Люди – они хорошие. Люди – они товарищи

– Пашка, что с тобой? Почему ты такой грязный? Что с коленкой? – не получив ответов, она посмотрела на Кольку. – Ты что с ребенком сделал, хулиган?

Кольку захлестнула волна детской, беззащитной обиды:

– Почему хулиган-то? Он ребенок, а я что? Говно на палочке. Я тоже могу молчать и глазеть на всех. Тогда меня тоже жалеть будут? А так, если я могу говорить, то сразу хулиган.

Марта была сбита с толку. Она не ожидала такого напора от сопливого подростка, но волнение за Пашку гнало её эмоции дальше:

– Ты чего ругаешься? Ты как разговариваешь со взрослыми?

– А вы чего? Я помог ему. Думал, вы другие, – отрезал Колька и добавил нараспев, – товарищи, – он засунул руки в карман штанов для большей солидности, как это делали бравые герои во многих фильмах, – а вы, как мои родители. Все вам по херу. На алкашку не похожи, а как они. Надо было бросить его там, а я притащил, дурак.

Марта почувствовала, как от Пашки, который слез с подоконника и пытался поймать её взгляд, идет волна несогласия с её словами. «Да что я и правда сорвалась на парня, – подумала она. – Лариска права. Надо пойти куда-нибудь, снять напряжение».

– Извини, парень, сорвалась. Где там? – спросила Марта, стараясь придать голосу максимальную дружелюбность.

– Где там, где там… на поле, – язвительно ответил Колька.

– На поле? На каком еще поле? Вы что, за город ездили?

Нелепое предположение Марты развеселило Кольку. Он почувствовал, что берет верх над этой красивой женщиной. Теперь они оба у него под каблуком – и сын, и мать, и он уже может не бояться обвинений и показать, что он мужик, и его надо слушать, а не ахать и охать: – Какой загород с этим топчуном. На футбольном поле были. Он теперь в нашей команде играет.

– Во что играет? Как играет? – продолжила допытываться Марта.

– В футбол. Вратарь он, – сказал, как отрезал, Колька и подумал: «Эх, жалко, пацаны не видят, как он здесь рубит. Это круче любой драка».

– В футбол? Вратарем? – прошептала Марта, потеряв всякую надежду что-либо понять, и тихо заплакала. – Спасибо, тебе. Извини. Может, зайдешь? Я вас покормлю…

Колька до дрожи хотел есть. Он был уверен, что у Пашкиной мамы будет и вкусный суп, и жареная картошка, а, может, даже и компот, как когда-то у мамы. Но Колька не собирался покидать пьедестал победителя и начал медленно спускаться по лестнице.

– Спасибо, товарищи, у меня дома всего полно. Папка тоже волнуется. Шашлык, наверное, приготовил, – с трудом выдавил из себя Колька.

Раз ступенька, два ступенька. Колька почувствовал, что что-то не давало ему броситься вниз. Он остановился и обернулся, встретившись взглядом с Пашкой. Он увидел, как Пашка делает попытку улыбнуться ему и махнуть рукой. Его губы шептали какое-то слово, может, даже и «товарищи».

