиннак – один из самых благородных и порядочных людей, каких я знаю, – уже не скрывала раздражения Маргарита. – Да что я говорю! Он и есть самый благородный мужчина из мужчин!

– Как ваш сужэн, пусть и некровный, – крепче сжал ее руку Гиор, – я, несомненно, узнаю суть отношений между градоначальником и вами, мона Махнгафасс. Я ни на что не намекаю, но…

– Хорошо, что вы ни на что не намекаете, господин Себесро, – перебила его Маргарита и вырвала свою руку. – То, на что вы не намекаете, – это грязь и гадость. Я уж больше триады не виделась с градоначальником, так как из-за занятости он не посещает дом господ Шотно. И я замужем… Была замужем! Вы оскорбляете меня и господина Совиннака!

– Ни в коем случае, – спокойно ответил Гиор Себесро.

В свете луны его грубое лицо казалось вытесанным из камня резкими, точными движениями скульптора.

– Ни в коем случае, – повторил он. – Прошу простить мое предубеждение на ваш счет. Так уж случилось, что господин Жоль Ботно описал мне вас как вертигузку.

– Остановите коня! Я дойду пешком: тут недалеко. Более не могу всё это слушать!

– Извините меня. Я искренне прошу вашего прощения. И за то, что вынудил вашу семью избавиться от вас, – за это я тоже прошу прощения. Но это правда: то, что ваш дядя сказал о вас, я повторил точно. Думаю, он раскаялся. Он мне кажется хорошим человеком, я его всегда уважал. Видимо, желание угодить супруге и устроить выгодную женитьбу сыну его подвело, но кто не оступается? К слову, я тоже раскаялся, что выбрал в мужья Залии вашего сужэна: он бесстыден, испорчен столичной жизнью… Но сестрица сейчас ожидает чадо и очень рада этому, как и я. Она выглядит совсем обычной, кушает с охотой, смеется… – вздохнул Гиор.

Несколько минут они молчали. Когда до Восточных ворот осталось всего ничего, суконщик снова заговорил:

– Я не просто так любопытствую о ваших отношениях с градоначальником, мона Маргарита. Я имею личный интерес. А именно: намереваюсь сделать вам предложение руки и сердца, – снова повернулся к ней Гиор, и если бы не это, то девушка расхохоталась бы.

– Вы меня любите? – улыбаясь, иронично спросила она.

– Нет, – равнодушно ответил Гиор. – Но мне нужна супруга. Порядочная вдова из моей семьи, моя сужэнна, мне подходит. За приданым я не гонюсь: личного достатка мне более чем хватает… Вы очень привлекательны… очень красивы, – поправил он себя. – Думаю, мне не составит труда полюбить вас. Вам же я дам всё, о чем мечтает каждая дама: благополучие, защиту… блеск. Дам вам всё, что пожелаете. Я буду хорошим супругом, можете быть уверены.

– Благодарю, – избегая черных глаз Гиора, ответила потрясенная Маргарита. – Но я едва стала вдовою. И не собираюсь вновь замуж.

– Я понимаю. Мы выждем положенную восьмиду траура или больше. Но ответ я бы хотел получить как можно скорее. Мне нужно обдумывать будущее.

– Господин Себесро, мой ответ «нет». И я прошу: никогда не говорить со мной про это, как и про другое, на какое вы сегодня не намекали.

– Благодарю за откровенность, – ответил Гиор Себесро, нисколько не уязвленный отказом. – Дамам несвойственна подобная прямота. Я это уважаю, как уважаю и ваше решение, мона Махнгафасс. Прошу еще раз простить, если невольно оскорбил… И снова приношу свои соболезнования. Позвольте прислать вам траурное убранство в качестве подарка?

– Это излишне.

– Вы можете вернуть его после, чтобы не чувствовать себя обязанной, но подобающее убранство вам необходимо, а мы же нынче родня… Я желаю искупить вину за всё то зло, что причинил вам. Это искренне.

