Путешествие вокруг Кавказа. У черкесов и абхазов, в Колхиде, Грузии, Армении и в Крыму. С живописным географическим, археологическим и геологическим атласом. Том 4

Мы не знаем, что с ним стало затем. Его сын Либарид известен лишь тем, что перешел в 1082 году из веры Иисуса Христа в магометанство, продолжив отношения и союз, закрепленные его отцом с мусульманами.

Его сын Иване Орпелиан, насколько подлинно сообщает его родословная(110), вернулся к религии и фортуне своих отцов, ведомый блистательными воинскими подвигами и завоеваниями Давида III Строителя, царя Грузии, сделавшего его даже своим главнокомандующим. Слава, приобретенная Давидом III, была усилена за счет заслуг Иване, сопровождавшего его в 1123 году при взятии Тифлиса, Лори, Шамшуильде и Ани. Вся эта страна, которую наводнили орды Татар, Казаков, оказалась разрушенной этими непрошенными гостями.

Давид III в ознаменование службы Иване отдавал ему по письменным патентам, скрепленным царской печатью, Шамшуильде и от него зависящий край, вотчину его отцов, добавляя к этим владениям город Лори со своей территорией и равнину вблизи Дарбаса.

По смерти Давида Строителя его сын доблестный Димитрий, правивший в течение 33 лет, любил и почитал Иване с его сыном Семпадом, которые участвовали в царствование этого монарха в битве при Хунане, крепости Сомхета, которой еще обладали Турки при слиянии Куры и Дебеды; царь утвердил за ними данное владение в 1128 году.

Другой Иване Орпелиан, сын Аспулета, завоевал Думанис, еще одну крепость Сомхета.

Димитрий, правивший до 1156 года, оставил власть своему старшему сыну Давиду IV, правившему только два года.

Чувствуя приближающийся конец, он повелел привести к своему одру патриарха и знать государства; он приказал также своему сыну Темне(111) и своему брату Георгию принести большой и очень почитаемый крест Святой Нинон и Евангелие, сказав: «Грузинские дворяне, вы, отмеченные своей доблестью, вам ведомы труды, которые мой отец поддерживал для вас; вы знаете, что я восстановил царство; вы знаете, что в мгновение своей смерти он мне уступил власть подлинными деяниями: теперь я на пороге смерти, и мой брат Георгий не обладает никаким правом на трон. Следовательно, поскольку мой отец наделил меня державной властью, постольку я ее передаю подобным же образом в вашем присутствии своему сыну Темне. И ты, мой брат Георгий, радуйся долей наследства, оставленного тебе моим отцом; и пока мой сын не достиг возраста, когда смог бы управлять сам по себе, занимай мое место и будь военачальником войск Грузии». После этой речи Давид обратился с наставлением к Иване, сыну Семпада Орпелиана, заставив его поклясться бережно хранить завещание, оставленное им в пользу его сына: он взял затем юного ребенка в свои руки, затем передал его в руки Иване, оставив под покровительством последнего. Тогда он обратился к знати, увещевая их никогда не обманывать его сына, но возвести его на трон тотчас, как он войдет в надлежащий возраст. С этого дня юный Темна пребывал в доме Иване(112).

Выше я рассказал, что Георгий не обрадовался своему регентству и в силу лести и обещаний он убедил знать царства и даже Иване Орпелиана венчать его на царство до совершеннолетия своего племянника, обещая уступить тогда ему место.

Этот князь, столь же осторожный, сколь и отважный, являлся ужасом для врагов Грузии; Иване при нем командовал войсками и получил в качестве награды за свои подвиги город Ани с провинцией Шираг. В другом случае Иване обратил в бегство великого атабека Азербайджана, знаменитого Эльдигуза, вторгшегося во главе стотысячной армии, чтобы опустошить Грузию(113).

Но время совершеннолетия Темны приближалось, и Георгий оказался мало расположенным оставлять трон в его пользу. Знать царства во главе с Иване, убедившись, что только сила могла бы его принудить исполнить свое обещание, объединились с этой целью, предлагая Георгию принести присягу своему племяннику, ограничившись своим собственным наследством.

Предупрежденный своими детьми о замысле дворян, Георгий спасался, на всех парах ускакав в Тифлис, пока знать Грузии под предводительством Иване собирала войско, чтобы выступить против него. Эта коалиция запечатлелась лучшими именами царства.

