Из ниоткуда в никуда

Воскресенская: Просто стихотворения?

Флейман: Не просто стихотворения, а вечную частичку настоящего себя в этом мире.

Воскресенская: И как, где-нибудь оставил?

Флейман: Нет, но уже в процессе.

Воскресенская: Что ж, любопытно. Если бы я умела писать, то делала бы это исключительно ради одной цели.

Флейман: Какой же?

Воскресенская: Доносить до окружающих свои самые сокровенные мысли.

Флейман: В чем проблема делиться ими при живом общении?

Воскресенская: Думаешь, кому-то есть до них дело?

Флейман: Мне.

Воскресенская: Как по мне, тебя интересует только ты сам.

Появляется метровый забор, за которым виднеется частный приречный пирс.

Флейман: Похоже дальше мы не пройдем.

Воскресенская (перекидывая одну ногу через ограждение): Испугался забора?

Флейман (напряженно): Здесь кто-то живет.

Воскресенская: Вот ли не все равно?

Флейман (перелезая через забор): Так делать неправильно.

Воскресенская и Флейман крадутся мимо дома и садятся на пирс.

Лирический герой: На матовом речном экране вполне могло отражаться полное звезд небо, однако скудный десяток жемчужных плевочков всегда являлся максимальной величиной сего края.

Воскресенская: У тебя никогда не возникает чувство, что помимо нас кто-то еще говорит?

Флейман: Нет.

Молчание.

Воскресенская: Чудесно здесь.

Флейман: В городе редко встретишь такое звездное небо.

Воскресенская: На небе есть звезды?

Флейман (указывая пальцем на особенно яркие точки): Разве ты не видишь? Вон, смотри: здесь, здесь и еще здесь. А там можно разглядеть большую медведицу. Я когда был маленьким долго не мог понять, почему этот ковш назвали «медведем».

Воскресенская: Вижу сплошную черную массу.

Флейман (непонимающе): Ты присмотрись.

Воскресенская: У меня зрение плохое. Звезды ни в очках ни в линзах разглядеть не смогу.

Флейман: Прости, я не знал.

Воскресенская: Зачем ты извиняешься? Я так с детства вижу, поэтому сама не знаю, что потеряла.

Молчание.

Воскресенская: Врать не буду – я всегда мечтала увидеть полное звезд небо.

Флейман: Если бы я мог, то сделал бы все, чтобы тебе его показать.

Воскресенская: Мы едва ли знакомы, чтобы делать подобные заявления.

Молчание.

Флейман: Ты видишь рябь на воде?

Воскресенская: Да, кажется дождь начинается.

Флейман: Эти удары капель о водную гладь напоминают мелодию.

Воскресенская: Я ничего не слышу.

Молчание.

Лирический герой: Суть музыки – молчание.

Воскресенская: В нашем театре у тебя нет шансов.

Флейман (словно не расслышав): Что?

Воскресенская: Я это сразу поняла со слов Лили, просто не хотела тебя расстраивать. Когда она загорается человеком, то пытается по-максимуму его задействовать в пьесе, а тебя, мягко говоря, отшила. Ты и сам это должен понимать.

Флейман: Я и не надеялся попасть в «Э.С.Т.». Театр для меня – темный лес.

Воскресенская: Зачем же тогда ты тащился в такую даль?

Флейман: Чтобы найти тебя.

Воскресенская: Зачем?

Флейман: Хотел еще раз увидеть тебя.

Воскресенская: И все? Ты же понимаешь, что мы сегодня вероятнее всего разговариваем в последний раз?

Молчание.

Воскресенская: Хочешь, я скажу, о чем сейчас мечтаю больше всего?

Флейман: Увидеть звезды?

Воскресенская: Не угадал. Я хочу вновь ощутить на себетоттвой взгляд.

Флейман: Разве я весь вечер смотрю на тебя как-то иначе?

Воскресенская: Ты сдерживаешь себя.

Молчание.

Воскресенская: Давай нарушим еще одно табу?

Звезды окончательно гаснут.

Действие четвертое

Флигель на территории имения Л. Р. Заречной. Феликс Константинович держит за руку Воскресенскую.

Лирический герой: Миниатюрная, она оказалась в полтора раза меньше его ладони. Её пальцы дрожат, и от этой беспомощности в нем просыпается еще большая решимость войти.

