Люди – они хорошие. Люди – они товарищи

– Спасибо за твою авантюру. А я и не знал, что в таких местах могут быть такие женщины. Такая естественная, наполненная жизнью. Не то что секретарши губошлепы, которых ты нанял.

Друг хотел обидеться, но передумал, опасаясь, что из-за долгого объяснения мясо совсем остынет, а Григорий отвлечется и не сможет выполнить свое обещание – поддерживать дам аплодисментами из засады. Поэтому он ограничился коротким замечанием:

– Во-первых, я нанял не для нас, а для тех, кто к нам приходит. А ты знаешь этот народ. А во-вторых, пора кончать с твоим романтизмом. Это какие по счету грабли уже будут?

Марта и Лариса стояли на танцполе в ожидании музыки. Лариса крикнула ди-джею по имени Костик поставить её любимую песню. Невидимый Костик немедленно откликнулся жестким техно. Лариса возмутилась, что это не то, что она просила, и пошла выяснять отношения. Марта осталась. На её лице появилось выражение отрешенности, и она начала двигаться, все убыстряясь и убыстряясь, погружаясь с каждым движением в транс, делая секундные остановки, чтобы затем выпустить новую порцию энергии во внешний мир. Душа очищалась и становилась легкой, призывая тело присоединиться к наслаждению. Ангелы счастья летали где-то рядом, на расстоянии приятной эмоции. Материальный мир не играл уже такого значения, как минуту назад – мужчины, тосты, взгляды. Возникло ощущение полета и полной свободы от времени и пространства. Танец. Танец. Танец. Что это? Что случилось? На Марту обрушилась тишина. Она остановилась, пытаясь понять, где она. Шквал аплодисментов вернул её в реальность, в мир тактильных ощущений. Все смотрели на неё. Она застенчиво закивала головой и уже собралась вернуться за столик, откуда доносились возгласы восторга, как кто-то осторожно взял её за руку. Это был Виталий, приветливый парень тридцати пяти лет, работающий корреспондентом на ТВ, мама которого лежала у них в больнице и про которого она сказала подруге: «Мне даже кажется, что я немного того… в него». Хотя это был спорный вопрос – иногда казалось, иногда не казалось, но парень был тактичным, не слишком навязчивым и давал ощущение полноценной жизни, которая предполагала союз мужчины и женщины. Они иногда встречались. Виталий даже пытался рассуждать на тему, какой должна быть семьи, как бы намекая на что-то. Марта внимательно слушала, не вмешиваясь в его монологи, давая ему возможность самому прийти к какому-либо заключению. Теоретические рассуждения обычно заканчивались путаницей и противоречиями, и тогда Марта брала ситуацию в свои руки, и они переходили к практике: целовались, обнимались и, при благоприятных обстоятельствах, занимались сексом. Он обходился с ней, как с дорогой, хрупкой фарфоровой статуэткой. Марте нравились эти легкие отношения двух воздушных шариков, но вместе с тем ей хотелось определенности, а не полета по ветру, хотя бы ради Пашки. Только её тревожило, как все будет? Новый мужчина захочет своего ребенка. А как это совместится с миром её сына? Хотя любовь может совместить все. Такая мысль была во многих книжках, которые она прочитала и которые написали умные люди. Знать бы только, правда это или всего лишь их фантазии. Писатель не врач. Он не за что не отвечает. А люди могут пострадать, и она в том числе. Виталий напомнил о себе еще раз легким поцелуем в щеку. Марта решила изменить предопределенный ход событий этой ночи. Ведь это – её ночь, что бывало так не часто. Она понимала, что подводит подругу, но у неё не было желания продолжать разговор о любви с первого взгляда. Лариска выкрутится. Она опытная жрица любви. Поэтому Марта дала понять подруге жестами, что бросает её одну на растерзание самцов, и обратилась к Виталию:

– О, Виталь, привет. Можно я на тебя обопрусь. Голова кругом.

