Полная версия
Кольцо царя
Нина после таких-то случаев проводила вечера в молитвах. Древние мудрецы говорили, что томление тела – болезнь, что лишь любовью лечится. Да только о любви аптекарша до того и думать не думала. Замуж снова выходить не хотела, Анастаса не могла забыть. С аптекой одна справлялась. С заказами, да с гильдией, да с эпархом тоже. Не до любви было. Да только все эти прикосновения такое смятение в душе и теле поднимали, что Нина стала чаще в церковь к отцу Анисиму ходить, надеясь избавиться от неподобающих мыслей.
А однажды Ариста вызвала Нину в лупанарий, сказав, что Дария приболела. А там велела служанке проводить аптекаршу в дальнюю комнату в углу атриума и просить, чтобы подождала.
Комнатка та была невелика, но убрана, как в лупанарии принято, – с крохотными окошками, шелком задернутыми, со скульптурами непристойными да с масляными светильниками такой формы, что Нина сперва и не разобрала, что это. А как догадалась, то покраснела, перекрестившись.
Кровать расшитым покрывалом застелена – аж присесть боязно. А больше и опуститься не на что. Вот Нина и присела. И когда дверь открылась да кто-то вошел, не сразу и разглядела его.
Вошедший молча шагнул ближе, и тогда Нина узнала Винезио. Сердце заколотилось низко, гулко.
Винезио же взял Нину за руку и прижал ее ладонь к губам своим. Нина от стыда не знала куда деваться – ну что он подумает? Сидит она в лупанарии, как девица гулящая. Уже и объяснять принялась. Но от нежных его поцелуев в ладонь слова все куда-то разбежались, растеклись. В нутре стало жарко и сладостно, все тело ослабло. И не то, чтобы на ногах удержаться, не то еще почему, положила Нина руку на плечо генуэзцу, сжала пальцами сквозь тонкую ткань.
Винезио притянул ее к себе, обнял, в самое ухо зашептал ласковые слова, мафорий с головы потянул. Платок она сама сбросила, освободив черные локоны до пояса. Прижалась к Винезио, руками за шею обхватила. И то верно, уж сколько времени она от томления телесного молитвами лишь и спасалась. Да только тело не больно-то обманешь.
Дальше и не помнила Нина, что было. Наслаждение греховное помнила да пришедший вслед за тем стыд. Но ласка Винезио и его уняла.
Когда уснул Винезио, Нина торопливо оделась и выскользнула из комнаты, пряча лицо в шелк мафория. Окутанная ласковой теплой ночью, шла она домой. Шла как пьяная, с припухшими губами, с еще влажным лоном. Грешные воспоминания не отпускали.
Придя домой, Нина кинулась было молиться. Да так на душе хорошо было, что молитва мешалась с недостойными мыслями. Так и легла она спать, решив, что лучше остынет душой и телом да наутро пойдет в церковь.
Были и потом встречи – когда в горах и скрытых от людских глаз бухтах, когда в аптеке в безлунные ночи. И вот пришла расплата за счастье.
* * *Погруженная в воспоминания, Нина не сразу заметила, что туника ее на груди намокла от слез. В оцепенении плеснула себе успокоительного отвара. Крепко задумалась.
Сухорукий сказал, что Винезио за кольцом приехал, а сам в Нину влюбился да отправился просить разрешения на брак. Значит, дорога она ему. А что не сказал ей любимый про кольцо, так дело государственное, о таком скажешь, и обоим головы не сносить. Не мог он ей сказать. Спасать его надо, пропадет он, а все из-за нее да из-за любви их грешной.
Да только где кольцо это искать? И не расскажешь ведь никому про Винезио, не поделишься. А ежели Василий узнает, не сносить ей головы – сама в подземелье окажется и любимого не вызволит. Может, у Феодора, батюшки Гликерии, совета спросить? Он старец мудрый, всем помогает мудрым словом. Может, и подскажет, как ей кольцо найти.
Нина дрожащими руками завернула высушенный бородавник в тряпицу и убрала на верхнюю полку. Не до него сейчас. Масло достала, на гамамелисе настоянное, положила в корзинку. Кошель с деньгами привязала к плетеным прутьям. Увязав волосы, накинула мафорий и, заперев аптеку, торопливо пошла по Мезе в сторону пекарни Феодора.
По шумной суетливой улице Нина шла быстро, опустив голову, прикрывая лицо мафорием. Боялась знакомых встретить. Недосуг ей сейчас вести уважительные разговоры. Разогретый безжалостным солнцем воздух делал кожу влажной, тонкий шелк мафория прилипал к щеке.