Флейман (шепотом): В доме похоже давно уже спят. Нас вряд ли заметят вместе.

Воскресенская молчаливо кивает.

Лирический герой: Дыры ржавого мангала вдалеке посыпают наши головы пеплом. Молохообразное железо рдеет, мерцает, гаснет, снова мерцает, рдеет и гаснет.

Флейман (толкая ручку): Дверь похоже не заперта. Заходи.

Воскресенская молчаливо кивает.

Феликс Константинович заводит девушку во внутрь флигеля.

Лирический герой: Пустой, он кажется живее всего, что сейчас обитает на улице. Под ногами скрипят половицы, и даже слышно, как все доски и брёвна основания подхватывают резонанс где-то там, на глубине.

Феликс: Ты была права – здесь все обставлено, как в обычной комнате.

Воскресенская молчаливо кивает.

Лирический герой: В центре – двуспальная кровать, а над ней обнажённая на цоколе лампочка.

Феликс: Я не буду включать свет, ты не против? Иначе с улицы будет все видно.

Воскресенская молчаливо кивает.

Лирический герой: Представшая очертаниями в темноте комната была изнутри обшита досками. Широкая, она уходила вдаль и сужалась в острый угол, словно нос корабля. Отдаленно помещение напоминало севший на мель ковчег.

Феликс: Располагайся. Я задерну шторы и сразу к тебе вернусь.

Феликс Константинович отходит к окну.

Лирический герой: Миновав его, легкая девичья фигура легла на кровать. Ее легкие вздымали грудь: медленный вдох и стремительный выдох.

Феликс: Здесь тяжело дышать.

Флигель наполняют всхлипывания.

Лирический герой: Она растянулась по струнке. Глаза уставились в пустоту.

Феликс: Что случилось?

Воскресенская отворачивается к стене. Ее спина подрагивает – девушка тихо плачет.

Феликс Константинович ложится рядом. Посередине кровати остается пустое пространство.

Пауза.

Тишина.

Молчание.

Сцена замирает и больше ничего не происходит.

X. Инспиризм, или мир сквозь призму вдохновения

Записки Ф. К. Флеймана

Фрагмент первый

Многие люди ложно понимают, что такое «вдохновение». Бытует мнение, что это просто мотивация или сильное побуждение на свершение какого-нибудь действия. Но это лишь верхушка айсберга, поскольку основная функция «вдохновения» – это преображение жизни.

Вдохновение не воспринимается ни одним из пяти чувств, но при этом оно не является чем-то метафизическим, и может ощущаться одним из органов человека. Глаза, чтобы видеть; уши, чтобы слышать; нос, чтобы обонять; язык, чтобы вкушать; кожа, чтобы осязать. И только сердце, чтобы вдохновлять все существо человека.

Вдохновение есть воодушевление. Обретение души. «И дал Адаму тело смертное… и вдохнул в него дух жизни, и он сделался живым».

Душа – одно из пяти необъяснимых онтологических явлений. Наравне с жизнью, смертью, любовью и духом ее невозможно в полноте описать человеческим языком. Ни про какое из этих пяти понятий невозможно рассказать исчерпывающе. Однако одно несомненно точно – душа есть у каждого живого человека.

Вдохновение – это не сама душа, но средство ее ощущения. Оно словно наполняет внутренность теплом, пробуждающим самое сокровенное в теле человека.

Вдохновение иссякаемо. Как запас пищи, воды или любой иной энергии. Воспринимается людьми по-разному. Также имеет разную силу воздействия, а значит, подлежит иерархизации.

Вопрос: для чего нужно вдохновение?

Ответ: для преображения жизни.

Вопрос: как?

Ответ: через воображение и мировосприятие.

Мир так устроен, что в нем нет ничего лишнего. Неспроста человеку дано побуждающее возвышенное ощущение глубоко внутри. Не для того ли, чтобы он применил его в свою пользу?

Человек воспринимает мир через свое сознание. Восприятие и представление обо всем окружающем формируется в мыслях с помощью воображения. Разжечь воображение подвластно только вдохновению. Чем сильнее человек вдохновлен, тем больше идей генерирует воображение. Чем больше идей генерирует воображение, тем больше шансов выдумать и создать то, чего раньше не существовало.