– Да, конечно. Давай помогу. Где ты сидишь? – спокойно спросил Виталий.

– Сижу я там с подругой и её друзьями, – она показала на заставленный закусками столик, – только мне что-то не хочется возвращаться и слушать мужские откровения про несчастную любовь и желание согреться около женщины.

– Тогда пойдем в бар, – засмеялся Виталий, – чего-нибудь вкусного выпьем.

– Пойдем, – согласилась Марта, восстанавливая дыхание. – А ты чего смеёшься, корреспондент? Это ты про «согреться». А что я такого сказала? Да, все мужчины хотят согреться. Только при чем здесь женщины, не пойму. Найди себе батарею и грейся. Или я не права?

– Про батарею – сильно сказано. А при чем здесь женщины? – задумался Виталий, -так мне кажется, что женщина при всем в этом мире. Это и рождение ребенка, и семья, и уют.

– Эх, романтик ты, Виталий. Сразу видно, что еще не обжигался ни с ребенком, ни с семьей, не говоря уже про уют. Хотя ты с мамой живешь. За уют можно не беспокоиться, – уколола его Марта.

– Да-а-а, пока с мамой, – протянул Виталий, но тут же оживился и показал на столик в углу с веселой мужской компанией, – а может, к нам пойдем? У нашего оператора, с которым я работаю, сегодня днюха. Он решил сегодня с коллегами, а завтра с родными и «батареями», как ты говоришь.

– Не, чего я буду ломать его планы, – отрицательно покачала головой Марта, – с ребятами, так с ребятами. А то сейчас сразу будут искать темы о высоком. А потом, я пришла танцевать. Понимаешь? Сидеть и душевничать я на работе могу. Может, выпьем и потанцуем?

– Выпить можно. А вот с танцами у меня проблема. Я как ты не могу. Мне бы в обнимку потоптаться, – улыбнулся Виталий.

– Да, ладно. В прошлый раз ты классно зажигал, – погрозила ему пальцем Марта и засмеялась, – А…я поняла. Ты перед коллегами не хочешь светиться.

– Ну, да. Потом будут издеваться при каждом удобном случае. Выпьем!

Виталий сделал знак бармену, который налил им по бокалу вина. Они посмотрели друг на друга и молча сделали по глотку. Каждый ушел в свои мысли.

– Ладно, – заговорила первой Марта, – тогда вернусь к Лариске с её карасями. Не хорошо бросать подругу. А ты вали к друзьям. Вот, мы какие с тобой хорошие. Все о других думаем.

Марта собралась уходить. Виталий остановил её, попросил подождать и направился к столику друзей, где стал сто-то энергично объяснять. Коллеги засмеялись и помахали Марте. Она ответила. Виталий ввернулся. Он был сама решительность.

– Сколько будем танцевать? – спросил он строго.

– Странный вопрос. Минут тридцать. Мне потом к Пашке бежать. Он там один. А что?

– Да нет, это я хотел узнать, сколько минут позора меня ждет, – Виталий махнул рукой, – А, ладно. Только давай еще выпьем.

Виталий и Марта взяли бокалы и выпили до дна.

– Пошли, – Виталий взял Марту за руку, – тридцать мину позора с красивой девушкой, в которую ты влюблен, это еще не самое худшее, что может случиться в жизни корреспондента. Только потом ты обещаешь… мне… дать тебя проводить.

– Всего-то, – изобразила удивление Марта. – Слава Богу. Обещаю. Я думала, ты потребуешь сразу идти с тобой под венец.

– Я думаю об этом, – смущаясь, сказал Виталий, – надо все обсудить.

– Надеюсь, что ты не тугодум, – без иронии сказала Марта и передала ди-джею через бармена просьбу поставит что-нибудь крутое для королей танцпола.

Марта вышла на центр. Виталий неуверенно последовал за ней. Зазвучала музыка. Марта начала танцевать и заводить зал. Посетители присоединились к ней. На этот раз Марта не улетела в свой мир. Она танцевала вместе со всеми и просто делилась своим хорошим настроением.