Дойдя до пекарни, Нина запыхалась. Старца на привычной скамье под портиком не оказалось.
– Господи, помоги, – в отчаянии прошептала аптекарша.
Из дверей вышла Гликерия, провожая болтливую, пышную, похожую на румяный пирожок покупательницу. Увидев Нину, кивнула было, улыбаясь. Но заметив, что у подруги лицо несчастное да потерянное, распрощалась торопливо с собеседницей и шагнула Нине навстречу. Та, из последних сил сдерживаясь, схватила Гликерию за руку. В пекарню входила, уже ничего не видя от стоящих в глазах слез.
В небольшом зале с каменными прилавками и корзинками с пышной выпечкой аромат свежего хлеба окутывал и кружил голову. Здесь суетились шустрые, перепачканные мукой подмастерья, две покупательницы увлеченно обсуждали общую знакомую.
Нина растерянно глянула на подругу, покачала головой да развернулась было уйти. Но от Гликерии так просто не вырвешься. Даром что на сносях, а силы в руках у нее не меньше, чем у иного мужчины. Да и ростом она на голову выше Нины. Потому обхватила она подругу за плечи да увела на задний двор.
Феодор недавно велел расстроить дворик – хозяйственную часть, где печи стоят и сарай с мукой, он отделил. Распорядился сделать навес над меньшей частью с вынесенными во двор столами. Там покупатели могли посидеть, новостями обменяться, свежим хлебом и нежной выпечкой себя побаловать. Привечали тут и женщин. Горожанкам в таверны ходить было непристойно, побеседовать от души можно было разве что в бане. Или на форуме в тени колонны. Но здесь за беседой со встреченной случайно соседкой можно было всласть посплетничать, поглощая без счета пышные многослойные рогалики и медовые лукумадесы[24]. Запивали выпечку настоем на яблоках и ягодах с корицей да анисом. И почтенные старцы или отцы семейства могли посидеть здесь в тени и покое, отдыхая от жары. А в холода здесь можно было выпить салепи – густой горячий напиток из ятрышника с корицей и гвоздикой.
С тех пор как Гликерия замуж за Иосифа-сикофанта вышла, Феодору большое подспорье получилось. Стар он уже с пекарней справляться, давно все на Гликерию переложил. Да и ей нелегко было. Теперь же Иосиф от имени Феодора и с эпархом разговаривал, и с купцами, а порой и с капризными покупателями.
К мудрому старцу же горожане приходили за советом, для всех у него находилось разумное слово да решение. Многое он умел уладить да подсказать, за наставления платы не брал. Поговаривали, что даже из дворца к нему заходили под покровом ночи. А уж за советом или помощью какой – то неведомо.
Гликерия провела Нину на хозяйственный двор. Под гостевым-то навесом народу в жаркий день собралось немало, как там поговоришь по душам? Усадила подругу на мешок с мукой в сарае, крикнула подмастерью, чтоб принес кувшин с яблочным настоем, чашу да миску с лукумадесами.
Нина понуро сидела на мешке, комкая в руках концы мафория. Гликерия забрала у шустрого пацана принесенное, поставила кувшин и лукумадесы на щербатый чурбанчик рядом. Сама примостилась напротив Нины на другом мешке, положив руку на круглый живот. Глядя на бледную подругу, боялась даже спросить, что случилось.
Нина смотрела в сторону, борясь с непослушными слезами. Подождав немного, Гликерия кряхтя поднялась с мешка. Взяла мису с лукумадесами, налила в глиняную чашу настоя. Почти насильно сунула Нине в руки плошку со сладкой выпечкой и чашу. Озабоченно заглянула подруге в лицо.
– Ты, Нина, расскажи, что случилось-то?!
Нина опустила голову.
– Не могу я тебе рассказать, Гликерия. Я к Феодору пришла посоветоваться. Да и ему рассказать нельзя. Подведу вас под беду, не приведи Господь. Сама не знаю, зачем я здесь.
Гликерия уперла кулаки в бока:
– Ты меня сколько лет знаешь? Мы с тобой раба беглого прятали, – понизила она голос. – Я не побоялась тебе рассказать. А ты мне, значит, не веришь? Думаешь, я в базарный день языком молоть стану? Вот удружила, Нина, вот спасибо тебе. Так что ты здесь, чтобы лукумадесы есть да подруге про беду свою рассказывать. Начинай, – она опустилась на мешок, обхватив руками живот, и приготовилась слушать.
Нина запрокинула голову, но слезы сдержать не удалось. Гликерия совсем напугалась. Редко она свою подругу плачущей видела. Последний раз Нина при ней слезы лила, когда овдовела.
– Нина, да Господь с тобой! Что случилось-то? Не томи, а то я от волнения до времени рожу.