Георгий дошел до последней крайности; оставленный всеми и располагающий лишь 5 000 человек для защиты, он бы уступил, если не сумел бы затянуть войну и посеять зависть среди союзников. Великий Гамракель стал первым перебежчиком из их партии, чтобы тайно оказаться подле царя. Другие последовали его примеру; он осыпал почестями тех, кто к нему присоединился, относясь к ним великодушно и обещая им все владения и сокровища Орпелианов; и партия Темны вскоре оказалась крайне ослабленной. Когда царь почувствовал силу, он предпринял в свой черед наступление с отличным военным снаряжением, и Иване имел лишь время отослать ценности, коими обладал, в крепость Шамшуильде, где уже пребывала сокровищница его предков, содержавшаяся в больших сундуках. Он доверил ее под защиту элитного подразделения и затворился сам с Темной в крепости Лори, расположенной посреди высокогорных долин Сомхета; он направил своего брата к атабеку Эльдигузу, чтобы получить от него помощь.

Георгий осадил сначала крепость Шамшуильде, взяв ее по истечении 25 дней; он подверг гарнизон усекновению мечом, приобретя огромную добычу из сокровищ, и собрался осаждать Лори.

Иване и Темна оборонялись там в течение семи месяцев; им посылали стрелы с письмами, чтобы побудить к сдаче. Иване оставался непоколебимым, доверившись на близкую помощь Эльдигуза. Георгий мощно его осаждал. Темна, пораженный жутким страхом, однажды ночью спустился через стены, придя упасть в ноги своему дяди, прося жизнь за любую милость.

Счастливый от неожиданного события Георгий обратился к Иване, показав бесполезность сопротивления и предложив почетную капитуляцию. Георгий ему поклялся в торжественной присяге, что не причинит ему никакого зла и не притронется к его наследственным владениям. Иване, доверившись царскому слову, тогда сдался ему; к нему отнеслись почтенно и с большими проявлениями дружбы.

Но когда Георгий увидел, что все семейство Орпелианов, появившееся для выражения благодарности ему за его великодушие, оказалось в его сетях, он внезапно сбросил маску. Иване был закован в кандалы; ему выкололи глаза, сделав евнухом; остальная часть семейства объявлялась вне закона по всему миру; умертвлялись все дети мужского пола и даже женщины. Одни были задушены, другие утоплены или сброшены вниз с возвышенных мест, дабы не осталось ни одного следа в Грузии от этого несчастного запрещенного рода, имя которого вымарывалось из всех хроник и всех надписей; самое жестокое отлучение провозглашалось против него, помещенное в архив царства.

Так было бы стерто с лица земли древнее имя Орпелианов, если бы Либарид, кого Иване направил просить о помощи к Эльдигузу, не избежал резни своего семейства, он и его оба сына – Элигум и Иване, его сопровождавшие.

Либарид нашел в Эльдигузе своего усердного покровителя, который ему доверил войско в 60 000 человек, идущее на помощь его брату. Но когда он узнал о своем несчастье, то возвратился обратно, говоря: «Христиане неповинны в этом преступлении; зачем мне их наказывать?» Либарид удалился к атабеку, где жил еще некоторое время, погруженный в самую глубокую скорбь, завершив свои дни на чужбине.

Его сын Элигум оставался при атабеке; но Иване отправился к эмиру Гянджи и, поступив к нему на службу, жил здесь в большом почете.

После смерти Георгия III мы видим его дочь Тамару, благодаря своему таланту взошедшую на трон, унаследованный от своего отца на вершине славы и могущества. Она ведала о клятвопреступлении и варварстве своего отца в отношении Орпелианов; она старалась стереть воспоминание об этом, призывая Иване. Отпрыск несчастных Орпелианов долгое время оставался глух к предложениям, ему сделанным; наконец, силой обещаний и клятв его удалось привлечь вернуться в Грузию.

Однако из всего огромного наследия его предков, распределенного Георгием среди врагов Орпелианов, ему досталась лишь крепость Шамшуильде. Он стал основоположником нового семейства Орпелианов, пережившего полное разрушение Грузинского царства.