Марта сидела на чисто убранной кухне за столом у окна и листала конспекты. Волосы были забраны в высокий «конский хвост», мягкая майка, шорты. Она много знала из практики, и учеба давалась ей легко, вот только теория туманила мозг. Куча формул, названия соединений и их производных… Она не понимала, зачем все это надо было держать в голове, когда есть готовые лекарства. Все старые, которые использовались в их отделении, она знала назубок. Все новые – легко запоминала. Только вряд ли её пламенную речь оценили бы на экзаменах. Оставалось одно – зубрить и писать шпаргалки, которые она никогда не использовала из-за трусости и боязни быть осужденной. Эх, если бы у неё была такая же зрительная память, как у Пашки. Зря она вспомнила про сына. Теперь в голову ничего не пойдет. «Это что такое сегодня было? – подумала она. – Надо пойти посмотреть, как он там, спортсмен». Марта сложила тетради, полюбовалась яркой луной за окном, которая явно предлагала налить бокал вина и придаться воспоминаниям или мечтам. Нет, нет. В её положения – воспоминания тревожны и разрушительны, а мечты бесполезны и опасны. Только реальное настоящее, в котором она и Пашка. Марта бесшумно вошла в комнату сына и присела на край кровати, поправляя одеяло, и без того правильно лежащее на Пашке, лицо которого выражало отрешённость от мира и спокойствие. Когда Пашка спал, он был, как все. Марта особенно любила такие моменты, так как ощущала себя мамой обычного ребенка, у которой не было никаких проблем. Из состояния бытовой нирваны её вывел виброзвонок. Подруга не могла без неё. Она будет звонить даже с луны, а уж про клуб и говорить нечего. Марта поднесла мобильный к уху и прикрыла его ладонью. В динамике грохотала музыка и звучал слегка подвыпивший голос Ларисы. Марте не сразу удалось убедить подругу, что это она. И только имя Пашка, возымело на неё действие. Контакт случился. Марта выслушала рассказ про всех интересных мужчин, которые пришли в клуб, и сожаление, что нет её. Могла бы получиться классная рыбалка. Одна с крючком. Другая с сачком. На формальный вопрос Ларисы – как у неё дела, Марта успела только сказать, что у неё все хорошо, а еще что Пашка стал вратарем какой-то дворовой команды и написал очень хорошее сочинение про хороших людей. Лариса ничему не удивилась и ничему не восхитилась, занятая поиском партнера на ночь, чем расстроила Марту. Зачем было звонить? Только чтобы похвастаться, как ей там хорошо среди музыки, вина и танцев. Эх, подруга. Ладно, чего обижаться. Лариска часто жаловалась, что её женский век на излете, и надо спешить. Она хотела семью. Она мечтала о муже. Может, она было и права. У Марты были хотя бы яркие воспоминания о прошлом и Пашка, родной по крови человек. И вообще, в мире не все устроено правильно. Вот, например, для лица и тела придумали макияж и ботокс, а для души что? Марта не хотела, чтобы эти мысли поселились в её голове. Ей надо было думать о Пашке и о том, как сделать его жизнь полноценной, чтобы он тоже научился чувствовать радость от жизни, как и она. Чувствовать любовь она его уже научила. Марта посмотрела на двойной листок, приколотый булавкой к обоям, с надписью заглавными буквами «СОЧИНЕНИЕ» и улыбнулась. Она провела по волосам сына и собралась уходить, но заметила большую коробку на стуле, надписи на которой указывали, что это посылка из Германии. Она вспомнила, что давно хотела выбросить коробку, а вещи перебрать и положить в детский шкаф. А что, хорошее занятие, чтобы успокоиться. Марта поставила коробку на пол и начала доставать оттуда детские вещи: свитер, джинсы, ботинки, рубашка… Она внимательно рассматривала их и смотрела размеры. Что-то много вещей на вырост. Надо будет как-то сообщить Хайнцу. Пусть пока не тратится.

                                      * * *

На лужайке, где работал Хайнц, многое изменилось. Во-первых, настал вечер и зажглись фонари по периметру участка, отчего обстановка стала какой-то театральной и торжественной. А во-вторых, Хайнц уже опустил яблоню с несколькими чудом уцелевшими яблокам в яму, которую медленно засыпал. Работа давалась ему с трудом. Он останавливался, делал несколько разминочных движений, а затем продолжал. Наконец, закончив, он отступил на несколько шагов и бросил оценивающий взгляд на итог своих трудов. На его лице появляется подобие улыбки. Отец и Мать Хайнца волоком подтащили ему кресло-качалку. Хайнц поблагодарил их кивком головы и начал утрамбовывать землю вокруг дерева. Во время работы он вспоминал прошлое, вернее Марту, и это помогало ему преодолевать слабость. Он помнил, каким он был сильным тогда. Как ни странно, его мысли о ней формировались по-русски, который он уже начал забывать, но отдельные фразы, сказанные её и окрашенные её эмоциями, действовали на него, как энергетический напиток. Поэтому он не сразу среагировал на свой родной язык, на голос отца.

