Кольцо царя

Нина помолчала, перекинула корзинку на другую руку, негромко произнесла:

– Не рассказывала я тебе, Аглая. Я ж хотела еще тогда[14] выкупить Дарию из лупанария. Да только Ариста – хитрая змея. Разозлилась она на меня, что я сбежала от нее. И когда я выкупать твою дочь пришла, она посмеялась только. Не пойдет она с тобой, говорит. И правда, вышла Дария вся в шелках, в украшениях богатых. «Ариста, – говорит, – меня приемной дочерью к себе взяла. Не пойду я к тебе в служанки в дерюге ходить да грязь подтирать».

У Аглаи по щекам текли слезы.

– Нина, как быть-то? И я уже не мать ей, получается? И это ж грех какой – блудницей быть, как отмолить-то?

– С этим не ко мне, а к отцу Анисиму обращайся. За грехи людские он в ответе. Только Господь милостив и не такие грехи прощает, небось. Блудница али нет, не суди. В большом городе женщине непросто живется. Осуждать тоже грех.

Обе помолчали.

– Пойду я, Аглая. Заболтались мы, скоро уж солнце за куполами скроется, а я до бани так и не добралась.

Женщины распрощались. Аглая понуро пошла обратно к площади – искать свою корзинку да купить все ж овощей и хлеба. Нина же поспешила к баням Евдокии, что стояли прямо на Мезе, украшая ее богатым фасадом.

Подходя, Нина залюбовалась колоннами с пышными навершиями, что поддерживают портик. На вырезанных в камне узорах играли лучи солнца, так что мрамор казался собранным из белых искр.

Войдя под сводчатый проход к внутренним помещениям бани, Нина вдохнула запахи курящихся благовоний и ароматных масел. Здесь уже окутывал влажный теплый воздух, делая одежду тяжелой.

Навстречу Нине вышла высокая крепкая смотрительница, поклонилась, Нина склонила голову в ответ. Подав знак молоденьким девушкам в коротких туниках, женщина так же молча пригласила Нину следовать за шустрой провожатой. Они прошли через аркаду со статуями древних богов в аподитерий[15], где Нина скинула тунику и столу, завернулась в поданную помощницей чистую ткань, привычно обернув ее вокруг себя, как древнюю тогу.

Нина была худа и невелика ростом, поэтому тога получилась почти до пола. Девушка помогла ей подобрать волосы и заколоть их на макушке костяной тонкой палочкой. Аптекарша взяла свой сверток с кувшинчиками. Предвкушая отдых и удовольствие, она вошла в разогретый, украшенный искусной мозаикой малый тепидарий[16]. Здесь было не слишком горячо, самая жара ждала в калидарии [17], где воздух был такой напаренный, что едва вытерпишь.

В малом тепидарии никого не было. Видать, поздно Нина пришла. Все уже намылись, отдыхают теперь да беседуют. Она села на мраморную скамью. Разглядывая мозаику в виде купающейся с морскими чудищами обнаженной девы, вспомнила опять про Дарию, вздохнула.

Муж Аглаи, пьяница и буян, продал дочь в лупанарий Аристы. Та красивую девочку в служанки по младости лет взяла. А когда Дария Нине бежать из лупанария помогла[18], так Ариста то ли Нине насолить решила, то ли еще какую злобную каверзу придумала. Но не дала аптекарше выкупить девочку. Не смогла Нина отблагодарить за помощь Дарию. Аглае Нина помогала, чем могла, да все одно себя винила, что не спасла девицу от греха.

Раздраженно отвернувшись от безмятежной красавицы на стене, Нина размотала ткань, отложила в сторону. Осторожно ступая босыми ногами по нагретому каменному полу, набрала в чистую бадейку теплой воды. Растирая себя жесткой холстиной с мыльным отваром, смывая накопившуюся усталость, все не прекращала думать о несчастном, который дух испустил.