Что касается Элигума, то он оставался при дворе великого Эльдигуза, эмира Азербайджана, сделавшись главой ветви Арпелианов Армении, прославившейся тем, что оставалась приверженной судьбе царей и народов, правивших поочередно над Персией. Эмир назначил его губернатором Хамиана, затем Хеи, Исфахана и Казвина; он его одарил большими имениями вокруг Нахичевани.

Либарид, сын Элигума, любимый Грузинами, в правление царицы Тамары владел прекрасными долинами Арпачая, расположенными на юг от озера Севан, известными под названием Вайядзор(114), долины скорбных воплей из-за ужасного землетрясения, опустошившего страну в восьмом столетии.

Либарид здесь построил великолепный монастырь Нораванк, богато его одарив и предназначив для усыпальницы членов своего семейства. Он здесь первым нашел упокоение у врат церкви Святого Иоанна, убитый из лука неизвестной рукой. Он оставил пятерых сыновей, среди которых стали знаменитыми Элигум, Семпад и Дарсаидж.

Элигум управлял княжеством Орпелианов, когда Монголы совершили первое вторжение в Армению в 1236 году. Осажденный Арслан-Нуйяном, их военачальником, в крепости Храчегаперт, он сдался и, подчинившись, вошел во владение своих имений. Сопровождая своего победителя на осаду Мартирополиса, говорят, он там был отравлен(115).

Семпад, его брат, ему наследовал и являлся спасителем и освободителем армянского народа благодаря полномочиям и доверию, полученным от Мангу-Хана, внука Чингиз-Хана, которому он дважды оказывал почтение в его имперской резиденции в Каракоруме(116).

Имея возможность услужить Давиду Сослану, которого его тетка царица Руссудан стремилась погубить, а Монголы его сделали узником в Малой Азии(117), он добился от этого юного князя, ставшего царем Грузии после смерти его тетки, что акт ужасной анафемы против Орпелианов, еще находившийся в царском архиве, был ему передан для уничтожения.

Дарсаидж оказался не менее счастливым, чем его брат, и спас христианскую религию и все религиозные здания страны, достигнув их освобождения, пока являлся губернатором Армении при правителе Монголов Аргун-Хане.

Его сын – Стефан, епископ Сиунии, написавший историю Орпелианов в 1290 году, у которого я позаимствовал частично подробности.

Насколько мне известно, больше не остается ни следов ветви Орпелианов из Армении, ни их обширных владений, которые могли бы образовать более одного крупного кантона Швейцарии, и посады, монастыри и церкви, великолепно основанные и одаренные, по большей части настолько преданы забвению, что я даже не смог получить достоверных сведений о положении знаменитого монастыря Нораванка(118).

Грузинские Орпелианы сопротивлялись стольким бурям, и это семейство, насчитывающее уже 2 300 лет исторической древности, является еще здесь живым памятником подобного необычайного факта. Пережить столько столетий, столько религий, потрясений и династических изменений!!!

Что касается Гильденштедта, путешествовавшего по Сомхету в 1772 году, Орпелианы, за которыми в области закрепилось прозвище Капланшвили (сыновья леопарда), владели еще половиной края. Но эти прекрасные опустошенные долины оказались почти оставленными для татарских орд, пришедших вследствие Чингиз-Хана и Тамерлана: грузинское население представлялось очень слабым; и только Армяне нашли средство благодаря своей предприимчивости удержаться на этой земле, подвергавшейся разбоям Турок и Персов(119).

В 1785 году Сомхет был чудовищно опустошен Омаром, аварским ханом, пришедшим вместе с Лезгинами, несмотря на усилия небольшого подразделения Русских под командованием полковника Борначёва. Шахты Ахталы подверглись разграблению, а население края, уведенное в Ахалцихе, было продано Туркам к стыду царя Ираклия, который не смог или не пожелал(120) их спасти. Поговаривают, что этот князь не сопротивлялся разрушению Сомхета, поскольку его сын Георгий, ставший царем после него, и его зять Давид Цицианов проявляли намерение увеличить численность населения, тем самым укрепив власть в стране, правителями которой они стали.

В эти бедственные времена во спасение оставшихся жителей цари их перевезли в богатую провинцию Кахетия, где они и остались. Вот почему Сомхет, невзирая на богатство своих рудников и своей почвы, красоту долин и мягкость климата, предстает еще почти пустынной областью; она заселяется очень медленно; Орпелианы здесь всегда обладали обширными земельными угодьями, ныне почти необитаемыми, и на которые им в данный момент нет смысла использовать свои права.

До самых последних времен они не прекращали заключать союзы с царской фамилией Багратидов. Сестра и дочь известного царя Ираклия вышли замуж за двух князей Орпелианов(121). Почти все они связаны с судьбой России и служат теперь либо в армии, либо в государственном управлении. Князья Иоанн и Димитрий оказали большие услуги России в войны 1803 года.

Я часто видел в собраниях госпожи баронессы фон Розен членов этого семейства, князей и княгинь, составляющих его украшения. В мою поездку в Ахалцихе один из князей являлся протопопом, и я рассказывал о празднике, который он предложил высшему обществу этого города(122).

Такова история семейства, столь тесно связанного с землей, по которой я ходил. Поверхность этой лавной отливки, покрытой богатой растительной почвой и зачастую орошенной воинской кровью(123), некогда обрабатывалась орпелианскими поселенцами, а сегодня возделывается немецкими и швейцарскими колонистами, разрезающими тот же самый пласт, данный им в свой черед хозяевами Грузии. Я видел их в своем национальном костюме, предающихся на этих лавах, покрытых великолепными полями ячменя и пшеницы, своему тяжелому труду, а рядом в перспективе я представлял замок поселенцев из Китая, разрушенный и пустынный. Не должно много размышлять, чтобы усвоить уроки, которые оставляют после себя большие картины подобного рода.

Я возвращаюсь к описанию пейзажа Шамшуильде, отображенного мной в своем атласе.

Стена лавы в своей высоте представляет кратный ряд разодранных слоев, изменяющих цвет и природу от уровня к уровню; они варьируются от серого к черному.

Легко заметить, что подобное нагромождение произведено не одним вулканическим извержением; но, наоборот, на протяжении неопределенного времени потоки лавы, идущие с севера-запада, изливались одни на другие. Эти отливки переполняли свои кратеры не без сильных сотрясений и разрушений, которые их выворачивали, образуя огромные склоны, указанные мной. Похожие случаи причиняли наслоения, выпуклости, отмечаемые в каждой отливке, и которые образуют даже складки, избороздившие поверхности. Отливки чистой лавы отделены несколькими пластами пепла и шлака.

Растительность, образованная из буков, грабов и дубов, старалась распространиться по этой мрачной стене; но только частично она смогла скрыть ее печаль и кручу.

Пока на вершине отливки раскинулся замок Шамшуильде, развалины которого группируются на одном из обрывистых массивов лавной стены, несколько террас, поддерживаемых огромными блоками, отмечают древние сады; угловая башня построена в пирамидальном стиле зданий подобного рода в Колхиде. Строения сложены из крупных обломков скал, а деревья, росшие на крышах и во дворах, в значительной степени указывают на то, что они давно заброшены. Здесь больше нет сокровищ Орпелианов.

Две церкви со впалыми сводами обрамляют пейзаж справа; более крупная, которую я долго рассматривал своей подзорной трубой, построена в армянском стиле с большими нишами, украшающими абсиды.

Руины города и садов Шамуильде расположены слева, спрятанные частично деревьями, овладевшими землей живых и замком. Весьма предельный горизонт этого пейзажа ограничивается на севере горами Бялоклуче, по своей природе аналогичными горам Шамшуиьде. Русский военный лагерь Бялоклуче находится у подножия по направлению к руинам замка. Кция течет в теснине, как видно на рисунке, вплоть до Колагири, где только выходит из своей узкой темницы.

Долина Поладаури или Больнисси, называемая Германцами Кёпеникерталь (Köpenikerthal)

Страна, простирающаяся на юг от Джавалы или Мачавери, напротив Катариненфельда, сильно отличается от той, что находится на севере. Здесь вы не обнаружите громадных отливок лавы; там больше нет ни извержений, ни впадин от огненных потоков. Линии холмов конической формы разрезают землю, оставляя между собой прекрасные и широкие долины, орошаемые Паладаури и его притоками, общее устье которых в Джавале находится на закате от руин крепости Джамбалы(124).