– Какая была лужайка, – недовольно сказал отец, – пройдешь машинкой и порядок. А теперь придется кругами косить.

– Пап, я восстановлю травку. Все будет, как раньше, – уставшим голосом произнес Хайнц.

– Если ты что-то меняешь в мире, то, как раньше, уже не будет, – проворчал отец.

Мать Хайнца решила подключиться к разговору:

– Да при чем здесь трава. Вырастит. Мне дерево жалко. Ну, какая яблоня при нашей зиме. Горы рядом. Снега. Пихту надо было сажать.

– Мам, при чем здесь пихта? – искренне удивился Хайнц. – Я хочу, чтобы на дереве были яблоки, чтобы можно было сорвать и угостить. А про морозы не думай. Это русская яблоня – антоновка называется. Она даже в Сибири растет. Это мне друзья из России прислали. Помнят меня еще. Приятно.

– Приятно, приятно. Лучше бы деньги прислали на лечение. Можно было бы в Америку или в Израиль съездить. Не надо сдаваться, – с мольбой произнесла мать.

– Какая Америка? Какой Израиль? Что ты говоришь? – выпалил отец. – В Германии лучшая техника…

Отец Хайнца обиженно махнул рукой и пошел в дом.

– Болезни лечат врачи, а не техника, – бросила ему вдогонку мать и обратилась к сыну, – хватит возиться, отдохни. Я принесу тебе бутылочку пива. Только долго не сиди. Холодает. А отца ты не слушай. Все будет хорошо. Молодой еще. Дети будут. Вот увидишь.

– Не увижу, – Хайнц взял мать за руку. – Да и зачем? У меня уже есть сын. Жаль, что только вы тогда…

– Хватит обвинять нас… – перебила его мать, – да и какой это сын…

– Прошу, не надо. – чуть не сорвался на крик Хайнц. – Сто раз слышал: не такой, как все. Мама, послушай – кто знает, кто такой, кто не такой, кто лучше из нас и кто нужен этому миру.

– Не будем ссориться, сын. Такой хороший вечер, – в голосе матери слышалась усталость и отчаяние.

Она медленно пошла по направлению к дому, еще раз бросив взгляд на одиноко стоящую яблоню, которая разрушала их привычный мир и ставила под сомнения её с мужем правоту всегда и во всем.

Хайнц посмотрел вслед матери и опустился в кресло-качалку. Он уже построил дом, посалил дерево и… Вот только с сыном пока не складывалось. Надо успеть, надо успеть. Хайнц закрыл глаза.

                                      * * *

Марта закончила перебирать вещи, задумалась, а затем сложила все опять в коробку. Не хотелось укладывать одежду в шкаф из опасения разбудить сына. Правильное решение. Она тронула листок с надписью «СОЧИНЕНИЕ», посмотрела на грязную байковую рубаху и улыбнулась. Пашка, если заснул, то будет крепко спать до утра. Она это знала. Можно подумать и о себе. Марта подошла к зеркалу и начала рассматривать себя, делая позы и играя с халатом. Чем больше она кривлялась перед зеркалом, тем больше ей хотелось танцевать. Марта даже не поняла, как, но она набрала номер телефона Ларисы.

– Ты еще там? – тихо спросила она в трубку.

– Да, рыбачу. Пока не очень. А ты чего звонишь? – поинтересовался голос Ларисы в трубке.

– Не знаю. Чего-то так на душе хорошо, спокойно. Пашка вратарь. Подумать только. Праздника захотелось.

– Ну, так давай, приезжай, – завибрировал голос подруги, -. Пашка до утра не проснется. Сама говорила. А я сейчас такую музыкальную подборку сделаю в караоке. «Baccara» отдыхает. Жду. Не трать время.