Шел он от гавани, мимо таверны. Или из таверны, кто знает? Однако прибыл в город недавно. Туника хорошего льна, с вышивкой по вороту, значит, не беден. Но грязная, пропотевшая. Видать, сразу с корабля к ней пошел, даже в баню после долгого плавания не успел. Надо бы с коммеркиариями в гавани поговорить – может, они его вспомнят.

Нина ополоснула волосы отваром крапивы, вылила воду из бадейки, поставила туда свои кувшинчики. Намазала тело оливковым маслом, настоянным на лаванде. После чего завернулась в ткань опять и, подхватив бадью, вышла в следующий зал.

В прохладном фригидарии[19] стоял шум, что в саду с канарейками. Тут и там группки полуобнаженных горожанок, кто в бассейне, кто на мраморных скамьях, обсуждали соседей, детей, мужей и мужниных матушек.

Нина направилась в сторону калидария. Проходя мимо знакомых, она здоровалась, склоняла голову.

Почти миновав бассейн в центре зала, Нина услышала, как кто-то окликнул ее по имени. Обернувшись, готовая улыбнуться, она увидела выходящую из воды Аристу. Вот уж сама Афродита, должно быть, в покрывало завернулась и ушла, пристыженная, – до того хороша была хозяйка лупанария. И не молода ведь уже, а тело богатое, упругое, как из белой кости выточено.

«При такой-то красе такая душа прогнившая», – подумала Нина. Но вслух ничего не сказала.

Ариста чуть повела головой, тотчас суетливо подбежала одна из сидящих неподалеку девушек, набросила на красавицу льняную тонкую ткань.

– Что же ты мимо проходишь, Нина? Не уважишь, не поздороваешься?

Капли воды блестели на гладкой коже, намокшие рыжие волосы стекали по плечам гладким шелком. Она едва придерживала пальцами покрывало, не стараясь прикрыться, а, казалось, наоборот, будто выставляя наготу напоказ.

– Доброго дня тебе, Ариста. Не ищи ссоры, где ее нет. Не признала я тебя. – Нина отвела взгляд, перехватила бадейку поудобнее.

– Давай-ка присядем, поговорим? Я ж за тобой посылать собиралась, а тут ты сама меня нашла. – Ариста плавно повела рукой в сторону пустой мраморной скамьи под статуей Деметры.

Нина, вздохнув, уселась на скамью. Ариста опустилась рядом, прикрыла плечи тканью, оставив грудь открытой.

– Говорят, в твоей аптеке убили кого?

– Вот ведь сплетни худые впереди ветра бегут да враньем обрастают. Не в аптеке убили, а на улице. Ко мне он умирающий уже добрался.

– Не спасла, значит? Ну бывает. Ему к Гидисмани бы попасть надо было, но что уж поделать.

Нина, зная уже хозяйку лупанария, покивала:

– И то верно. Тогда бы ты про Гидисмани сплетни и собирала, а я бы помылась спокойно.

Ариста усмехнулась безмятежно, продолжила медовым голосом:

– Кольцо, говорят, было у него какое-то? Ты, случаем, не знаешь, где кольцо это?

Вроде прохладно в зале, но Нину жаром окатило, не слабее калидария.

Сжав бадейку так, что пальцы заломило, Нина почти спокойно произнесла:

– О каком кольце ты, уважаемая Ариста, говоришь? Не было у него никакого кольца.

– Ты, Нина, смотри, чтобы дерево-то не треснуло. Отпусти бадейку свою. Разговор у нас с тобой тайный, я никому не скажу, и ты никому не скажешь, что я у тебя про кольцо спрашивала.

Нина поставила на скамью лохань, молча расправила ткань на коленях.

Ариста подождала и продолжила:

– Ты кольцо-то поищи, Нина. Да принеси мне. У меня есть покупатель – хороший покупатель, богатый. Он кольцо это, говорит, давно ждал. Он и тебе заплатит, и мне за помощь. Мы же с тобой в одном положении – у тебя аптека, у меня лупанарий. Нам друг другу помогать надо. Тяжко женщине с делами-то одной справляться – всяк норовит обидеть да обделить.