Вопрос: зачем?

Ответ: чтобы обрести смысл существования.

В каждом из нас заложен творец. «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему». Прекрасное чувство созидания дано нам от рождения, чтобы не потребляли, но привносили в мир нечто новое. Ген Создателя.

Вопрос: что делать?

Ответ: понять, как пользоваться бесценным даром.

Фрагмент второй

Как было заявлено ранее, вдохновение подлежит иерархизации. Субъектом размышлений был и остается человек. Под объектом предполагается «источник вдохновения». Восприятие одного объекта разными субъектами может сильно отличаться в силу индивидуально-личностных особенностей, предпочтений, жизненного опыта, социальной среды и других факторов. Если на одного человека объект имеет сильное воздействия, то есть вероятность, что на другого он будет производить нулевой эффект. Исходя из этого, иерархию следует выстраивать по чистоте и универсальности объектов.

В корне «источники вдохновения» разделяются на две большие категории по происхождению. Природные, или иными словами те, что возникли самостоятельно, без вмешательства человека. И, собственно, человеческие – уникальные творения, не имеющие аналогов в мире.

Источники вдохновения человеческого происхождения – это все многообразие мировой античной, классической и современной культуры. Это музыка, изобразительное искусство, архитектура, театр, литература, кинематограф, фотография и даже видеоигры. Единственное требование ко всем источникам: они должны содержать эстетическую и эмоциональную составляющую. Гармонию внутреннего и внешнего.

Эстетике присуще иметь сразу два полюса: положительный и отрицательный. Амбивалентность красоты. На конце одного полюса «идеал Мадонны»; на конце другого – «идеал Содома».

Вопросы этики вне системы.

Эмоция – это частичка творца в источнике вдохновения. Она может быть как конкретной, так и завуалированной (от этого зависит, каким будет восприятие: точным или обратным). Эмоция, так же как и эстетика, обладает двумя полюсами: положительным и отрицательным. Грусть и радость. Трагедия и комедия.

Воздействие объекта происходит только при активности самого субъекта.

В иерархии эта категория источников вдохновения самая грязная и несовершенная. Грязная, потому что разрознена и хаотичная внутри системы. Несовершенная, потому что имеет возможность приближаться к идеалу без способности его постичь.

Фрагмент третий

Источники вдохновения природного происхождения – это совокупность всех живых организмов, неживых субстанций, в том числе явлений физического и абстрактного характера, которые произошли по божественной воле.

Например:

– Живые организмы (птицы, животные, растения, люди)

– Неживые субстанции (моря, горы, звёзды)

– Физические явления (радуга, дождь, ветер)

– Абстрактные явления (любовь)

Важно отметить, что в эти группы не включены объекты, происходящие или зависящие от человека. То есть человек здесь выступает не как родитель себе подобных или носитель определенных качеств, умений, знаний и характера, а эстетическое целое. Внешний облик человека зависит не от него самого или его родителей, а от природной случайности или божественной прихоти. Следовательно, среди неживых субстанций значителен не акт создания нового водоёма искусственным путем, а сам факт существования реки, озера, моря или океана по воле Творца.

Первые три группы содержат исключительно эстетическую составляющую. На каждого отдельно взятого человека эти источники имеют неоднозначное воздействие, однако большинство людей осознает красоту и превосходство этих объектов.

Эстетике природы присуща двухполюсная амбивалентность: хаос и гармония. Созидание и разрушение.

Воздействие объекта на субъект происходит пассивным путем, поскольку природные законы неизменны и цикличны. От субъекта требуется только визуальное, аудиальное или кинестетическое внимание (концентрация на источнике).

В иерархии эта категория источников вдохновения грязная, но приближенная к совершенству. Грязная, потому что разрознена и хаотичная внутри системы. Приближенная к совершенству, поскольку в целом следует строгим правилам и законам.

Исключением является последняя четвертая группа.

Фрагмент последний: Грамматика любви

Любовь – самое сложное, непонятное и запутанное онтологическое явление. Любовь как источник вдохновения вбирает в себя все: грязь и несовершенство; полноту и чистоту.