Марта отключила телефон и наклонилась, чтобы задвинуть коробку под кровать. На полу она обнаружила небольшой конверт с надписью «Хайнц». Чтобы все это значило? Звонки, посылка, конверт. Она не хотела возвращаться в прошлое, но прошлое её не отпускало. Вспомнился парк и самая горькая обида.

                                      * * *

Марта сидела в задумчивости на краю скамейки. Включили фонари. Реальность сделалась более мягкой. Стало легче. Она была прекрасна в своей грусти, как бывает прекрасна осень или заснеженные, горные вершины, которые не достичь и не понять. Марта достала мобильный и несколько раз хотела включить контакт с именем «Хайнц», но не решалась. Рядом присели два молодых, слегка подвыпивших парня. После непродолжительного перешёптывания они решили попробовать наладить контакт с одиноко сидящей особой женского пола. Других вариантов у них пока не было.

– Девушка, у вас закурить не найдется? – обратился первый парень, играя зажигалкой.

– Ты чего, дебил? Какой закурить у девушки, – тихо возмутился второй парень, – не это надо было спрашивать.

– Это ты дебил. Нормальный вопрос. Сейчас все бабы курят, – повысил голос первый парень.

– Посмотри на неё. Нашел бабу. Это же красотка, почти как в фильме, – блеснул эрудицией второй парень.

Парни хлопнули друг друга по рукам и рассмеялись. Первый парень вновь решил попытать счастья:

– Красотка, не хотите присоединиться к нашей компании?

– К вашей? – Марта вышла из задумчивости, – не хочу.

– А чё так? Рожами не вышли?

– Да, нет, – Марта бросила на них взгляд, – с рожами у вас, вроде, все нормально. Дебилов не люблю.

– Это мы дебилы? – угрожающе зашипел второй парень.

– Ну, не знаю, – наигранно наивно сказала Марта, – вы так сами себя называете.

Парни переглянулись, начали толкать друг друга, а затем залились громким смехом, показывая, что они не опасны и с ними вполне можно весело провести время.

– Ты клевая. Может, замутим чего? Мы рожи побреем, – дружелюбно предложил первый парень.

Марта была к какой-то степени благодарна им, что они вывели её из стопора, но решила продолжить игру:

– Может и замутим. Только позже.

– А чё так? Мы можем и забашлять, – совсем осмелел второй парень.

– Забашлять – это хорошо, – сказала Марта радостно, но тут же включила голос страдалицы, – только мне вначале родить надо здорового парня. Пусть потом будет, кем хочет, даже таким, как вы.

Марта, поняв, что игра закончилась и вновь наступила реальность, заплакала.

Парни растерялись, не зная, как реагировать на слезы этой красивой девушки, да и планы у них были другими. Они начали сориться.

– Пойдем, дебил. Не можешь проститутку от беременной отличить, – пробурчал первый парень

– Так они здесь всегда раньше собирались, – оправдывался второй парень, – вся тусовка с района.

– Ты бы еще пандемию вспомни, бля, – загрустил первый парень, – идем, здесь нечего ловить.

Парни встали, попытались извиниться, а затем растворились в сумраке боковой аллеи.

Марта хлюпнула носом и набрала номер Хайнца. В трубке зазвучал его бодрый и оптимистичный голос:

– Привет. Привет. Как ты? Как Пашка? Скоро я приезжать. Надо успеть документы делать до его рождения. Будет гражданин Германия. Это хорошо. Свобода. Везде ездить.

Марта молчала. Она была в смятении.

– Марта? Марта? – обеспокоился Хайнц, – Ты что молчишь? Где ты?

– Я здесь… рада тебя слышать… – выдавила из себя Марта.

– А голос? Что голос? Проблем есть? – тревожился Хайнц.

– Наверное, да. Проблемы, – отрешенно сказала Марта.

– У тебя? – молниеносно отреагировал Хайнц.