«Такую, как ты, пожалуй, обидишь, – подумала Нина, не поворачивая головы к красавице. – Такая, как ты, любого проглотит и не подавится».

Хозяйка лупанария усмехнулась:

– Ты не думай, Нина, я заплачу щедро, не пожалеешь. Только вот без кольца нет мне теперь ни сна, ни отдыха. А ежели я не отдохну, того и гляди, проболтаюсь где про твою тайну.

Нина вздрогнула, повернулась к собеседнице:

– Ох, хитра ты, Ариста. Ты же все повернула так, чтобы я в твоем доме с ним будто ненароком встретилась. Я еще гадала, с чего бы вдруг. А ты, оказывается, такие тайны для темных дел своих собираешь?

– Вот видишь, пригодилась и твоя тайна. Люблю я тайны собирать да хранить. Хочу – молчу, хочу – рассказываю. Так что ежели кольца я не получу, так придется всем рассказать, как ты со своим купцом у меня в лупанарии любилась. Да не с простым купцом – с чужеземцем. На базаре, знаешь ли, любой сплетне рады. А там и до эпарха дойдет, как ты с генуэзским полюбовником по лупанариям прячешься. И какая из тебя после этого почтенная аптекарша? Всей гильдии позор.

Побледневшая Нина молчала, мяла пальцами складки влажной тоги.

Ариста усмехнулась, повела гладкими плечами, мягко колыхнув высокой грудью. Собралась было встать со скамьи, но Нина ухватила ее за руку.

– Нет у меня кольца, Ариста. Богом клянусь, нет.

– Ты же убитого обыскала, верно?

Нина взглянула на нее сердито.

Ариста покивала:

– Знаю, не ограбить же ты его хотела. А в кампагах кольца не было, случаем? Ты подошву не оторвала?

– Не было. Ни в кампагах, ни в тунике. А в штаны ему я не полезла. А больше на нем ничего и не было. А откуда ты знаешь, что на нем кампаги были?

– Ох, Нина, каждое слово мое ловишь. А я знать не знаю, просто спросила, да гляди-ка, отгадала, – усмехнулась Ариста.

Аптекарша молчала.

Ариста не унималась:

– А что за сикофант-то приходил? Муж Гликерии, как его там?

– Нет, Никон Хакионис приходил. Он с убийствами разбирается. А Иосиф – тот по кражам и мошенничествам.

– Никон Хакионис, – Ариста произнесла имя угрюмого сикофанта так, будто медовый орех по языку прокатила. – Это который со второго холма, недалеко от храма Ирины живет?

– Нет, этот на улице, что вправо от форума Вола отходит. А зачем он тебе? Да ежели б он нашел… – Нина прикусила язык.

Не хватало еще Аристе про великого паракимомена проболтаться. Вот уж попала Нина из печки в очаг, меж Аристой и Василием оказалась. И не пожалуешься на Аристу никому – стыдно и страшно. Что ж за кольцо такое, что и Нину погубить может, и империю спасти? И куда теперь бедной аптекарше податься?

Ариста вздохнула.

– Что ж, Нина, раз нет у тебя кольца… – в голосе ее прокатилась угроза.

– Погоди, Ариста. Как кольцо-то выглядит? Ты расскажи, я хоть спрошу у соседей. Вдруг кто нашел.

– Серебряное, говорят, колечко, простое. Поищи, коли тебе твоя аптека дорога. А завтра я к тебе пришлю кого-нибудь за ним.

Хозяйка лупанария сбросила покрывало и потянулась.

– Хороша сегодня вода в теплом бассейне. Пойдем, Нина, искупаемся.

Но аптекарша, лишь коротко качнув головой, подхватила свою бадейку и быстро вышла из зала.

Наскоро ополоснувшись, Нина торопливо оделась, завязала влажные волосы в платок и, расплатившись на выходе, бросилась домой.