Нина глаза вытерла краем мафория, внимательно глянула на живот Гликерии, на лицо. Покачала головой.
– Не родишь до срока. Крепкая ты, все хорошо будет. – Нина вдохнула медленно. – Винезио в подвалах. И как его выручать, ума не приложу.
Гликерия испуганно округлила глаза. В подвалы просто так не попадают да своими ногами не всегда выходят.
– Да как же ты его выручишь? Он еще и тебя за собой утянет. Не надо тебе его выручать, Нина. Видать, серьезное преступление совершил, раз его в подземелья бросили. Он приезжий, латинянин. Его свои же и выручат, и уедет он обратно в свой край.
Нина посмотрела на подругу, глаза опустила. Как тут расскажешь, что его свои же в подвалы и бросили? Как объяснишь, что готова ради Винезио от всего отказаться, лишь бы он опять был рядом?
– Нина, – прервала ее раздумья Гликерия. – Надо с Иосифом посоветоваться. Он среди своих сикофантов узнает, чем твоему Винезио помочь можно. Я…
– Не вздумай Иосифа спрашивать! Я тебе как подруге рассказала, а он человек государственный, и сам в беду попадет, и Винезио только хуже будет. Пойду я, Гликерия. Я подумаю да может завтра снова зайду с Феодором посоветоваться. Там и придумаем что-нибудь.
Она поднялась и, даже не оглянувшись на подругу, поспешно вышла со двора.
Глава 8
Масло, настоянное на гамамелисе
Заполнить мелко покрошенными цветками гамамелиса малый горшок на три четверти. Добавить измельченную кору гамамелиса сверху, чтобы цветы покрыла. Залить маслом из виноградного семени. Выставить на солнце на три дня да каждый день помешивать. На четвертое утро пропустить настой через холстину, отжать крепко. Это масло использовать только для лечения вздутий и нарывов на коже. Для гладкости кожи масло гамамелисное можно смешивать с чистым оливковым, чтобы для тела и рук использовать. И в притирания для очищения кожи лица добавлять можно, но разводить в три-четыре раза.
Из аптекарских записей Нины КориариНина, выйдя из пекарни и добравшись до Мезы, повернула в сторону форума Вола. Дойдя до знакомой улицы, остановилась напротив дома сикофанта Никона. Спохватилась было, что не взяла подношения никакого, но вспомнила, что в корзинке лежит масло, что она Гликерии хотела отдать да за разговорами и забыла. Ну хоть тут пригодится.
На стук дверь отворила Евдокия, жена Никона. Увидев Нину, шагнула вперед, посмотрела вдоль улицы. Молча схватила недоумевающую Нину за руку и втянула в дом. Не выпуская руки аптекарши, прошла с ней в крохотный атриум позади дома. Усадив гостью на скамью под полотняным навесом, расположилась напротив и, ерзая от предвкушения и любопытства, попросила рассказать про убитого, что к Нине на порог пожаловал.
– Господь с тобой, Евдокия! Убитый ко мне на порог пожаловал! Ты что говоришь-то?
– Ну раненый, разница-то какая, коли он все равно потом помер.
– Тебе муж, что ли, рассказал? – удивилась Нина.
– Да жди, расскажет он. Я подслушала. Как новость про убийство услышала, так обед ему и понесла. Забочусь о муже, а как же? Что ж ему до ночи голодному сидеть? Там в калитку с заднего двора постучалась. Не впервой, чай. А пока вдоль забора шла, то услыхала, как он диктовал своему скрибе[25], который у них там записывает все, и про убийство, и про аптеку твою, – тараторила Евдокия. – Я обед отдала мужу и про тебя спросила, а он мне настрого запретил к тебе ходить. Нечего, говорит, сплетни собирать да распускать. Дело, говорит, тайное, не смей даже упоминать о нем кому. Ну я и не пошла к тебе. А ты вот сама ко мне заявилась, так что моей вины здесь нет.
– А на улицу выглядывала-то зачем? Вот сейчас, когда мне дверь отворила? – У Нины от торопливой болтовни Евдокии аж затылок заломило.
– А проверила, соседи видали или нет. Но вроде от жары все попрятались. А то еще разнесут сплетни, что аптекарша, у которой на пороге полюбовников убивают, к нам домой приходит. И Никону неладно будет, и меня он накажет.
У Нины от таких разговоров и руки опустились. Молчала, смотрела мрачно на Евдокию. Та, поняв, что и правда речь ее нехороша была, глаза опустила, платок поправлять принялась. Спохватилась, что не предложила гостье ни еды, ни питья. Бросилась в дом, вышла с чашей настоя яблочного да с плошкой орехов.