– У нас… У Пашки… – сказала она, стараясь на заплакать.

– Как? Ты говорить, все нормаль. Был нормаль, – допытывался Хайнц.

– Было, да сплыло, – еле слышно проговорила Марта.

– И что теперь? Что с Пашкой? – спросил Хайнц. В его голосе чувствовалась неприсущая ему растерянность.

– Ребенок будет не такой, как все, – сказала Марта с облегчением, что все карты открыты.

– Не такой? А какой не такой? Скажи, – глухо прозвучал голос Хайнца в трубке. Больше никто не дул в медные трубы.

– Солнечный. У него будет свой мир, – все более освобождаясь от тяжести, сказала Марта.

– Я плохо понимать. Свой мир… А у нас? – спросил Хайнц.

– А у нас свой. Мы будем стараться дружить, – неуверенно ответила Марта.

– А как мы путешествовать… Европа, играть мой любимый футбол, шахматы, – уже без всякого энтузиазма интересовался Хайнц.

– Не знаю. Пока не знаю, – задумчиво сказала Марта, но тут же оживилась, – Хайнц, у вас в роду были у кого-нибудь генетические нарушения?

– Что ты говоришь. Какие нарушения. У нас такая медицин.

– Какая такая? Вспомни о своем случае… Тебе надо сделать генетический скрининг…

– Скрининг? Когда? Я с трудом выбирать время, чтобы вырваться к тебе.

– А вообще-то зачем этот скрининг? – сказала Марта, – Пашке это не поможет…

После долгой паузы голос Хайнца вновь зазвучал в трубке:

– Я могу делать тебе визу. Скоро.

– Зачем? – удивилась Марта.

– Ну, здесь можно все делать быстро. Ты понимать? – в голосе Хайнца вновь появилась решительность. – Потом твой скрининг. Уверен, в следующий раз все будет хорошо.

Марта почувствовала обиду и нарастающее отчаяние:

– Какой следующий раз? Хайнц, я не хочу делать аборт. Я ребенка хочу от любимого мужчины, от тебя. Я Пашку хочу, чтобы с ним в лес ходить за грибами, чтоб кричать его имя. А ты – следующий раз… Ты говорил с родителями про нас? – выпалила на одном дыхании Марта.

Хайнц не отвечал.

– Хайнц. Хайнц, ты меня слышишь? – прокричала Марта в трубку, но, вдруг, поняв почему он не отвечает, горько улыбнулась, – Ясно.

Марта отключила телефон и встала. В её глазах не было слез. В её глазах появился какой-то необычный свет, в её теле – какая-то упругая сила. Дыхание было ровным и глубоким. Она поняла, что стала главной в этом мире для своего будущего сына. Она стала индивидуальным Богом. Настало её время создавать рай, но не для Адама и Евы, а для своего Пашки. Она знала, что справиться, пусть даже и ценой своего счастья. Ведь она уже знала все про змея-искусителя.

                                      * * *

Марта всегда считала и всем говорила, что у неё было счастливое детство. Как думали её родители, она не знала. Взрослые жили со своими проблемами, которые скрывали от детей. И только иногда проскакивала ссора, краснели глаза от слез и наступало холодное молчание. Но все это было, как и у всех, и не разрушало её ощущения счастья. Были веселые дни рождения, поездки к морю и сказки на ночь. Школа внесла свою коррективу и стала большим испытанием для счастливого детства, так как приходилось контактировать с большим количеством людей, которые не только имели свое мнение, но и оценивали тебя. А какое может быть счастье, когда тебя оцениваю? Это уже жизнь.