Глава 5

Отвар из фенхеля для младенцев

Малую меру семян фенхеля высыпать в четверть секстария вскипяченной воды. Накрыть тряпицей, дать настояться. Для младенца взять одну восьмую часть от настоянного, развести кипяченой водой. Поить понемногу трижды: поутру, пополудни и на закате. А матери настой пить неразбавленным тоже до трапезы. От того и молока будет больше, и благодушия.

Из аптекарских записей Нины Кориари

В аптеке Нина, бросив корзинку, опустилась на колени. Разумом понимая, что без толку искать, она все же в панике облазила весь пол, начиная от порога и до самой дальней скамьи, на которой несчастный дух испустил. Нет кольца. Отодвинула сундуки, залезла под стол. В такой вот непочтенной позе и застал ее вернувшийся Фока.

– Э-э-э… почтенная Нина? – в недоумении проронил он, глядя на зад аптекарши, туго обтянутый тканью.

Нина, крутясь под столом, наступила коленями на подол и пыталась теперь подняться, пятясь назад. Разогнулась, красная вся, злая – и на себя, что в таком виде недостойном оказалась, и на заявившегося не вовремя Фоку, и на подлую Аристу.

Она поспешно отряхнула колени, отвесила Фоке подзатыльник, чтоб не скалился. Велела пол в аптеке намыть до блеска, а потом заодно и двор вычистить, да огород полить.

Ухмылка Фоки поблекла – знал бы, что потом до ночи все намывать придется, сделал бы вид, что не пришел еще. Насупившись, пошел за водой и холстиной.

Нина, подумав, остановила его:

– Ты, когда мыть будешь, посмотри, не найдешь ли кольцо мое, – в ответ на поднятую бровь пояснила: – Кольцо я тут потеряла. Коли найдешь – получишь милиарисий[20].

Фока вытаращил глаза, но вопросов задавать не стал.

Нина, продолжая злиться на Аристу, накинула мафорий, подхватила свою суму со снадобьями и направилась в сторону гавани.

По улице шла неспешно, опустив голову. Хоть следа от кровавых разводов уже и не осталось, Нина примерно понимала, что несчастный добирался до нее по одной стороне улицы, где и таверна, и аптека ее.

Вот блеснуло что-то между булыжниками на обочине. Нина кинулась было – да нет, просто кусок слюды меж камнями затесался.

Дойдя таким образом до таверны, аптекарша заколебалась. Нехорошо это, приличной женщине в таверну ходить. Однако день еще, под предлогом каким можно и заглянуть.

Нина незаметно перекрестилась под мафорием, попросила у Господа прощения за обман. Вошла в таверну, еле передвигая ноги, к дверной притолоке прислонилась.

Одна из служанок в подвязанной повыше тунике и с плотно завязанном на голове платке бросила на нее сердитый взгляд, двинулась уже, чтобы известить непутевую посетительницу, что таверна закрыта. Но, узнав Нину, подбежала:

– Почтенная Нина, что случилось?

– Нехорошо мне что-то, Марфа. Думала, до дома дойду, но ноги не держат. Подай воды, сделай одолжение.

Марфа кивнула, шустро убежала. Нина присела на крайнюю скамейку, голову наклонила пониже – так-то первое спасение при слабости и головокружении, это всем известно. А сама внимательно осматривала заляпанный вином и жиром пол. Ну вдруг повезет и кольцо просто затерялось где.

Прибежала Марфа с глиняной чашей, расплескивая горячую воду. Видать, только вскипятили. Хорошо, можно будет подольше посидеть под предлогом, что вода больно горяча.

Марфа, косясь на пустой стол в глубине, где обычно восседал хозяин, примостилась рядом с Ниной.

– Что случилось-то, прихватило тебя? – с участием спросила.

– Да что-то неможется. От переживаний – ночь не спала, есть не могла, пошла в баню, да, видать, пересидела в калидарии. Вот и накатила немощь. Но ничего, сейчас отпустит.