Эстетике любви, как и всему природному, присуща двухполюсная амбивалентность: хаос и гармония. Созидание и разрушение.

Любая попытка предать любовь иерархизации рушится как мозаика из несовместимых фрагментов. Сложилось так: одно слово, но бесконечное множество несхожих феноменов.

Любовь – идеал, и у каждого человека он свой.

* * *

Я ощутил огонь любви пять раз, и каждое его пришествие разнилось с предыдущими.

Бесцветный (storgē). Грань – привязанность: знакома многим людям. Впервые возникает к родителям, позже к животным и друзьям. Иногда испытывается к вещам. Как вдохновение она не ощутима.

Красный (eros). Грань – страсть. Начинается с симпатии, разжигается до влечения. Горение охватывает прежде всего тело, но не душу. Содержит в себе животное начало. Как вдохновение пылает сильно и ярко, но вспыхивает и гаснет моментально.

Алый (mania). Грань – одержимость. Сугубая степень страсти. Эмоциональная и безумная. Необузданная, она сливается в похоть. Как вдохновение пылает сильно, ярко, обжигающе, но вспыхивает и гаснет непредсказуемо.

Синий (philia). Грань – притяжение. Осознается как дружественность, душевная близость. Возможна только при полной взаимности. Зачастую берёт своё начало изstorgē, посему она присуща к родителям и, собственно, друзьям. Как вдохновение теплится мягко и неспешно, однако очаг сохраняется практически вечно.

Белый (agape). Грань – жертвенность. Условно понимается как духовная близость. Долготерпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, сорадуется истине, всё покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Как вдохновение горит абсолютно и вечно.

* * *

Мозаика стала рассыпаться, когда я увидел, что любая степень любви, кроме белой, содержит в себе разрушение и созидание. Когда то или иное начало срабатывает – предсказать невозможно. Лишь толькоagapeнеизменно сохраняется гармонию. Ноagapeнедостаточно для совершенства.

Совершенная любовь не задержится наstorgē, разгорится доeros, но остановится на грани передmania, чтобы расцвести вphiliaи достичьagape. Только в совокупности граней, которые умеют созидать, и гармонии тела, души и духа возможна истинная любовь. Та, что пишется с заглавной буквы.

XI. Идеальная геометрия

Феликс Флейман открыл глаза.

В душном зале джаз-клуба не было ни души. Стильно подстриженные бороды выкуривали сигарету за сигаретой, драные джинсы с подкатами отбивали ритм, а узкополые шляпы едва уловимо покачивались под слепым светом лампочек Эдисона. Одинокий стул у входа давно закончил излюбленные поборы и уже скучающе ожидал скорейшее закрытие. На сцене шумело стандартное трио: пианино, контрабас и ударная установка. Бутылки, склянки, стаканы искусно лавировали между массивными айсбергами-столами.

Феликс Флейман закрыл глаза.

Уже много лет назад было решено, что пятнадцатое сентября мы всецело посвятим покойнику. Музыканты отдавали дань гению посредством обыкновенного перебирания аккордов мелодии The Two Lonely People, но даже на таком любительском уровне композиция звучала великолепно.

– Музыке не всегда нужен текст, чтобы ее понимали люди, – раздался хриплый голос впереди.

Феликс Флейман открыл глаза.

Исполинских размеров мужчина нависал над свободным стулом напротив. Его острые скулы покрывала серым мхом многодневная щетина. В нос, напоминающий отвесную скалу, намертво был врезан мост узких очков. Огромные руки на деревянной спинке напоминали скорее высохшие корни.

– Простите, вы со мной разговариваете?

– Вы никого не ожидаете? – сухо спросил незнакомец.

– Нет, я всегда один.

– Тогда вы не будете против, если я составлю вам компанию?

– Пожалуйста, присаживайтесь.

Гигант совершал движения осторожно и неспешно, словно испытывал боль в каждом суставе. Расстегнув пуговицу старого заплатанного пиджака, он медленно опустился на стул, выждал пару секунд и, наконец, подвинулся ко столу вплотную.

– Потрясающая музыка, вы так не считаете? – тяжело спросил нежданный сосед.

– Одно из лучших творений человечества, – согласился Феликс.

– Настоящая музыка та, в которой можно уловить настроение, чувства и эмоции автора. Если этого нет – мелодия ни за что не зацепит.

– Какая точная и в то же время знакомая фраза. Кому она принадлежит?

– Музыкант – это проводник, который знает, какой дорогой провести странника в мир своего сердца. Музыка же даёт нам возможность путешествовать «во» и «вне» пространства и времени; пробовать жизнь в других городах и странах; видеть чужие судьбы.

– Да-да, эти строки я тоже помню. Но кому они все-таки принадлежат?

– Слушая The Two Lonely People, я словно проживаю иную жизнь в другом мире, – хрипя, вытягивает из себя человек. Внезапно его одолевает приступ кашля. Взяв платок в руку, он постарался сдержать припадок, однако спазмы все равно одолели его.

– С вами все в порядке? Заказать вам воды?

– Я был одиноким, но наконец-то обрел друга, – смотря сквозь слезы на Флеймана, произнес старик, – О, мы так с ним похожи, настоящие родственные души. Кажется, подобное называют «настоящим счастьем»… Но я специально убил его, чтобы снова стать одиноким. Чтобы все эти чувства вновь когда-нибудь повторились.

Феликс почувствовал, каким пульсирующим потоком кровь прилила к его голове. Он осознал, что попался: вступил в откровенный диалог с безумцем.

– «Не разговаривай с ним», – стало твердить сознание Флеймана.

– Где мои таблетки? – откашливаясь, спросил сам себя странник. – Простите, я отлучусь. Мне надо выпить лекарство.

Преодолевая слабость, незнакомец встал и заковылял в уборную. Феликс проводил его взглядом, выждал еще пару минут, затем резко вскочил и пошел к гардеробу. Пожилая толстая женщина, царственно охраняющая плащи и куртки господ, нехотя взяла бирку и пошла копошиться в тесных рядах вешалок.

– Не могли бы вы искать чуть быстрее? Я очень спешу, – нервно проговорил Феликс.

– Сколько надо, столько и буду искать, – огрызнулась в ответ женщина.

Флейман уже был готов пойти без верхней одежды, когда тормозящая его женщина выплыла из текстильных завалов. Выхватив плащ, он ускоренным шагом стал подниматься вверх по лестнице переступая за раз сразу две-три ступеньки. Выскочив наружу, он обнаружил, что кругом безлюдно и сыро. Вымерли даже и без того безжизненные машины. По открытой, далеко просматриваемой, улице идти было нельзя. Сознание Феликса подсказывало, что надо срочно свернуть во дворы. Обшарпанные стены в глубине старого квартала внушали большее доверие, чем кричащие баннеры и неоновые вывески широкого проспекта.

Преодолев сводчатые воротца, Флейман оказался зажатым среди трухлявых общаг. Выход просматривался только один – подсвеченный одиноким светом лампочки-светлячка. Стремительным шагом он ринулся к нему. Заморосил дождь. Перед глазами стало все расплываться, но маячок все равно начинал приобретать четкие линии и формы. В метре от цели все стало ясно – то была загадочная вывеска с глумливо пляшущими буквами. Однако расшифровать начертанную фразу оказалось невозможно – одна половина неоновых труб предстала обесточенной, другая – сорванной хулиганами. Но несколько слов все же читалось: «… вечерний аттракцион… Вход не для вс…».

Вдруг некто следом шагнул за сводчатый портал. Стук жесткой подошвы раздался гулким эхом вдоль всего узкого переулка вплоть до мерцающей надписи. Флейман обернулся, чтоб рассмотреть источник шума: высокая фигура едва ли читалась под потоком разгорающегося дождя в предливневом состоянии.

«Опять тот безумец… Похоже он привязался и теперь так просто не отстанет,» – стал отчаянно размышлять Феликс.

Единственным верным решением стало бежать. Флейман бросился за угол и понесся изо всех сил. Мимо пролетали дома, деревья, горы листьев. Пейзаж тянулся, повторялся, пока наконец не вывел на трамвайные пути.

Флейман остановился. Внутри молодого человека забрезжила бледная надежда сесть на общественный транспорт. Как и везде, на остановке было мертвецки тихо. Территория являлась знакомой – тройная развилка (Депо ВИЗа – Центр – Сортировка) под мостом. Медленно дымила теплотрасса, заволакивая густым паром всю близлежащую окрестность. Сработал условный рефлекс – Феликс достал сигарету. Но перекур длился недолго: раздался шорох и среди кустов возникла черная человекоподобная масса.