Виталий нежно раздевал Марту. Он хотел запомнить все свои движения, все свои эмоции. Сексуальное напряжение росло, но он старался подавить его и продлить время предчувствия любви, когда они были еще двумя отдельными существами, когда он еще не «вошел» в неё и не потерял контроль над своим сознанием. Волосы, плечи, грудь… плоть… Все скоро растворится в стонах и светлом потоке страсти. Отключится разум. Исчезнут пространство и время. Любовь сингулярна. Взрыв, слияние, освобождение. Марта не выдержала ожидания и первой легла на кровать, увлекая за собой Виталия. Красивые и плавные движения. Сплетенье рук. Водопад волос. Свет луны из окна. Блики на красивых телах. Капельки пота. Виталий издал тихий стон. Марта положила ладонь ему на губы и улыбнулась, а затем вновь растворилась в удовольствии.

В приоткрытой двери появилось сонное лицо Пашки. Взъерошенные волосы, замятая щека, темные, внимательные глаза. Пашка увидел полуулыбку мамы, трепет её тела и почувствовал, что она счастлива. Он не хотел ей мешать. Блик от луны, отраженной в зеркале, проник в щель и ослепил его. Пашка заморгал и прикрыл дверь. Он немного постоял в задумчивости, а затем вновь лег в постель и накрылся одеялом. На его лице появилась едва уловимая улыбка, зрачки расширились. Комната наполнилась белым шумом, который оформился в мелодию. Мир рассыпался на пиксели и превратился в пастельный, облачный рисунок с двумя белыми голубями. Рисунок наполнился светом, стал объемным и ожил.

Два белых голубя ходили кругами вокруг друг друга, громко воркуя, подлетая и вновь садясь. Свет играл в их перьях, из-за чего они были похожи на большой белый шар. Через секунду шар взмыл в небо, где вновь распался на двух голубей, которые начали подниматься, кувыркаясь, все выше и выше, пока не стали казаться единым целым в закатном темнеющем небе между солнцем и луной.

Марта в ночной рубашке, с растрепанными волосами ворвалась в комнату Пашки и бросилась к его постели. Они откинула одеяло и с удивлением обнаружила, что постель пуста. Марта обернулась. Пашка молча сидел за письменным столом и что-то рисовал. Она подошла и нежно положила руку ему на плечо. Пашка прижался к ней щекой и протянул листок с рисунком. На рисунке были белые голуби в голубом небе с луной и солнцем.

Марта поцеловала его в макушку:

– Ох, ты мой Врубель.

Вошел аккуратно одетый Виталий, который осторожно поставил на пол рюкзак и посмотрел на рисунок:

– Почему Врубель?

– Ну, мощно звучит. Врубель. Пашка. Что не так?

– Посмотри на рисунок. Голуби. Это Пикассо. Это его любимая тема.

– Пусть будет Пикассо, – засмущалась Марта, но тут же замотала головой, – хотя нет, нам чужая слава не нужна. Правда, Пашка. Ой, чего я разболталась. Я же опаздываю. Тебя надо еще в школу завести. Паш, одевайся, умывайся, бутер с собой дам. Погнали…

Пашка, который уже слез со стула, стоял молча и с любопытством разглядывал мужчину, с которым мама вчера была счастлива.

– А в чем проблема? Давай я его отведу, – предложил Виталий, – у нас летучка еще через два часа.

Марта заметила взгляд сына и поняла, что он не так хорошо спал ночью, как ей показалось:

– Проблема в том, что этот Пикассо может с тобой и не пойти. Тебя нет в его мире. Тебя вообще для него нет.

Виталия удивило это заявление, но он не хотел сдаваться, и решил по-дружески обратиться к Пашке напрямую, на что раньше не решался, да и Марта не советовала:

– Павел, давай я тебя отведу. Маме надо помочь.

– Пашка, может, правда? Виталий хороший, – с надеждой сказала Марта, посмотрев на часы, – он на телевидении работает, людей снимает, мы по телеку их потом смотрит…

Пашка вздохнул и отвернулся.

Виталий не ожидал отказа и начал смотреть по сторонам, как будто там могла быть какая-то подсказка. Его взгляд остановился на рюкзаке, лежавшем у его ног. Он поднял глаза и поблагодарил кого-то там наверху:

– А вспомнил, я же подарок Пашке принес – армейский ремень. Красивый.

Виталий достал из рюкзака ремень и быстро надел его на себя поверх толстовки.

Марта утвердительно закачала головой, показывая, что это великолепный ход.

– Ох, ты, какой ремень. Настоящий, солдатский, как у защитника, – голосом лубочной бабушки проговорила она, – а пряжка какая со звездой. Это подарок для Пашки?

Марта показала Виталию, что больше ничего не надо говорить, а только ждать. Стало так тихо, что было слышно, как на кухне кипит чайник. Пашки немного приподнял плечи, а потом медленно повернулся и посмотрел на Виталия. Его взгляд заскользил сверху вниз и остановился на массивной пряжке ремня. Виталий и Марта переглянулись, но продолжили хранить молчание. Виталий медленно снял ремень и передал Пашке, который стал водить по пряжке пальцами и внимательно рассматривать. На его лице появилась едва заметная улыбка. Он посмотрел на маму. Их взгляды встретились. Марта взяла руки сына и Виталия и соединила их. Пашка не сопротивлялся. Марта не удержалась и взорвала тишину.

– Ну, ты хитрец, – с восхищением сказала он, глядя на Виталия, – нашел ключик. Конечно, не у каждого есть такая бляха, – она вновь взглянула на часы, – так, корреспонденты и художники, быстро на выход. Мне надо собраться. Пашка, я в карман рубашки положу тебе денежку на всякий случай. Ключи на веревке в рюкзаке, чтобы не было, как в прошлый раз.

Глава 2

Колька сидел, уже одетый в куртку, за маленьким столиком у окна и ел бутерброд с засохшим сыром, запивая чаем из большой кружки. Он не пошел на первый урок и уже опаздывал на второй. С прогулами в школе было строго. Могли и отца вызвать. Такого позора он бы не пережил. Все почему-то считали, что его отец «чернобылец» или типа того, поэтому так выглядит, так ругается и так пьет. Скорее всего этот слух распустила мама, когда отец попал в тюрьму, чтобы к сыну не было вопросов. Вопросов не было. Все боялись их задавать. Колька не любил встречаться с отцом утром, когда он мучился похмельем и был злым, и вонючим. Даже соседка баба Катя старалась не появляться до одиннадцати, когда он уходил на случайные заработки или бог знает куда. Вечером было проще. Он приходил пьяным и слабым. Даже Колька мог с ним справиться. Иногда он приносил продукты, иногда деньги. Второе Кольке нравилось больше, потому что тогда он получал задание сбегать в магазин за «бухлом» и «пожрать». Когда отец был близок к «отключке», Колька покупал только еду и себе сигареты. С утра отец мало что помнил, особенно в последнее время. Колька отпил чай и взял второй бутерброд.

В кухню вошел отец, небритый мужчина в майке на бретельках, с худенькими ручками в наколках, впалыми щеками и потерянным взглядом. Он сильно закашлял и сплюнул мокроту в раковину. Колька съежился. Отец сел рядом и спросил, еле выговаривая слова:

– Чего не в школе?

– Нам ко второму уроку, – максимально спокойно ответил Колька.

– А-а-а… Тогда спустись за пивом.

– Я опоздаю…

– Ну, к третьему пойдешь, – безразлично сказал отец, – все равно одни пары носишь. Толку от твоей учебы…

– Она мне не дает. Не помнишь, что ли? – уже более напряженным голосом сказал Колька, – говорит отец пьет, пуская и приходит.