– Что это за человек-то к тебе в аптеку пришел? Митрон всякое сказывал, да ему веры нет. Ты хоть расскажи, – от любопытства у Марфы аж нос заострился и ушки вытянулись. Ну чистая лисица.

Нина мысленно усмехнулась – вот ведь сплетни собирать тоже мастерица. Но хоть не привирает, как Митрон.

– Да вот сама бы хотела узнать, отчего он ко мне в аптеку пришел, – ответила Нина, делая осторожный глоток горячей воды. – И как только вывеску углядел? А спасти его уже нельзя было. Ножом его поранили, вот сюда прямо.

Нина ткнула легонько пальцем в правый бок Марфы, та подскочила, взвизгнув коротко. Но тут же опустилась обратно.

– А что ж, если сюда ножом попасть, то и не спасти уже?

– А это смотря как и чем. Его нехорошо порезали, глубоко, да вверх нож направили. Видать, убивец знал, что делает. Может, он в этой же таверне сидел да поджидал его. Народу-то у вас, поди, много было, его и не приметил, небось, никто. Это ж если только кто с глазом острым да памятью крепкой вспомнить сможет. А так… – Нина слабо махнула рукой. – Никто, небось, несчастного того не заприметил.

Марфа задумалась. Насчет глаза да памяти ей понравилось. Она ж тут самая молодая, глазастая да толковая.

– А зря ты, Нина, говоришь, что никто не заприметил. Я всех помню и вижу. Вот расскажи мне, каков он был – я и вспомню сразу.

Нина описала ей подробно умершего, и сложение, и тунику с воротом, и сапоги. При описании сапог Марфа вскинула голову.

– Вот, говорю ж, помню я его! На нем еще плащ был. Крепкий такой, шерстяной. Но поношенный. И кошель. Кошель у него был с вышивкой с арабской. Нитки синие и серые, узор – все кружки да петельки. И сапоги помню его. Шитье и нос поднятый.

– Ох и глазастая же ты, Марфа! Удивительно, как у тебя это получается? Небось, еще и вспомнишь, с кем он вошел, может, беседу с кем вел или за столом один сидел?

Служанка опять задумалась. Нина молчала, затаив дыхание. А ну, как еще что вспомнит. И точно, у Марфы опять носик вытянулся, как у лисицы, и она затараторила:

– Вошел он не один, еще с ним люди ввалились. Да только он сразу от них отошел и к столу в самом темном углу подсел. Там уже сидел кто-то в плащ закутанный по самую макушку. Даже и не видела, как он там появился. Я было к ним сунулась, спросила, может, подать чего. А этот, закутанный, на меня шикнул злобно, отмахнулся. Как ушел он – я не видела. А тот, который твой… ну то есть, которого убили потом, как один остался, то вина потребовал да еды. А после подошел к хозяину и расплатился.

– Вот ведь бывают такие толковые служанки – все помнят, все видят. А тот, что в плащ закутан был, часто к вам приходит?

Марфа головой помотала:

– Первый раз его видела.

– И долго они разговаривали?

– Я вот не скажу, долго ли. Таверна полна была, только успевай подавай.

– А за этим, которого убили потом, кто еще вышел из таверны?

Марфа, подумав немного, вздохнула разочарованно, головой помотала:

– Не видела. Когда он к выходу двинулся, хозяин меня в подпол за вином послал.

– А сейчас хозяин-то твой где? Я бы у него вина заодно купила, раз уж зашла. А то в лавки идти сил нет.

– А нет его, ушел к мяснику недавно. Я передам, так он тебе пошлет вина, как вернется.

Нина, поняв, что больше девице рассказать нечего, поблагодарила, монетку ей оставила за помощь. Да попросила, чтобы если опять тот, в плаще черном, к ним придет, чтоб послала к ней весточку.

Марфа, предчувствуя выгоду и возможные новые сплетни, кивнула, сдерживая ухмылку. Нина оставила таверну и направилась к порту.

Гавань привычно встретила ее шумом волн, скрипом деревянных помостов, криками чаек, громкой руганью грузчиков, тянущих раздутые тюки. Разноязыкая речь неслась отовсюду. Нина на многих языках и понимала, и объясниться могла худо-бедно. Скифская речь как рубленая, жесткая, но у северян более певучая, чем у южных народов. Язык северных славян Нина знала неплохо – спасибо Доре-Добронраве, что обучила воспитанницу. Латинский тут и там звучит, этот тоже язык знакомый, простой. Гортанный говор восточных стран Нина понимала плохо – и народов там много разных со своими языками, и беседу ведут они иначе, чем принято в империи.

Запахи здесь были тоже смешанные. Сегодня ветер был сильный, быстро разбивал и уносил сомнительные ароматы гниющих водорослей и свежепойманной рыбы.

Нина, придерживая у горла мафорий, остановилась на деревянном помосте, не очень понимая еще, зачем она сюда пришла и как в такой толпе можно что-то выяснить. От стены она старалась держаться поодаль – помнила, как когда-то ей на голову камень со стены сбросили, пытаясь убить.

Нина остановила молодого взъерошенного коммеркиария Иоанна. Тот спешил от пристани, прижимая к груди табличку и деревянный ларец. После обмена приветствиями и обсуждения здоровья его жены, недавно родившей первенца, аптекарша расспросила его про пришедшие за день до того корабли. Выяснила, что вон та торговая галера пришла с Сицилии, парусники торговые из Антиохии приходили, да вчера уже отчалили, две ладьи варяжских заходили, прошли к подворью Маманта. А несколько кораблей из Рима и из Венеции пришли на прошлой седмице еще. Посетовав на крикливого младенца, что ночами спать не дает ни ему, ни жене, ни соседям, он распрощался и споро зашагал к воротам. Разбитые его просоленные кампаги оставляли глубокие следы на влажном песке. Нина потерянно глядела ему вслед. Надо бы зайти к его жене, отвар из фенхеля занести для крикуна.

Подняв взгляд, Нина увидела, как из городских ворот выходит сикофант Никон, направляясь к пристани. Вот уж с кем встречаться не хочется – увидит сейчас, опять прицепится, что в его дела лезет да под ногами путается.

Нина отвернулась поспешно, мафорий натянула, скрывая лицо. И кругом, стараясь не спешить, направилась к выходу из гавани. Увязая ногами в мягком разогретом песке, она поспешно направилась к рядам сложенных стеной мешков, стараясь укрыться от Никона. Стена высока, скрыла ее с головой. Вон и ворота близко. Сейчас за тюками прошмыгнет – и домой. Ничего здесь не найдет она, зря пришла в гавань.

Неожиданный удар в спину сбил Нину с ног. Успела руки выставить, упереться. Но кто-то упал на нее сверху, дернул сильно за суму. Руки не выдержали, она уткнулась в песок лицом, едва успев закрыть глаза. В панике забилась, задергалась. А напавший сильно оттолкнулся от ее спины, вдавив ее в песок глубже, и исчез за рядами тюков.

Нина, задыхаясь и отплевываясь, подняла голову, села с трудом. Выплевывая песок и стирая его с лица, она попыталась открыть глаза, слезы душили. За рядами сложенных мешков ее никто и не видел, поди. Повезло, что не убил, не снасильничал. В гавани всегда лихих людей полно. Освободив кое-как лицо от прилипших песчинок, она поднялась на дрожащих ногах. Спина болела безбожно. Нина охнула, держась за поясницу. Опираясь на мешки, двинулась осторожно к воротам, стараясь как можно быстрее убраться отсюда. Войдя в город, отряхнула, всхлипывая, столу. Только тут заметила, что сумы со снадобьями нет.

Нина добрела до аптеки, едва соображая от страха и обиды. Ввалилась в дом, упала на скамью, тихо подвывая. Фока вбежал на шум – видать, во дворе еще прибирался. Увидев Нину, растрепанную, в слезах, он замер с вытаращенными глазами, веник в руках сжимая.

Нина, готовая уже завыть в полный голос, взглянула на него и, собрав все силы, спросила с нарочитой строгостью:

– Все прибрал? – и сама поразилась, как дрожит ее голос.

– Что случилось с тобой, почтенная Нина?

– Ограбили меня. Ничего страшного, в большом городе хулиганья много. Я сейчас аптеку запру и отлежусь немного. А ты домой ступай – завтра приходи пораньше.

– Хочешь, я Гликерию позову? Она тебе поможет. Или матушку приведу.

– Вот еще. Ничего страшного не произошло. И не вздумай даже матушку свою звать, мне еще ее успокаивать придется. А Гликерии волноваться нельзя – ребенок беспокойный родится. Ступай уже.

Фока шагнул было к двери.

– Веник-то оставь.

Он бросил взгляд на веник, выбежал во двор, вернулся с пустыми руками.

– Почтенная Нина, хочешь, я тебе воды подам? Или вина?

– Вина мне налей. Спасибо тебе. И мазь подай, что от ушибов.

Мальчишка шустро налил через медное ситечко вина, подал Нине неразбавленным. С сочувствием глянул на хозяйку. Бледная, к лицу песок прилип, мафорий перекошен, волосы растрепались.

Он подал ей чашу, двумя руками достал горшочек с мазью с нижней полки, поставил на скамью. И присел на корточки рядом, заглядывая Нине в лицо.

Она сделала большой глоток, закашлялась. На зубах все еще скрипел песок. Подняла глаза на Фоку, вздохнула.

– Кольца не нашел?

Он помотал головой.

– Ступай уже, Фока. Завтра к полудню приходи.

Выпив залпом неразбавленное вино, она заперла за подмастерьем дверь. Плюхнулась на скамейку обратно, вытянулась на ней, думала повыть, себя пожалеть. Знала она, конечно, что в большом городе разбойников много, что осмотрительно себя вести надо. Ограбить могли умельцы так, что и не заметишь. Однако так вот, чтобы повалить, да посреди дня, да в пяти шагах от охраны и самого сикофанта – обидно. И спина болела теперь. Но уже, видать, вино подействовало – выть не хотелось.

Нина стянула с плеч мафорий, развязала платок. На пол выпала деревянная бусина с продетой дважды синей ниткой. Откуда она там взялась?

Нина подняла, рассмотрела. Может, с напавшего на нее разбойника оторвалась. Только с каких пор нищие да воры, что сумки крадут, украшенную бусинами одежду носят. Бусина, конечно, дешевая, но все равно странно.

Она положила бусину в ларец для мелочей. Ежели пойдет к Иосифу жаловаться, покажет. Хотя, куда она пойдет? Придется объяснять, что, да где, да почему. До Никона дойдет, он опять на нее взъярится.

Нина вышла во дворик, где наконец-то вымыла лицо и руки. Из последних сил собрала травы, что сушились днем под навесом, завернула в холстину, внесла в дом.

Тем временем солнце уже почти село. Пришлось зажигать глиняный плоский светильник.

Заперев все двери, Нина стянула одежду, увязала потуже волосы. Как сумела намазала спину средством от ушибов. Переодевшись, съела кусок хлеба, наскоро помолилась и рухнула на кровать в комнатке, прилегающей к аптеке.

От пережитого волнения и выпитого вина уснула Нина быстро.

Глава 6

Мазь от ушибов и синяков

В среднюю меру растопленного гусиного жира добавить немного растопленного воска. Вмешать туда же малую меру крепкого отвара из корней купены. Добавить две малых меры растертых орехов с корней таволги и одну меру ее же высушенных цветов. Добавить также одну малую меру порошка из корней арники.

Разлить по горшочкам, дать остыть, завязать промасленной тряпицей.