Погоня продолжалась. Дыхания уже едва ли хватало преодолевать грязь и ухабы бедных кварталов Сортировки. «Заорать или бросить в него камень» – то и дело вертелось в помутневшем сознании Флеймана. Однако рисковать было страшно и ноги сами несли Феликса вперед. На горизонте уже стали мелькать крыши «Таганского ряда», а бесконечные звуки шагов все мчались и мчались по пятам.

Приближался широкий перекресток. Флейман опрометью двинулся прямо на красный сигнал светофора, как вдруг его оглушил протяжный гудок. Не сбавляя скорость, пара горящих глаз неслась на таран. «Это конец», – пробежала последняя мысль в голове Феликса. Буквально какое-то мгновение до столкновения, и… все обошлось: водитель резко повернул в сторону и погнал дальше.

Флейман добрался до противоположного берега дороги и тут же обернулся. Сумасшедшего странника уже нигде не было – словно тот развеялся, как пыль. Но загнанный безумцем Феликс решил во второй раз не попадаться на уловки с исчезновением. Невзирая на усталость и разрывающиеся легкие, он затрусил прямо до дома.

Самое страшное застряло где-то там, позади. Преодолев последний порог, Флейман почувствовал невыносимую усталость. Не было сил даже скинуть с себя одежду или просто выключить свет. Вся квартира плыла, и хотелось только все забыть и уснуть. Феликс прилег на диван, закрыл глаза, и точно провалился под пол ниже плинтуса.

***

Жуткий скрежет металла разбудил меня среди ночи. Тишина, скрип, резкий удар, тишина – и дальше по кругу. В голове сразу представилась работа некой адской машины, изрыгающей пар и скрежещущей зубами своих шестеренок. Слишком невыносимый звук, чтобы его терпеть.

Слипшиеся от тяжелого сна глаза с трудом смогли раскрыться и распознать цифры на часах: что-то среднее между двойкой и тройкой. И ведь электронный циферблат не врал – я не менял батарейки с прошлой недели, и оттого числа зависли в пограничном состоянии. Разжиженные усталостью ноги не слушались, но я, преодолевая боль, все же уговорил себя встать.

Комнату озарял тусклый свет доживающей лампочки. Тишина, скрип, резкий удар. Остановившись в коридоре, я стал прислушиваться – странные звуки грохотали прямо за дверью. Смекнув, что важно сохранять тишину (на случай, если кто-то сейчас ломится прямо в квартиру), я осторожно подошел к глазку. В тот же миг все стало ясно: стучали заевшие дверцы старого лифта. Такое уже случалось ранее, когда западала кнопка вызова. Кабина приходила на этаж, застревала и непрестанно начинала открываться и закрываться. Но даже узнав правду, меня продолжало что-то тревожить. Я сфокусировал глаз, чтобы еще раз рассмотреть кабинку – ее древесный цвет стал несколько отличался от стандартно бежевого. Я бы даже сказал, он изменился совсем на багряный.

По спине пробежал холодок, но раздувать фантазию я не стал. Кто в современном мире мажет кровью на стенах? Все должно было оказаться куда прозаичнее: поменяли внутреннюю обшивку, а я и не заметил ее прежде. Следовательно, бояться было нечего, и посему я решил вернуть кнопку в прежнее положение (по крайней мере раньше мне всегда это удавалось). Убрав задвижку, я шагнул за порог и рефлекторно закрыл за собой дверь.

Произошедшее далее не поддавалось рациональному объяснению. Ноги скользнули на какой-то жиже, и я рухнулся на пол. От сильного удара лицом я на мгновенье потерял ориентацию и едва ли смог встать, а когда все же нашел в себе силы и приподнялся на локтях – обнаружил, что руки измазались в крови. Но то была не моя кровь. Она была везде: в кабине лифта, на лестничной клетке, стенах, соседских дверях. Разнесся истерический вой. Я не сразу понял, откуда доносится этот страшный вопль, пока не почувствовал, как моя же рука зажимает мне рот. Животный ужас окутал меня.