Марта не была ребенком, которому непременно надо было встать на табуретку и громко прокартавить стих или прокричать песню. Она любила и стихи, и песни, но только в тишине ванны, стоя перед зеркалом. А вот что она любила делать публично, то это танцевать. Родители очень обрадовались, когда наконец-то нашли у ребенка талант, и начали водить её в кружок, а затем и в известную школу. Танец – был её стихией, и она не боялась выставлять себя напоказ. Она была искренней и не чувствовала дискомфорта от любопытных взглядов, даже когда уже оформилась в девушку. Марта с удовольствием танцевала в разных современных стилях. Ей только категорично не нравился твёрк. Она не понимала, как только одной частью тела, причем этой, можно выразить все эмоции и свое отношение к миру. Позже она узнала от Лариски, что та была без ума от этого танца, хотя получалось так себе, и даже чуть не повредила себе позвоночник, крутя задом во все стороны.

Марта вполне могла бы стать профессионально танцовщицей, если бы не трагедия с младшей сестренкой, изменившей жизнь их семьи. Была суббота. Мама ушла на рынок, а папа пошел с Сонечкой в парк покататься на каруселях. Там он встретил соседа, тоже пришедшего с ребенком отрабатывать свой долг, и они разговорились о жизни: о странном Перельмане, не взявшем лям за доказательство гипотезы Пуанкаре (сама гипотеза их не интересовала, а вот за страну и, в частности, за наших евреев было обидно), перешли на крушение самолета с Качиньским, выдвигая свои гипотезы, а закончить решили разговором о погоде. Тема нейтральная и приятная в преддверии лета. Когда они стали уже прощаться, то услышали детский вскрик, и обернулись. Дети по-прежнему стояли на вращающейся карусели, и только Сонечка лежала на земле.

Врачи неделю боролись за её жизнь, а потом пригласили всех в палату реанимации. Маленький камушек попал в висок маленькой девочки, и случилась большая трагедия – мозг умер. Родители стояли молча, погружаясь в мрак и отчаяние, а Марта смотрела на свою сестренку и не могла понять, где здесь трагедия. Вот её реснички, вот её курносый носик и эти пухлые щечки, вот её ладошка. Она такая теплая, теплая. А если вынуть трубку изо рта и отсоединить паутинки проводов, то они смогут побежать на улицу. Там сейчас так хорошо.

Мама упала в обморок, и трагедия вошла в их жизнь, разрушив семью. Папа стал части выпивать, виня себя в случившемся. Мама не упрекала его, но и не поддерживала. Светлости Марты, еще подростка, не хватало на всех. Их дом превратился в ритуальный зал, где каждый день прощались с Сонечкой. Отец не выдержал и ушел. Он не просто ушел, а исчез. Марта терзала маму расспросами, но та отмалчивалась. С потерей двух любимых людей закончилась её счастливая детская жизнь и началась взросла. Марта не смогла на фоне угасания мамы продолжить дарить людям радость своим танцем, хотя предложений было достаточно, да и с деньгами возникли проблемы. Вначале она устроилась санитаркой, а потом и медсестрой в больницу с тайным желанием когда-нибудь разобраться, как умирает мозг человека. Как ни странно, уход мамы она перенесла стойко и с пониманием, что человек может вынести не каждую боль. Есть предел. Марта даже вновь стала танцевать, но недолго. Теперь она осталась совсем одна, не считая далекой тетки на Волге. Были, правда, воспоминаниями о счастливом детстве, которые ей очень помогали. Когда Марта встретила Хайнца, счастье вернулась, но ненадолго. Его предложение избавиться от ребенка, который жил в ней и стал уже частью её судьбы, поразило Марту, так же как когда-то предложение врачей отключить сестренку от жизни.

С появлением сына, родного человека, жизнь вновь наполнилась смыслом, который заключался в том, чтобы не только вспоминать прошлое, но и строить будущее. Кроме того, Марта поняла, что она уже знает, как жить со счастьем, а вот со смыслом – еще нет. У неё появились новые привычки и даже своя мантра, которую она пела, укладывая сына спать: «Вместе весело шагать по просторам, по просторам, по просторам! И, конечно, припевать лучше хором, лучше хором, лучше хором!». Марта исполняла песню проникновенно в стиле латино. Хором Пашка петь не научился, но с удовольствием слушал. Со временем к ней в дуэт напросилась Лариска, которая часто заходила на огонек, а иногда и пожить пару дней в её просторной квартире.