Мы можем составить представление об этом пейзаже по данному мной виду Катариненфельда, простирающемуся до отдаленных вершин Лиалвара, покрытых снегом еще в июне. Мы их видим справа от руины старинной церкви, увенчивающей наиболее выдвинутый диоритовый порфировый конус, почти разрезанный до пика, у подножия которого расположена деревня.

Эта хижина летом является целью большого числа паломничеств со стороны жителей Кахетии, которые добровольно или принудительно пересаживают лозы на богатые Алазанские виноградные плантации, вспоминая еще о том, что долины Джавалы и Поладаури были их первоначальной родиной.

Шушинская армянка (1900 год)

Долина Поладаури находится за первым рядом конусов; Германцы из Катариненфельда ей дают название Köpenikerthal, которая не что иное, как разрушение гряды Капанакчи(125).

Несмотря на недомогание, предвещаемое мне лихорадкой, я пожелал посетить эту долину, и один, как обычно, вооруженный лишь геологическим молотком, я поднялся на Джавалу через сады, плодовые посадки и пажити Катариненфельда, пока не осталось небольшого расстояния от Квеши; там, напротив церкви, расположенной справа на рисунке, и господствующей над Квеши с восточной стороны, я обнаружил лесистый перевал, ведущий к нынешним руинам Чори. Там я пересек дорогу, по которой следовал Гильденштедт 31 мая 1772 года, собираясь навестить рудники Дамбулута, идя по ней прямо из Шанша-Оглу на Поладаури в Квеши на Джавале. Я же направился более короткой стезей на Поладаури. По мере того, как я выходил из открывавшейся на долину горловины, возрастало мое удивление при виде богатства и плодородия этого превосходного края, древнее население исчезло, оставив свои церкви и множественные часовни рассеянными по всей долине посреди татарских деревень, новых захватчиков.

Чори располагало несколькими такими памятниками; наиболее крупный из них, замеченный мной на выходе из горловины и уже в долине – церковь самого простого стиля, без купола и с одной апсидой. Квадратные колонны разделяли неф с приделами. Некоторые надписи покрывали стену; главные, против обычного в Грузии и Армении, являются рельефными. Вот их перевод, сделанный господином Броссе младшим(126).

«Во имя Бога Отца, Сына и Святого Духа, по заступничеству Святой Матери Бога и Святого Григола(127), я, Глахак Илия, имея честь быть настоятелем церкви Святого Григола, я не забыл предписать бдение, знак к которому подаст монастырская трещотка. Одинаково я определил подарок в виде вина для бдения, посвященного прославлению Бога. Бог возвышает Давита Мафу и его сына, и Авеля Мафу; и любой, кто после меня изменит это бдение и подарок, преподнесенный церкви, будь он религиозным служителем или нет, проклят Богом; и любой, кто среди светских лиц это упразднит, равно подпадает под тяжесть церковных канонов».

Ужасная редакция этого отрывка, выбор выражений и стиль, в котором он вырезан, заставляют думать господина Броссе, что надпись современная и ей мы обязаны одному Армянину.

На краю цоколя, образующего основание Церкви, мы видим рельефные буквы.

«… Покровительствуй мне и Азарухт… этот дом молитвы для наших душ».

На косяке маленькой двери с правой стороны церкви я скопировал эту третью надпись, которая не что иное, как сокращение первой надписи.

«С. во имя Бога, … святого Григория, я предписал, я… Глахак, бдение в этой церкви».

Следуя первой надписи, эта церковь Святого Григория зависела от монастыря, следы которого обнаруживаются вокруг здания. Стена защищала его от набегов кавказских разбойников; посреди этих руин остается стоящей только башня, служившая колокольней и входными вратами в монастырь. Со стороны двора я увидел на этой башне большую надпись, написанную курсивными буквами, но я не располагал временем ее скопировать.

Посетив этот брошенный монастырь посреди татарских полей, я старался достичь другой более красивой, чем первая, церкви, и я увидел ее напротив от себя на высотах, тянущихся вдоль правого берега Поладаури. Но расстояние оказалось слишком большим для меня, и все, что я мог сделать, только достаточно приблизиться, чтобы суметь ее зарисовать и рассмотреть. Немцы мне сообщили, что в стране ее называли Каченна (Katchenna)(128).

По стилю эта церковь напоминает храмы Гелати и Тифлиса; она в форме креста, освещаемая немного разрушенным куполом. Она скорее грузинского, нежели армянского происхождения. Ближайшая деревня к этому святилищу Капанакчи, удаленная отсюда на несколько верст.