Нина от угощения отказалась, головой качнула. И уйти нельзя – надо про нож тот вызнать, и слушать тяжко, когда вот так про тебя недобрая молва разносится. Но вспомнив про Винезио, забыла Нина обиды и сплетни. Да Евдокия и сама уж не знала, как Нине угодить, чтобы не обиделась да не ушла.
– Ты, Нина, зла на меня не держи. Я сплетни повторила, так никто им и не верит. Это ж не я говорю, а люди языком без ума и без толку чешут. А я тебя знаю – почтенная ты женщина, греха не допустишь. Ты мне расскажи, как было-то? Что за раненый и почему к тебе пришел? Расскажешь?
Нина помолчала еще. Вздохнула, взяла-таки чашу с настоем.
– Расскажу. Только сперва сделай одолжение – расскажи, что Никон скрибе диктовал. У тебя память хорошая – ты же все-все, наверное, запомнила?
– А как тут не запомнить. Я, чай, там стояла немало, аж муравьи в сокки[26] заползли да покусали. – Она подняла край столы, почесала белую щиколотку. – Но я с места не сдвинулась, пока все не дослушала.
Евдокия с важным видом замолчала, сложила руки на груди.
Нина спохватилась, полезла в корзинку. Достала кувшинчик с маслом, протянула женщине:
– Вот, тебе в подарок несла, да едва не забыла. На лаванде масло настоянное, свежее, вчера только процедила. И для рук хорошо, и для тела всего.
Евдокия масло понюхала, поблагодарила, отставила в сторону. И не в силах больше сдерживаться, приступила к рассказу:
– Сперва он про твою аптеку говорил, где раненый сидел да откуда добирался. Да про то, что все равно умер бы. Сказал, что аптекарша все сделала, что нужно было, да рана была смертельная. Это он как будто тебя защищал. С чего бы моему мужу тебя защищать вздумалось? – Она с подозрением уставилась на Нину.
– Окстись, Евдокия. Не защищал он меня, просто правду сказал. Расскажи лучше, про что он еще говорил.
Евдокия, поджав губы, покивала. И под настойчивым взглядом Нины продолжила:
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Стола – просторное платье, надевается поверх туники (примеч. авт.).
2
Сикофант – доносчик, здесь: дознаватель, сыщик (примеч. авт.).
3
Нуммий, нуммус – мелкая медная монета (примеч. авт.).
4
Понт Эвксинский – др. – греч. название Черного моря (примеч. авт.).
5
Ромей – житель Восточной Римской империи, позже названной Византией (примеч. авт.).
6
События описаны в первой книге «Яд Империи» серии «Убийство в Византии».
7
Василисса (греч.) – императрица (примеч. авт.).
8
Великий паракимомен – главный спальничий, обычно евнух. Часто паракимомен исполнял обязанности главного министра. Эта должность была высшей среди тех, которые могли занимать евнухи (примеч. авт.).
9
Мафорий – покрывало в виде платка, наброшенного на голову и плечи (примеч. авт.).
10
Фибула – металлическая застежка, предназначенная для скрепления одежды и для украшения (примеч. авт.).
11
Ноф (греч.) – незаконнорожденный, то же самое, что бастард (примеч. авт.).
12
Коммеркиарий – сборщик таможенной пошлины (примеч. авт.).
13
Лупанарий – публичный дом (примеч. авт.).
14
События описаны в первой книге «Яд Империи» серии «Убийство в Византии».
15
Аподитерий (греч., лат.) – помещение для снятия одежд в банях, предбанник (примеч. авт.).
16
Тепидарий (греч., лат.) – «теплое помещение», место купания и омовения в банях (примеч. авт.).
17
Калидарий (греч., лат.) – парилка (примеч. авт.).
18
События описаны в первой книге «Яд Империи» серии «Убийство в Византии».
19
Фригидарий (греч., лат.) – помещение, в котором находились бассейны с прохладной водой (примеч. авт.).
20
Милиарисий – серебряная монета. Одна золотая номисма (или солид) равен 12 милиарисиев (примеч. авт.).
21
Патрикий – высокий византийский титул, который жаловался императором и не передавался по наследству. Патрикия – его жена или дочь (примеч. авт.).
22
Фема – военно-административный округ Византийской империи.
23
Электрон (др. – греч.) – янтарь (примеч. авт.).
24
Лукумадесы – круглые небольшие пончики, жаренные в масле и политые медом или сиропом (примеч. авт.).
25
Скриба (лат.) – писарь (примеч. авт.).
26
Сокки – кожаная невысокая обувь на мягкой подошве (примеч. авт.).