Жить со смыслом оказалось гораздо трудней, так как требовалось постоянно ставить перед собой задачи и решать их. И она ставила и решала. Карусель жизни разгонялась все быстрее. Она помнила, что случилось с сестренкой, поэтому боялась сорваться, и очень тщательно выбирала друзей и знакомы, и обязательно с учетом реакции Пашки, который ни разу не ошибся. Так они плыли в лодке жизни вдвоем, но были совсем не прочь взять к себе в команду надежного и веселого попутчика.

                                      * * *

Марта вошла в клуб и сразу поняла, что оделась слишком вызывающе и теперь придется не столько отдыхать, сколько отбиваться от поклонников. Ей нравилось внимание мужчин, при условии, если для этого не требовалось угождать им и ограничивать свою личную свободу, которая была ей нужна, чтобы чувствовать себя сильной. Лариска бросилась ей навстречу, получив свою порцию внимания, а затем повела за столик, где познакомила с бизнесменом по имени Григорий, шестидесятилетним, богато одетым, полнеющим мужчиной интеллигентного вида в очках, и его коротко стриженым худощавым другом. Марта оценила непринужденную обстановку и расслабилась. От ухажёров отбиваться не придется. Мужчины стали предлагать ей закуски, от которых она отказалась, честно сказав, что уже ужинала с сыном, но с удовольствием немного выпьет и потанцует, а чтобы не подумали ничего лишнего, добавила, что сто лет не отрывалась. Мужчин удивил отказ от дорогих яств, но они переглянулись и сделали вид, что понимают её. Танцы – это великолепно, правда, не для всех, уточнили они. Марта не стала спорит, а взяла королевскую креветку под соусом, чем примирила мнения о еде и танцах. Лариса одобрила действия подруги, прошептав ей на ухо, что у них здесь своя программа, и все должно идти своим чередом – выпил, закусил, потанцевал. Марта поняла желание Ларисы, раскрутить мужчин на все прелести жизни, и решила помочь, предложив выпить за приятное знакомство. Предложение с энтузиазмом поддержали, а Григорий, который не спускал глаз с Марты с момента её появления добавил к тосту, немного смущаясь, – «и за любовь с первого взгляда». Его друг решил не отставать, кивнул Ларисе и тоже внес свою лепту – «в любом возрасте». Лариса среагировала моментально и поправила тоста с учетом своих интересов – «за приятное… многообещающее… знакомство». Тост собрали воедино и повторили. Он получился без должного напора и немного банальным, но устроил всех. Алкоголь под него прошел на ура – у мужчин виски, у женщин вино. Марта хотела поделиться своими не совсем радостными мыслями о любви с первого взгляда, но помешал принесенный официантом шашлык из баранины, на который все набросились, и который непременно надо было есть горячим. Попробовала и она. Вкусно. Надо будет приготовить сыну. Пусть знает, что любят люди не из его мира. Выждав окончание всех ритуальных действий с поеданием горячего, Марта решительно встала и предложила пойти потанцевать, так как уже и выпили, и закусили, и логично было перейти к активному отдыху. Лариса после небольшого сомнения положила себе в рот еще один кусочек шашлыка и выразили готовность, взяв за руку друга Григория. Сам Григорий встал, но только для того, чтобы начать извиняться, объясняя, что будет смотреться, как корова на льду, и попросил разрешения поддержать их аплодисментами, наблюдая за танцами из засады. Марта рассмеялась, представив себе корову в засаде. Какая уж здесь любовь с первого, со второго, да и с любого взгляда, если время не остановилось, если пространство не сжалось. Она решила не умничать и не высказывать свое мнение, а просто кивнула в знак согласия и пошла на танпол. Лариса последовала за ней. Друг Григория пообещал присоединиться, но сел и вновь принялся за шашлык. Григорий сделал глоток виски и поблагодарил друга: