Дискурсивно-профессиональная подготовка

С начала Второй мировой войны до настоящего времени мы могли наблюдать процесс постепенного внедрения в общественную речь западного сообщества ценностей наднационального пафоса (свобода, демократия, права человека). Родился этот пафос из необходимости взаимопонимания и согласования военных усилий стран антигитлеровской коалиции, одни из которых (Великобритания, США) руководствовались национальными, другие (СССР) – социальными ценностями. Все страны антигитлеровской коалиции, по крайней мере, на межгосударственном уровне в годы войны, оперируя концептом «свобода», стремились к общей цели – освобождению человечества от коричневой чумы.

Отметим, насколько созвучны речь И. В. Сталина от 7 ноября 1941 г., произнесенная во время парада на Красной площади, и приказ генерала Д. Эйзенхауэра от 2 июня 1944 г., отданный перед началом высадки в Нормандии. Советский партийный лидер: «Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политработники, партизаны и партизанки! На вас смотрит весь мир, как на силу, способную уничтожить грабительские полчища немецких захватчиков. На вас смотрят порабощенные народы Европы, подпавшие под иго немецких захватчиков, как на своих освободителей. Великая освободительная миссия выпала на вашу долю. Война, которую вы ведете, есть война освободительная, война справедливая»35. Американский генерал: «Солдаты, матросы и летчики союзных экспедиционных сил! На вас смотрит весь мир. Надежды и молитвы всех свободолюбивых людей с вами. Вместе с нашими доблестными союзниками и братьями по оружию на других фронтах вам предстоит разрушить немецкую военную машину, сбросить нацистскую тиранию с угнетенных народов Европы и обеспечить безопасность свободного мира»36. Ключевым словом в речах столь различных политических деятелей является «свобода», повторившаяся у И. В. Сталина трижды, у Д. Эйзенхауэра дважды.

Концептуальное наполнение ценностей наднационального пафоса, конечно, разнилось: в СССР свобода трактовалась как антитеза порабощения внешним врагом, т. е. как независимость и суверенитет государства, на Западе – преимущественно как личная свобода воли человека. Но главная цель была достигнута: лидеры стран антигитлеровской коалиции формально говорили на одном языке. Отголосок достигнутого компромисса в общественной речи стран западного мира и СССР проявлялся, например, в том, что социалистические страны Восточной Европы у нас долгое время принято было называть странами «народной демократии».

Примерное содержание концептуальных полей и соотнесенность пафосов общественной речи с определенной исторической эпохой представлены в табл. 1.1.

Обратимся к истории России последних двух десятилетий. Крушение системы социализма отозвалось в нашем обществе разрушением ценностей социального пафоса и обращением к ценностям пафоса наднационального, произошедшем фактически одномоментно и спонтанно. Как следствие, «лихие 90-е» были временем полного нашего взаимопонимания с Западом, оказывавшего значительную помощь в реорганизации постсоветского пространства: была стабилизирована внутриполитическая ситуация, пресечены сепаратистские тенденции некоторых российских республик и воссоздана в новом формате система экономических связей.

Таблица 1.1.

Концептуальные поля пафосов общественной речи

Почему же практически с начала нового века начинает углубляться оппозиция Запад-Восток, почему становятся актуальными идеи евразийства, поиска особого пути России и прочие элементы брожения общественного сознания, свидетельствующие о девальвации ценностей наднационального пафоса и постепенной утрате общего языка с Западом? Ответ нам видится в следующем: от одного «нестойкого» вида пафоса общественной речи мы стремились перескочить к другому, не вызревшему в полной мере в недрах отечественной общественной речи.

Без разделяемых большинством скрепляющих общество ценностей ни одно государство существовать не может. Для обеспечения социальной интеграции, которая, напомним, по теории Ю. Хабермаса, должна преобладать над социальной организацией, общество должно руководствоваться ясными, разделяемыми большинством ценностями. Не стало исключением и молодое российское государство, на первых порах принявшее общечеловеческие ценности наднационального пафоса. Новые ценности, чтобы прижиться в общественном сознании нуждались в бережном взращивании, тщательном, более или менее длительном культивировании в общественной речи. Но медовый месяц российской демократии продлился недолго, прерванный сначала ожесточенной номенклатурной борьбой за власть в августе 1993 г., а затем и потонув в крови операции по восстановлению конституционного порядка в Чечне 1994–1996 гг. В массовом сознании эта операция получила название «Первая чеченская война», что уже говорит о многом. За ней последовала контртеррористическая операция на Северном Кавказе 1999–2009 гг., которая также недвусмысленно воспринималась в народе как уже «Вторая чеченская война». На войне же, как известно, востребован пафос героический. Откат от не очень близких и понятных российскому массовому сознанию ценностей наднационального пафоса, исповедавшихся в период президентства Б. Н. Ельцина, к ценностям героическим быстро принес дивиденды. Народ, пролитой кровью поколений связанный с военной историей отечества, воспрял духом, что и дало известные 80 % электората, решительно поддерживающих политику В. В. Путина.

Надо, впрочем, понимать, что выбор российской властью «государствообразующих» ценностей был предопределен. В самом деле: религиозный пафос в многоконфессиональной и национальный – в многонациональной стране вряд ли сыграли бы объединяющую роль. Социальный пафос был дискредитирован семью десятилетиями советской власти, время государственного, ввиду слишком небольшого времени существования новой государственности еще не наступило, а ценности свободы и демократии наднационального пафоса в этот период оказались основательно выхолощены трудностями материального положения большинства населения.

В результате Чечня отказалась от религиозного пафоса в общественной речи, под знаком которого она вела «Первую чеченскую войну», привлекшую со всех сторон такую массу «борцов за веру», оставив его для угроз им же, но теперь уже как «шайтанам», посягающим на суверенитет России. Голос президента республики Р. А. Кадырова, прилагающего немалые усилия для воспитания религиозности чеченского народа как залога его нравственности (т. е. в государственных интересах), уверенно звучит на международном уровне, оперируя призывами к чести, славе, величию России и другими концептами героического пафоса.

Российская власть, может быть интуитивно, осознала воспитательное, объединяющее значение общественной речи, построенной на фактах героической истории Отечества, и постаралась использовать ее потенциал для консолидации общества, находившегося в очень непростой ситуации. Свидетельством тому – размах празднования годовщин Победы и сражений Великой Отечественной войны, активная охранительная борьба против «переписывания истории», выхолащивающего героический компонент, который власти представляется чрезвычайно важным именно с точки зрения насаждения в обществе ценностей героического пафоса. Выбор государственного праздника, призванного заменить в общественном сознании День Великой Октябрьской социалистической революции, олицетворявшего социальные ценности, показателен: с 2005 г. Россия празднует День народного единства в честь военного события. Не менее показательно, что ценности Дня согласия и примирения, склонявшиеся к наднациональным, явно не слишком одобрялись властью, что показывала отмена выходного дня 7 ноября в пользу 4 ноября, как и отмена самого праздника в 2004 году.

Употребление героического пафоса было и, наверно, всегда останется целесообразным в рамках практической морали, доступной абсолютному большинству населения нашей страны, связанного личной, семейной историей с историей Великой Отечественной войны и Вооруженных сил. Героические ценности никогда не девальвируются в воспитательной работе с военнослужащими армии и флота, но придавать им характер преобладающих в общественной речи государства является ошибочным и даже опасным. В соответствии с законом общественной речи, пафосы общественной речи утверждают господствующую на данном историческом этапе систему общественных отношений. Преобладание героического пафоса было бы уместно в общественной речи идеального государства Платона, которому война, управление государством и воспитание людей представлялись самым «великим и прекрасным» в жизни37. Под знаком героического пафоса и развивались все без исключения государства античности. Постоянная римская экспансия, раздвинувшая границы Вечного города почти на всю тогдашнюю ойкумену, направлялась отнюдь не экономической и только отчасти военной необходимостью: ее двигали ценности героического пафоса, прочно обосновавшиеся в общественном сознании римлян. Но любое экстенсивное развитие, в том числе и разбухание Римской империи, обусловленное необходимостью постоянной подпитки военными победами ценностей общественного сознания, имеет свои границы. Разложение и закат Рима, как впрочем, и Византии, был закономерно обусловлен экономическим перенапряжением и демографическим истощением государства, приносившего в жертву ценностям героического пафоса свои лучшие производительные силы.

Как известно, успех общественной речи зависит от органичного соединения в ней практической морали и духовной этики (по Платону), которые никоим образом не могут быть противопоставляемы друг другу. Соблюдение требований практической морали позволяет учитывать текущее состояние этоса; духовная этика воздействует на него, формирует этос на новых, востребованных историческим моментом началах. Умелая организация общественной речи в государстве на основе обоснованного выбора преобладающего пафоса общественной речи позволяет, не насилуя обыденного сознания народа, определяемого практической моралью, добиваться относительного единства этоса, диктуемого политическими интересами. Это обеспечивает достаточно стабильное развитие общества.