– Это я пью? Как ты разговариваешь, сучонок. Или тебя не учили уважать старших в твоей вонючей школе, – выкрикнул отец Кольки и ударил его ладонью по щеке.

Колька свалился со стула вместе с бутербродом, который отлетел в сторону. Падение сына развеселила отца. Его лицо сморщилось от хриплого, лающего смеха, перешедшего в кашель.

– Дождешься, сдам тебя в интернат, – проговорил он, с трудом переводя дыхание. – Мать покойница не хотела, а я сдам. Сука всю жизнь мне испортила. Все ей денег было мало. Надо сына поднимать. Работай, работай. А теперь все в жопе. Она на кладбище, а я в сраной коммуналке с тобою, выродком.

Отец Кольки склонился над ним. Его глаза налились кровью.

– Ты хоть знаешь, что ты не мой сын? – брызнул он слюной. – Она нагуляла тебя, пока я первую ходку делал, а заначку всю спустила. Блядь твоя мать, а ты бляденыш.

– Не трожь мать, – надрывно прокричал Колька. – Она меня любила. Лучше бы ты не возвращался…

– Что, что ты сказал? – просипел отец Кольки, поднимая его за воротник куртки и замахиваясь.

Кольке удалось вырваться и отскочить к окну. Отец вновь попытался схватить его, но поскользнулся на бутерброде с сыром и упал. Колька бросился в сторону коридора, но отец поймал его, навалился всем телом и начал душить, подбадривая себя матерной бранью. Колька стал задыхаться. В глазах потемнело. Неожиданно он услышал голос мамы. Откуда она здесь? Она же умерла. А может, она пришла встретить его, чтобы забрать с собой? Сил сопротивляться становилось все меньше. Вдруг он почувствовал, что превращается в полугодовалого малыша, которого она держит на руках и кормит грудью. Рядом с ней сидел крупный мужчина в тельняшке, который смотрел на него с улыбкой и трогал шершавой ладонью пятку. Было щекотно. Колька задергал ножками. Мама засмеялась. Сосок выскочил из Колькиного рта, и он начал в панике искать его, оказавшись под маминой грудью. Мужчина обнимал маму. Колька задыхался. Послышался испуганный возглас мамы, и рот вновь наполнился сладким теплым молоком. Он не должен был этого помнить, но помнил, как и то, что мама часто плакала, вспоминая кого-то, когда ему было всего год. Вот почему он с детства хотел стать моряком. У него другой отец, а не этот зек, который сломал им жизнь. Колька почувствовал нестерпимое жжение в пятках и начал дергать ногами, как тогда. Хватка ослабла. Ему удалось сделать вздох. Голос мамы исчез. Он вернулся. Она напоила его молоком и отпустила его, чтобы он боролся и победил. Колька с трудом дотянулся до кармана куртки, вынул перочинный нож и нанес несколько торопливых ударов в лежащее на нем тело. Послышались крики. Тело свалилось набок. Колька вскочил и убежал, кашляя и держась за горло.

Виталий медленно шел по больничному скверу. Он явно не торопился. Надо было решать: сейчас сообщить обо всем маме, пока она в больнице, или потом дома. Дома все будет явно сложней. Там она вновь окажется в своей стихии и в своем образе властительницы дум. В больнице она была более беззащитной, а поэтому и более адекватной. Можно, конечно, было еще подождать с разговором о своих планах относительно семейной жизни. Марта его не торопила, но намеки были определенными. Жизнь без обязательств – явно была не в её стиле. Она нравилась ему – красивая, ироничная, заботливая, легкая на подъем. А еще – он любил запах её тела, запах её дома. Основной инстинкт? Химия? Об этом писали в книгах. Об этом снимали фильмы. Но это так редко встречалось в жизни. Ему очень повезло. Хотя он тоже… А что тоже? Ну, был симпатичным и нравился девчонкам. Ну, работал корреспондентом и мелькал на экране. Ну, иногда узнавали. И что? Виталий в какой-то момент чувствовал, что жизнь должна состоять из чего-то большего и быть наполненной не только событиями и встречами, но и смыслами, какими-то высотами, отличными от того, что с ним происходило каждодневно. Он считал, что таким смыслом могла бы стать Марта. Виталия не смущал даже Пашка, который воспринимался им, как неотъемлемая часть Марты. Они были для него единым целым. Тем более, похоже, что ему удалось стать частью его мира. Виталий еще не знал, какой это мир, но он был совсем не страшным, судя по Пашкиным рисункам. К тому же, он был уверен, что Марта захочет, чтобы у Пашки появился брат или сестра, которые стали бы его проводниками в обществе людей без особенностей развития. Так думал Виталий, приближаясь в маме, привлекательной женщине шестидесяти пяти лет с волевым лицом, пытливым взглядом и аккуратной укладкой на голове, сидевшей на скамейке под раскидистым деревом в стильном спортивном костюме. Единственное, что тревожило Виталия во всей этой ситуации, то, что их с мамой мнения расходились все чаще по мере того, как он взрослел, а она старела. «Такова жизнь» – вспомнилась ему глупая французская поговорка. Пора было перестать перебирать мысли, и подготовится к встрече с миром мамы, частью которого был и он. Виталий заулыбался, подумав, что они мало чем отличаются с Пашкой. Оба являются частью чьего-то мира. Мама Виталия восприняла улыбку сына на свой счет и протянула руки, чтобы обнять его. Виталий поставил пакет с гостинцами на скамейку, отдался объятиям и сел рядом.

– Куда так много, Виталик? – с несвойственной ей теплотой спросила Нина Николаевна, – или ты хочешь продержать меня здесь все лето?

– Тебя, пожалуй, продержишь… – притворно ворчливо сказал Виталий. – Завотделением уже звонил и жаловался на тебя, что ты бежишь впереди паровоза, и требуешь какого-то экспресс обследования. Он и так делает тебе все вне очереди.

– Ну, и правильно. Чего мне место занимать. Почистили вены и на дачу. Да, ты компрессионное белье купил? – вспомнила Нина Николаевна.

– Купил, но забыл, – ответил Виталий, – принесу завтра, если смогу. Нас сейчас срочно собирают. На Северном Кавказе несколько селей сошло. Пока высоко в горах, без жертв. Но все наготове.

– Зачем, зачем я разрешила тебе уйти из администрации? – заворчала мама Виталия. – Каждый раз об этом думаю, как только о каких-то катаклизмах сообщают. Ты же у меня один.

– Пока один, – иронично отозвался Виталий и добавил неуверенно, – и я хочу поговорить с тобой на эту тему.

– Да? – удивилась Нина Николаевна.

– Да, – решительно начал Виталий, – я встречаюсь с одной девушкой. Уже прилично. Похоже, все складывается, не как в прошлый раз. У неё есть своя квартира, работа. Она реально мне нравится и даже больше.

– Давно встречаешься, а домой ни разу не приводил, не знакомил. Это что такое? Что за тайна? – вновь удивилась Нина Николаевна.

– Тайны нет. Она как-то стесняется, говорит, еще не время.

– А есть чего стесняться?

– В общем, нет, – немного теряясь, сказал Виталий, – ну, если только того, что у неё есть ребенок. Она боится, как ты к этому отнесешься.

– Умная девушка. Правильно, что боится.

– Да чего бояться, – возмутился Виталий, – если двое реально друг друга любят, то любви хватит на всех, – и на тебя тоже…

– Спасибо, я уж как-то обойдусь, – вспыхнула Нина Николаевна, – мне чужой любви не надо, хватает твоей. А что касается ребенка… ну, что ж бывает и так. Надеюсь, что она достаточно молода, чтобы родить мне внука или внучку.

– Достаточно, – с облегчением улыбнулся Виталий и обнял маму, – не хотел говорить, но ты все равно уже не отстанешь. Ты её даже немного знаешь. Я познакомился с ней, когда ты ложилась на профилактику в больницу полгода назад. Она старшая медсестра в вашем отделении.