Расположенная посреди долины шириной в лье и выровненной как равнина, я увидел ее открывшейся как залив по направлению к Джавале, которую принимает Поладаури.

Другие церкви и руины замков были живописно рассеянными на высотах вдоль его сторон; но я не имел времени на них останавливаться и возвратился в Катариненфельд, с трудом поднимаясь по порфировому конусу, увенчанному руиной, господствующей над деревней. Я думал здесь найти какой-нибудь памятник, который оправдал бы столь знаменитые паломничества, совершаемые сюда; но кроме фундамента большой стены, выглядевшего так, как будто стена окружала хижину, основания которой кажутся почти на голой земле посреди подстриженных кустов, стезей паломников, как в английском саду, я не замечал ничего, что могло бы заслужить столько веры и столько ревности, за исключением вида, являвшегося великолепным.

Я отмечал, как сделал уже Гильденштедт, что часть долин Джавалы и Поладаури, наиболее приближенная к Храму, была безлесной, и букеты из многих деревьев начинались лишь с приближением Квеши: это показано на моем рисунке.

Деревня Катариненфельд радует большим процветанием, нежели Геленендорф, и не находится в долгу столь ужасным способом. Положение колонии благоприятно и ее близость к Тифлису предлагает ей уверенный рынок сбыта для ее продуктов. Мой хозяин Зальцман из Тифлиса, живший в Катариненфельде, построил прекрасную мельницу на Джавале. Впрочем, у поселенцев хорошие поля, которые они не могут орошать, это правда, достаточно значительные пастбища, расположенные вдоль Джавалы, виноградники, дающие в том числе светлое белое игристое и приятное на вкус вино. Возрастает индустрия садоводства и овцеводства. Деревня имеет церковь и пастора.

Накануне Святой Пасхи мой хозяин Гаубензакк сопроводил меня в своей повозке на полпути до Тифлиса, то есть до поста Коди, где я взял лошадей.

Мы переехали через Колагири, положение которой мне показалось еще более странным, чем в первый раз, теперь, когда я давеча посетил лавные стены Шамшуильде. Храм, выходящий пенящимся из темной бездны серой или черной лавы с руинами церквей и домов, рассеянными по всем скальным складкам, в высшей степени контрастирует со столь плодородной равниной Борчало, покрытой деревнями, а особенно с самой крепостью Колагири, возникающей из ослепительной белизны на темном склоне.

Развернувшись на юго-запад, я имел обратную сторону вида, великолепие которого меня поразило в предшествующий день в долине Поладаури; она широко открывалась со своими руинами замков – среди них по-особенному примечательны развалины Джамбалы(129), причудливо расположенные на двух обособленных пиках из желтоватого порфира и связанные длинной стеной. Эта группа скал заполняет угол слияния Паладаури с Джавалой. На самых краях Поладаури выше Джамбалы появляются руины другого замка Датлехаче или Болниса, столь же живописного, сколь и первый.

За Колагири, желая достичь берегов Алгета, избежав большого объезда, мы поднялись на отливку лавы, как и в Армении, напоминающей разобранную стену, ощетинившуюся разломанными блоками. Здесь часто встречаются куски черного обсидиана, прозванные в народе верблюжьим глазом и рассеянные по всему пространству.

Мы перешли Алгет вброд выше разрушенного моста и вскоре достигли Коди, оставив далеко слева каменистую долину Алгета, а в горловине, орошаемой ручьем, третью колонию Элизабет-таль, четвертое поселение страны по уровню благосостояния и преимуществ почвы. Она находится на равном расстоянии на восток от Большого и Малого Энагета.

Глядя на хорошую почтовую карту, можно заметить, что дорога от Коди к мосту Дебеды выводит на большой объезд, вместо того, чтобы идти прямо через равнину; что удивляет, и тем не менее этот путь мотивирован уважительными причинами: нижняя равнина, обрамляющая Куру, столь жаркая и настолько наполненная комарами в летний период, что ее невозможно пересечь; вот почему следовало объезжать ее по высотам, чтобы хорошо выглядеть. Все Татары, проводящие здесь зиму, летом удаляются на горы: на каждую деревню с трудом можно найти одного или двух жителей, которые их охраняют.