Обращение в России в первой половине 2000-х годов к героическому пафосу в практической морали должно было бы послужить основой перехода к духовной этике общественной речи, как средства воспитания в народе ценностей государственного пафоса. Далее, в соответствии с естественной динамикой развития общественной речи, ценности государственного пафоса служили бы задачам формирования общенационального пафоса российской нации. После этого можно было бы обоснованно говорить и о внедрении в общественное сознание ценностей наднациональных.

Пока же мы можем наблюдать угрожающую милитаризацию общественного сознания: интернет и новостные программы заполонили репортажи с мест ведения боевых действий, широкая реклама программы вооружений, различные варианты «асимметричных ответов» Западу, напоминающие военные сводки. Общественные деятели и простые люди, осмеливающиеся высказывать свое несогласие с происходящим, шельмуются уже вполне в терминах военного законодательства – предателями. Соединенные Штаты Америки устойчиво ассоциируются с образом врага у трех четвертей россиян.

Такое употребление героического пафоса общественной речи опасно, и дальнейшая эскалация его применения ведет в тупик. Тупик взаимного непонимания и взаимного недоверия в межгосударственных отношениях, которое услужливо трактует любое действие или инициативу противоположной стороны как угрожающую. Образуется привычный порочный круг, когда принцип международного партнерства уступает место дипломатии с позиции силы.

Трагическим подтверждением высказанной здесь точки зрения является развивающийся российско-украинский конфликт (СВО), в котором, с позиции теории общественной речи, сошлись с украинской стороны национальный, с российской – героический пафос. Любопытно, что это фиксируется даже цветом ленточек38, которые носят на одежде и оружии бойцы противоборствующих сторон: цвета национального флага в ВСУ и цвета Военного ордена св. Георгия – символа воинской доблести – и красного – символа победы в Великой Отечественной – в Вооруженных силах РФ.

Для Украины выбор национального пафоса в поисках национально-государственной идентичности достаточно естествен: это всего лишь другой возможный вариант выбора из основных видов пафоса общественной речи, поскольку религиозный зарезервирован, пожалуй, только за ИГИЛ и «Аль-Кайдой». Через «национализацию» с большими или меньшими издержками прошли все республики бывшего СССР. Грузии и Молдавии это обошлось достаточно дорого. В России прямо в согласии с воспитанием на героических традициях поколения Великой Отечественной войны, приверженность Украины национальным ценностям вызывает ассоциацию с нацизмом.

Теория общественной речи и история общественного развития учит: не укрепив в должной мере государственность (государственные ценности более или менее идеологически нейтральны), не стоит перескакивать сразу к искусственному формированию ценностей национальных, а тем более наднациональных. Государство само, путем вовлечения народа в деятельную социальную жизнь поможет нации сформировать в народе национальные ценности, питающиеся гордостью за справедливое государственное устройство и реальные отечественные свершения, институты и установления. Процесс формирования национальных ценностей политическим путем, в погоне за быстрыми результатами неизбежно испытает влияние шовинизма, поскольку он будет основываться не на объективных достижениях, а на пропагандистском «накачивании» мыльного пузыря национальной гордости, пагубно отражающегося на самооценке народа и на его отношениях с соседями и меньшинствами. «Велик народ бывает не тогда, как сам себе жалует грамоту на величие, – проницательно замечал бывший министр внутренних дел России П. А. Валуев, – но когда действительно соединяет и развивает в себе истинные стихии величия»39. Развивать в себе «стихии величия» народ может только при наличии и при посредстве сложившейся эффективной государственности, в четких границах его правового поля. В противном случае «стихии», будучи самовольно узурпированными, разрушают нравственность и развращают политическое самосознание народа.

В этой связи отметим парадоксальную закономерность: преобладание ценностей смотрящегося архаическим (как самого древнего из известных) героического пафоса в общественной речи стабилизирует внутреннее устройство России, но ведет к потере общего языка с западной цивилизацией и изоляции на международной арене. И наоборот: попытка следования в русле общих наднациональных ценностей с цивилизованным человечеством неуловимо приводит у нас к дестабилизации общественной жизни, ослаблению и угрозе дезинтеграции страны.

Вызывающую сегодня столько столь резкое неприятие Запада позицию России по вопросу Крыма и Юго-Восточной Украины невозможно понять, не осознав всей трагичной глубины противоречия на уровне ценностей общественного сознания, сформировавшихся на протяжении всего цивилизационного развития России. Противоречие в текущий момент вряд ли разрешимо без ущерба для государственного суверенитета нашей страны; оно же, при худших сценариях, может поставить под угрозу выживание человечества. В качестве вывода остановимся только на констатации факта, что для обеспечения мира и стабильного развития нам следует чаще обращаться к истинному исповеданию ценностей прогрессивного наднационального пафоса, выходящего за границы узко понимаемых интересов национальных государств. При посредстве наднациональных ценностей кажущееся наивным, полузабытое «новое политическое мышление», провозглашенное в эпоху перестройки, должно, наконец, обрести плоть и кровь в социально-политическом бытии. В этой связи в системе образования полезно было бы руководствоваться изречением П. Я. Чаадаева: «Прекрасная вещь – любовь к отечеству, но есть еще нечто более прекрасное – это любовь к истине. Любовь к отечеству рождает героев, любовь к истине создает мудрецов, благодетелей человечества»40. И те, и другие равно востребованы сегодня в современной России.

Краткий обзор истории общественной речи подводит к формулировке ее основного закона: развитие общественной речи идет по пути неуклонного увеличения участников социально-значимой речи. Со страниц эпических произведений древности слышны только единичные голоса пророков и героев, вызывавших у современников законное изумление перед даром слова, роднящим оратора, как выражению Гомера, с бессмертными богами. Однако, несмотря на то что греческие демократии подарили миру величайших ораторов, круг допущенных к общественной речи в Афинах, например, не был очень широк, замыкаясь в среде философов и лидеров основных партий, определявших политику Народного собрания. Об этом, в частности, свидетельствует Фукидид, указывая, что с афинским плебсом, склоняя его к разумным решениям, мог говорить, фактически только Перикл; остальные бессовестно льстили демосу, никак не занимаясь его гражданским воспитанием, что в конце концов и привело к перерождению демократии в охлократию. Смерть Перикла, поэтому, означала для Афин поражение в Пелопоннесской войне (431–404 до н. э.), чего никогда бы не случилось, если бы монолог лидера поддерживала многоголосица граждан.

В Риме мы видим уже некоторое расширение участников общественной речи, группировавшихся не только в Сенате, но и на Форуме. Этим и объясняется, на наш взгляд, необычайная жизнестойкость тысячелетнего Города.

Христианство еще более расширило круг «ответственных речедеятелей» (по В. И. Аннушкину), несмотря на бытующее представление о засилье церковников и о подавлении всякого научного инакомыслия религиозной догмой. Это утверждение верно только отчасти. Христианство подарило человечеству не только бесконечную духовную свободу, но и распространение тематики общественной речи. Темы выбора «правильной» веры, устроения земной жизни, ведущей к вечному спасению, борьбы за религиозные истины, непосредственно касавшиеся каждого человека Средневековья, выдвинули огромную массу проповедников, усилиями которых совершались величайшие движения европейских народов, известных под названием Крестовых походов.

О массовости движений Нового и Новейшего времени, объединявших усилиями тысяч ораторов десятки миллионов людей, красноречиво свидетельствуют данные Г. Г. Почепцова: в Германии только с 1 сентября 1939 г. по 15 декабря 1940 г. было проведено 140 000 митингов и съездов, прошло 50 000 фабричных и заводских собраний41.

Рост числа участников общественной речи объясняется, с одной стороны, общим прогрессом человечества (ростом образованности населения, возрастанием доступности средств коммуникации, появлением новых фактур речи), с другой – ростом потребности в индивидуальной речи, объясняющейся обезличивающим характером цивилизации. Падение значимости деятельности в современном социуме связана как с характером общественной деятельности, предоставляющей человеку все меньше возможностей быть непосредственно связанным с результатами своего труда, так и с неуклонным увеличением численности населения и неизбежно связанным с этим углублением процессов нивелировки человеческой личности и глобализации общественных отношений. Отсюда возрастает и в дальнейшем будет только прогрессировать потребность реализации личности в речи. В настоящее время мы являемся свидетелями мощного расширения круга участников общественной речи в связи со стремительным развитием средств массовой коммуникации. Необычайная популярность всевозможных блогов, живых журналов, интернет-форумов является еще одной иллюстрацией справедливости основного закона общественной речи.

Основываясь на этих наблюдениях, можно сделать вывод: человеческая личность, ее способность к независимому, а значит и неконформному, творческому мышлению, к осознанию и восприятию мира и себя в этом мире может развиваться только при наличии возможно более полной речевой свободы в обществе. Только при этом условии можно надеяться, что народ, как источник всякой творческой мысли выдвинет из своей среды таланты, которые станут движущей силой общественного и государственного развития.

К сожалению, власть нередко испытывает искушение подменить мысль и волю коллективного существа, называемого народом, мыслью и волей одного человека, стоящего во главе государства. Искушение это состоит в отказе от диалога в пользу монолога, от дискуссии, полемики, дебатов – в пользу приказания, от парламентской «говорильни» – в пользу четко выстроенной административной системы управления. В такой управленческой системе от народа не требуется участие в мыслях, речах и делах власти, требуется только исполнение ее решений.

Однако при кажущейся эффективности такого подхода (поскольку время на принятие решения сокращается) он имеет и чрезвычайно существенные издержки: решения власти не воспринимаются народом как собственные, что наносит непоправимый ущерб формированию общественного сознания. Верные решения власти, ведущие к успехам и победам, порождают у народа самоуспокоенность и исподволь отучают думать, неверные – вызывают разочарование, озлобление, провоцируют постоянный поиск виновных, что разрушает консолидацию общества и чревато в критические моменты ослаблением веры народа в свои силы и воли к борьбе и победе. Кроме того, система не компенсирует за счет неисчерпаемых творческих ресурсов народа естественные процессы угасания мыслительной способности человека (главы государства) и серьезно затрудняет поиск его преемников.

Действие законов общественной речи отражается на тенденциях развития языкового образования в вузе, к которым можно отнести:

– возрастание роли речевого воспитания;

– эволюция от монологического воздействия к диалогическому взаимодействию;

– расширение круга ответственных участников коммуникации вследствие возрастания роли личности как субъекта деятельности;

– положительное влияние продуктивной речевой деятельности на формирование и развитие речедеятелей как личностей и субъектов деятельности и, как следствие, на результативность деятельности.

Данные тенденции подтверждают взгляды философов, характерные для конца XIX – второй половины ХХ вв., что «язык выходит из своего окказионального окраинного положения»42, становясь в центр философско-педагогических систем.

Переход в образовании к субъект-субъектным отношениям, согласно закону общественной речи, расширяет круг участников педагогической коммуникации, что делает актуальным вопрос выработки у обучающихся способности понимания и продуцирования в речевой деятельности социально и профессионально значимых смыслов. Социальные ценности, сконцентрированные в концептуальных полях пафосов общественной речи, могут и должны использоваться при выборе того или иного основания убеждающего воздействия. Учет и правильное применение всех известных к настоящему времени пафосов общественной речи закладывает концептуальное основание убеждения как основного метода воспитания и успешной социализации обучающихся.

Знакомство с категориями и действием законов общественной речи представляет, таким образом, не только академический интерес. «В основе любой дидактической системы лежит скрыто или явно, осознанно или подсознательно определенная социально-этическая философия», – писал И. Я. Лернер43; С. И. Гессен рассматривал педагогику как «прикладную философию»44, а Дж. Дьюи считал, что «философию можно определить как общую теорию образования»45. При целеполагании дискурсивно-профессиональной подготовки необходимо исходить из актуальности обучения владению ценностями пафосов общественной речи, выступающих основой выработки социально и профессионально значимых смыслов в процессе социализации, и всемерной активизации продуктивной речевой деятельности обучающихся.

1.2. Современные педагогические подходы в языковом образовании

Проблему формирования речи изучает широкий круг дисциплин, в качестве объекта изучения рассматривающих собственно язык, текст, речь и механизмы ее порождения, социально-психологические характеристики субъектов общения, сферы и ситуации функционирования языка. В ряду речеведческих дисциплин выделяется функциональная стилистика и культура речи, риторика, герменевтика, семиотика, лингвистика текста, психолингвистика, этнолингвистика, социолингвистика, когнитивная лингвистика, коммуникативистика. На стыках дисциплин развиваются лингвокультурология, лингвопрагматика, лингвострановедение, лингвопсихолингвистика и пр., вырабатывающие значительное количество подходов к решению проблемы формирования речи обучающихся на всех уровнях образования.

Для удобства изучения содержания этих подходов можно сгруппировать их в три направления, наиболее часто находящих применение в современной педагогической практике: 1) культурноречевое, 2) риторическое, 3) коммуникологическое.

Культурноречевое направление

Указанное направление, базирующееся на изучении функциональной стилистики и нормативного строя языка с выраженной литературоцентричностью корпуса текстов, использующихся в процессе обучения речи, преобладало в России, начиная со второй половины XIX века. Понять причины почти двухвековой ориентации на образцы, почерпнутые из произведений художественной литературы, и бурное развитие самой литературы в ущерб прочим родам общественной речи можно только в контексте общего кризиса, наступившего после окончания наполеоновских войн. Реакция на потрясения в общественной жизни, запущенные Великой французской революцией, во многом питавшейся свободой слова, выразилась в усилении охранительных тенденций в российском образовании.