– Красивенькая такая, с темными волосами, стройная?

– Как описала… Вылетая она. Только про глаза забыла еще сказать.

– Да, привлекательная. Я тебя понимаю. Внимательная к больным, но и строгая в меру, что очень хорошо. Может, когда-нибудь и за мной будет ухаживать.

– Мам, только ты меня не выдавай, – с тревогой сказал Виталий. – Она обидится, да и больница не место для такого знакомства. Вот выйдешь, мы придем с официальным визитом.

– Хорошо. Постараюсь, – сухо ответила Нина Николаевна и полезла в пакет, принесенный сыном.

Марта сидела за столом на медицинском посту и писала конспект для института, постоянно открывая различные медицинские справочники. Все это сопровождалось бормотанием и частыми вздохами. В коридоре появилась мать Виталия с пакетом в руках. Дойдя до Марты, она замелила шаг, почти остановившись, и начала её рассматривать. Марта чувствовала чей-то взгляд и подняла голову.

– Вы что-то хотели? Вам помочь? – спросила она приветливо.

Нина Николаевна явно не была готова к общению и растерялась:

– Не-е-е-т…, вернее, да… Да, мне сын ничего не передавал, пакет там с продуктами?

– Ваш сын, Виталий?

– А вы его знаете? – оживилась Нина Николаевна.

– Знаю. Я знаю многих посетителей. Мне положено, – спокойно ответила Марта.

– Да, конечно… – растерянно сказала Нина Николаевна.

– На пост никто ничего не приносил. Может, внизу в приемной спросить? Я могу сходить.

– Нет, спасибо, – сказала уже уверенным тоном мать Виталия, пряча за спину пакет, – позвоню ему сама, узнаю…

Мать Виталия поспешно ушла, оставив Марту в задумчивости, из которой её вывел приход Ларисы.

– Чего она? Что-то не так? – спросила Лариса.

– Странная какая-то… Пакет в руках. Спрашивает про пакет. Может Виталий сдал нас? Ведь обещал, – стала заводиться Марта.

– А чего скрывать? Вы же не Ромео и Джульетта, – весело сказала Лариса.

– А жаль. Такая любовь, – вздохнула Марта.

– А не жаль. Такой хреновый конец, – высказала свое мнение Лариса.

– Ладно, мне к сессии готовиться надо, не отвлекай, – прервала спор Марта.

Марта открыла новый справочник и стала просматривать оглавление. Лариса недовольно фыркнула. Такой разговор мог бы получиться. Скорей бы она уже заканчивала свои университеты. Столько времени освободилось бы для счастливого трепа.

Пашка сидел, болтая ногами, за невысоким столиком в игровой комнате своей коррекционной школы и не спеша перемещал шахматные фигуры на игральной доске. Стены комнаты были окрашены в разные яркие цвета, что, по мнению специалистов, должно было помочь детям более радостно воспринимать окружающую среду. Пашка не знал этих специалистов, но интуитивно не был с ними согласен, потому что когда он выходил из школы, то стены оставались за дверью, а он попадал в почти серое пространство, к которому приходилось быстро адаптироваться, что было для него совсем непросто, так как ему нравились плавные переходы во всем. А больше всего он любил свой дом с маминым голосом, который очень подходил к бежевым обоям и многочисленным зеленым растениям в горшках, а еще там были желтые веселые полотенца в ванной комнате и плед в крупную клетку. Пашка оглянулся. Все остальное ему не мешало: цветные ковриками на полу, рисунки детей на стенках, кубики разного размера и цвета в углу, книги с яркими обложками на полках открытых шкафов. Вошла преподавательница, женщина пятидесяти лет в свободной кофточке, юбке плиссе и аккуратной расчесанными на прямой пробор волосами. В руках у неё был конструктор лего. Она улыбнулась и положила коробку перед Пашкой. Пашка отвлекся от перемещения фигур и посмотрел на неё.