литература 20 века
«Из Гатчинской авиационной школы вышло очень много превосходных летчиков, отличных инструкторов и отважных бойцов за родину.
И вместе с тем вряд ли можно было найти на всем пространстве неизмеримой Российской империи аэродром, менее приспособленный д…
«Из Гатчинской авиационной школы вышло очень много превосходных летчиков, отличных инструкторов и отважных бойцов за родину.
И вместе с тем вряд ли можно было найти на всем пространстве неизмеримой Российской империи аэродром, менее приспособленный д…
«Некто Юнг, продав дом в Казани, переселился в Петроград. Он был холост. Скучая без знакомых в большом городе, Юнг первое время усиленно посещал театры, а потом, записавшись членом в игорный клуб “Общество престарелых мучеников”, пристрастился к карт…
«Некто Юнг, продав дом в Казани, переселился в Петроград. Он был холост. Скучая без знакомых в большом городе, Юнг первое время усиленно посещал театры, а потом, записавшись членом в игорный клуб “Общество престарелых мучеников”, пристрастился к карт…
Ім’я Гілберта Кіта Честертона (1874—1936), англійського християнського мислителя, журналіста і письменника, відомо в усьому світі. Він написав близько 80 книжок, серед яких кілька сотень віршів, 200 оповідань, 4000 есеїв, п’єси та романи, проте зажив…
Ім’я Гілберта Кіта Честертона (1874—1936), англійського християнського мислителя, журналіста і письменника, відомо в усьому світі. Він написав близько 80 книжок, серед яких кілька сотень віршів, 200 оповідань, 4000 есеїв, п’єси та романи, проте зажив…
«Прокофий лежит на нарах под полатями уже третий год: высохли ноги.
Деревня в завале, по косогорам над оврагами. Места глухие, богом забытые. Да еще рабочая пора. Окрестные поля, усеянные копнами, голы и желты, похожи на песчаную пустыню, а в деревне…
«Прокофий лежит на нарах под полатями уже третий год: высохли ноги.
Деревня в завале, по косогорам над оврагами. Места глухие, богом забытые. Да еще рабочая пора. Окрестные поля, усеянные копнами, голы и желты, похожи на песчаную пустыню, а в деревне…
«– Вам что-нибудь по хозяйству или гробик?
На Базарной улице всем торгуют: тут магазины красного товара, часовой магазин, аптекарский магазин, москательные и колониальные лавки, скобяные, посудные, а ещё дальше, совсем возле базара, те растворы и сар…
«– Вам что-нибудь по хозяйству или гробик?
На Базарной улице всем торгуют: тут магазины красного товара, часовой магазин, аптекарский магазин, москательные и колониальные лавки, скобяные, посудные, а ещё дальше, совсем возле базара, те растворы и сар…
«Есть несравненная прелесть в этих осенних днях, серых и прохладных, когда, возвращаясь из города на дачу, встречаешь только одних ломовых, нагруженных мебелью прочих запоздавших дачников. Уже прошли сентябрьские ливни, переулки между садами стали гр…
«Есть несравненная прелесть в этих осенних днях, серых и прохладных, когда, возвращаясь из города на дачу, встречаешь только одних ломовых, нагруженных мебелью прочих запоздавших дачников. Уже прошли сентябрьские ливни, переулки между садами стали гр…
«Этого старичка я узнал прошлой зимой, ещё при начале царствия Ленина. Эта зима была, кажется, особенно страшна. Тиф, холод, голод… Дикая, глухая Москва тонула в таких снегах, что никто не выходил из дому без самой крайней нужды…»
«Этого старичка я узнал прошлой зимой, ещё при начале царствия Ленина. Эта зима была, кажется, особенно страшна. Тиф, холод, голод… Дикая, глухая Москва тонула в таких снегах, что никто не выходил из дому без самой крайней нужды…»
«Путилин ходил из угла в угол по своему кабинету, что с ним бывало всегда, когда его одолевала какая-нибудь неотвязная мысль. Вдруг он круто остановился передо мной. – А ведь я его все-таки должен поймать, доктор!
– Ты о ком говоришь? – спросил я мое…
«Путилин ходил из угла в угол по своему кабинету, что с ним бывало всегда, когда его одолевала какая-нибудь неотвязная мысль. Вдруг он круто остановился передо мной. – А ведь я его все-таки должен поймать, доктор!
– Ты о ком говоришь? – спросил я мое…
«Вечер был прекрасный, и мы опять сидели под греческим куполом беседки над обрывом, глядя на долину, на Рейн, на голубые дали к югу и низкое солнце на западе. Наша дама поднесла лорнет к глазам, посмотрела на колонны беседки – они, конечно, сверху до…
«Вечер был прекрасный, и мы опять сидели под греческим куполом беседки над обрывом, глядя на долину, на Рейн, на голубые дали к югу и низкое солнце на западе. Наша дама поднесла лорнет к глазам, посмотрела на колонны беседки – они, конечно, сверху до…
«В солнечное зимнее утро уезжаю из Рима…»
«В солнечное зимнее утро уезжаю из Рима…»
«Вчера под ужасным дождем, – у нас вечный дождь, – ездила по делам в город, случайно купила Вашу книгу и читала ее не отрываясь на возвратном пути на виллу, где мы живем круглый год из-за моего слабого здоровья. От дождя, от туч почти темно, цветы и …
«Вчера под ужасным дождем, – у нас вечный дождь, – ездила по делам в город, случайно купила Вашу книгу и читала ее не отрываясь на возвратном пути на виллу, где мы живем круглый год из-за моего слабого здоровья. От дождя, от туч почти темно, цветы и …
«…А еще, друг мой, произошло в моей жизни целое событие: в июне я ездил в деревню в провинцию (к одному из моих знакомых). Я, конечно, еще помню, что когда-то подобные поездки никак не могли считаться событиями. Полагаю, что не считаются они таковыми…
«…А еще, друг мой, произошло в моей жизни целое событие: в июне я ездил в деревню в провинцию (к одному из моих знакомых). Я, конечно, еще помню, что когда-то подобные поездки никак не могли считаться событиями. Полагаю, что не считаются они таковыми…
Вниманию читателя предлагается одна из ключевых работ Льва Шестова – едва ли не самого оригинального и парадоксального мыслителя Серебряного века. Книга посвящена теме, занимавшей умы многих мыслителей, от Толстого до Ницше, от Лютера до Достоевского…
Вниманию читателя предлагается одна из ключевых работ Льва Шестова – едва ли не самого оригинального и парадоксального мыслителя Серебряного века. Книга посвящена теме, занимавшей умы многих мыслителей, от Толстого до Ницше, от Лютера до Достоевского…
«Каждый вечер, перед тем, как уйти в свою комнату и лечь спать, я с женой читал вслух какую-нибудь книгу. Чтение продолжалось обыкновенно до тех пор, пока утомленный глаз переставал различать буквы. Самые остроумные, художественные места казались тог…
«Каждый вечер, перед тем, как уйти в свою комнату и лечь спать, я с женой читал вслух какую-нибудь книгу. Чтение продолжалось обыкновенно до тех пор, пока утомленный глаз переставал различать буквы. Самые остроумные, художественные места казались тог…
«Торговая площадь с домом градоначальника в центре города. Утро. Некрасивые и мрачные фасады довольно высоких домов с плотно закрытыми дверьми. Окон на улицу почти нет, видно только несколько окон в верхних этажах. К стенам прислонены лавочки, крытые…
«Торговая площадь с домом градоначальника в центре города. Утро. Некрасивые и мрачные фасады довольно высоких домов с плотно закрытыми дверьми. Окон на улицу почти нет, видно только несколько окон в верхних этажах. К стенам прислонены лавочки, крытые…
«Илья Платонович Арефьев, фельетонист распространенной газеты, ходит по своему кабинету, – от угла кожаного дивана до этажерки с бюстом сурового Шопенгауэра, задевает руками и ногами за спинки стульев и сердится. С ним случилось то, что называется у …
«Илья Платонович Арефьев, фельетонист распространенной газеты, ходит по своему кабинету, – от угла кожаного дивана до этажерки с бюстом сурового Шопенгауэра, задевает руками и ногами за спинки стульев и сердится. С ним случилось то, что называется у …
Поэзия – своеобразный ключ Мариам к пристрастиям, взглядам и поступкам человека, волей судеб оказавшегося на водоразделе взаимоотношений русских и горцев, когда больно за каждую сторону. Не случайно она пишет:
…Кавказ я люблю как Отчизну,
А Россию – …
Поэзия – своеобразный ключ Мариам к пристрастиям, взглядам и поступкам человека, волей судеб оказавшегося на водоразделе взаимоотношений русских и горцев, когда больно за каждую сторону. Не случайно она пишет:
…Кавказ я люблю как Отчизну,
А Россию – …
A confessional narrative from a mad scientist Dr. Therne obsessed with one of the great issues of his day… in this case, vaccination against epidemic diseases like smallpox. His personal fears meet the tragic legacy of other doctors’ careless ignoran…
A confessional narrative from a mad scientist Dr. Therne obsessed with one of the great issues of his day… in this case, vaccination against epidemic diseases like smallpox. His personal fears meet the tragic legacy of other doctors’ careless ignoran…
Потрясающий исторический роман, который принес Перл Бак Пулитцеровскую премию за 1932 год и стал в США бестселлером номер один в 1931–1932 гг.
Первая книга грандиозной семейной саги, за которую писательница была удостоена Нобелевской премии по литера…
Потрясающий исторический роман, который принес Перл Бак Пулитцеровскую премию за 1932 год и стал в США бестселлером номер один в 1931–1932 гг.
Первая книга грандиозной семейной саги, за которую писательница была удостоена Нобелевской премии по литера…
«На даче темно, – час поздний, – и все окрест струится непрерывным журчанием. Я сделал длинную прогулку по обрывам над морем и лег в камышовое кресло на балконе. Я думаю – и слушаю, слушаю: хрустальное: журчание, наваждение!..»
«На даче темно, – час поздний, – и все окрест струится непрерывным журчанием. Я сделал длинную прогулку по обрывам над морем и лег в камышовое кресло на балконе. Я думаю – и слушаю, слушаю: хрустальное: журчание, наваждение!..»