– Хорошо, – устало согласилась Маргарита, с радостью глядя на Восточные ворота, за какие Гиора уже никак не пропустили бы. – Черное платье мне правда нужное, но я упло… заплачу вам за него, – только так. У меня есть двести семьдесят шесть регнов и еще тридцать два осталось из тех, что я заработала в хлебной кухне… Мне нужно самое недорогое убранство – чем скромнее, тем лучше. Если вы подлинно хотите искупить вину благим поступком, то найдите мне траурное платье на те средства, что я имею, не пытаясь сделать дар.

– Я всё более проникаюсь почтением к вам, вдова Махнгафасс, – ответил Гиор Себесро, склоняя голову.

«Вдова Махнгафасс, – с ужасом повторила про себя Маргарита. – Вот так ныне меня в мои четырнадцать все звать и будут».

________________

Распрощавшись с Гиором у Восточных ворот замка и оказавшись за вторыми крепостными стенами, Маргарита минут девять просто стояла у туй на дороге и дышала пьянящим воздухом летнего Лиисема. Из парка, что Огю Шотно строго-настрого запретил ей посещать, доносились крики птиц, и тянуло сладким с ноткой горечи разнотравьем. Белокаменный замок озарялся столбиками окон, плавно струилась, будто переливаясь в звездном небе, нежная мелодия арф, ей ласково подпевали флейты и звонкие колокольчики. В замке по неизвестной причине случилось торжество. Там, за белокаменными стенами, красавицы в парче и шелках, в мехах и перьях, в золотых украшениях, жемчугах и ярких бриллиантах, величаво плыли в танце по парадной зале. Мужчины в широкоплечих камзолах, галантно им кланяясь, обхаживали кругом своих избранниц – прикасаясь рукой к руке, заглядывали горячими глазами в чарующие очи неотразимых прелестниц. Дивные райские птицы, а не люди, наслаждаясь изобилием и волшебством, собрались в сказочном замке под голубыми крышами; избалованные Фортуной аристократы, счастливые избранники звезд, они с упоением предавались удовольствиям, что являлись смыслом их утренних пробуждений. Совсем рядом, в доме управителя этого чудесного места, царило горе, душное, будто гарь.

Маргарита открыла дверь дома Шотно и прошла в гостиную – на оголенной скамье лежало обнаженное тело ее супруга, едва прикрытое набедренной повязкой. Еще в Нонанданне, для транспортировки покойника, прибившийся к войску недоучка-лекарь, торговец аптекарскими зельями, покрыл кожу Иама бальзамическими солями и, чтобы предотвратить раздувание, проколол ему в нескольких местах живот, но всё равно то тут, то там уже темнели грязно-зеленые пятна. Непохожая на себя Марлена, без чепца и с распущенными волосами, сидела подле брата на коленях. Воздух в гостиной потяжелел из-за закрытых ставен и благовонных курительниц, – так и хотелось распахнуть окно, однако Маргарита молча села рядом с Марленой. После предания тела Иама огню девушка-ангел переставала быть ее сестрой. Клятва верности сгорала, а мирской закон разводил бездетную вдову и семью ее супруга. Маргарита, хоть и сохраняла имя мужа, получая к нему почетную приставку «вдова», более не имела никаких прав на наследство его родни, те не были обязаны заботиться о ней. Обращаться в суд, чтобы получить треть от деревенского дома, Маргарита тоже не собиралась.

– Я обмываю тело брата, – безучастно сказала Марлена. – До этого постирала его одежду. Как думаешь, успеет высохнуть до утра?

– Да, – ответила Маргарита, утирая набежавшую слезу. – Давай я тебе помогу.

Она взяла полотенце, смочила его в воде и стала протирать ноги Иама. Марлена нежно прикоснулась пальцами к лицу младшего брата.

– Я нашла рану, – тихо проговорила она. – Крохотная… Как так? Как такая маленькая рана может убить человека?